Две их группы отправили на одно задание, «Птицы» были основной группой, а группа, которую учил и которой руководил Сокол, была резервом и подстраховкой «Птиц».
Обе группы удачно и без происшествий пересекли линию фронта, каждая из них достигла точки начала маршрута и далее добралась до конечной точки. Для группы Сокола конечная точка маршрута была точка встречи с основной группой «Птицы», они были нужны основной группе как дополнительное усиление при отступлении, если у «Птиц» возникнут проблемы. Например, слишком много взятых в плен языков.
Место встречи было весьма примечательным. Там, на краю леса, была избушка лесника, и, конечно, никто не собирался ее занимать, – слишком приметная цель.
За два часа до момента предполагаемой встречи Сокол расставил свою группу по местам, чтобы сразу при соединении приступить к нужным действиям, прикрыть своих отступающих или не дать им пройти незамеченными.
Но всё пошло совсем не по плану – за двадцать минут до того, как «Птицы» выскочили из леса, стали слышны далекие звуки боя. Потом они стихли, а через пятнадцать минут снова раздались, но сильно ближе.
Сокол расслышал звуки тяжелой техники, он уже тогда понял, что прикрытие, скорее всего, не понадобится, – наверняка, его друзья запретят вступать его группе в бой, иначе их группа погибнет напрасно, надо будет ориентироваться по обстоятельствам.
Первым из леса появился Орел, он искал глазами резервную группу. Сокол показался из своего укрытия и дал Орлу понять, что видит его и готов получить указания.
Орел несколькими условными знаками показал сидеть тихо и забирать материалы с того места, где он стоит. Он отстегнул с пояса планшет и демонстративно для Сокола бросил его недалеко от себя, чтобы враги не обнаружили это, идя по следам. После этого он рванул бегом в сторону избушки лесника и спрятался за ней.
Спустя пять минут из леса вышел, хромая, Воробей, – увидев Сокола, он также подал знак не вмешиваться, а затаиться. Заметив Орла, Воробей пошел к нему в сторону избушки, с каждым шагом еще сильнее припадая на одну ногу.
Из леса раздавался рев двигателя и хруст ломаемых кустарников под гусеницами тяжелой техники, за группой гнались даже на танке. Раздалась автоматная очередь, и Воробей упал, не дойдя до избушки.
Через пару мгновений из леса цепью показалось пятеро преследователей, и следом за ними вывалился, подминая под себя всё, что стояло на пути, танк.
Когда преследователи вышли на открытое пространство, Орел, недолго думая, выпустил в них длинную очередь, распустив ее веером от начала цепи до конца, – к сожалению, замертво упал только один преследователь, остальные мгновенно залегли в траву.
Танк развернул свое орудие в сторону избушки и выстрелил, избушку разметало в стороны, а вместе с ней откинуло и Орла, – больше он не поднимался.
Сердце Сокола в тот момент разрывалось, – он знал, что два его друга уже никогда не поднимутся, но он должен был таиться дальше, чтобы поднять планшет Орла и передать данные разведки в штаб.
Враги стали короткими перебежками пробираться к телам убитых «Птиц», первым они нашли Воробья. Осторожно осмотрев его тело и порывшись в его карманах, не найдя ничего интересного, они пошли, уже сильно смелее, к телу Орла.
Один из них наклонился над телом, потрогал, крикнул остальным что-то на своем языке. Пока его товарищи подходили, он решил перевернуть тело Орла, – и зря он это сделал. Орел себя заминировал. Вероятно, после того, как его откинуло взрывом, он был еще жив и смог подложить под себя гранату.
Сокол гордился друзьями, – они погибли героями, исполняя боевой долг. Гибели Ворона Сокол не видел, но точно знал, что тот тоже умер с достоинством. Сокол обнаружил его тело уже позже, когда враги ушли, забрав тела своих убитых товарищей. В теле Ворона было не меньше десяти пуль, а патронов у него не осталось, – он до конца прикрывал отход друзей.
Судьба четвертого разведчика осталась для Сокола неизвестна, но он в его доблести тоже не сомневался ни на грамм.
Забрав у друзей необходимые вещи, подняв планшет Орла, который так и не нашли преследователи, группа наскоро схоронила товарищей, и Сокол поспешил вернуться к своим, их возвращение прошло благополучно.
Сокол много раз вспоминал эту историю и всё думал, что было бы, если бы он тогда вмешался? Но приходил к выводу, что это было бы плохо, – тогда смерть его друзей была бы напрасной, у них не было шанса отбиться от всех преследователей, и тем более – от танка.
Сокол очнулся от воспоминаний, вздохнул, допил последний глоток чая, убрал в пакет и рюкзак недоеденную рыбу и стал собираться обратно в свой маленький лагерь. Дорога до лагеря выветрила из головы Сокола все тяжелые мысли.
Вернувшись, Сокол обнаружил всё на своих местах, – да и кто тут мог что-то взять или сделать, в такой-то глуши?
До конца дня еще было время, и Сокол занялся заготовкой материалов для землянки. А вдруг он тут задержится до холодов? А там можно будет и печь соорудить!
Вокруг поляны было много зарослей орешника, из орешника Сокол планировал сделать жерди, вот их-то он ходил и рубил. Так, за этим трудом, закончился еще один день на поляне.
На ужин была рыба, чай, а потом Сокола грел остывающий костер и радовали мерцающие в бесконечном небе холодные звезды. Спал Сокол эту ночь без снов, проснулся бодрым и жизнерадостным.
После завтрака Сокол собрал все жерди, которые он вчера нарубил, и сложил их рядом с дубом. Сам же сел под этот дуб, прислонился к нему спиной, взял первую жердь и начал задумчиво счищать с нее кору.
– Знаешь, Дедушка Дуб, я этого никому еще не рассказывал, точнее, никому не говорил всего того, что я думаю про мое первое настоящее боевое задание. Что про это все знают? То, что мы его выполнили, часть врагов уничтожили, молодцы. А на самом деле, могли бы вообще никого не убивать, вот совсем никого. Я тогда смалодушничал, боялся сильно, что нас заметят – и всё, будет полный провал всего задания. Когда мы подобрались максимально близко к вражеским позициям, я убил по-тихому часового, воткнув в его спину штык своего автомата. Он не вскрикнул, не дернулся, а просто стал оседать на землю, где стоял, пытаясь повернуться в мою сторону, чтобы посмотреть, что его так сильно и больно проткнуло. Я до сих пор помню его удивление, – кроме этого чувства, в его глазах и на лице ничего не было.
Когда мы добрались до командиров этого, – смешно сказать, – «военного лагеря», они мгновенно сдались в плен. Ни одному из наших солдат не пришлось сделать тогда ни одного выстрела… Вот и зачем я убил тогда того часового? Мы могли его просто взять в плен.
Мне кажется, я никогда его не забуду. Теперь всегда, выходя на боевое задание или разведку, а точнее, когда ходил, очень сильно взвешивал все за и против перед тем, как стрелять или колоть, а сейчас – вообще больше не хочу брать в руки оружия, если только для охоты.
Война – гадкая штука, она никогда никому не приносила счастья, даже тем, кто считался в ней победителем, я так думаю, – закончил свой монолог Сокол и продолжил очищать ореховые палки от коры. Делал он это теперь молча и достаточно долго – завершил, только когда солнце взошло в зенит.
Перед обедом Сокол сходил на родник, тщательно вымылся ледяной водой и ей же наполнил все емкости, которые у него были для еды и чая. После обеда он немного вздремнул, потом взял небольшую палочку и снова пошел к дубу, присел возле него и откинулся спиной на корявую кору древнего гиганта.
Сокол стал строгать перочинным ножом палочку. Эти нехитрые действия помогали ему просто начать говорить, говорить самому с собой, очищая палочку от коры. Сокол будто очищал от какого-то нароста свою душу, скидывал всё это – наросшее за годы войны…
– Дедушка Дуб, знаешь, как я к тебе пришел? О, это, можно сказать, позор любого военного. Я дезертир, самый натуральный дезертир. Ну и кем еще я могу быть после того, что я сделал? Ты спрашиваешь, что я такого сделал, ну вот – я пришел сейчас к тебе это рассказать! – проговорил Сокол и задумался, с чего же ему начать рассказ.
– Я не рассказывал, но была у меня отличная разведгруппа, и назывались мы очень славно, «Птицы», – дальше Сокол рассказал дубу всю историю про группу и самое главное – как погибли его друзья.
– Так, а к чему у меня такое длинное вступление? Вот ребята не зря тогда ходили на задание и погибли, они получили важные сведения о том, где стратегический склад оружия, и самое важное – что туда скоро привезут дополнительные боеприпасы, – Сокол немного помолчал, – ну, это все так думали, пока мы не узнали всей правды.
Сокол посидел некоторое время молча, потом продолжил свой монолог-рассказ.
– Так вот, когда я доставил планшет, который бросил Орел, наше командование решило уничтожить тот склад, но нужно было иметь точное подтверждение, что туда доставили боеприпасы и атака будет иметь максимальную пользу.
Я попал в группу, которая должна была пойти получать подтверждение и сделать наводку для удара, попал я в группу не просто так, пришлось постараться уговорить командование меня туда включить. Очень важно было для меня завершить эту операцию, в которой погибли мои друзья.
Быстро подготовились и отправились на задание, командовал нами один особист, – но это всегда так, да и ходил я уже с ним однажды, не худший вариант.
Дошли мы до места на раз-два, без каких-либо препятствий или проблем. Целые сутки мы просто сидели в лесу и оттуда смотрели, что там на этом складе происходит. На вторые сутки, после двух часов дня, обнаруживаем едущий к складу целый караван из крытых грузовиков, их было шестнадцать.
Все мы насторожились и продолжили наблюдение, надо было при разгрузке распознать, что привезли. В первых грузовиках ничего интересного, явно продовольствие, вторые пять со стрелковым оружием и боеприпасом к нему. А вот оставшаяся половина содержала мне неизвестные ящики с какими-то новыми обозначениями, это вызвало очень живой интерес у нашего особиста, он очень внимательно смотрел и сверялся с чем-то в своем планшете.
Дождавшись момента, когда разгрузят последний ящик, он отдал команду уточнить координаты объекта. Когда координаты были уточнены, наш особист выполз на открытое пространство, передал координаты и подтверждение цели в штаб через спутник, передача эта одноразовая и односторонняя, после передачи данных передатчик просто выгорает, отмена невозможна.
Пока к нам возвращался наш особист, произошло то, что полностью изменило все мои планы и заставило нас немного задержаться, хоть и надо было скорее уходить, так как был риск того, что наш сигнал засекли. К складу подъехали три гражданских автобуса, подъехали они с той же стороны, откуда пришли и грузовики, которые теперь расставились на поле рядом со складом.
Сначала из автобусов вышли люди – из каждого по одному человеку, к ним подошли часовые, что-то посмотрели, махнули рукой, куда парковать автобусы, и открыли шлагбаум. Когда автобусы припарковались, сначала из них вышли те же люди, что и перед шлагбаумом, но потом из автобусов повыскакивали и построились перед взрослыми дети, все в одинаковых костюмчиках и с одинаковыми рюкзачками за плечами, выглядели они как воспитанники какого-то учреждения.
Вся группа прошептала про уродство этой операции, но особист очень быстро и жестко всех осадил, напомнив про приказ, трибунал и полномочия «без суда и следствия», – ропот тут же прекратился. Дальше он отдал приказ отходить обратно к нашим позициям за линию фронта.
В тот момент я уже всё для себя решил, – пойду замыкающим и по пути скроюсь, пойду сдамся в плен и попробую спасти этих детей, хоть шансов очень мало и времени мало было до удара по объекту. Но я знал, что, скорее всего, раньше раннего утра не должны ударить, часов восемь или десять у меня было.
Так я и поступил, шел замыкающим, потом отстал немного, а после и просто развернулся и пошел в обратную сторону. Что и как я буду потом там делать, не знал, и особого плана не было.
Когда вернулся на место, откуда мы наблюдали, я огляделся и решил выйти со стороны дороги, по которой пришел весь транспорт. Конечно, чтобы меня не пристрелили раньше времени, я снял свою белую футболку и привязал к стволу автомата…
…Сокол вышел на дорогу и поднял повыше автомат с белым флагом, а затем пошел в сторону склада. Когда до склада оставалось метров четыреста, он услышал крик с приказом остановиться, поднять руки и не шевелиться, – к нему шли сзади двое, потом один остался подальше, а второй стал подходить.
– Брось оружие, медленно встань на колени, руки за голову, – сказал на международном языке молодой голос. Сокол подчинился, положил в сторону автомат, отстегнул пояс с ножом и пистолетом, тоже отложил в их сторону, потом встал на колени и заложил руки за голову.
– У меня есть важные сведения об ударе по этому складу, необходимо как можно скорее увезти всех гражданских, – так же, на международном языке, сказал Сокол.
– Не шевелись, надену наручники! – ответил молодой голос сзади. Сокол почувствовал холодный металлический браслет на правом запястье, потом холодные тонкие руки завели руки Сокола за спину и защелкнули такой же холодный браслет на левой руке.
– Встань и отойди на три шага вперед, без резких движений.
Сокол встал, прошел вперед три шага и остановился, – всё так же сзади послышались звуки поднимаемого оружия. После раздался разговор двоих, подошел напарник, – быстро что-то обсудив, двое замолчали, последовало шуршание открываемого кармана, шипение и поскрипывание рации и снова разговор, но уже по рации, – говорили они на своем родном, и Сокол не понимал, о чем идет речь, лишь догадывался, что, скорее всего, докладывают о нем и спрашивают, что с ним делать.
– Стой смирно, сейчас за тобой придет конвой и отведет на допрос, там всё расскажешь, – сказали сзади на международном.
Минуты через три со стороны склада показались четыре человека, они подошли к Соколу, двое остались возле него, а двое ушли ему за спину, опять последовал короткий разговор, после которого раздался командный голос.
– Ведите его сразу к майору! – сказано это было на международном, чтобы и Соколу была ясна его дальнейшая судьба.
Когда Сокола подвели к административному зданию склада, очевидно, слух о взятии языка уже облетел всех и вся. Со всех сторон кто не был занят разглядывали подконвойного Сокола с нескрываемым любопытством.
Назначение этого здания в мирное время для Сокола оставалось загадкой, – длинные коридоры и множество комнат, может, общежитие было, но оно находилось далеко от населенного пункта, на казармы тоже не похоже. Сокол бросил гадать, тем более, они поднялись на третий этаж и стояли под дверью и один из конвоиров в нее громко постучал.
Дверь открылась, и оттуда выглянул полный, лысый, усатый и красноносый майор, как понял по знакам отличия Сокол.
– Ты, заходи, – указал пальцем на Сокола майор, – а вы останьтесь тут, – сказал он конвою. Говорил он на международном, чтобы Сокол его понимал. Сокол прошел в дверь мимо майора, которую тот специально раскрыл пошире.
– Садись, – приказным тоном сказал майор, указывая Соколу на стул перед рабочим столом. На столе стояли военный ноутбук, кружка, пепельница и лежали две пачки сигарет и зажигалка.
Майор сел за стол, приложил палец к сенсору, посмотрел в камеру ноутбука и начал быстро набирать какой-то текст на клавиатуре, потом проговорил что-то на своем родном языке в вытянутый на проводе микрофон и, подняв взгляд на Сокола, сказал:
– Вы хорошо говорите на международном? Или вам необходим переводчик?
– Я отлично понимаю и говорю на международном, переводчик мне не нужен, – ответил Сокол, понимая, что это обязательная часть процесса допроса пленного, – для протокола, так сказать.
Дальше последовали обычные вопросы: кто он, возраст, звание, образование, где служил, какая численность войск, с какой задачей был прислан вражеской разведкой и тому подобное. Сокол был хорошо подготовлен к подобным вопросам, без этого его бы не выпустили из школы полевой разведки, его оппоненты это тоже прекрасно понимали.
Все эти вопросы задавал не майор, а голоса из ноутбука майора, этим голосам, по сути своей, вообще не нужно было знать ответы, они и так всё прекрасно знали из своих разведданных, точно так же, как и командиры Сокола всё знали о враге. Важность сведений о планах противоположной стороны была в очень тонких нюансах этих планов, но эти нюансы знали только старшие офицеры, а Сокол таковым не являлся. Весь этот допрос был нужен только для определения психологического состояния пленного, – насколько он откровенен, каков прогноз его намерений, имеется ли агрессия, способен ли он к диверсии или готов сотрудничать.
– По какой причине решили сдаться в плен? – донеслось из динамиков ноутбука. Это был первый вопрос, на который оппоненты Сокола еще не знали ответ.
– Хотел предупредить, что в ближайшее время, в диапазоне нескольких часов, данный склад и прилегающая территория будут уничтожены, какими средствами – мне точно неизвестно! – ответил Сокол.
– Зачем вы решили выдать эту информацию? Решили перейти на нашу сторону?
– Нет, я знаю, что на территории склада находятся гражданские лица, и я хочу их спасти, в особенности – детей.
– Благородная цель, но ваши сведения следует проверить. Как можете подтвердить свою информацию?
– У нас вокруг склада было несколько точек наблюдения в лесу, можете убедиться, я могу указать на карте, где эти точки были.
– Майор, покажите карту, пусть пленный укажет места, откуда его отряд вел наблюдение, и отправьте лейтенанта особого отдела в этом убедиться, – раздалось из динамиков.
Майор что-то нажал на клавиатуре, потыкал экран пальцами и повернул монитор к Соколу, который быстро сориентировался на выведенной на экран карте и отметил точки наблюдения. За этим последовал разговор майора и голосов из ноутбука на их родном языке, и майор позвал конвойных из-за двери.
Конвоиры вывели Сокола из комнаты майора, провели его по коридору в противоположный конец здания, ввели Сокола в какую-то комнату и заперли дверь.
В комнате были кровать, стол, стул, на столе стояла большая бутылка воды, пластиковый стакан, лежали электронные сигареты. В углу комнаты по стене входа была раковина и стоял биотуалет. Сокол осмотрел комнату и хмыкнул, – а не такие уж и плохие условия содержания. Он взял электронную сигарету, подставил стул к окну и начал, потягивая дым, смотреть вдаль.
Стемнело, Сокол всё так же сидел у окна и курил сигарету, за окном было видно только небольшое светлое пятно от лампочки над входом в здание, всё остальное было залито чернотой. Раздались шаги в коридоре и звук открываемого замка в двери. Дверь приоткрылась, а потом и распахнулась, в комнату вошел майор, он что-то сказал часовым и закрыл за собой дверь.
– Добрый вечер, – сказал на международном майор, – у меня к вам вопросы, готовы ответить?
– Конечно, готов, – сказал Сокол, разворачивая стул от окна.
– Могу присесть? – спросил учтиво майор.
– Да-да, конечно, – сказал Сокол, несколько смутившись такой вежливости военного, который имеет над ним полную власть.
– А ты уверен, что удар по складу будет сегодня? – задал вопрос майор.
– Абсолютно, командир нашей группы передал код и точные координаты, я видел использованный одноразовый передатчик.
– А вот разведка спецотдела говорит, что вы лжете, – они не нашли следов вашей группы.
– Тогда или мы хорошо заметаем следы, или вам откровенно врут и никого никуда не посылали и никто никуда не ходил. Я смотрел весь вечер в окно, отсюда видно один из наших наблюдательных пунктов, так вот, я не видел ни одного человека, который туда бы подходил, может, конечно, я пропустил, но всё же…
В дверь раздался стук, и она отворилась, в нее заглянул часовой и что-то сказал майору, тот скоро встал и вышел, дверь заперли на замок. Сокол снова развернул стул к окну.
Минут через десять под окном проехала машина. Как мог понять Сокол, машина поехала в ту сторону, откуда пришли грузовики и автобусы. Сокол, посидев еще с минуту, решил, что можно попытаться уснуть, поэтому лег на неразобранную кровать, не снимая обуви. Что удивительно, он довольно быстро уснул, хоть и знал, что скоро это здание разнесут по кирпичику или снаряды, или бомбы, или ракеты, – что уж там выберут в штабе.
Как показалось Соколу, спал он от силы минут пять, не больше, его разбудил звук вставляемого в замок двери ключа. Дверь открылась и из коридора в комнату проник свет, совсем неяркий, – видимо, коридор освещался крайне скудно. В проеме двери стоял майор, за ним – один из часовых.
– Вставай, пора уходить из здания! – сказал майор и повернулся.
Сокол встал, взял со стола сигарету и пошел к двери, за дверью его ждал майор – и они пошли по коридору в сторону лестницы рядом, часовой шел сзади них.
– Я эвакуировал всех гражданских, как только узнал, что начальник спецотдела в срочном порядке был вызван в штаб фронта и дал мне указания ничего не менять, я тебе верю, – сказал майор.
– Спасибо, – ответил Сокол, радуясь, что его замысел и старания не пропали даром, – а который сейчас час?
– Без пяти минут четыре утра, скоро начнет светать! – ответил майор.
– Оружие-то вы тоже, наверняка, вывезли?
– А как иначе я смогу объяснить все свои действия, если вдруг ты оказался неправ и удара не будет? – улыбнувшись, сказал майор. – Трибунал мне и так уже светит, но тут хотя бы логика есть, для них, – указал он пальцем вверх, а потом добавил, – хотя в такой грязной игре, где жертвуют детьми, пускай и чужими, логика напрочь отсутствует.
Когда все начали спускаться по лестнице, майор продолжил говорить.
– Кстати, раскрою тебе еще страшную тайну. В ящиках тех, новых, которые наверняка и спровоцировали у вас такой интерес, лежат муляжи ракет – и, надо сказать, ужасно сделанные, просто трубы, окрашенные и чем-то набитые для весу. Это было окончательным доказательством того, что вас накормили дезинформацией, улавливаешь?
– Более чем, – ответил Сокол, – это была бы очень большая подстава, но был бы в этом толк?
– Никакого, подождите меня тут, – сказал майор, входя в какой-то кабинет, когда они уже спустились на первый этаж.
Кабинет был в торце здания, там же было большое окно, открытое настежь. Сокол подошел к окну, часовой напрягся и внимательно следил за Соколом, но, немного понаблюдав, как Сокол просто курит у открытого окна, он успокоился, хотя глаз с него не сводил. Сокол мог выпрыгнуть в окно и бежать, но смысла в этом не видел, да и часовой, наверняка, станет стрелять на поражение, а спрятаться просто негде.
Сокол не услышал, не увидел, а почувствовал каким-то шестым чувством приближение взрывной волны со стороны спины, – огромное, сначала мягкое и упругое, потом всё тверже и тверже, оно подхватило Сокола и вышвырнуло в окно, полет Сокола был недолгим, до березы, которая росла недалеко перед окном. Сильно ударившись об нее, Сокол потерял сознание.
Очнулся Сокол, когда солнце было уже высоко, время было часов семь или восемь утра. Он огляделся вокруг, все здания были разрушены и некоторые горели, выпуская в небо черный дым. Вокруг валялись осколки и обломки этих зданий, где-то бетон, где-то кирпич, а то и сразу всё вместе. Местами Сокол заметил и ящики со склада, видимо, их выбросило, как и его.