– Хотя бы не сдаваться. Выход всегда найдется. Главное руки не опускать. Рано или поздно уебки ответят.
Все молчали. Переваривали слова Астапова. Мне же наконец удалось детальней рассмотреть лицо моего ангела. Она однозначно моложе меня, но страданий пережила не меньше. Над бровями уже складывались свежие морщины. В уже суженных зрачках читался гнев. Эта история с Шуриком ей была небезразлична.
– Владик, – обратился я, – почему ты впрягаешься в эту истории? В школе же такого не было. – Я в голове пытался прокрутить все наше прошлое, но прилетали только обратные воспоминания, когда Астапов сам не отказывался воспользоваться пьяными девчонками и пораспускать руки. В присутствии дам и на пике внимания к Владику я не стал об этом говорить.
– В школе был дураком. Не ценил чужие жизни. Был таким же уебком.
– А что изменилось? – заговорил Мансур, который изменился в лице от такой открытости Владика и принял факт, что в позитив мы не придем.
– На моих глазах три уебка изнасиловали девчонку, а я ничего не мог сделать. Посчитал, что это не мое дело.
– Демон и компания? – У меня перед глазами всплывали обрывки из выпускного, где сам поступил не лучше.
– Уебки. Они же предлагали мне присоединиться. Считали своим. – Владик воспользовался наступившей тишиной, чтобы сглотнуть накопившуюся слюну. – Мне совесть не позволила. Отец меня не так воспитывал. – Астапов вдруг взорвался слезами. Я впервые видел, как он плачет, как, собственно, и Мансур. Поэтому он обнял нашего друга, прижав его голову к своей груди. – Она покончила с собой, Маник. Понимаешь? Ушла. Вмешайся я, она была бы жива. Дурак. Испугался опуститься в глазах этих уебков. А ведь они вышли сухими из воды, что несправедливо. Они, а не она, заслуживают смерти.
Все молчали. Никто не хотел вмешиваться. Мансур продолжал жалеть Владика. Для нас с ним это все стало откровением. С такой стороны мы его не знали. Всегда считали, что ему плевать на всех, кроме себя.
За нашим разговором из компании растворились девчонки, кроме Ани. Подружка Владика под шумок растворилась, а Кристина прихватила спящую девчонку и отправила на такси домой, а сама ушла тусить с подружками.
Астапов продолжал проклинать нашу школьную зловещую троицу. Для нас с Мансуром это была обычная практика, но мы обсуждали и Владика наравне с ними. Видимо мы ошибались. Наш друг уже давно доказал, что лучше них.
– Мне надо закинуться, – произнес Владик, когда успокоился.
– Тебе хватит, – говорил Мансур. – Не знаешь, как бывает, когда загоняешься?
– Пофиг. Гулять так гулять. Последний наш общий день.
– Ну вот ты опять за старое. Все еще будет. Мы с тобой еще не раз убьемся.
– Ты прекрасно знаешь примеры, – с грустинкой отвечал Владик, – нас всех ждет новая глава жизни. У каждого она будет своя. Не будет места друг для друга. – Он усмехнулся. – Я буду скучать по нам.
Легкость уходила. Из-за загонов Владика на душе начинали скрестись кошки. Тело и разум ломило от необходимости добавки. Хотелось снова улететь. Владик быстро, нашел у кого и где. На поиски клада мы отправились втроем. Мансур решил в этот раз пропустить и остался с девушкой в клубе. На мое удивление, Владик не кинул ни одной язвы по этому поводу, а даже пожелал ему хорошо провести время.
Когда мы выбрались из клуба, на улице уже была поздняя ночь. Свежий московский ветерок бодрил. Направлялись мы недалеко, отчего пошли пешком через дворы и переходы, пошатываясь при этом от нетрезвого состояния. Каждый поддерживал друг друга на поворотах или ступеньках. Мы валились с ног. Спотыкались обо все, что можно. Складывалось ощущение, что Владик ведет нас окольными путями, чтобы запутать. В один момент мне показалось, что мы потерялись, так как проходили схожий двор, но Астапов уверено пер по навигатору вперед, ища при этом нелюдные маршруты.
– Кажется, пришли, – пробормотал Владик. Он вышагивал по детской площадке высматривая все скамейки под разными углами и сравнивал по снимку на телефоне. – Ни черта не сходится.
Владик приступил тщательно осматривать каждую лавку. Шебаршил в траве из-под ножек и ковырялся в щелях между досок. Мы внимательно следили за его поисками, словно за просмотром немого кино. Ни я, ни Аня не присоединялись к нему на помощь. Разум освобождался от эйфории и наступала тишина, пропасть в которой мы бесконечно летели сквозь свист ветра. Когда сознание вернулось на место, я увидел улепетывающего со всех ног Владика. Отчего-то меня это развеселило. Он так нелепо, чуть ли не на четвереньках, убегал от нас. В голове промелькнула мысль, что он обезумил от веществ окончательно.
– Вот вы и попались, голубчики! – прозвучал за нашими спинами строгий голос.
Позади нас стояло четверо полицейский. У двоих на плече демонстративно висели автоматы.
– Что с ним делать? – произнес худощавый мент, указавший на нашего друга.
– Пусть бежит, нам и этого хватит, – ответил полноватый мент, именно он к нам обратился изначально. Автоматчики рядом с ними со строгими лицами смотрелись, как охрана. – Ну что, молодые? Вот и закончилась ваша молодость. Карманы на изнанку.
Он кивнул своей охране, и те приступили к обыску. У меня сразу же забрали паспорт, в отличии от остального барахла, которое их не заинтересовало. У Ани же кроме телефона ничего не было.
– Господа, вот и подошла к концу студенческая жизнь. – Мне хотелось возразить ему, что уже все окончил, но нетрезвое состояние и стресс от ситуации не позволили. – Теперь-то вас отчислят за такое.
– А что мы сделали?! – возмутилась Аня.
– Ну как что. Трое обдолбанных студента ищут дурь. Вы хоть свои зрачки видели? Все с вами ясно. Мы каждый день таких, как вы, ловим. Насмотрелись. Так что сейчас проследуете в отделение, и мы оформим вас. За такую хорошую работу нам полагается хорошая премия, – полицейский сделал вид, как будто считает деньги, – сейчас только вызову машину для двух торчков. Можете уже прощаться со своим счастливым будущим.
Он отошел в сторону и демонстративно достал рацию, в которую пересказывал историю о пойманных двух студентах. Мы молча следили за нашей экзекуцией. Я уже давно поймал себя на мысли, что рано или поздно такое могло произойти. Принял эту мысль спокойно, как принимал и происходящее в действительности. Было пофиг на свое будущее.
– Ну что ж вы, ребятки, так со своей жизнью поступаете? – задал риторический вопрос худощавый полицейский. – У вас же вся жизнь впереди, а вы выбираете такой гнилой путь. Дальше будет только хуже. Вы хоть о родителях подумали? Что с ними будет, когда узнают, что произошло? Теперь у вас не так много вариантов для будущего.
– И ничего мы не можем сделать, – заговорила Аня, – чтобы поправить наше будущее?
– Эй, – крикнул злой полицейский, когда на секунду оторвался от рации, – не сюсюкайся с ними. У них никакого будущего.
– Я могу, конечно, поговорить со своим коллегой, – отвечал Ане хороший, – но вы должны понимать, что на кону и наше будущее.
– Я вас поняла. Можно позвоню, чтобы у нас всех было счастливое будущее?
Хороший полицейский положительно кивнул, после чего Аня сразу же начала кому-то названивать. Этот кто-то очень долго не брал трубку, из-за чего моя спутница нервничала сильнее. После нескольких попыток ей ответили, она лишь попросила о помощи и назвала адрес, где мы находились.
Хороший полицейский присоединился к плохому и о чем-то шептался, нас же оставили под присмотром автоматчиков, которые при любой возможности поворачивались к нам стороной с оружием.
Мне некому было звонить. Кроме Владика и Мансура я больше никого не знал, а они только сильнее могли испортить положение, да и Астапов, скотина, сам унес ноги. Я не знал: помощь, что придет за Аней, вытащит заодно и меня, или нет. Я весь разговор простоял с каменным лицом, отвечая простыми фразами.
Во дворы заехал дорогой джип, двигался он уверено к нам. За рулем я узнал того самого медведя из клуба. Либо открытый воздух, либо меня отпустило, но медведь уже не казался таким страшным. Да, большой, но очень милый. Он походил на простака.
– Кто главный? – как только вылез из машины, спокойным тоном он обратился к полицейским. Злой мент оценивающе рассматривал его, после чего кивнул в сторону, чтобы отойти от лишних ушей. Разговор не блистал жестикуляцией, делать выводы было рано, поэтому мы смирено ждали вердикта. Между полицейским и медведем засветилась пачка купюр, которую злой коп усердно прятал поглубже под форму. В голове промелькнула мысль: «Лучше бы меня увезли в кутузке, чем быть должным этому зверю.»
– В машину! – скомандовал медведь.
Полицейские отдали мой паспорт и направились в следующий двор, а мы побыстрее на джипе выезжали подальше от этой ситуации.
– Спасибо, – еле тихо сказал я, после чего повторил, но громче, на что медведь лишь кивнул мне.
– Миша, – заговорила Аня, – пожалуйста, деду только не говори. Он не поймет.
– Сколько я тайн о тебе храню? Это небольшой довесок. Если он что-то узнает, то и мне голову оторвет, ведь он мне поручил присматривать за тобой.
– Спасибо, – уверено, в отличие от меня, произнесла Аня. – Прости, что иногда отыгрываюсь на тебе. Ты хороший человек и не заслуживаешь этого. – Она повернулась в мою сторону. – Тебя куда забросить?
– У любого метро.
– Они откроются только через несколько часов. Так что говори куда.
– Тогда на Белорусской высадите. Мне там недалеко.
– Ловелас, – обратился ко мне медведь, иногда бросая взгляд на меня через зеркало заднего вида, – как рассчитываться будем?
– Все отдам, – промямлил со злобой я.
– Миша, забей. У тебя бабла навалом. Я знаю, что дед хорошо тебе платит. Наша репутация дешево обошлась для тебя.
– Это дело принципа. Иначе вы не научитесь ничему.
Аня лишь махнула рукой в его сторону.
– Деньги херня. Представь, чтобы случилось, если бы СМИ узнали. Такой скандал. Дед бы не простил.
– Лаврентий Кузьмич влиятельный человек, думаю, он бы разрулим. Да и у меня есть связи в прессе. Так что фигня. Все упирается в деньги. А вот твоему новому дружку вполне могло не повезти.
– Друзья бы тебя вытащили? – спросила Аня.
– Единственный, кто мог, как ты видела, улепетывал, даже не предупредив.
– Так себе у тебя друзья, донжуан. Надо уметь выбирать людей в свое общество.
– А если вокруг все такие?
– Тогда проще быть одному, иначе из проблем ты никогда не вылезешь. Конечно, если ты их сам не создаешь.
Из-за привычки ездить на общественном транспорте я не узнал местность, когда мы подъехали к Белорусскому вокзалу. На улице уже проступал рассвет, а первые люди спешили на работу.
– Можно твой номер? – обратился я к Ане.
– Тебе мало этой ночи? – с ехидной ноткой говорил медведь.
– Я же должен вернуть долг.
– Оу, даже так. Если будут проблемы с деньгами, то могу подкинуть работку в качестве оплаты.
– Сам разберусь.
Аня без возражения поделилась своим номером. Судя по всему, вечер прошел удачно, но слова медведя по поводу друзей задели. Разум очищался, отчего голова начинала работать и от жизни становилось тошно. Я правда не знал к кому обращаться, увязни в это поглубже. Мама бы разочаровалась во мне, если бы узнала про наркотики в моей жизни. Видимо, поэтому мне понравилась Аня. В разных состояниях мы озвучивали схожие мысли. Она также переживала о мнении деда. Стыд обжигал, но вместо того, чтобы задуматься о завязке, мне хотелось поскорее забыться.
Когда ключи повернулись в замке, я услышал шаги за дверью. Меня ждали. В коридоре меня встречали Владик, Мансур и Славик. В другой обстановке я бы издал победоносный вопль, но усталость и мысли в голове не позволили. Я больше бы отдал, чтобы никого не видеть. Они ничего не говорили, ждали моей реакции, видимо, чтобы самим подстроиться, но мимика выдавала отношение каждого. Губы Владика дергались вверх, а глаза блестели; Мансур встречал с каменным лицом, только со вздернутыми бровями, а Славик убивал меня больше всего своей омраченной рожей и осуждающим взглядом, словно я опять провинился перед матерью.
Я ничего не сказал. Скинул обувь и прошел мимо них.
– Все в порядке? – спросил Славик.
Я игнорировал его.
– Есть чем закинуться?
Ответа не последовало, только еле различимо произнес Мансур: «Голяк».
– Суки. Оставалось же. Я точно помню. Что, уже рассчитывали, что я не вернусь?
– Братан, – наконец-то открыл рот Владик, – мы за тебя волновались…
– Волновались? – Он попытался мне возразить, но я не дал. – Ты мне здесь не ври. Если бы волновался, то не кинул бы нас.
– Не руби так, – сказал Славик.
– А ты, праведник, пошел со своими нравоучениями. Думаешь, я не знаю, как выгляжу со стороны? Мне пофиг. Не надо читать морали. Ты тут никто. Уже показал свое превосходство, хотя ты ничем не лучше меня. Предатели! Вы все. Никто здесь не поставил себя на мое место. Думаете только о себе. Нахер таких друзей. Я завтра же отсюда съеду. Меня и так все предали, а от вас не ожидал. Лучше быть одному. – Я не дожидался ответа, а только отвернулся от них и хлопком закрыл за собой дверь.
Глава 11
Я сдержал слово. На следующий день собрал все свои вещи и переехал на съемную студию в Химках. Почему туда? Случайность, первое, что попалось из дешевых вариантов. Только после переезда вспомнил, что недалеко живет мой отец, но это меня уже сильно не волновало. Я сменил номер телефона и аккаунты социальных сетей. Я отказывался выходить на контакт со своим прошлым. Мне было необходимо начать новую главу своей жизни. Без друзей, без привязанностей. Я устал разочаровывать и разочаровываться в людях. Одному намного проще – намного меньше боли. Единственным исключением оставил свою маму. Если мой переезд в Москву для нее стал потрясением, то мое исчезновение могло стоить дороже. Я не заваливал ее своими проблемами, чтобы у нее было меньше переживаний обо мне и меньше учила меня жизни. Все в выигрыше. Я был способен все сам исправить.
Для возврата долга пришлось собрать все свои сбережения с заказов курсовых и проектов. С остатков чудом хватило на первичный взнос за аренду студии. Из-за этого вопрос с поиском работы вставал ребром. Я ничего не умел делать. Последние годы за счет учебных долгов студентов я неплохо жил, а единственный опыт работы по продаже БАДов оставил негативный отпечаток: вешать людям лапшу на уши у меня не выходило. Как не выходило накопить денег: собери все средства, что я потратил на вечеринки и вещества, то смог бы выгодно взять ипотеку, но мое желание провалиться в пустоту все сильнее откликалось. Видимо, поэтому предложенная работа не казалась мне шуткой. Миша как будто почувствовал, что я отдаю ему последние деньги, поэтому предложил одно дело. Не знаю почему, либо он проникся мной, либо не нашлось другого неудачника, а может все сразу. В результате таблетки сменились на религию.
Миша оказался адвокатом лидера одной секты, о которой я уже слышал ранее. Церковь Истинного Бога – именно ее последователя мы с Кулаком выловили из Родани, именно их главу мы встретили у отца Феофана, именно с его внучкой я зажигал в клубе. Каково же было мое удивление от осознания, что с Аней уже встречался. Она сама не поверила такому факту, даже смутно помнила свой приезд в Родищенск. Из-за частых разъездов с дедом (Писцовым Лаврентием Кузьмичом, позже я с ним тоже познакомился), она не запоминала города, все были как один, и делала она в них одно и тоже.
Мы с ней выполняли схожие роли. Она, как милое ангельское создание, очаровывала окружающих, после чего приводила в общину. Я же занимался более скрытной пропагандой. Первыми моими объектами стали собрания «анонимных» алкоголиков и наркоманов. Там я смотрелся на своем месте. Все проникались мной, моей историей. Все видели во мне родного человека. Я рассказывал о том, как проводил каждый свой день: будний день алкоголь и косячки перед работой, в процессе и перед сном, а в пятницу и субботу уходил в полнейших отрыв, разрешая себе все то, что ранее было запрещено. Я говорил это все от чистого сердца, меня правда волновало отсутствие трезвой жизни, но реальность заключалась в том, что я ничего не предпринимал, чтобы победить свою болезнь. Вместо этого тянул своих «братьев» ко дну. Когда они проникались ко мне, открывались, искали во мне поддержки (а я представал перед ними успешно завязавшим человеком), то окутывал их байками о месте, где они найдут помощь и защиту от общества, что их не принимает. Люди в отчаянии, им необходимо понимание от окружающих, поэтому верили всему, что я им говорил, что предложит им новый Бог.
Испытывал я стыд за свои действия? Нет! Я сам был в нужде. Сейчас, спустя время, я жалею, что ввязался в это, но тогда это было необходимо. Я смотрел на них и видел свое отражение, осознавал, что пора самому выбираться из этой ямы, но, как и они, цеплялся за призрачный шанс легко выйти сухим из воды. Испытывал стыд за другое: на их примере я понимал, как меня затянула пропаганда наркотиков и из-за этого испытывал неловкость, что не могу сам слезть. Я такой же раб привычки. Мне тоже комфортно плыть по течению и просто реагировать на изменения, прикладывать минимальные усилия для своей счастливой жизни, ища легкие источники удовольствия. Я жил в моменте, каждый раз думал, что один раз – ничего страшно не случится, но за каждым разом шел новый, я постоянно находил отговорки, считал себя исключением, что я независим, что я сильная личность и в любой момент смогу бросить, но все это и было зависимостью.
За каждого нового «клиента» мне полагался бонус. Это стало моим постоянным заработком после универа. У меня выходило вполне неплохо, словно старые студенческие заказы никуда не делись, я так же оставался при деньгах, но тратил на те же самые слабости.
Работа на Писцова подарила возможность знакомиться с огромным количеством разнообразных людей. Жизнь превратилась в мечту, что ни день, то новое кино. Но не все так безоблачно. Я ни с кем не успевал сблизиться, никому не мог открыться и обсудить то, что меня действительно волновало. Порой так сильно хотелось заплакать, высказаться, но надежного плеча не было. Раньше я стремился к одиночеству, но не ожидал, что это так тяжело.
Мои школьные друзья сменились на общество Писцова, но меня смешила их компания. Идеалисты. Верят в свою идею, либо делают серьезный вид, что верят. Только с Аней чувствовал себя на одной волне. Она также потешалась над всей этой псевдоверой в Идеального и Единого Бога. Я безумно сильно хотел с ней сблизиться, но она вечно была в разъездах со своим дедом, либо под тщательным присмотром. Любая встреча с ней становилась вожделенной целью, только с ней жизнь обретала краски, хоть и под веществами. Это убийственная комбинация. Каждый из нас стремился к саморазрушению, каждый понимал последствия такого образа жизни и осуждал его, но ни один из нас не прикладывал усилия, чтобы соскочить.
Очередным шансом пообщаться стала совместная рабочая вылазка. Я сам предложил Писцову пройтись по злачным местам в Химках, а Аня ожидаемо вызвалась мне на помощь. Так и начался наш очередной рекламный крестовый поход.
– Кажись, повезло, – произнес аккуратно под ушко Ане. Мы шастали из одного заведения в другое, но везде народ жил, а в очередной полуподвальной тьме люди просто существовали, глушили свое безликое существование. Идеальная мишень, чтобы разрушить уже привычную идиллию. – Меня задолбало менять место, хочется чуть зависнуть.
– Да. Это оно. – Аня оценивала всех посетителей, пока не спеша попивала коктейль. – Предлагаю игру. Один человек – один балл. У кого меньше, тот сегодня за все платит.
– Идет.
В баре было полно одиночек. Они с грустными физиономиями и бокалами в руках утыкались взглядом либо в пустоту, либо в телефон. Жизнь – грузовая штука. Раньше говорил, что все бы отдал за такое, но понимаю, что мне требовался собеседник. Я чувствовал себя непонятым, чужим, что лучше быть одному, чем открываться человеку, который тебя все равно никогда не поймет.
– Привет, приятель. Чего грустный такой? – Я подсел к парню, который не отрывал глаз от стакана, по которому гонял лед и остатки соды.
– Привет, – недоверчиво произнес он, – день не задался.
– Если бы я глушил так после каждого неудавшегося дня, то давно бы спился. – Я усмехнулся и по-дружески шлепнул его по плечу.
На его фоне я выглядел источником света, что для меня несвойственно. Всегда комфортно чувствовал себя на его месте, но работа требовала перемен, а следовательно, перемен от моей жертвы.
– Приятель! – он угрожающе обратился ко мне. – Я не хочу ни с кем разговаривать. Особенно с такими, как ты! Свали!
– Оу! Друг, я здесь с миром. Успокойся.
– Бармен?! – воскликнул он, после чего повернулся ко мне. – Где ты здесь друга нашел? Бармен?! – На него наконец обратили внимание. – У вас здесь нарик обосновался! Сделайте уже что-нибудь, а то всех клиентов распугает!
– Че забыл?! – уже накинулся на меня подошедший бармен. – Здесь приличное заведение. Вали по-хорошему, иначе охрана выкинет!
Я оторопел от подобной нападки. Для меня это было в новинку. Ко мне никто так не обращался. Оспаривать свое право не видел смысла. Я встал из-за барной стойки и скорее двинулся к выходу. У двери висело зеркало, с которого на меня смотрели два провалившихся глаза, посиневшая кожа и прожженная от пепла с косяков одежда. Меня тошнило от собственного вида. Я старался спрятать его в своем подсознание. Не замечать. На свежем воздухе летний ветерок бодрил, отчего повыскакивали по коже мурашки. Я уселся на бордюре перед баром в ожидании Ани, ртом хватал воздух, издавая подобие всхлипов. Мне хотелось плакать, но не выходило. Эта пустота внутри прожигала все. Я понимал, что так не должно быть. Я обязан что-то чувствовать.
– А где белый флаг или накрытый стол?
– Меня выгнали. – Я поднял глаза на Аню, которая выглядела не лучше, но гармоничней, более естественно.
– Заметила, но не стала вмешиваться. Просто клиенты не любят, когда от них отвлекаются. Сам знаешь.
– Рад, что у тебя все окей.
– Ну-у-у. Так, закинула удочку. Не более. Так что не грусти. Пошли лучше закинемся.
На последнем слове меня выдернуло из пустоты, и я, словно мышь за сыром, полетел за Аней. Мне было все равно, куда мы идем, волновало только то, что ждало в конце пути. Когда эта мысль прилетала в голову, я смеялся, но ничего не мог поделать. Большинство наркоманов осознают, что они делают, понимают, что это плохо, что это их разрушает. Ничего с этим знанием поделать не могут. Когда нам озвучивают нашу «слабость», то мы воспринимаем это замечание в штыки. Никто нам не смеет указывать, что делать. И из-за этого создается замкнутый круг зависимости. Это не единственная причина, почему так сложно слезть, у каждого она своя. Порой мы даже не пытаемся понять человека, которому протягиваем руку помощи, из-за чего только вредим положению. Получи я эти знания раньше, то шрамов было бы меньше.
– Ты не хотела бы изменить свою жизнь?
– Что? – Аня посмотрела вопросительно из-за плеча. – А кто бы не хотел?
– Многие своей жизнью недовольны.
– Мы люди. Мы всегда недовольны.
– И что бы ты изменила?
– Раньше узнать правду об отце.
Я ждал встречного вопроса, но его не последовало. Те, кто спрашивает, как дела, чаще ждут, чтобы спросили то же самое у них, ведь их подбивает рассказать то, что их волнует. В этот раз я поймал боль Ани, ведь сам бы все отдал за правду об отце с детства, возможно, жизнь не привела бы к той черте, где оказался. Но мой ответ был бы все равно иным.
Во дворах мы продолжили гулянку, специально выбрали место, где не встретим полицейских и можем просматривать все входы и выходы. Мы наслаждались жизнью, обществом друг друга, а если быть точнее, нераздражением друг друга.
Наш маленький корпоратив раздулся до огромных масштабов, образовав дыру в моем сознании. Очнулся я от просачивающихся лучей солнца сквозь листья деревьев. Лежать было неудобно, повернуться некуда, так как по обе стороны находились стенки по самые плечи. До меня не сразу дошло, что я лежу в яме, да еще в какой.
Кое-как с больной головой вылез из своей ночлежки. На соседнем надгробии лежали мой телефон и паспорт. Я уселся на краю могилы и пытался прийти в себя, вспомнить, как очутился на кладбище. В голову приходила только одна мысль, что это очередная шутка Ани. Она собиралась уезжать в очередное «турне» с дедом, в результате чего я бы с ней снова не увиделся. Вероятно, она будет меня дразнить фотографиями, как я с удобством лежу в могиле. Злая ирония. Я достиг дна. Во всех смыслах. Это был конец пути. От этой ситуации я не смеялся. Было пофиг. А вот пофигизм меня напрягал. Пугало отсутствие границ моего безразличия.
На одном из соседних надгробий я приметил стопку и закуску, оставленные усопшему. Без всякого стыда подполз и похмелился тем, что было. Внутри как будто снова закипела жизнь, причем всеми красками.
Найти выход с кладбища не составило труда. Бесили только взгляды встреченных по дороге людей. Выглядел я мерзко: грязный, в порванной одеждой и с отвратительным запашком. Из-за этого лезть в общественный транспорт не стал. Двинулся вдоль трассы к себе домой. На месте оказался только через пару часов. В первую очередь завалился отмокать в ванну. Как я и предполагал, одним из сообщений на телефоне меня встречал снимок от Ани, где я, сложа руки на груди, сплю в могиле. Среди смайлов затерялся звонок от матери. С ней меньше всего хотелось разговаривать, но внутренний голос подсказывал, что пора.
– Але! – раздался ее голос из телефона после непродолжительных гудков.
– Привет, ма. Как дела? – по привычке произнес классическую фразу.
– Привет. Да не очень. Ты куда пропал? Звоню, а ты не отвечаешь?
– Почему не очень?
– Со здоровьем опять проблемы. Врачи снова рекомендуют лечь на стационар.
– И чего ты не ложишься? Врачей-то надо слушать.
– Да что мне они. Все к старости будем дряхленькими.
– Это не значит, что не стоит следить за своим здоровьем. Полечись. Пожалуйста. Побереги себя. Кроме тебя самой никто не позаботится о твоем здоровье.
– Хорошо. Сейчас разберусь только с огородом и лягу. Твои-то как дела?
– Вот сдался тебе огород. Он-то тебя и сведет в могилу. Заняться тебе больше нечем? Найди уже себе хобби.
– Ну как без огорода? Тут все натуральное, домашнее.
– На рынке то же самое.
– Нет. Не говори так. Там не знаешь, на чем выращено.
– Ты сама помидоры купоросом удобряешь и живешь возле такого же завода, как и эти бабки. Так что выращено у вас все одинаково. Так что, ма, не говори глупости.
– Ну не знаю. Все-таки свое.
– Здоровье тоже все-таки твое. Задумайся. Стоит ли оно того.
– Хорошо. Я подумаю. Как на работе дела?
– И еще. Прекрати заниматься самолечением. Тоже до добра не доведет. Тоже неизвестно, чем ты там лечишь. – На фоне раздался белый шум. – Алло? Ма, ты здесь?
– Да. Да. Я тебя слышу. А ты меня?
– Ма, связь плохая. Давай в другой раз созвонимся. У меня все хорошо. Пока.
Я не мог долго говорить с мамой. Чем дальше, тем сильнее казалось, что спалюсь, что под кайфом. В случаях, когда это происходило, сваливал на усталость, и она верила. Она же мама. Это единственные моменты, когда я стыдился того, во что превратился. Не такое будущее она хотела мне подарить.
Из ванны я вылезал с большой неохотой, но уснуть и проснуться в холодной воде совсем не хотелось. После пары случаев я отучил себя так поступать, ведь после этого всегда ходил простывший, что для моего внешнего вида сказывалось еще хуже.
Без Ани дни протекали быстрее. Точнее, любое ее появление выбивало меня из монотонности. Фотографиями с кладбища она продолжала дразнить. Эта внутренняя шутка оставалась между нами долго.
Появление Миши тоже превращалось в обыденность, тем более все его разговоры превращали в одинаковую пустую болтовню. У него были одни темы: про Ястребскую область, про свои судебные дела и про Церковь Истинного Бога. Я так и не понял, с чего он так сблизился со мной, как будто больше никто не хотел с ним в нашем обществе говорить, но парень он неплохой и весьма притягательный, который не смотрелся на фоне всех остальных. Ему было не место в нашей общине, он куда больше всех нас заслуживал компании получше, особенно лучше меня.
– Слышал, что сейчас творится в Ястребске? – размышлял он, будучи у меня в гостях. – Просто рай для анархистов.
– Да? И почему? – Я как обычно был убит. Валялся на диване. Присутствие Миши меня не смущало, но бесили порой его нравоучения.
– Кто-то сжигает объекты под страхованием вашего губернатора. Причем так искусно, без жертв. Прям заслуживает уважение.
– Да? И с каких пор ты одобряешь анархию?
– Нет. Конечно, я не одобряю. Просто не могу не восхититься грамотностью исполнения. Кого-то местное правление явно задело. Мы с Кузьмичом только переживаем, как бы он наши церкви не пожег, ищем уже другого страховщика. Я предлагал ему вариант на этом подзаработать, но ему репутация важней. Не хочет, чтобы церковь ассоциировалась с огнем. Типа грешно. Словно какое-то язычество. На мой взгляд, было бы больше общественного внимания, может, теплее народ отнесся.
– Да? Прям с огоньком идея, – сквозь зевок сказал я.
– Ты можешь быть хоть раз посерьезней?
– Зачем? Мне хватает серьезности с этими вислоухими придурками. Дай хоть с тобой подурачиться.
– Не думал изменить уже свою жизнь? Я целый год за тобой наблюдаю, а ты даже не планируешь меняться или двигаться дальше. Какое ты видишь для себя будущее?
– Братан, иди нафиг. Запел родительскую песню. Все меня устраивает. Сам-то ты как изменился? Ты ничем не лучше меня. Я хотя бы принял себя таким, какой я есть, а ты дальше продолжаешь строить из себя святого. Лучше закинься. Расслабься.
– Дурак ты, Игорек. В дури ты не найдешь счастья. Я прекрасно осознаю, каким дерьмом занимаюсь для Кузьмича, но получаю в ответ ресурсы, которые пускаю на пользу. Я для себя знаю, что поступаю правильно. Понятно, что не каждый согласится, что цель оправдывает средства. Везде будут недовольные, просто надо научиться анализировать свои действия, а не опускать руки от чьей-то критики в твою сторону.
– Медведь! Пошел нахер отсюда! Поступает он правильно. Ты хуже любого дилера. Ты адвокат дьявола. Тебе нечем крыть.
– Знаешь? Я не обязан тебе что-либо доказывать. Я тоже, конечно, молодец, нашел, перед кем оправдываться.
– Ой, вот не надо мне тут обидку строить, что я тут плохой. Ну давай, удиви. Что ты сделал?
Миша ломался. Пару раз открывал рот, но останавливался. Надувал щеки и кидал в мою сторону косой взгляд.
– Я с денег Кузьмича сейчас активно помогаю обманутым дольщикам, нахожу дополнительных инвесторов и застройщиков, что готовы помочь.
– Успешно?
– Да! Ты, конечно, не оценишь, но я и не жду.