И так из раза в раз. Из-за этого все разговоры с Мишей затирались в моей памяти. Возможно, он говорил о чем-то действительно важном, но я этого не слышал и не фиксировал. Но придется признать, что я любил этого засранца и очень ему был благодарен, что составлял мне компанию. Если бы не он, я одичал бы намного быстрее. Он стал своего рода ангелочком на моем плече, в то время как Аня – истинным чертенком. Проблема заключалась в том, что силы света я не способен был больше слушать, но для баланса его мнение требовалось рассмотреть.

Чем чаще посещал анонимные общества, тем тоскливей становилась жизнь. Это превращалось в рутину и одновременно в жуткую шутку над моей жизнью. Никакой анонимности нет. Наши зависимости у всех как на ладони. До сих пор удивительно, почему меня в этом цирке не разоблачили. Порой казалось, что из-за регулярной смены точки зрения я сходил с ума. У меня не получалось стабильно рассуждать и сохранять мысль, мое восприятие мира просто не могло фокусироваться на чем-то одном. Я забывал, что было вчера, какие эмоция испытывал. Поэтому все, что происходило вокруг меня, казалось непоследовательным, как будто я уже побывал в конце пути, теперь смотрю на то, что этому предвещало. Окончательным крахом стала встреча на очередном собрании с зеркальным моим отражением, как будто теперь сидели друг напротив друга ангел и демон. Я со своими темными волосами, карими глазами и во всем черном и мое отражение в белом, с голубыми глазами и светлой прядью. Только ангел почему-то имел татуировки, о которых я давно мечтал, но не решался, либо не имел на них денег и времени.

– И как же тебя сюда занесло?

– Не знаю. Сперва одна тусовка. Затем другая. Ничего же плохого не предвещало.

– Да? Но ты здесь. Со мной. Скорей всего хотел всем доказать, что лучше остальных. Выше всего того отребья, на которых указывали предки. Ты все контролируешь. В любой момент сможешь сказать «НЕТ».

– Отец вечно повторял, чтобы я не совершал его ошибок. Ха. Я и не совершил. Зачем напиваться, когда можно улететь.

– Улетел?

– Да! И очень сильно. Теперь не знаю, как спуститься.

– Остается только упасть, все при этом себе сломав!

Мой двойник смотрел таким вдумчивым взглядом. Другого пути не было. Я это понимал, но не принимал. Не мог. Должен найтись способ легче себя изменить. Может, у кого-нибудь получилось бы меня сбить с этого пути.

– Иоша, очнись! – раздался голос Ани, который вызывал меня из пучины моего сознания. – Иоша, подай хоть какие-то признаки жизни!

При попытке разомкнуть глаза свет остро бил в глаза. По сторонам опять проступали рамки, а спине было неудобно и холодно.

– Жив, жив, – прохрипел я.

– Здесь упаковка от витаминов. Сколько ты сожрал?

Голова не соображала. Я пытался вспомнить последнее, что происходило, но туман не позволял.

– Не помню.

– Давай! Вставай! – Она тянула меня за рукав. – Тебя надо почистить.

– Не могу. Все тело болит.

– Давай хотя бы на бок.

– Какой на бок, мне блевать прям в могилу?

– Какую могилу? Ты себя уже на кровати похоронил? Все сделаем по старинке. – Раздались звуки копошения вокруг меня. Она своими силами поворачивала меня и чем-то вокруг гремела. – Совсем с ума сошел. Ладно я. Мне дозволено. А ты-то что? Не можешь жить здесь – вали домой. Там тебя приведут в порядок и окружат заботой.

– Там об меня вытрут ноги. Я для всех предатель, что для матери, что для друзей. Никому нет до меня дела. Я жалок.

– Хочешь пожаловаться на жизнь? Давай я тебе о своей расскажу?

– Ань…

– Тебе еще есть что терять. Блин, у тебя есть возможность все вернуть.

– Зачем? – Я с трудом и с болью во всем теле сел на диван. – Меня все устраивает.

– Я не забыла твою исповедь.

– Исповедь? Какая еще исповедь?

– Ну? Тогда, на кладбище… Ну да. Конечно. Ты ужрался. Совсем уже не соображаешь. Иошь, завязывай давай. Ты не контролируешь уже себя.

– Как ты смеешь говорить мне это? Кто ты вообще? Дозволено ей. Миссией себя считаешь? Что лучше меня? Ты никто. Кичишься своим дедом и его властью, но сама нихрена ничего не стоишь. Ты не лучше меня. Избалованная девчонка.

В меня прилетела пощечина. Аня смотрела в мои глаза, ждала реакции, но мне было все равно. Я провалился глубоко в пустоту. Возможно, она и не ждала моего ответа. Возможно, кадр просто завис перед глазами, так как когда очнулся, снова был один.

Не помню, сколько пробыл в таком состоянии, но жизнь продолжала течь. Улыбки незнакомцам, когда им промывал мозги. Разговоры с собой. Мишина белиберда. И пустые разговоры с матерью. А я все продолжаю смотреть в пустоту.

Здоровье мамы не улучшалось, но она хотя бы обратилась в поликлинику. Доктор прописал лекарства и пообещал, что она пойдет на поправку. Я уточнил, стоит ли ей лечь в больницу, она ответила, что отказалась, когда предлагали врачи. Все как всегда. Мама такая мама. Видимо, от нее моя упертость, как и чувство «авось пронесет». Забавная истина. Под кайфом откровения случаются регулярно, но не могут сохраниться в голове. Любой полет размазывается и становится похож на картины экспрессионистов, из которых уже сложно что-либо понять.

Щелчок.

– Очнись, – в голове раздался голос Миши. – Ты опять ушел. – Перед моим лицом находились его пальцы, готовые для второго щелчка. Мы находились в каком-то ресторане, в котором я и не помню, как оказался.

– Я так больше не могу. – Я утонул в своих лапищах, чтобы хоть как-то собраться. – Я не различаю, где реальность, а где вымысел. Все вокруг скачет, как кузнечик. Прыг. Прыг. Прыг.

– Тогда обратись за помощью, – спокойно говорил Миша.

– Я видел, как помогают. Разве лучше тем, кого я привожу? Они лишь меняют одну зависимость на другую. Так какая разница? – Я уже истерил, пытался заплакать, но не выходило. – Это замкнутый круг.

– Выбери полезную зависимость.

– Какую? Крестиком вышивать? А может в политику удариться. Класс зависимость. Просто пушка.

– Ты разве ни о чем не мечтал в детстве?

– Я? Да о чем я только не мечтал. Всего и не припомнишь. Сам разве не представлял различные ситуации, как ты делаешь это или то.

– Знаешь, мне с детства нравилось помогать людям. Нравилось видеть их улыбки благодарности. Наверное, поэтому и пошел в адвокатуру, хотел помогать обычным людям.

– Да? Поэтому ты их всех приводишь в секту?

– Я не ангел. И никогда себя им не считал. Союз с Писцовым – необходимое зло. Сколько мне тебе об этом повторять? С его помощью у меня больше возможностей.

– Ты, как и любой зависимый, ищешь оправдания своим действиям. Сам уже давно увяз во лжи себе. Может, откроешь уже глаза? Тебе нравится быть нужным кому-то, нравится репутация хорошего парня. Тебе пофиг на всех тех людей, которым помогаешь. Они лишь средство в удовлетворение твоей потребности.

– Моя потребность – не разрушающая.

– Не бывает, когда одним и другим хорошо. Обязательно будут те, кто пострадает от твоей помощи.

– Зато знаешь, что поступаешь правильно. Если ты забыл, то самоубийцы не благодарят за спасение.

В подсознании звенел колокольчик оповещения: надо прислушаться к Мише, но мысли уже бежали далеко впереди. Осознание, что я хочу завязать, постоянно проваливалось в пустоту. И каждый раз, как раскаяние, поднималось на поверхность, я нервничал, искал, чем заглушить этот крик души. Опять замкнутый круг. Где-то я понимал, что пора уже менять ход своих мыслей, что пора бороться со страхом эмоций. Я превратился в робота. Вся жизнь свелась к тому, что я сам решал, какую эмоцию хочу испытать и что для этого употреблю. И каждый раз, когда терял контроль, искал способ заткнуть внутренний голос. Я забыл, каково просто жить, испытывать радость и боль, а главное – ощущение мечты. Какими бы грезами мы себя ни окутывали, они нас мотивируют стремиться к жизни. Именно этого мне не хватало. Цели. Мечты.

Я завел дневник. Записывал свои перепады настроения, чтобы вычленить, что меня беспокоит, отчего зарываю голову в песок. Каждый раз, как брал ручку, включалась паранойя, глаза бешено бегали, а сердце стучало изнутри все сильней, отчего желание поскорей закинуться возрастало. И не могу сказать, что сопротивлялся, но с каждым разом держался уверенней и шанс на очередной провал памяти сокращался. Я очень радовался, когда получалось оставаться чистым пару дней (что редкость на то время), но после этого следовала более глубокая хандра, которую глушил очередной пьянкой. Я раскачивался на качелях, из пары дней завязки в пару дней бесстыдного веселья. Это уже было достижением для меня, так как уже забыл, что такое трезвость. Возникало чаще ощущение реальности происходящего.

После очередной рабочей вылазки свою пустоту пытался заглушить в обычной кафешке за чашечкой кофе. Мне хотелось словить вкус жизни, ведь не раз слышал об огромном удовольствие для многих провести время в подобном заведении. Истина мне не открылась. Я чувствовал себя белой вороной. Казалось, что все оглядываются на меня и тычут пальцем. Боялся даже сделать заказ – вдруг меня попросят покинуть помещение из-за того, кто я есть. Руки тянулись к телефону, чтобы найти ближайшую закладку.

– Здравствуй, сын.

Ко мне за столик подсел Олег Ватин, мой отец. Ранее я бы посчитал это очередным своим бредом из глубин сознания, но трезвость нескольких дней сквозь головную боль подсказывала, что все это реально.

– Привет. Мимо проходил?

– Нет. Со слов сына, – отец замешкался, – другого, узнал, что ты ходишь на те же встречи, что и он. Только он думает, что ты его больная фантазия.

– Смотрю, он в положении похуже. – Я специально язвил, но внутри был шокирован от мысли, что общался все это время не с добрым двойником, а со своим братом. – Дай угадаю, хочешь, чтобы я прекратил его преследовать?

– Нет. Просто хотел повидаться. А встречи с тобой ему идут на пользу.

– Рад за него.

– Боюсь только рассказать ему правду.

– В этом нет необходимости. Я не собираюсь лезть в твою жизнь. Мне она нахрен не сдалась. Признаюсь, что зря тогда следил за тобой. За это прости. Некрасиво вышло.

– Все нормально. Мы все переживаем подростковый протест. Все совершаем ошибки.

– И какой был твой протест, в твои-то годы? – В этот момент как раз подали чашечку капучино, и я прильнул к ней, чтобы скрыть трясущиеся пальцы, когда они что-то держали – было не так заметно.

– Сбежал из дому. Меня ждал брак по расчету. У нас это была своего рода народная традиция, выдавать детей по связям. Но я был не согласен, хоть и невесту выбрали достойную. Хотелось самому выбирать свое будущее. Правда, оказалось это невозможно. Всегда будут те, кто вклинится в нашу жизнь и изменит ее.

– А можно выбрать путь одиночки и забить на проблемы. Ты ни от кого не зависишь, и от тебя никто. Все счастливы.

– Все зависит от людей, которыми ты себя окружишь. Конечно, будут те, кто потянет ко дну или кого вечно придется спасать. Но это выбор только твой. От тебя зависит, в каком обществе расти, да и если сам захочешь этого. Есть те, кому комфортно жить без стремлений. И есть те, кому надо обязательно кого-то спасать. Это их выбор. Поэтому ты должен себе ответить, чего ты сам хочешь. Только ты сам впускаешь в свою жизнь людей, которым позволяешь ее менять.

– Ты сейчас доволен своей жизнью?

– Я долгое время не принимал реальность. Считал себя самым лучшим. Что буду вечно молодым. Всегда на подъем. В итоге в этой погоне потерял самое главное. Защиту. Никто не идеален. Я бежал от людей, что стремились со мной построить счастье. Я только недавно принял этот факт и остановился. Когда ты счастлив, ты крепче спишь.

Я хотел ему возразить, но слов не нашлось, как и мыслей. Отчего у себя же спрашивал: «А для чего спорить?». Больше требовалось не согласиться с отцом, но понимал, что тем самым подтвержу его слова.

– Совесть за ошибки не грызет? Счастья мало для спокойствия.

– Что сделано, то сделано. Уже ничего не попишешь. Необходимо идти дальше.

– Тогда зачем ты здесь? Ты уже давно меня, как ошибку, вычеркнул и выкинул за борт. Не появись я на твоем пороге, ты бы и не вспомнил обо мне. И не начни я маячить сейчас перед твоим сыном, то тоже бы не проявил себя. Так скажи, зачем ты здесь, коль все позади?

– Хочу помочь.

– Кому? Себе? Браво, батька. Если ты не заметил, я иду на поправку. Я уже признался себе, что у меня проблемы и что мне нужна помощь. Как видишь, я справился без тебя и чьей-либо помощи. Я. И только я нужен себе самому. Может, это тебе следует признаться себе в том же? Тебе, кроме тебя самого, больше никто не нужен. Ни я, ни семья, а только ты сам.

– Ты не один. Без поддержки твоей группы ты бы не справился. Я вижу это по своему сыну. Я здесь только сказать тебе спасибо. Ты уже помог мне и моей семье. Осталось только дело за мной, признаться им в правде. И если тебе понадобиться помощь, – отец достал из кармана визитку и положил ее передо мной, – то вот мой номер, я буду рад поговорить с тобой, если тебе это действительно понадобится.

Он встал из-за стола и направился к выходу, лишь перед этим кивнув мне на прощанье.

– Спасибо, – еле шепотом произнес я, но ему было достаточно этого услышать и улыбнуться мне.

В телефонном справочнике пальцы не смогли набрать его как «отец» или «папа», поэтому превратился в простое имя «Олег». Не знаю, чего я ожидал уже от этой связи, но от разговора с ним мне полегчало, каким бы едким я в этот момент ни был. Старая привычка быть всегда против.

Мою гармонию нарушили новости из дома. Маму госпитализировали, ее болячки оказались куда серьезней, чем она описывала. Меня всего трясло от этой вести. Я понимал, что должен срочно лететь в Родищенск к ней в поддержку, но при своем виде мне было стыдно появиться перед ней.

Я ходил из стороны в сторону по квартире. Руки так и тянулись закинуть и забыться. Все вокруг давило. Ни одна мысль в голове не проходила без тревожности. Из-за этого стало происходить невероятное: я сам напрашивался на разговоры с Мишей. Он сам не понимал, что на меня нашло, а я ему не объяснял, что меня гложет. Единственное, чего я остерегался в общение с медведем, так это встречи с Аней. Он меня успокоил тем, что от нее давно не было вестей, что все реже объявляется в обществе своего старика. Я боялся, что с ней снова уйду в кутеж, тем более понимал, что причина ее исчезновения – именно загул, что она отрывается где-то на полную. Без меня. Я не понимал, почему меня это волновало, вроде я избегаю ее, а вроде мне так необходимо было с ней улететь.

Я каждый день дырявил зеркало, оценивал свою кожу на лице и ямы под глазами. Выглядел все так же паршиво. Порой хотелось своей рожей разбить свое же отражение, привести все тем самым в равновесие, но эта съедающая мысль быстро выветривалась.

Понимал, что спасением для меня может стать дело, новая зависимость (как сказал Миша), но что выбрать, не знал. Все было не моим. Работа не приносила радости, только деньги. Требовалось увлечение, в которое нырну с головой.

Сперва рассматривал варианты с мозговой активностью. Последнее время наблюдал за собой заторможенность реакций в различных мыслительных процессах, с которыми до этого справлялся без каких-либо трудностей. До этого списывал это на усталость и старость, но в глубине понимал, что это отмазка. Причина в моей зависимости.

На одном из собраний Церкви Истинного Бога я подначил народ поиграть, ради развлечения, в покер. Все, на удивление, согласились и втянулись. Даже Писцов иногда заглядывал на наши вечерние игры. Мне нравилось анализировать стол и соперников. А подсчет карт приносил невероятную радость, хоть и не сразу у меня получалось. Проблема заключалась в том, что это развлечение на один раз. Одни и те же игроки приедались, а просчитывать вероятности наскучивало и превращалось в рутину. Все чаще таким образом просто хорошо проводил время. Меня успокаивало чувство, что я не один.

Одним из вечеров за столом пробежал слушок, что объявился выродок Писцова (Аню не особо любили внутри самой Церкви Истинного Бога). Тем же самым днем ее должны были привезти. Чтобы с ней не пересечься, я скорей доиграл партию, просто слив свои фишки. По-быстрому откланявшись, я выбежал на лифтовую площадку. Двери открылись, и мне навстречу в сопровождении Миши вышла она. Что-либо произнести у меня не получилось, я только открыл рот в попытке сказать: «Привет», но этого хватило, чтобы она мне улыбнулась, что погрело мне душу.

– Игорек, внизу гость, – обратился ко мне Миша, – пожалуйста, развлеки его.

Я без возражений, хоть для меня это непривычная просьба, согласился. Все равно уже был подшофе и внизу с гостем продолжил пить. Незатейливая задачка. Случайные временные друзья в связи с работой для меня норма, как и норма их сумасшествие. Гость оказался со своими демонами в голове и общался с собой в третьем лице. Меня это не испугало, да и было как-то плевать. Сам не лучше. Парня зациклило, все свои проблемы сваливал на покойного братца. Это чем-то напомнило мою ситуацию. Как и он, я продолжал биться о стенки коробки вместо того, чтобы попытаться вылезти из нее. Он так фанатично перекладывал свои несчастья, что я задумался о своих проблемах. Кто им виной? Только я, и никто больше. Я сам подвел себя к этой черте. Я всегда мог сказать «нет», никто и никогда меня не заставлял себя губить. И только от меня зависело, какая моя жизнь будет в дальнейшем.

Избежать встречи с Аней у меня не вышло. На следующий день, также по просьбе Миши, вместе с гостем мы отправились на выставку, чтобы скоротать время до грядущей партии в покер. Писцов наказал проследить за ним и составить мнение. У Лаврентия Кузьмича были планы на этого сумасшедшего, но я даже не старался вникнуть в великие планы главы Церкви.

По галерее мы разбрелись. У меня не получалось сконцентрироваться ни на одной картине. Каждый холст плыл перед глазами, и я не понимал, что на нем изображено. Голова трещала от попыток все переварить.

– От тебя ожидала, что будешь смаковать каждую из картин, – произнесла Аня, когда гость от нас отошел, – а ты ноль внимания.

– Голова кружится.

– От прелести этих картин?

– Нет. От трезвости и невозможности все это оценить.

– Миша рассказал. Я рада, что ты пытаешься бросить.

– Я рад тому, что ты рада, но это нифига не легко. Можешь сама попробовать. Тебе тоже полезно.

– Не. Меня мой образ жизни устраивает. Он со мной до самой смерти. Я себя контролирую, а главное, что чувствую себя прекрасно. Так что за меня переживать не стоит.

– Ни у кого не получится избежать краха. Сумасшествие – своего рода посвящение в клуб. Просто безумие становится для нас нормой.

– Опять грузишь. Такой ты мне не нравишься. – Она чмокнула меня в щеку. – Расслабься. Взгляни на мир позитивней, может и он улыбнется в ответ. Вот! Посмотри.

Она потянула меня к ближайшей картине с изображением русского тойтерьера с переломанными конечностями, со следом веревки на шее и рубцами на лапах. И над ним, как в комиксе, надпись: «KILL ME», а название под всей работой: «Выживший».

– Очень позитивно, – с усмешкой произнес я, – если все это было не так плохо.

– Зато он продолжает жить.

– В мучениях.

– У каждого свое виденье проблемы.

Мы продолжали рассматривать это бедное создание, измученное жизнью. Меня эта работа не вдохновляла, а только глубже загоняла в себя.

– О чем я говорил в своей исповеди на кладбище?

– Ты точно хочешь узнать?

– Переживаю, что взболтнул лишнего в пьяном угаре.

– Плюнь на это. Я уже знаю, что ты солгал. Все это твоя больная фантазия. Либо повыделываться передо мной хотел или чтоб пожалели тебя. В любом случае ты был разбит горем после бара.

– Прости. Я правда хочу стать лучше.

– Не сдавайся только на полпути. Твоя жизнь на этом еще не заканчивается.

– Я знаю, но у меня мало времени, чтобы все исправить. Мне нужно срочно домой. В Родищенск. Я чувствую это.

– Так езжай. Тебя ничего не держит здесь. Только, пожалуйста, аккуратней там. Ваш маньячила вернулся.

– Кто?

– Ну? Этот? Понтий Пилат ваш.

– Родищенский палач.

– Верно. Вот он опять объявился. Миша рассказал. Так что твое хвастовство пустышка. Никого ты не убивал.

– Что? – С удивленным взглядом я переключился с картины на Аню.

– Ты в пьяном угаре на кладбище мне исповедовался, что убил этого палача. Своими собственными руками, которые ты теперь отмыть не можешь. Бред! Скажи ведь?

– Не то слово.

– Тогда-то и смекнула, что тебе пора завязывать. Хотела тебя напугать могилой. Вдруг бы от испуга решился все бросить.

– Ты права. Я потерял землю под ногами.

Аня хотела что-то добавить, даже открыла рот, но в галерее началась суматоха. Нас вместе с толпой вынесло из помещения. На улице к нам присоединился гость, и продолжить разговор с Аней у меня не вышло.

Писцова уехала на следующий день. Вроде бы я спокойно ее отпускал, но расстроился, что не попрощался. Я грыз себя, что грубо относился к ней в последние встречи и построил незаслуженно в своей голове гнусное мнение о ней. Она хотела для меня счастливое будущее, чтобы я вылез из выгребной ямы, в которую сам же и зарылся ранее.

Я старался из-за всех сил не уйти в пустоту, но не вышло. Через пару дней узнал от Миши о смерти Ани. Самоубийство. Я не верил. Эта новость меня загнала во тьму без всяких стимуляторов. Человек, что мотивировал меня жить, сам ушел из жизни. Вот что мы скрываем. Все это время я думал только о себе и не видел, что творится у нее на душе. Это ей нужна была помощь, а не мне. Чего я еще не знал? Да всего. Я заперся в квартире и не вылазил. Алкоголь и доставка еды. С ковра собрал остатки точек, но сохранил на черный день. Аня бы не хотела этого. Хотя чего она хотела, мне уже не узнать. Любил ли я ее? Не знаю, ведь до сих пор не знаю, что такое любовь, но время, проведенное с ней, для меня было самым важным, хоть и разрушающим.

Сколько прошло дней между появлением Миши в моей квартире я не запомнил, все как прежде, все как один штрих. Медведь делился последними новостями. Мне уже было все равно. Речь шла о Писцовых, недавнем госте и будущем их секты. Он предлагал мне новую работу, в которую мне и не хотелось вникать. Спас от его занудства звонок сестры, чему был удивлен, она никогда мне не звонила, но я догадался в чем дело, когда принимал вызов.