Я обратно откинулся на стуле и размышлял о споре, в который меня втягивали. Ни один из вариантов меня не устраивал, но и отступиться в перебранке не хотелось.
– Знайте, вы все козлы, – заключил я, – по рукам.
– Класс, еще нас виноватыми сделал, – сказал Мансур, – классический Игорек.
Все снова засмеялись, а я, как ребенок, показал им язык.
Нарвался – иначе это не описать. Я закрепил договор рукопожатием с Шуриком и уже в голове мелькнула мысль: «Я попал», ведь ни один и ни другой вариант мне не выполнить, не так я планировал провести свое лето.
Спор – весьма низкая форма манипуляции над людьми с раздутым эго. Мы бросаемся на вызов, лишь бы доказать то, что нам не свойственно, чтобы казаться победителями. После мы жалеем, что проявили эмоции, ведь именно они приводят к заключению пари. Не будь мы подвержены таким слабостям, то проще относились бы к провокациям.
Спустя пару минут переключившись на другие темы, я пожалел, что так просто повелся на разводку Шурика, которую видел не раз со стороны. Мне хотелось до последнего строить из себя того, кому плевать на отца, что он не причина моего положения, что все складывается замечательно, но это была ложь. Ложь самому себе. Шурик это чувствовал и надавил в нужном месте, чтобы урвать свою выгоду.
Видеться с отцом я не хотел, хотя прекрасно уже представлял, где и когда его можно найти. Через аккаунт своего брата в социальных сетях вышел на остальных членов их семьи, по информации на страницах и фотографиям выстроил примерный график их жизни и увлечений. Это был отдельный сорт мазохизма – наблюдать за чужой жизнью, при чем это было характерно и для моих друзей – они следили за своими кумирами по их блогам. Так в чем между нами различие? Мне тоже интересно пережить хоть и чужие, но эмоции, которые мне уже не суждено было ощутить. Отец давно дал понять, что я лишний в его жизни.
Владик с Мансуром уехали в Родищенск, отчего я выдохнул, когда остался один в квартире. Мое прекрасное одиночество нарушал только Шурик, который видел великий дружеский долг разгонять мою тоску, иногда напоминая о споре, который мы заключили на «праздничной прощальной пьянке». Интересный он человек, вроде такой маленький, но при этом был везде. Порой мы с ним встречались в местах, где не должны были увидеться. Складывалось впечатление, что он преследует меня, но это не так, а нелепая череда случайностей. Вторе заблуждение о нем было следующее: Шурик знает пол-Москвы, куда ни плюнь – везде связи и знакомые. Тем более миры, где мы крутились, были схожими, выйди за пределы нашего общения, то мы сразу бы провалились в пучину неизвестности и незнания, куда обратиться, а именно это мне и требовалось.
Я не мог ответить для себя: хочу я встретиться с отцом или нет; чаще думал о том, как побольше заработать, чтобы быть готовым к выплате долга в конце лета, и, главное, не промахать каникулы, но именно это и происходило. О каком-либо заработке я совсем забыл, да и о летних прогулках тоже. Каждый день разваливался в разных позах перед монитором, лишь иногда выбираясь до магазина. Денег, что присылала мать, хватало на проживание. Меня это устраивало, я по-своему от этого кайфовал, порой включал на фоне сериал, брал семечки и залипал. Шурик же вытаскивал на вечеринки у более-менее знакомых друзей, но эти дни затерялись в остальном обыкновении, в котором я существовал. Думы о работе и споре нагоняли только лишнюю головную боль, ее я заглушал очередной бутылкой пива.
Прекрасные деньки утекали, а суета приближалась, как и частые мысли о скорой выплате долга. Честные заработки крупной суммы мне не попадались, или, если честно признаться, желания поработать так у меня и не появилось, зато гнетущее чувство скорой расплаты – да. Пора было уже отбросить возможность покупки ящика джека, так как на него я бы никогда не заработал, вариант встретиться с отцом оставался для меня хоть чуточку реальным.
Я был подписан в инстаграме на своего брата, но из-за большого количества подписчиков или обычного совпадения в нашей внешности он никак не отреагировал на мою подписку. Я следил за всеми его постами, прекрасно знал, что у него прошел выпускной год и теперь на полную катушку отрывается с друзьями, отмечая окончание школы. Проводил он время в основном за городом. Фотографий с семьей у него было немного, поэтому точное место жительства вычислить не получалось. Я ждал, когда он засветит свое местоположение в Москве, которое смогу узнать, ведь он любил похвастаться. Возможно, были варианты попроще, как выйти на отца, но это же «Я», не ищу легких путей, тем более валяться и листать социальные сети – это все, что умел и предпочитал.
Природа. Шашлыки. Загородные дома. Обнимашки с хаски. Друзья. Пьянка. Снова друзья. И все по кругу. Я существовал чужой жизнью, пока сам разлагался на одном месте. На кровати уже сохранился мой след, в который раз за разом попадал снова, повторяя очертания. На некоторых снимках узнавал Сергиев Посад или Дмитров, но это все было не то, ведь прекрасно знал, что он закончил химкинскую школу, поэтому предполагал, что он живет неподалеку. Я часто ездил в Химки на прогулку, старался запомнить улицы, районы, чтобы сразу распознать, если он появится неподалеку от них. Конечно, по возможности смотрел по сторонам, в надежде сразу выловить рыбку покрупней.
Я очень часто задумывался, на что трачу свое время, да и в принципе свою жизнь, но это было намного лучше того, что со мной происходило прошлым летом в Родищенске, настоящая причина не возвращаться туда – сотворенные мной ошибки, деяния, о которых я не хочу даже думать. Повстречать отца – моя маленькая отдушина, возможность разобраться в себе и получить хоть часть ответов.
Уже не в первый раз я шатался по Химкинской картинной галерее. Для меня это было хоть каким-то приятным времяпрепровождением в городе. Помимо духовного образования, можно было укрыться от жары и от уже надоевших лиц людей, которых я внимательно при каждом приезде рассматривал. При этом каждые десять минут обновлял Инстаграм и рассматривал выкладываемые Иваном Ватиным фотографии. Уже как пару дней природные пейзажи сменялись московскими, поэтому я старался быть поближе к предполагаемому логову змея. Новая фотография: он с друзьями отдыхает на пляже на фоне проходящего по мосту поезда.
Я почувствовал, как сердце внутри заколотило, удача улыбнулась мне. Этот мост проезжал не раз, и место тоже узнал. Я выскочил из галереи и побежал в сторону железнодорожной станции, боялся упустить своего брата, боялся опоздать, ведь не был уверен, что снимок выложен сразу же. Пешеходный переход пробежал на красный свет вопреки каким-либо правилам, позади было слышно звук тормозящих колес, но никакого удара не последовало; ничего страшного, ведь водители, которым пересек дорогу, будут недолго припоминать меня. Простите, я бежал навстречу к своему прошлому, а может даже и будущему. Так же быстро нырнул в подземный переход под железнодорожной станцией, выходящие со всех сторон пассажиры мешали, поэтому приходилось тормозить и маневрировать вокруг них, чтобы не сбить никого случайно, но, выскочив на поверхность, остановился, ведь перед входом в парк увидел свою копию в кругу друзей. Я нырнул за киоск, чтобы скрыться от нежелательных глаз.
Мы были и правда похожи внешне, ему только не хватало моей короткой щетины, а тон волос и цвет глаз мелочи, ведь этого хватило бы, чтобы обратить на меня внимание. В остальном мы походили на принца и бедняка из сказки: он выглядел намного богаче, опрятнее, приятней, чем я. В своей компании он был ядром, центром внимания, вел своих ребят, он привлекал своей речью к себе. О таком я мог только мечтать, ведь для своих друзей я был лишь тенью, довеском. Они спустились в переход, из которого я сам недавно выбежал, аккуратно, не спеша последовал за ними, старался держаться за прохожими, но люди уже рассосались, и остались лишь спешащие по своим делам, но и этого было достаточно, чтобы оставаться все такой же тенью для брата. Но мое торжество рухнуло мгновенно, когда он сел в свою машину: весьма броская салатовая шкода; до этого я не видел эту машину ни на одном из снимков. Если и были автомобили, то дорогие и явно не его, а эта принадлежала ему, ведь он уверено садился за руль. Когда они отъезжали с парковки, я лишь запомнил буквы номера: ИОВ. Хотелось бы сравнить с собой, но эти инициалы принадлежали и ему. Бежать за ним было бессмысленно, поэтому лишь огорченно следил, как он скрывается за поворотом.
Охота накрылась. Фиаско. К такому я не был готов. Ему как раз недавно исполнилось восемнадцать, очевидно, что это подарок от родителей. Любая дальнейшая попытка выследить его обречена, не буду же я, как в фильмах, просить таксиста последовать за машиной, ведь это явно ненормально и оставляет много вопросов.
По дороге домой в метро валялся бездыханным телом на сидениях, без всякого стеснения, что занимаю лишние места и не даю остальным пассажирам сесть. Спокойно войти в квартиру не получилось, умудрился споткнуться о порог и упасть вместе со стоящей в углу вешалкой. В кровать завалился без сил. Все мое тело трясло.
Долго в одиночестве пробыть не получилось. Позвонил Шурик и поставил меня перед фактом, что придет ко мне со своим другом отдыхать. Я так и не понял с его слов, что это за друг, да и не пытался понять, мне уже было все равно, хотелось просто заткнуть дыру в своих эмоциях, которая так и кровоточила от нерешенности. Друга Шурика я и правда не знал, для меня это было неизвестное лицо, которое со временем также растворилось в моей памяти, что даже не жалел, что в тот день безразлично смотрел на него, да и на образовавшуюся на пустом месте пьянку. Мне даже не пришлось что-либо покупать, потому что мои гости пришли с гостинцами на всех. Шурик прекрасно знал мои предпочтения, да и, наверное, всех. Всегда всем выслуживал, печально, что не за просто так. В любой момент мог что-нибудь попросить взамен, и отказать ему было очень сложно, когда он перечислял все, что для тебя сделал.
Часто у меня возникало желание выпереть его за дверь, чтобы прекратить эту вереницу одолжений и братаний, но он вносил маленькую толику существования в мою жизнь. Безумие или ненормальность – можно по-разному это называть, но это куда нормальней всего того, что случилось. Я чувствовал, что живу, а это самое главное. За распитием алкоголя последовала трубка мира. Я провалился в экстаз, мои негативные мысли испарились, заместились чем-то добрым и приятным. Все казалось не таким дерьмовым, что все у меня хорошо, что очередной день закончен не зря, коль наступило такое блаженство. Даже когда позвонила мать, я ничуть не испугался, что буду разоблачен. Ее частым вопросом всегда было: «Не разбудила ли меня?», поэтому тогда согласился и словно через заспанный голос попросил созвониться в другой раз. Моя актерская игра была оценена, после чего повторился круг почета, и я улетел. Я будто, как раньше, несся по лесу, и речной ветер бил в лицо, и даже не это главное, а чувство скорости, беспамятный полет в густой роще, словно прохожу с легкостью полосу препятствий, при этом не имея конечной цели. Нет никакого соревнования, а только свобода в действиях. Блаженство.
Очнулся уже под утро. Убитые тела расфасовывались по соседним комнатам. Вокруг был срач и воняло куревом. Первым делом я открыл балкон, чтобы немножечко проветрить, но потом закрыл, испугался, что соседи учуют, чем мы здесь занимались прошлым вечером. Голову тянуло на дно, хотелось положить ее на что-нибудь, но вид разрухи в комнате бесил, и я подчищал все вокруг. Бардак бесил, ведь только недавно все было чисто и убрано. Сил моих надолго не хватило, и я плюхнулся рядом с Шуриком на диван. Он никак не реагировал на мои телодвижения. На столике рядом лежал последний косяк, который я без стыда, что никому больше не достанется, раскурил. Тяжесть в голове прошла, но если шум Шурику был нипочем, то наполняющаяся сладким дымом комната привела его в чувство.
– Вот ты сучка, – не открывая глаз, пробормотал он, – я специально на утро оставил.
– Сорян, мне было необходимо.
Шурик глубже закутался в одеяло.
– Ладно, ничего страшного, мой сладенький. Все понимаю. На здоровье.
Так же в тумане прошел весь день. Шурик со своим другом свалили после обеда, оставив меня в долгожданном одиночестве. Но только дверь за ними закрылась, я начал себя мучать своей никчемностью, что я всего лишь тело, которое существует за счет банальных потребностей, которые не дают никакой пользы и смысла моему существованию. Минуты на кровати в подобных мыслях длились часами, изживая меня изнутри, стены вокруг сжимались, как и грудная клетка. Мне было мало комнаты, мало своего тела, необходимо было вырваться.
Не успел я подумать о свободе своего «Я», как уже оказался одетым и несся в пустоту московских улиц. Ноги сами вели, не советуясь с головой. Метро. Электричка. Уже знакомые улочки. Я шлялся меж домов Химок, Старые сменились на Новые. Солнце уже скрылось за домами, но от этого машин на улице не уменьшилось, перед перекрестком медленно рассасывались из образовавшейся пробки автомобили. Только подойдя ближе, я заметил причину такой задержки: авария с перевернутым автобусом, который перекрыл почти всю дорогу, машины разъезжались через небольшое окно на дороге. Я проходил быстрее. В гуще серых однообразных машин мелькнула салатовая крыша, но я не спешил, все так же шел, слушаясь ног, но глаза при этом косились на дорогу, не выпуская из вида возможную надежду, что это Иван. Приближаясь, разглядел знакомые инициалы и сбавил шаг, чтобы проследовать за ним, но он выбирался из заточения намного медленней, чем я к нему приближался. Чтобы не бросаться в глаза, перешел дорогу и подошел к ларьку. Никогда так сильно не косился, один глаз рассматривал товар на полках, а другой следил за братом. Выбравшись из пробки, Иван проехал мимо меня и завернул во дворы за киоском. Я последовал за ним. Среди домов уже не поспевал за ним и лишь наблюдал: за какой дом он заворачивает следующим. Я вышел к небольшому прудику, у которого под фонарями выпивала молодежь. Во дворе одного из домов, окружающих водоем, увидел припаркованным тот самый автомобиль, который ранее ускользнул от меня. Я не знал еще, приехал он домой или к друзьям, но радовался небольшой победе в своей охоте, хоть и незапланированной. Водительская дверь открылась, и оттуда выкарабкался силуэт, который с трудом стоял на ногах и опирался за автомобиль. Это был мой брат. Он захлопнул дверь машины и направился к подъезду, но остановился в поисках ключей по карманам.
– Ваня! – раздался возмущенный мужской голос.
К брату приближался тот, кого я искал. Мне было достаточно нескольких фотографий в социальных сетях, чтобы его узнать. Я бросился к ближайшей скамейке, спиной к родственникам. Меня снова охватила жажда воздуха, руки не слушались.
– Что ты творишь?! – орал отец. – Ты мог разбиться! – Он положил сыну руку на плечо, но тот сразу же вырвался.
– Что хочу, то и делаю. Не твое дело! Ты давно мне не отец! Исчезни уже из моей жизни. Я знать тебя больше не хочу!
– Под чем ты? – более спокойно заговорил отец. – Ты не пьян. Я вижу это. Ты думаешь, я ничего не употреблял и не распознаю? Это до добра не доведет тебя. Что это? Кокаин? Героин?
– Пошел ты. Ебись к своей малолетке. Она ж тебе важней, чем мы.
Ваня наконец достал связку ключей и открыл входную дверь, отец хотел его задержать, но зазвонил телефон. Вызов оказался важней сына.
– Что случилось? – Мужчина попытался отдалился от того места, где был сын, чтобы его не услышали, но при этом приблизился ко мне. – Нет! Не могу сейчас приехать, мне надо разобраться с сыном, он опять под чем-то. В этот раз вел машину… не говори, сам в шоке. Не знаю, что делать… Ладно, давай, позже созвонимся.
Он убрал телефон и зашел в тот же подъезд, что и сын.
Глаза болели от косоглазия. Когда дверь за отцом захлопнулась, я лег на скамейку, чтобы хоть чуточку отдохнуло тело. Что делать дальше, не представлял. Даже выйди он один, я не знал, как подошел бы к нему и что сказал, ведь до этого не воображал, что зайду так далеко. Звездное небо над головой успокаивало и уносило. В голове пронеслась мысль о новой дозе «забытия», под которой мог еще сильней расслабиться и унестись от образовавшихся проблем и вопросов обратно в мою несущуюся лесную бесконечность. А нужен ли я отцу, или он мне? Ведь все в прошлом, пора уже повзрослеть, а не создавать для нас обоих проблемы, хотя хватало своих: у него неуправляемый сын-наркоман, а у меня – труп подростка перед глазами. Прошлогоднее лето в Родищенске оставило тошнотворный привкус жизни, из-за этого увеличивалось количество затяжек сигарет. Рассказать в подробностях о случившемся мог только Кулаку, но с ним я прервал связь, как только уехал в Москву, для меня эта была минимальная реабилитация от внутренней боли и переживаний, ведь смерть в такой форме для меня была в новинку. Я был готов к смерти от болезни, старости или несчастного случая – в этих вариантах можно было сделать выводы, а тут урок вынести не мог.
Достав телефон, я начал листать страницы друзей во Вконтакте из Нижнего Родищенска, чтобы хоть немножко восполнить пробелы об их жизни без меня. У Кулака стояла все та же фотография со дня регистрации: довольный и жизнерадостный, никаких новых постов, но два часа назад был в сети. Мысль, что он хотя бы еще жив, успокаивала. У Славика же все наоборот – куча фотографий из студенческой жизни: пьянка в общаге, гулянки по Ястребску, приличные и несоответствующие ему заведения. Главное, что на всех снимках он был не один, всегда в окружении друзей, но, рассматривая каждую фотографию, я не находил Дрона – это уже закладывало печаль. Больше всего боялся, что после случившегося Кулак замкнется в себе и пойдет по неправильному пути, но я не откидывал шанс, что он движется иным путем, не как я.
Рядом со мной прозвучал стук об стекло. Возле подъезда, где скрылись мои нежеланные родственники, стояла девушка из компании Ивана. Я ее видел возле станции и на фотографиях брата в Инстаграме. Она бросала камешки в окно второго этажа. Реакции из квартиры не было. Она достала из кармана пятак и кинула его. Стекло зазвучало острее, отчего девушка спряталась за ближайшим деревом. Штора на окне отдернулась. Я не видел, кто там был, но она помахала рукой и, когда занавеска вернулась на место, села на скамью у двери.
Девчонка подскакивала с места, обходила площадку у подъезда и садилась обратно. Ритуал повторился еще несколько раз, пока входная дверь не открылась и оттуда не вышел мой отец.
– Нахера ты сюда приперлась? – злобно отсек слова он с языка, взмахнул рукой, из-за чего мне показалось, что он ударил ее, но это был лишь жест в воздухе.
Она склонила голову и увела глаза в сторону, губы задрожали от произносимых слов.
– Я хотела…
– Ты хочешь подставить меня? – перебил он ее. – У меня и так все непросто, а тут ты еще. Не хватало, чтобы жена тебя тут увидела.
– Прости, – еще более жалостливо пробормотала она, – но мне тоже нелегко, и ты нужен мне. Сейчас. – Она потянулась к нему, но он отстранил ее от себя и отошел в сторону.
– Послушай, пора прекращать этот цирк. Все происходящее – ошибка. Я сожалею о случившемся.
– Сожалеешь? – прокричала она и, подойдя ближе, толкнула его. – Сожалеешь? Теперь ты сожалеешь?
– Тихо, успокойся, – полушепотом заговорил он. – Хочешь весь дом разбудить?
Он подошел ближе и приобнял ее. Она попыталась рукой отстранить от себя, но в итоге сдалась.
Все это зрелище вызывало во мне тошноту, злость. Даже не потому, что отношения взрослого мужика с девушкой моих лет отвращало, а то, что этот мудак поступает так же, как и с моей матерью. Меня бесило, что он ничему не учится, а просто живет инстинктами своего грязного нутра. Накладывая эти рассуждения на свою жизнь, понимал: я такой же. Сбежал из родного дома только из-за дешевых эмоций, которые привели в итоге меня в никуда. И отец мой также подвергся животным инстинктам, не может пропустить ни одну самку; дом, уют, стабильность – это не для него, ему нужен риск, адреналин от жизни, ему нужен секрет, ему необходимо быть не таким, как все, и из-за этого он становится таким же. Мне необходимо тыкнуть его лицом в грязь, показать, какой он ничтожный. В голове прокручивались различные варианты: поздороваться с ним, чтобы удивить своим существованием; проследить за подружкой и рассказать о ее будущем; прийти к нему домой и познакомиться с женой. Все пути нравились, ото всех текли слюнки, в первую очередь нужны были доказательства: я и мое сходство со вторым его сыном было первым, но необходимо уличить его в нынешней измене. Из куртки достал телефон и навел фотокамеру на эту сладкую парочку. Я ждал более аппетитной сцены, обычное обнимание – это детский лепет, он мог обнимать по разным причинам, отмазаться был шанс. Они о чем-то шептались, но я не слышал этого, только видел шевеление их ртов, в подсознании жалел, что не умею читать по губам. В своих размышлениях потерял хороший кадр, отец романтично отодвинул прядь волос за ухо. Момент был упущен, второй раз он такое проделывать не будет, волосы же на месте. Я начал накидывать варианты, как вернуть прядь обратно: подуть, аккуратно со стороны подвинуть веткой или вовсе попросить их повторить это (почему нет?). Их губы прикоснулись. От этого зрелища свело желудок. На месте девушки я представлял мать, когда он так же целовал ее, только в сознании мне представлялось, что он был такой же постаревший, а мать как со старых фотографий ее молодости. Если голова витала в сторонних мыслях, то палец опустился на красную кнопку. Прозвучал звук удавшегося снимка, который отчетливо услышал я, мой отец и его любовница. Карманная лопата скрывала мое лицо, но при этом я отлично видел его через объектив камеры, в том числе и его яростные глаза, направленные в мою стороны.
– Ты что творишь, придурок?!
Я медленно отступал от отца, а он тем временем наоборот уверено шел ко мне.
Страх. Другого слова я не могу подобрать: испугался, что всем моим планам наступил конец. Ничего умней, как бежать, я не придумал, но как только развернулся и рванул, мне под ноги попалась ограда перед клумбой, отчего сразу упал я и мой телефон. Лежа на животе, я хотел схватить телефон, но отец оказался не дураком и бросился не к фотографу, а к фотоаппарату. Он доломал и так сломанный сотовый и выбросил его в ближайшую мусорку.
– И для чего? – обратился отец ко мне, до сих пор не понимая, кто я.
– Хотел сделать больно, как и ты мне, – промычал я, все так же целуя асфальт, от пыли под носом задыхался, поэтому пришлось перевернуться и облачить себя отцу. – Здравствуй, папа!