Шут схватился за топор.
Но, схватив топор так смело,
Тяжко вскинул на плечо.
На душе как помутнело,
Шут скривился всем лицом.
Думал бедный здесь на плахе
Заработать жизни рай.
Думал так прибавить платы
Стать богаче и важней.
Кто бы знал, что пережженный сахар горький?!
Кто бы знал, да подсказал:
«Мол не суйся, шут убогий!
Жизнь вершить не над собой!»
И стоит он омраченный,
Смотрит в очи государя.
А затем в глаза бедняги,
Что прижат щекой к колоде.
Ловит блики солнца
От носка до бороды.
Заточенный, острый-острый
На плече шута топор.
Все сейчас хотел он бросить,
Разочарованный собой.
Провалиться бы сквозь землю
Шут хотел сбежать, домой!
Так и сделал бы с тоской,
Но толпой разогреваем,
Он услышал крики: Делай!».
И государь кричал: “Давай!”.
Все вокруг шута манеры
Не признали трусость в нем.
И, людьми заговоренный,
Шут с закрытыми глазами
Вмиг ударил топором.
Кровь плеснула в стороны.
Праздник жизни завершен.
Голова катилась долго,
Невесома и легка.
Шут взглянул на дело рук.
Нет бедняги, только тело.
И мурашки по спине шута ползут.
«Что наделал? Что наделал?
Мог ведь парня пожалеть…»-,
Может и шута когда-то
Так же будут тут судить?!
Мог ведь бить челом перед государем,
О дерзкой выходке простить,
И своим талантом складным
Так державца рассмешить,
Что простил бы он беднягу…
А на деле вышло глупо.