Она нагло осматривала его с ног до головы, словно видела перед собой призрак.
– Я, Пенелопа, – заикаясь, ответил Юлиан.
Он боялся потерять сознание прямо здесь.
Пенелопа глубоко вздохнула, наверняка, борясь с желанием ударить Юлиана.
– Зачем ты пришёл?
– К тебе, Пенелопа. Это всё ради… Я вернулся из-за тебя. И это тебе, – Юлиан протянул дрожащей рукой цветы.
– У тебя хватило смелости и наглости?
– Прости меня, Пенелопа.
В последний раз столь растерянным и жалким Юлиан ощущал себя после родительских собраний в школе.
– Не могу простить, Юлиан Раньери. Ты сделал мне очень больно.
– Знаю, Пенелопа. То, письмо, которое ты написала мне… Я прочитал его только вчера.
Пенелопа не принимала цветов. Она принципиально скрестила руки на груди, ясно давая понять, что астры так и останутся в дрожащей руке Юлиана.
– После чего что-то внутри тебя растаяло?
Юлиан кивнул и убрал руку. Другой рукой он вытащил письмо и аметистовый стебль.
– Это напомнило мне, что я ещё жив и принадлежу тебе.
– Никогда не принадлежал, – решительно отрезала Пенелопа. – Поэтому уходи.
– Я не могу, Пенелопа…
– Уходи.
Юлиан был готов упасть на колени, но никуда не уходить. Готов был замёрзнуть и превратиться в живую льдину, но ждать её у этого порога столько, сколько придётся. Эмоции переполняли его, но оставляли все возможные действия лишь в мыслях.
– Уходи отсюда, Юлиан Мерлин! – воскликнула Пенелопа, пустив тонкую слезу.
Юлиан не мог уйти. Он словно прирос к полу и его судьбой было остаться навсегда статуей на крыльце дома Лютнеров. Увидев слёзы Пенелопы, Юлиан ощутил, как его глаза начали намокать. Но он сдержал слёзы. Он не должен плакать.
– Почему ты не уходишь? – рыдающим голосом спросила Пенелопа.
– Я останусь здесь навсегда, – выдавил из себя Юлиан.
Ему было больно смотреть на слёзы Пенелопы, но он не знал, как её успокоить. Он не мог найти в себе смелости обнять её и попытаться утешить.
Ровно минуту они стояли друг напротив друга – один на улице, а вторая дома, и молчали.
Юлиан сделал шаг за порог дома, в который его не приглашали. Случилось чудо или обстоятельства сошлись сами собой, но Пенелопа не оттолкнула его.
Он обняла Юлиана и уткнулась головой в её плечо.
От неё пахло чем-то сладким и безумно знакомым. Её тело было теплее чем когда-либо преждё. Юлиан прижал Пенелопу настолько крепко, что перекрыл её дыхание, но она не сказала ни единого слова против.
В такие моменты забываешь о том, что случилось когда-то или случится впредь. Всё остальное отходит на второй план, потому что то, что происходит прямо сейчас, является единственным и определяющим.
Это не счастье, скорее – спокойствие, но в таких обстоятельствах не требуется ничего другого.
– Я люблю тебя, – прошептала Пенелопа и поцеловала Юлиана в щёку.
Он никогда не слышал от неё таких слов, но в этот момент верил беспрекословно. Увы, он не сказал ей того же самого, но этого уже не требовалось. Юлиан знал, что куда важнее всех слов поступок, который он совершил – переборол себя и свои принципы ради чего-то большего.
– Тебе не помешало бы подстричься, – улыбнулась Пенелопа и погладила спустившуюся со лба прядь волос Юлиана.
– Не уходи от разговора, Пенелопа, – убрал прядь назад Юлиан. – Почему ты прогоняла меня?
По счастливому стечению обстоятельств, несмотря на воскресный день, родителей Пенелопы дома не оказалось. То ли они были на каком-то приёме, то ли на каком-то мероприятии, то ли и вовсе в гостях – не имело значения. Юлиан задал этот вопрос Пенелопе, но не вслушивался в её слова, потому что имел значение лишь голос, которым он наслаждался.
– Для того, чтобы ты не уходил, – ответила Пенелопа. – Я хотела, чтобы ты закончил свою миссию и разрушил последние ворота перед своей целью.
– Драма, – усмехнулся Юлиан. – Прямо как в сопливых фильмах. Никогда не думал, что когда-то окажусь персонажем одного из них.
– Увы, Ромео из тебя никакой.
Они сидели за столом в гостиной и пили кофе, который приготовила Пенелопа. Юлиан не мог врать себе – кофе был далеко не самым лучшим в его жизни. Но имело ли это хоть какое-то значение сейчас?
– Я всегда это знал, – сказал Юлиан и свободной рукой сжал руку Пенелопы. – Чем ты занималась всё это время, что меня не было?
– Ты мог сколько угодно раз написать или позвонить мне и спросить. Первые две недели я сидела у окна и ждала, что ты подойдёшь к порогу моего дома. Потом написала тебе письмо и долго плакала, но уже не у окна. А потом… Потом я внушила себе, что придумала тебя и начала жить дальше.
– Ты изменилась.
– Мы все изменились после тех событий. Как ты проводил своё время?
Юлиан поставил чашку на стол. Он не хотел, чтобы в первую же встречу они говорили об этом.
– Уныло и угнетённо, Пенелопа. Мне было настолько плохо, что я не хочу вспоминать об этом.
– Прости, что бью в твою ранимую душу, Юлиан. Я всё понимаю. Будь я какой-нибудь рыжей стервой, никогда не дала бы тебе забыть того проступка, но я не такая. Если мы снова здесь, рядом друг с другом, мы должны оставить всё в прошлом.
– Представить, что ничего не было, – кивнул Юлиан и укусил пончик.
Он был очень голоден.
– Ничего и не было. Знаю, в кино и книгах принято страдать и бороться за своё счастье. Но зачем, если мы и без этого рядом?
– Достаточно борьбы. Я так усердно боролся за правду этой осенью, что она едва не выжгла во мне всё.
– Что же заставило тебя вернуться, Юлиан? Столь неожиданно – безо всяких предупреждений? Тогда, когда о тебе уже стали забывать?
– После того, как Лиам Тейлор передал мне аметист, я наконец-то решился прочесть твоё письмо. Твой голос звучал в моей голове будто наяву. Я чувствовал твоё присутствие за моим плечом, но не мог к тебе прикоснуться. Это словно дало мне пощёчину и разбудило от зимней спячки.
Пенелопа молчала, переваривая это. Юлиан заметил, что ей приятно, и она отводит глаза, сдерживая улыбку. Её губы временами начинали открываться, но на половине пути слова останавливались и отказывались выходить наружу.
– Я вижу, ты голоден, – перевела она тему. – Могу приготовить что-нибудь.
Юлиан не отказался бы от большого и сочного стейка, но совесть не позволила настаивать на этом.
– Не надо, Пенелопа. Мне достаточно того, что я вижу тебя. Как там Йохан и Хелен? Виделась с инспектором Глесоном? А что сталось с Теодором?
– Так много вопросов, – ответила Пенелопа. – Йохан сдал сессию на «отлично» и записался в кружок по боевым единоборствам. Хелен три месяца провела в поисках парня и не могла думать об учёбе. Увы, все попытки закончились крахом. Инспектор Глесон после восстановления наконец-то зажил спокойно. Надеюсь, он счастлив. Теодор, насколько знаю, находится в приюте у Старших Сестёр и постигает азы среднего образования. Возможно, ему даже разрешат получить школьный аттестат.
– Похоже, всё это время вы жили как нормальные студенты. Без всяких заговоров, убийств, похищений и возвращений из ада. Честно, я рад за вас.
– Да, без тебя город наконец-то зажил спокойно, – улыбнулась Пенелопа.
– Выходит, всё дело было во мне?
– В тебе и только в тебе, Юлиан! Как только я увидела тебя, сразу поняла, что моя спокойная и мирная жизнь закончена.
– А сейчас у тебя есть такое ощущение?
Пенелопа засмеялась и поднялась из-за стола. Юлиан искренне надеялся, что она отправилась за чем-то съестным.
– А кто сказал, что я не хотела как раз этого? – сказала она. – Думаю, мне именно этого и не хватало.
– Выходит, ты не против ещё раз побегать от вервольфов?
– С тобой – да.
Пенелопа взяла полотенце в руки и открыла духовку. В этот момент Юлиан понял, что его желание наконец-то сбылось. Он ощутил запах запечённой курицы.
– Тут вроде осталось что-то, – сказала Пенелопа и обернулась в сторону стола.
Она ожидала увидеть Юлиана там, а не прямо перед собой, но была не против.
Он обнял Пенелопу и произнёс на ухо:
– Прости меня ещё раз.
Ответить он Пенелопе не дал, потому что страстно впился в её губы. Пара застыла в неистовом поцелуе.
Ещё три месяца назад Пенелопа ни за что не стала бы целоваться с кем-то в своей гостиной, потому что опасалась внезапного появления родителей. Но сегодня был не тот случай. То ли Юлиан так влиял на неё, то ли она сама изменилась, то ли встреча попросту затуманила её мозги, но факт остался фактом.
Камин весело потрескивал, пахло холодной курицей и горячим кофе, а губы юных людей так и не решались отцепиться друг от друга. В этот день – впервые за долгое время, всё наконец-то было хорошо.
Поцелуй не перерос в нечто большее. Юлиан и не настаивал на этом, но первая встреча после долгого расставания, в ходе которой он еле-еле смог реабилитировать себя в глазах Пенелопы, была и без того не самым худшим моментом.
Однако поцелуй – юношеский и невинный, казался Юлианом большим, чем он мог заслужить.
Он провёл у Пенелопы два или три часа, которые пролетели для него словно минута. В такие моменты не замечаешь времени и ясно ощущаешь, что оно – всего лишь иллюзия, созданная людьми для удобства.
Родители Пенелопы вот-вот должны были нагрянуть, и Юлиан понимал, что проводит последние минуты наедине со своей девушкой.
– Ты был на слушании, – сказала Пенелопа, когда они пили уже третью порцию кофе.
– Был, – сухо ответил Юлиан.
Он отдал должное Пенелопе, потому что она решила заговорить на эту тему лишь спустя несколько часов.
– Думаю, тебе неприятно это слышать, но я должна спросить тебя, – осторожно подошла к вопросу она. – Как всё прошло?
– Разве ты не читала газет? Уверен, все еженедельники не переставая пестрили заголовками.
– Не без этого. «Убийца и предатель получил по заслугам», – процитировала Пенелопа.
– Не получил, – ответил Юлиан. – Меня не покидало ощущение, что всё происходящее на слушании – фарс. Словно всё было спланировано заранее – и речь свидетелей, и вынесение приговора.
– Скажи мне, что ты был не из тех, кто действовал по заранее уготованному плану.
– Конечно, не был, Пенелопа, несмотря на все уговоры моего деда. Только грош цена была моим высказываниям. Меня никто не хотел слушать. Не только адвокат Сорвенгера, но и сам судья почти в открытую потешался надо мной. Они восприняли мои слова как откровения сумасшедшего. Весь зал. Я никогда не ощущал себя так неловко. Хотелось послать их всех к чёрту и уйти, но… Не смог.
– Ты сохранил своё лицо. Там, где все лгали, ты говорил правду. Неважно – поверили ли они тогда. Важно, что ты верил сам себе. Важно, что я знаю то же самое, что и ты. Правда всплывёт наружу рано или поздно.
– Они могли бы вызвать тебя на слушание, но не стали, – сказал Юлиан. – Потому что слова двоих имели бы хоть какой-то вес. Никому это было не нужно, Пенелопа.
– Иногда нужно сдаться и оставить всё как есть. Есть силы и люди, которые заведомо выше нас и противостояние с ними самоубийственно.
– Там был Лиам Тейлор, – не мог угомониться Юлиан. – Я уверен, что он тоже знал правду, потому что являлся близким другом Ривальды. Почему молчал и он?
– Потому что знал, что это бесполезно, – предположила Пенелопа.
– Из-за того, что мы заранее считаем все попытки безнадёжными, войны и проигрываются.
Пенелопа пересела к Юлиану и обняла его. Он знал, что она чувствует его боль, и за это ценил её.
– В любом случае – Сорвенгер за решёткой, и никогда оттуда не выберется, – тихо и нежно сказала она. – Спустя сто лет ему будет почти сто пятьдесят, а люди редко доживают до такого возраста, сохраняя при этом ясность ума.
Юлиан опустил голову. Он слышал неровное дыхание Пенелопы. Знал, что она испытывает возбуждение, находясь рядом с ним, но не может распорядиться им так, как хочет.
– Таких, как он, может остановить только смерть, – произнёс Юлиан и поцеловал Пенелопу в щёку. – В самом конце я взглянул в глаза Сорвенгера и понял, что всё идёт так, как он спланировал. Глаза не могут врать.
– Это паранойя, Юлиан.
Возможно, Пенелопа бросила слегка неосторожное слово, но Юлиан не стал придавать этому значения. Осенью он и сам считал, что одержим паранойей, но в итоге сбылись все его самые худшие опасения.
– Если вдруг он вернётся в нашу жизнь, я встану на его пути и отправлю на тот свет, – произнёс Юлиан. – Ривальда готовила из меня своего преемника, и только лишь из уважения я не должен её подвести.
Пенелопа не относилась всерьёз к его словам. Юлиан не видел её лица, но чувствовал, что на нём пробивается улыбка. Но он не мог злиться на неё из-за этого, потому что ничем пока ещё свои громкие слова не подтвердил.
– Мне называть тебя моим героем? – спросила Пенелопа.
– Достаточно просто – «моим».
Он был рад, что Пенелопа перевела разговор в положительное и непринуждённое русло. Юлиан хотел того же самого.
Пенелопа села на его колени и снова начала целовать.
Юлиан вернулся в общежитие уже поздним вечером. По пути от лифта до своей комнаты он встретил нескольких студентов, каждый из которых бросил недоверчивый взгляд в его сторону. В этом не было ничего удивительно – в таких закрытых общинах, как общежитие, всегда с осторожностью относятся к чужакам.
Юлиана не особо это заботило – его разум был полностью поглощён прошедшим днём: встречей с Пенелопой, примирением и поцелуями. Рано или поздно всё образумится, и Юлиан станет здесь своим. У него всегда неплохо получалось вливаться в подобные компании – пусть и не на главные роли, но и не на позиции аутсайдеров.
Гарета не было дома, благодаря чему Юлиан спокойно вздохнул. Едва раскрыв дверь, он увидел стоящий около его кровати большой чемодан на колёсах.
– Оперативно, – произнёс он и приблизился.
К чемодану была прикреплена небольшая записка, которую Юлиан незамедлительно открыл.
«Надеюсь, ты сделал правильный выбор. Дед в бешенстве, но я уговорила его дать тебе второй шанс.
Ф. Раньери»
Немногословно, но веско. Вещи Юлиана наконец-то прибыли к нему, а дед, скорее всего, не будет преследовать своего внука.
Это было первое утро за долгое время, когда Юлиан действительно проснулся, а не сделал вид. Солнце ещё не встало из-за горизонта, но лучи вчерашнего дня освещали дорогу для Юлиана.
Надев студенческую форму – синие брюки, рубашку и жилет, Юлиан отправился в академию.
К счастью, она находилось совсем близко, поэтому Юлиану не пришлось тратить время на общественный транспорт для того, чтобы не опоздать. Город был очень оживлён, как и полагается в утро понедельника – сигналили автомобили, прохожие едва ли не расталкивали друг друга, а светофоры еле успевали менять цвет с зелёного на красный и обратно.
Процедура восстановления не заняла много времени.
Элиза Даугтон – худая и невысокая женщина со взглядом орлицы и причёской, как у павлина, не торопясь, рассматривала личное дело Юлиана. Она была новым ректором академии, и менее, чем она, на эту должность подходил разве что вервольф Теодор. Юлиан не мог выделить для себя причин этого негатива, но и принять фрау Даугтон, по крайней мере, пока что, не мог.
– Юлиан Андерс Мерлин, – пробурчала она, не поднимая глаз. – Студент первого курса общеобразовательного факультета, специальности «Феникс». Был обвинён в убийстве Грао Дюкса и попытке взлома его дома, после чего отчислен из академии принца Болеслава. В ноябре прошлого года все обвинения были сняты. В январе текущего года по личной просьбе Лиама Тейлора был восстановлен. Герр Мерлин, вам это нужно?
Юлиан не сразу понял её вопроса.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил он.
– Вы желаете продолжить обучение или все старания мистера Тейлора были напрасны?
– Конечно же, хочу, фрау Даугтон. Иначе бы я не стоял здесь.
Ректор молча кивнула и перелистнула страницу, очевидно, изучая очередной интересный момент из биографии Юлиана.
– Был свидетелем по делу Якоба Вольфа Сорвенгера на слушаниях, проходящих в декабре прошлого года и в январе текущего, из-за чего пропустил сессию. Это правда?
Юлиан присутствовал всего лишь на одном слушании из нескольких – самом последнем, однако не нашёл причин доносить правду до Даугтон.
– Правда, фрау Даугтон. Не было времени прийти раньше.
– Очевидно, вы выполняли правое дело. Можете ли вы обещать мне, что более не опорочите репутацию академии? Не попадёте под следствие, не будете соучастником в акте вандализма и катализатором конфронтации с вервольфами?
Юлиан не порочил репутацию академии. Скорее, всё было совсем наоборот, но смысла объяснять не было. В такие моменты принято молчать и поддакивать, не рискуя навлечь на себя неприятности и сбросить с хвоста удачу.
– Более не повторится, фрау Даугтон.
– Иначе пострадаете не только вы, но и мистер Тейлор, – ответила ректор. – Вы донельзя везучий человек, герр Мерлин. Никому ранее не удавалось поступить дважды в академию в разгар семестра. Надеюсь, вы окажетесь последним. Теперь о главном – сессия была закрыта, но вы, опять же по большой просьбе мистера Тейлора, допущены до пересдач экзаменов и зачётов. На изучение пропущенных знаний и последующие досдачи я даю вам время до 1 марта текущего года. Не справитесь – будете отчислены. На этот раз навсегда.
– Я справлюсь, фрау Даугтон.
– Нисколько не сомневаюсь. Если мы прибыли к компромиссу, не смею вас больше задерживать. Занятия начнутся с минуту на минуту.
Она посмотрела на наручные часы, но так и не сказала точное время Юлиану. Ему это было и не нужно, ибо опоздание на данный момент было последним, что могло его расстроить.
Юлиан восстановлен – всё, как и обещал Лиам Тейлор. Он сдержал слово, и Юлиан не имел никакого права подвести преподавателя. Довольно – он больше не хочет портить никому жизнь.
Полтора месяца только казались большим сроком, но по факту всё обстояло иначе. Юлиану предстояло сдать физику, алхимию, боевую магию, геометрию, историю Союза Шмельцера и историю оккультизма. Последним в этом списке значилось естествознание, но за это Юлиан волновался меньше всего – естествознание в академии преподавал мистер Тейлор.
Всё же остальное походило на лабиринт. Геометрию и физику Юлиан перестал понимать ещё за три года до окончания школы, историю же и вовсе терпеть не мог, а его познания в алхимии ограничивались рецептом вишнёвого коктейля. Боевая магия ещё вызывала какую-то надежду – Ривальда преподала ему немало уроков.
Дел было предостаточно, но в отсутствие заговоров и разоблачений Юлиан найдёт время на их выполнение. Он обязан всем – Пенелопе, маме, Лиаму Тейлору и памяти Ривальды.
В коридоре Юлиана преследовали настороженные взгляды – примерно такие же, как в общежитии, но в куда большем количестве. Юлиан знал, что означают эти взгляды, но старался избегать их. Если он встретит кого-то знакомого, всё образумится и взгляды перестанут что-то значить.
Юлиан понимал, что половина студентов откровенно ненавидит его. Наверняка, они помнили, в чём обвиняли Юлиана осенью, и не до всех дошла новость о полном оправдании. И, даже если дошла, многие оставили внутри себя осадок.
Невиновных не бывает.
Юлиан успел попасть в аудиторию истории оккультизма раньше звонка. Преподавателя (которого Юлиан уже забыл), пока не было.
Первой, кого он встретил, была Хелен Бергер – белокурая девчонка хулиганистого вида с хвостом на голове и остатками веснушек возле носа.
– Юлиан! – воскликнула она и в мгновение окна прыгнула на его шею. – Ты и впрямь вернулся! Я думала, Пенни пошутила.
– Я тоже рад тебя видеть, – улыбнулся Юлиан. – Правда, Хелен.
Вторым оказался Йохан Эриксен, стоящий подле Хелен – высокий и стройный, но худой юноша с зализанными назад волосами и с болезненно бледной кожей.
Йохан незамедлительно протянул Юлиану руку, но тот вместо рукопожатия обнял однокурсника. Йохана немного смутило это – возможно, даже обрадовало, но его объятия были скованными и стеснительными.
Третьей была Пенелопа Лютнер, одиноко сидевшая на одной из задних парт среднего ряда.
– У вас свободно? – спросил Юлиан, с трудом отвязавшись от Хелен.
Пенелопа отодвинула рюкзак с соседнего стула и улыбнулась.
– Для вас – всегда, – ответила она.
Юлиан присел рядом и достал тетрадь. Он легонько поцеловал Пенелопу в щёку, ощутив сладкий запах её волос.
Он уже готовился к началу урока, но в этот момент ощутил чьё-то присутствие сзади себя. Юлиан знал, что это не Сорвенгер и не Молтембер, поэтому никакой боязни у него это не вызвало. Однако в одночасье стало неприятно.
– Здесь занято, Мерлин, – сказал Аарон Браво, скрестив руки на груди.
Невысокий, но крепко сложенный Аарон, рубашка которого была явно на размер меньше положенного и едва застёгивалась на груди, пытался казаться эффектным. Но Юлиана мало впечатляли подобные фокусы.
– Надо же – мне сказали, что свободно.
Аарон плохо переносил подобную дерзость.
– Проваливай, Мерлин, пока я не выкинул тебя сам, – повысил голос Браво.
Юлиан был готов встать и как следует вмазать Аарону по носу, но помнил обещание, данное самому себе – больше никаких неприятностей в стенах академии. Ни Пенелопа, ни мистер Тейлор не одобрят это, не говоря уже о деде и его «втором шансе».
– Что ты хочешь, Аарон? – спокойно спросил Юлиан.
– Я же сказал – чтобы ты освободил место. И не протягивал руки к тому, что тебе не принадлежит.
Вся группа столпилась вокруг Аарона и Юлиана. Они ожидали какого-то представления, но Юлиан знал, что они не получат ничего. За то немногое время он понял, что Аарон выполняет в группе роль неформального лидера и мало кто находит в себе смелость выступить против него.
Юлиан же не искал лавров лидера, но и потакать прихотям коротышки Аарона ни за что не стал бы.
Он бросил взгляд в сторону Пенелопы, желая получить ответ на вопрос «А что, собственно говоря, значит, что я протягиваю руки к чужому?», но она не была готова к этому.
В это время громко прозвенел звонок, и мадам Ватьё (Юлиан вспомнил имя полной женщины с кудрявым кустарником на голове, едва увидел), одновременно с ним проникла в аудиторию.
Никому не хотелось искушать судьбу, поэтому все, словно ничего и не было, мгновенно испарились с места конфликта и упали за парты. Последним ушёл Аарон, зубы которого не расцеплялись от обиды. Напоследок он бросил в сторону Юлиана настолько мощный грозный взгляд, что смог бы испепелить даже Молтембера. Но не Юлиана.
Урок длился полтора мучительных часа. Юлиан заставлял себя слушать каждое слово, не упуская абсолютно ничего, но они едва ли не мгновенно вылетали обратно. Он не мог не признать то, что Аарон испортил его настроение. Сидевшая рядом Пенелопа позволяла держаться Юлиану, но полностью успокоить его не могла.
«Не обращай на него внимания» – написала она короткую записку, в ответ на которую Юлиан только коротко кивнул.
Что-то связывало Аарона и Пенелопу. Это Юлиан понял ещё осенью, во время первого семестра. Он спросил об этом у Пенелопы, но та ясно дала понять, что разговор об этом ей неприятен.
Но Юлиана одолевало всепоглощающее любопытство. Как бы то ни было, разговор об Аароне должен состояться. Рано или поздно. Паре не стать крепкой, если в ней есть хоть какие-то тайны.
Мадам Ватьё не посчитала нужным задерживать студентов после звонка, поэтому, записав домашнее задание, все разошлись восвояси. В планах Юлиана было воссоединиться с Хелен, Йоханом и Пенелопой и перекусить в буфете, но не тут-то было.
В коридоре Юлиан был окружён Аароном и четырьмя его последователями.
– Далеко собрался? – спросил Аарон. – Мы не договорили, Мерлин.
Юлиан стиснул зубы и собирался действительно не обращать ни на кого внимания. Он развернулся и попытался протиснуться между товарищами Аарона, но его вежливо остановили.
– Ты не можешь возвращаться вот так вот, – сказал Аарон. – Почему тебе позволено не посещать занятия, пропускать два месяца и сессию? Мы тут рвём и мечем для того, чтобы остаться в академии, а ты…
– Тебе не нравится, что я здесь? – спросил Юлиан.
– Никому не нравится. Посмотри на них – они бы выкинули тебя из окна, едва появилась бы возможность. Может быть, расскажешь нам всем, как тебе удалось прикончить Грао Дюкса, Ровену Спаркс и Люция Карнигана? Как ты взорвал Центральные Часы вместе с Ривальдой Скуэйн и избежал правосудия?
Оба кулака Юлиана синхронно зачесались. Он держался, как мог, но силы были на исходе. Возможно, Аарон провоцировал Юлиана на глупость. Если он поддастся провокации, то исполнит прихоть Браво. Знание этого ещё давало некоторое время Юлиану и сидящему внутри него демону.
– Я никого из них не убивал, ты понял? Почаще газеты читай! А можешь лично заявиться в Департамент и посмотреть на дело.
– Ты заговариваешь мне зубы, Мерлин. Как у тебя хватило наглости вот так вот вернуться сюда, как в ни в чём не бывало? Как ты посмел снова приблизиться к ней?
– Выходит, в этом дело? В Пенелопе? Я не виноват, что тебе не досталась игрушка…
– Не называй её так. Ты не достоин её! Кто ты такой? Любимчик старого ректора? Мне жаль, Мерлин, но мисс Скуэйн здесь больше нет, и защищать тебя некому. Тебе было бы неплохо усвоить это и свалить отсюда подобру-поздорову.
Аарон бьёт ниже пояса. Он может говорить что угодно, но не очернять память Ривальды. Сколько ещё продержится демон, прежде чем вступит в заведомо проигранную драку? Ответа не знал ни демон внутри Юлиана, ни сам Юлиан.
– Аарон… Ты сам не понимаешь, что говоришь сейчас. Прошедшее осенью было большой трагедией, но я не принимал там никакого участия. Вина Якоба Сорвенгера доказана, и он проведёт ближайшие сто лет в исландской тюрьме. Ты бы мог «спасибо» сказать за то, что я помог поймать его.
– Спасибо, Мерлин. Но никто не верит тебе. Выйдете из толпы те, кто верит в слова Мерлина!
Аарон протянул руки вверх в ожидании. Похоже, толпа не до конца понимала, кто прав, а кто нет. Но всё закончилось тем, что никто не выступил в поддержку Юлиана.
Аарон опустил руки, довольный собой и своей маленькой победой.
Юлиан молча проглотил обиду.
– Никто не встал на твою сторону, – приблизился Браво. – Они знают, что невиновные под следствие не попадают.
– Не забывай, что Пенелопа погибла бы, если не я, – сказал Юлиан.
Сказанное было едва ли не его единственным козырем.
Аарон нервно прикусил нижнюю губу.
– По-моему, ты наоборот едва не погубил её, – ответил он. – Если бы не ты, она не оказалась бы на той крыше и не перенесла бы такое тяжёлое эмоциональное потрясение. Я был рядом с ней после этого. Вытащил из этой ямы. А где был ты?
Юлиану было нелегко признавать это, но последняя фраза Аарона была правдивой. Он мог пойти на принцип и до конца стоять на своём, но это было неуместно тогда, когда дело касалось Пенелопы. Похоже, она была дорога им обоим, и использовать её в качестве аргумента – что одному, что другому, было бы весьма низко.
– Меня не было, – согласился Юлиан. – Я виноват во всех ваших бедах. Я признаю это. И жду твоих условий. Что ты от меня хочешь?
– Я не могу избавить академию от твоего присутствия. Во всяком случае, пока что. Но Пенелопа больше не должна сталкиваться с тобой. Не приближайся к ней, Мерлин.
Юлиан смотрел в глаза Аарона, не отрываясь. Что он видел в них? Ярость? Гнев? Быть может, настоящую любовь к Пенелопе?
– Это решение должно остаться за ней, а не за тобой, – сказал он. – Если Пенелопа не против, то я умою руки.
Похоже, у Аарона не было контраргументов на абсолютно все предложения. Увы, сейчас он молчал, обдумывая своё следующее действие.
Но Пенелопа не дала ему договорить. Неизвестно, где она пропадала всё это время, но сейчас она вышла из толпы и, приблизившись вплотную к Аарону, нарушила молчание.
– Что ты устроил, Браво? – спросила она. – Посмотри на себя. На кого ты похож?
– Пенелопа, ему не место здесь, – неожиданно понизил тон Аарон. – И не место в твоей жизни.
– Как Юлиан сказал, это решать только мне. Если ты возомнил себя хозяином моей жизни, то спешу тебя расстроить, Браво. Моя жизнь принадлежит мне и только мне. Не тебе, и даже не Юлиану. Ты поступил очень низко, когда приплёл меня в ваш спор.
– Но я не могу позволить тебе остаться с ним. Осенью…
– Я знаю, что было осенью, потому что видела всё своими глазами. И, уверяю тебя, если бы не Юлиан, тут не было бы не только меня, но и тебя тоже. Поэтому, пожалуйста, заткнись и иди вон.
– Ты не можешь так поступить, Пенелопа.
– Я же сказала – закрой рот! Я больше не хочу ничего от тебя слышать. И, тем более, выяснять наши отношения на людях. Ты специально сделал это прямо посреди коридора? Захотел шоу? Ты невыносим, Браво. Если ты ещё раз скажешь что-то нехорошее в сторону Юлиана, можешь забыть об общении со мной. Понял?
Аарон недовольно кивнул и сжал губы. Настолько недовольно, что едва не раскрошил свои зубы.
Он был унижен в глазах своих же сокурсников. Хотел шоу и получил его, но главным антигероем представления оказался сам. Юлиан понимал, что Аарон не забудет этого. Неизвестно, насколько серьёзным и крепким барьером оказалась бы Пенелопа, но Юлиану было неприятно прятаться за спиной хрупкой и слабой девушки.
Или, возможно, не настолько хрупкой, как казалось раньше. Судя по тому, что Юлиан сейчас видел, Пенелопа повзрослела, набралась серьёзности и мудрости – тех качеств, что недоставало Юлиану и по сей день.
Браво бросил взгляд в сторону Юлиана и растворился в толпе. Не хотелось смотреть в его сторону, но Юлиан попросту не мог иначе. Что испытывает Аарон на этот раз? Обиду? Унижение? Всё ту же злость? Как он отреагирует на это? Последствия произошедшего могут быть невероятными – вплоть до самых летальных, но Юлиану хотелось верить, что в Аароне ещё есть крупицы совести и он не пойдёт на откровенную низость.
Когда всё успокоилось, Пенелопа обняла Юлиана. В её глазах читалось, что не произошло ничего серьёзного и всё так же, как всегда.
– Ты же не думал, что всё будет легко? – игриво спросила она.
– Что у тебя с Браво? – отнюдь не игриво спросил Юлиан.
– Всего второй день, а ты уже начинаешь что-то выяснять? Оставь его, Юлиан. Можешь не беспокоиться о Браво.
– И всё же мне очень интересно. У тебя было с ним что-то за эти два месяца?
Пенелопа неожиданно вырвалась из объятий Юлиана и приняла зловещую позу воина.
– Не было, Юлиан, – сказала она. – Но, если бы и было, я не ощущала бы себя виновной, потому что ты меня, на секунду, бросил…
– Прости, Пенелопа, – ответил Юлиан и попытался снова приобнять её.
Их семейной разборке помешала Хелен, буквально ворвавшись в пространство между них. Сзади неё по сложившейся уже традиции находился Йохан.
– Ну, дела, Юлиан и Пенни, – сказала она. – Вы бодро держались. Оба. Почему не целуетесь?
Юлиан и Пенелопа непонимающе посмотрели на неё.
– Хорошо, шучу, – отмахнулась Хелен. – Просто после победы над врагом принято всё заканчивать поцелуем.
– Заткнись, Холли, – сказала Пенелопа.
– Поняла – полно шуток. Я здесь по совершенно по другому вопросу.
– Мы внимательно тебя слушаем, – усталым голосом проговорила Пенелопа.