– Это вы как смеете так разговаривать со мной? – в противовес спросил Мерлин. – У вас нет никаких доказательств моей вины, поэтому, будьте добры, разговаривайте со мной повежливей.

Подобной дерзости от сорванца не ожидал и Аарон. В его глазах он всегда выглядел трусом, которому с трудом даются связные фразы, но прямо сейчас он весьма отдалённо походил на мужчину.

Но это больше не имело никакого значения. Аарон одним действием уничтожил репутацию Мерлина, и теперь ни смелость, ни гнев не спасут его.

– Доказательствами будут заниматься другие, – произнёс отец Пенелопы. – Если тебе нужны проблемы в виде закона – пожалуйста, я не против. Если же, хочешь выйти сухим их воды – верни мне это вазу и выметайся из моего дома.

Мерлин не стал отвечать герру Лютнеру. Вместо этого он, не обращая никакого внимания на гневные взоры, произнёс, глядя в глаза Аарона:

– Ты трус, Браво. И заплатишь за это.

Аарон улыбнулся ему прямо в лицо. Он знал, кто из них двоих настоящий трус, и не видел никакого смысла доказывать то, что и так заранее известно.

– Ваза две сотни лет передавалась из поколения в поколение, – оповестила гостей фрау Лютнер. – Она для нас – не просто фарфоровый сосуд, а символ и талисман, приносящий удачу и оберегающий нашу семью от несчастий. Если в том, кто это сделал, ещё осталась хоть капля человечности – верните её.

– Я не могу вам ничем помочь, – презрительно ответил Мерлин, и, отцепив от себя руку Пенелопы, развернулся и отправился в сторону выхода.

– Стой! – крикнул вдогонку герр Лютнер. – Мы не договорили.

– Мы договорили, – ответил Мерлин. – Разбирайтесь в своих проблемах сами, а я в этом больше не участвую.

Он отправился прочь, невзирая на толпу, которая желала загородить ему дорогу. Наверняка, Мерлин считал, что выглядит эффектно и устрашающе, но Аарону было смешно наблюдать за этой фальшивой и нелепой походкой.

Пенелопа плакала, и всем гостям было абсолютно плевать на это. Всем, кроме самого Аарона, но впредь у него будет много времени для того, чтобы успокоить её.

Следующей ночью, когда Элиза уже спала, Аарон всё же решился ознакомиться с легендарной вазой Артемиды. Он зажёг керосиновый светильник на кухне и аккуратно размотал тряпицу, под которой находился сам артефакт.

Рудольф поработал на славу – ваза нисколько не пострадала. Возможно, он заслуживает большего вознаграждения, нежели то, что планировал дать ему Аарон, но всё зависело от того, сколько он сможет выручить с продажи.

Ожидания Аарона не оказались заниженными – ваза и впрямь не представляла из себя ничего выдающегося. Несомненно, она была древней. Но разве это делало хоть чем-то лучше той, что стояла в комнате у Элизы? Вряд ли.

Кусок обожжённого фарфора с изображёнными на нём чёрными и голыми фигурами древнегреческих богов не смог бы украсить даже скудный интерьер кухни семейства Браво. Какая речь могла идти о музеях?

Аарона окутали сомнения. Действительно ли ваза столь ценна? Хватит ли выручки с её продажи для того, чтобы оплатить операцию матери?

Возможно, он многого не понимал, и владелец «Аттилы» придёт в восторг, едва увидев её. Главное – сделать вид, будто Аарон отлично понимает всю ценность артефакта.

– Аарон Браво, – послышался шум за спиной.

Юноша едва не вскочил со стула. Он не верил в призраки и, тем более, не боялся их, но списать на галлюцинацию то, что он слышал, было сложно. Проще признать их существование, нежели себя больным. Или списать на банальное «послышалось».

– Аарон Браво, – повторил жуткий голос.

Снаряд не падает дважды в одну воронку. Слова были слишком чёткими для того, чтобы перепутать их с шумом деревьев за окном или ветром.

– Кто ты? – спросил Аарон.

– Не оборачивайся.

– Я хочу знать, с кем говорю.

– Я и без этого представлюсь.

Выходит, ценность вазы заключалась в том, что в ней скрывалось нечто живое.

– Убирайся прочь, – решительно сказал Аарон.

Больше всего он боялся того, что голос сможет напугать Элизу.

– Ты сам впустил меня в свой дом, – ответил дух.

– Я никого никуда не впускал.

– Ваза – это моя обитель. А ты – её новый хозяин. Мне нужно, чтобы ты меня отпустил. Всё, что от тебя требуется – сказать «Отпускаю тебя, Отречённый»

– Кто ты такой?

– Я пленник. Меня зовут Меркольт.

Аарон хотел обернуться, но что-то мешало его. Невидимые руки словно держали его за шею.

Он слышал ранее имя Меркольта. Но поверить в то, что ему приходилось говорить с ним, было невозможно. Если Меркольт и существовал когда-то, то умер ещё несколько сотен лет назад.

– Я плохо знаю историю, но мне приходилось слышать, что Меркольт был ужасным человеком. Думаю, что он не должен находиться на свободе.

Аарон услышал жуткий и неровный смех.

– Отпустишь меня, и я исполню любое твоё желание. Мне лишь требуется, чтобы ты сказал «Отпускаю тебя, Отречённый». А я сделаю всё, что ты хочешь.

– Ты лжёшь мне. Чудес не существует.

– А на что ещё тебе остаётся уповать, кроме чуда? Ты медленно теряешь всё, что любишь, и не можешь самостоятельно справиться с этим. Я вижу это. Я вижу твоё желание.

– Ты не можешь знать, что я хочу.

– Я вижу твою душу насквозь. Она грешна и не лишена пороков. Но я помогу тебе справиться с ними, если ты произнесёшь всего лишь три слова.

– И чего же я хочу?

– Всего и сразу, Аарон Браво. Ты хочешь вернуть свою мать в семью. Вернуть детство своей сестре. В то же время, тебе не дают покоя твои чувства.

– Да кто ты такой? – ударил кулаком по столу Аарон.

Он пожалел об этом, потому что мог разбудить Элизу.

– Я уже представился тебе. Ну же, Аарон. К чему нам тратить время на пустые разговоры. Сделай выбор. Что важнее для тебя? Семья или чувства?

Тело Аарона начало дрожать. Он всё ещё не верил тому, кто назвался Меркольтом, но его слова застали его врасплох. Он и впрямь не знал, на чём остановит свой выбор, когда настанет час его сделать.

– Это какое-то испытание для меня? – спросил он. – Ты хочешь, чтобы я предал либо маму, либо Пенелопу?

– Нет. Я хочу помочь тебе. Справившись с одной проблемой, ты сможешь полностью сосредоточиться на другой.

– Искуситель.

– Да, меня когда-то так называли. Ныне же я хочу покоя. Если ты меня отпустишь, моя душа отправится в пристанище предков, и я никого более не потревожу. Моя игра закончена. Отпусти меня на заслуженный покой. Назови желание!

Аарон опустил голову. Он боялся заплакать.

– Пенелопа не любит меня, – прошептал он. – Сколько бы я не убеждал себя в обратном.

– Но с моей помощью ты сможешь растопить её сердце.

– А мама умрёт, если мы не отправим её в Берлин. В отличие от неё, с Пенелопой ничего не случится. Она и без меня может стать счастливой.

– Не забывай о деньгах, которые получишь, когда продашь вазу.

– Операция не гарантирует полного выздоровления.

– В тебе мало веры, Аарон Браво. Её отсутствие погубит тебя. Ты уже стоишь на пороге.

– Неправильный выбор тоже может погубить меня.

– Неправильного выбора не существует. Всё, что ты делаешь, заранее предначертано судьбой. Ей лучше видно, к чему приводят последствия.

– Судьбы нет. Мы сами пишем историю своей жизни.

– Тогда определись, какой свою жизнь ты хочешь видеть.

Он всё ещё не верил в чистоту помыслов Меркольта, но что-то заставляло его сердце биться чаще. Быть может, та самая призрачная надежда на чудо?

Было больно признавать, что он не видит своего будущего без Пенелопы. Он очень сильно любил мать, и не готов был приносить её в жертву. Но Меркольт был прав: спасти её может не только чудо, но и блеск чеканной монеты.

Наверное, правильнее было сказать, что деньги – это зло, и никакого счастья на них не купишь. Девушки – зло в равной степени, и лишь мама будет любить тебя вечно, чисто и бескорыстно.

Но Аарон надломился. Он устал бороться и делать бесконечные выборы.

– Пенелопа, – неуверенно произнёс он. – Просто отдай мне её, и убирайся отсюда. Я больше не хочу тебя слышать.

Меркольт снова засмеялся.

– Тебе смешно? – крикнул Аарон. – Я приношу тебе в жертву свою душу, а ты смеешь высмеивать меня?

– Напрасно ты меня обвиняешь. Ты сам делаешь выбор. И, не будь меня здесь, ты бы и вовсе сидел у разбитого корыта.

– Зато не винил бы себя в…

– В чём? Твоя мать жива. И будет жить. Ты ведь приложишь все усилия для того, чтобы спасти её?

– Больше, чем ты можешь себе представить.

– Ты молодец, Аарон Браво. Настоящий боец. Мужчина.

Аарон воспринимал слова Меркольта как иронию.

– Отпускаю тебя, Отречённый, – не скрывая ненависти, произнёс юноша. – Обрети уже свой покой, и больше никогда не возвращайся на землю.

– Спасибо, Аарон Браво.

Холод прокрался по спине Аарона, а затем он почувствовал порыв ветра. Окно отворилось, заставив юношу вскочить для того, чтобы закрыть его. Там, откуда был слышен голос Меркольта, больше никого не было. Лишь бледная дымка бегала по полу, становясь с каждой секундой всё меньше и меньше.

Аарон присел на пол и закрыл лицо руками. Возможно, дух лишь разыгрывал его, и желание так и не исполнится. На Аарон ненавидел себя за то, что поддался на провокации и сделал выбор в пользу чувств.

Пенелопа губила его. Она портила жизнь Аарона, но он снова выбрал её. Разве не глупец?

Оставалось надеяться на то, что Меркольт лишь приснился Аарону и, когда настанет утро, он проснётся с мыслью о том, что всё прекрасно, и он никого не успел предать.

Но всё вышло иначе. Открыв глаза, Аарон осознал, что уже не будет прежним.

Владелец «Аттилы», седой и высокий мужчина примерно сорока пяти лет с виду, при помощи огромной лупы скрупулёзно рассматривал вазу, заставляя тем самым Аарона нервно переминаться с ноги на ногу.

Аарону не нравилось здесь. В такие места ходят те люди, которым некуда потратить нечестно заработанные деньги. Вместо того, чтобы поделиться ими с теми, кто действительно нуждается, они покупают непонятные безделушки только для того, чтобы утешить своё самолюбие.

Если бы у Аарона была власть, он закрыл бы все подобные заведения в городе.

– Что ж, – подвёл итог владелец. – Я дам вам пятьсот марок.

Аарон опешил. Слова мужчины ввергли его врасплох.

– Сколько? – спросил он. – Перед вами оригинал той самой вазы Артемиды. Ни о каких пятистах марках и речи идти не может.

Владелец нагнулся над Аароном, словно над ребёнком. В его глазах читалось, что он насмехается над юношей. Несмотря на высокий рост, хозяин «Аттилы» напоминал сварливого старикашку из детских мультфильмов.

– «Той самой»? Хотите сказать, что вы имеете представление о том, что это за реликвия?

– Да, имею. И рассчитываю по меньшей мере на десять тысяч.

Владелец не стал сдерживать смех. Аарон почувствовал себя донельзя глупо, но не собирался сдаваться.

– Десять тысяч… Вся «Аттила» столько не стоит. Верно, вы меня с кем-то перепутали.

– Видимо, вы являетесь необразованным коллекционером, – сказал Аарон. – Любой другой отдаст мне за неё вдвое больше, чем я хочу.

Владелец «Аттилы» склонился ещё ниже, делая вид, будто собирается сказать нечто важное.

– Думается мне, любой другой коллекционер незамедлительно поинтересуется, откуда у такого оборванца ваза Артемиды.

Аарон ударил бы его по лицу, если бы так сильно не нуждался в деньгах. Хозяин был крайне мерзким человеком. Рано или поздно он нарвётся на правосудие, чем крайне сильно порадует Аарона.

– Никого не должно волновать, откуда она у меня, – сказал он.

– Естественно, – улыбнулся владелец. – Меня это никоим образом не волнует. Ваза красивая, конечно. Но оригинал ли? Я видел по меньшей мере две таких же, и каждую из них выдавали за подлинную. Я даю вам пятьсот марок, и мы делаем вид, будто никогда не встречались.

Он принял деловитый вид, но от того не стал напоминать кого-то серьёзнее нелепого старика. Аарон не видел в нём достойного противника.

– Не подрывайте свою репутацию. Я знаю, что для вас десять тысяч – небольшие деньги.

– Небольшие, – согласился хозяин. – А для вас большие. Видимо, вам захотелось лёгких денег, и вы пошли ради на них на определённый риск. Если эту вазу у вас найдут… Я иду вам навстречу. Забираю у вас вещь, которая может вас погубить. Ещё и доплачиваю. На эти пятьсот марок вы месяц будете ходить в кино и есть мороженое.

– Меня не интересуют кино и мороженое. Мне нужно десять тысяч для того, чтобы спасти хорошего человека.

Хозяин понимающе развёл руками.

– Не пытайтесь давить мне на жалость. Ей здесь не место. Если столь срочно требуются деньги, попробуйте заработать их честно.

– Думаете, я украл эту вазу?

– Хотите сказать, она перешла вам по наследству?

– Может быть. В любом случае, я законно владею ей. Выбирайте – либо десять тысяч, либо ничего.

Ультиматум никак не подействовал на хозяина. Он выдохнул, после чего присел за стол.

– Хорошей дороги, – сказал он.

– Я продам её вашим конкурентам, – произнёс Аарон. – Перепродав её, они станут богаче вас.

– Ни один из моих конкурентов не пойдёт с вами на сотрудничество. Половина заберёт её у вас силой, а другая половина позвонит в полицию. Какой вариант для вас более предпочтителен?

– Десять тысяч, – уверенно произнёс Аарон.

Он уже понимал, что ему не видеть этих денег. Но не переставал стоять на своём, потому что Браво не сдавались даже в самых безысходных ситуациях.

– Вы настойчив. Я уважаю это качество. Поэтому готов дать вам тысячу. Поверьте, вы застали меня в невероятно добром расположении духа.

Скорее всего, стоило согласиться. Грёзы Аарона о настолько быстром решении проблемы с самого начала выглядели довольно фантастично. Теперь же они и вовсе обратились в серую реальность.

– Десять тысяч, – на всякий случай произнёс Аарон.

– Дерзкий мальчишка! – вскочил с места хозяин. – Как смеешь ставить мне условия! Это порядком мне надоело! Забирай свою тысячу и проваливай, иначе я незамедлительно позвоню шерифу Глесону! И скажи своим…

– «Своим» кому?

Хозяин «Аттилы» начал переходить грань.

– Очевидно, родителям. Скажи им…

– Благодаря вам я могу остаться без них.

– Значит, запомни сам. Воровать нехорошо!

– Воровство ничем не хуже обмана и пренебрежения к другим людям. Я возьму вашу тысячу. Так и быть. В трудные минуты я буду вспоминать ваше лицо и желать вам всяческих неудач.

Аарон знал, что владелец ничем ему не обязан. Знал, что угроза и высказывания были донельзя смешными и недостойными внимания. Но для самого себя он оставался правым – каждый должен знать, что представляет собой.

– Рад, что мы пришли к компромиссу и заключили обоюдовыгодную сделку,– улыбнулся хозяин. – Заходите ещё.

Его улыбка была столь мерзкой, что Аарону хотелось плюнуть ему в лицо. Но он пересилил себя, потому что матери это точно не понравилось бы.

Взяв со стола десять банкнот номиналом в сто марок, Аарон, не попрощавшись, покинул «Аттилу». Совершенно точно, он сюда больше никогда не вернётся.

Это были совсем не маленькие деньги. На них Аарон мог не только купить одежду себе и Элизе, но безбедно содержать её и себя в течение целого месяца. Но для операции требовалось в десять раз больше.

Очевидно, самым благоразумным решением было бы отказаться от сделки с хозяином «Аттилы» и вернуть вазу Лютнерам, но это означало бы чистосердечное признание в краже. В этом случае Аарон окончательно бы разочаровал Пенелопу, после чего она уже никогда бы его не простила.

Он не мог этого допустить. Аарон обозначил для себя цель – идти наперекор судьбе, против всех богов и самого мироздания, но не сдаваться. Единожды оступившись, всегда можно исправиться.

Аарон выложил деньги на стол. Он не сможет украсть ещё девять ваз. Хотя бы потому, что их больше нет.

Выхода не оставалось. Если бы он попросил у Меркольта здоровья для матери, то сохранил бы какую-то иллюзорную надежду. Но он по-прежнему не верил этому «джинну».

Никто не исполняет желания, а душу невозможно заключить в вазу. Должно быть, Аарон переутомился и начал слышать голоса. В этом не было ничего удивительного – в подобной обстановке у каждого планомерно начал бы мутнеть рассудок.

И, пусть ранее Аарон и считал, что он не из тех, но в этот раз он был готов поверить в своё окончательное поражение. Он не вынес тягот этого мира и сдался. В первый и последний раз.

Аарон возвращался домой поздно вечером. Ему пришлось обойти несколько магазинов для того, чтобы купить всё, что было нужно Элизе – новые школьные принадлежности, туфли, духи, пиццу и большого белого медведя. Она давно мечтала о плюшевом друге, и наконец Аарон решился подарить его ей.

Он должен был сделать хоть что-то хорошее в своей жизни.

На пороге дома сидела девушка в лёгком платье и расстёгнутом пальто. Аарон едва не уронил пакеты, когда её увидел, потому что узнал свою любимую ещё издалека.

– Пенелопа? – спросил он.

Она подняла лицо, и Аарон увидел её заплаканные глаза.

– Что случилось? – положив пакеты на крыльцо, спросил Аарон.

– Ты пустишь меня? – спросила она.

– Да, конечно, – ответил Аарон, открыв перед ней дверь.

Пенелопа неуверенно вошла внутрь. Аарон включил свет и предложил помочь снять пальто.

– Не стоит, – сказала она. – Я достаточно долго мёрзла на улице.

Аарон отодвинул стул, предложив ей присесть, после чего сумбурно начал метаться по комнате. Он не знал, с чего начать – предложить ей ужин, чай или просто поговорить.

Его душа ликовала, хотя причин для этого ещё не было. Пенелопа всего-навсего находилась в его доме, а не утопала в его объятиях.

– Чай? – спросил Аарон.

– Да, не откажусь. Когда ты в последний раз убирался тут?

– Времени всё нет, – пожал плечами Аарон. – Я наведу порядок, подожди немного.

– Не стоит. Здесь и так довольно… Уютно.

Аарон знал, что Пенелопе здесь не нравится. Никогда не нравилось. Ещё тогда, когда они встречались, она неохотно заходила в гости. Будучи любителем свежего воздуха, она всегда тянула его гулять по парку, в то время как он сам был не прочь просто посидеть рядом за столом.

Прямо как сейчас.

Налив чай, Аарон без лишних вопросов насыпал в чашку Пенелопы две ложки сахара. Он помнил, что их должно быть две и ни единой песчинкой больше.

– Что случилось? – спросил он, когда суматоха наконец прекратилась.

– Родители запретили мне встречаться с Юлианом, – ответила Пенелопа, подув в чашку.

Аарон не знал, как реагировать – ликовать или пытаться поддержать.

– Всё из-за того случая? – спросил он.

– Да, – апатично сказала Пенелопа. – Зачем ты указал на него?

Аарон вздохнул. Он знал, что она однажды задаст этот вопрос, но к ответу готов не был.

– Я не думал, что они так быстро решат, что это он. Я уверен, во время танцев много кого не было.

– Ты не любил его и никогда этого не скрывал. Ты специально это сделал?

Аарон не мог сознаться.

– Признаюсь, не любил. Но до такой подлости никогда бы не опустился. Ты же знаешь, я желаю тебе только счастья… Даже с ним.

Глаза Пенелопы снова намокли.

– Родители не хотят ничего слушать, – произнесла она. – А я и не знаю, как быть. Я знаю, где находился Юлиан в момент кражи. Он был со мной… Наверху.

Для Аарона и это не было секретом. Он держался из всех сил, чтобы не сорваться и не признаться, как это сильно его задевало.

– Если бы я сказала это отцу… Я и представить боюсь, как бы он отреагировал. Что б до свадьбы… Да и не пойми с кем. Я боюсь, Аарон. Я предаю Юлиана, но ничего не могу поделать с собой. Как мне быть? Как мне продолжить всё ещё считать себя человеком?

Аарон осторожно положил руку на её плечо. К удивлению, она не стала реагировать.

– Ты правильно поступаешь, Пенни, – сказал он. – Родители всегда должны оставаться на первом месте.

– Но как я теперь без него?

Аарону было больно это слышать. Для мужчины нет ничего более позорного, чем выступать для женщины в роли подушки. Жалобы на других парней должны выслушивать подруги, а на данный момент ей был Аарон.

Но он не может бросить её ни в моменты радости, ни в секунды отчаяния.

– Ты справишься. Ты сильная и я верю в тебя.

– Я не сильная, Аарон. Никогда ей не была. Я так и не научилась справляться со сложностями. У меня всегда была какая-то опора. Сначала ты. Потом Юлиан.

– Я всегда оставался твой опорой.

– Ты изменил мне.

Аарон не мог опровергнуть этот постулат.

– Я думал, мы давно забыли об этом.

– Такие вещи не забываются.

– Я совершил ошибку, и никогда не перестану жалеть об этом. Разве ты никогда не оступалась? Каждый имеет право на второй шанс.

– Кажется, я зря… Не надо было мне сюда приходить.

Аарон почувствовал, как удача отворачивается от него. Несколько минут назад ему начинало казаться, что Меркольт и впрямь исполняет его желание, но время всё свело на нет. Приход Пенелопы оказался лишь случайностью.

– Останься, – настоял Аарон.

– Я совершаю слишком много ошибок. Не думаю, что это правильно.

Глупо было рассчитывать на что-то на фоне того, что Пенелопа рассталась с Мерлином только сегодня.

– Надеюсь, мы ещё встретимся, – выразил надежду Аарон.

– Обязательно, – ответила Пенелопа.

Аарон попытался улыбнуться, но вышло слишком натянуто. Он плохо притворялся.

Не допив чай, Пенелопа встала и медленно проследовала в сторону выхода. Аарон, словно покорный слуга, проследовал за ней.

– Всё будет хорошо, – сказал он, стоя на пороге.

– В твои слова хочется верить, – кивнула Пенелопа.

Они долго смотрели в глаза друг друга. Такого не было почти год – Аарон точно знал это. Что-то менялось в их сознании, но ни Аарон, ни Пенелопа пока не имели представления, что именно.

Будь на месте Пенелопы любая другая девушка, Аарон прервал это молчания поцелуем. Но случай был совершенно иным – подобное недальновидное действие могло не только пошатнуть все надежды Аарона, но и уничтожить их.

Поэтому он держался.

Но никто и представить не мог, скольких усилий ему это стоило. Губы Пенелопы выступали в роли магнита – они так и звали к себе. Безупречные и возбуждающие, но от того не менее коварные, они выступали в роли того самого омута, где кроется больше всего чертей.

Аарон ждал, когда это закончится, ибо с каждой секундой сопротивляться было всё сложнее.

– До завтра, – в конечном итоге сказала Пенелопа, что позволило Аарона выдохнуть.

– До завтра, – повторил он, после чего им пришлось попрощаться.

Несмотря на то, что встреча с Пенелопой поселила в душе Аарона какую-то надежду, он не переставал ненавидеть себя за то, что не выбрал в качестве желания выздоровление матери.

Казалось бы, это является бредом. Джиннов в лампе не существует, и никакие желания не исполняются по щелчку пальца. Всего нужно добиваться самостоятельно, а не искать помощи извне. Но Аарон считал себя тем, кто зацепится за любую – даже самую иллюзорную возможность ради того, чтобы спасти своих близких.

Он поддался импульсу и сделал неправильный выбор. Но Меркольт более не вернётся. А значит, приходилось жить с этим.

Два дня спустя, после учёбы, ноги сами отнесли Аарона к «Прелестям Анны» – цветочному магазину в центре города. Обычно он ходил домой другой дорогой – более короткой, но в этот день решил, что ему наскучило однообразие пейзажей, которые видел каждый день.

Возможно, подсознательно, он надеялся на то, что встретит там Пенелопу. Память об их отношениях была жива, и Аарон не успел забыть, насколько часто ей приходилось посещать это место.

Судьба решила всё за него. Едва дойдя до порога магазина, Аарон бросил взгляд на открывающиеся двери, из-за которых неуклюже вышла девушка, несущая в каждой руке по горшку цветов.

– Пенелопа! – поднял голову Аарон.

Девушка не выглядела такой же счастливой. По лицу читалось, насколько сильна она недовольна своей ношей и миссией, которую возложили на её плечу родители.

Вряд ли она любила цветы так же сильно, как герр Моритц и фрау Флеерта. И, тем более, ей не доставляло никакого удовольствия носить их собой. Поэтому, появление Аарона оказалось как нельзя кстати.

– Привет, Аарон, – сказала она, несмотря на то, что они уже виделись в академии. – Чёртовы цветы, – слова звучали не так нежно, как всегда. – Не мог бы ты… Нет, неловко.

Аарона не стоило ни о чём просить. Он и так всё знал.

– Тебе повезло, что я проходил мимо, – улыбнулся он и приблизился к Пенелопе.

Та передала ему один из горшков.

Аарон не понимал, за что люди любят цветы. Их красота была лишь делом вкуса, а смерть – окончательной. Цветы жили недолго. И смысл всей их жизни заключался только в том, чтобы несколько дней порадовать людей, после чего погибнуть.

Аарон считал это не только бессмысленным, но и по-своеобразному диким. Впрочем, он много чего не понимал.

– Когда же всё это закончится? – ворчала Пенелопа. – Дорогая, сходи туда, сходи сюда. Я похожа на прислугу?

Находясь рядом с ней, Аарон терял способность вникать в слова и рассуждения. Он был настолько счастлив, что попросту забывал обо всём происходящем и терял связь с живым миром.

Пенелопа была страшнее любого оружия.

– Стоило уехать учиться в Берлин, – продолжала она. – А, ещё лучше, в Лондон. У меня были возможности, но я испугалась самостоятельной жизни. О чём я думала?

Аарон отправился бы за ней даже в Сибирь.

– О семье, – сказал он.

– Я навещала бы их на каникулах. Все были бы счастливы… Печально осознавать, что я настолько глупа, так поздно.

Всю дорогу Пенелопа рассказывала о чём-то подобном – Аарон, к своему невежеству, почти ничего не запомнил. Учёба, отношения с родителями, погода – её волновало всё, что угодно, но не Мерлин.

Казалось, она разом решила вычеркнуть его из своей жизни. Возможно, она притворялась и всего лишь убегала от реальности, но у неё получалось это делать очень правдоподобно.

В противовес, большую часть дороги Аарон молчал. Пенелопа не давала ему возможности вставить свой слово. Аарон настолько давно не видел её столь разговорчивой, что в какой-то момент ему начало казаться, что Пенелопу заменили загадочным двойником.

Дорога от «Прелестей» до дома Лютнеров занимала не больше двадцати минут, но Аарон их совершенно не заметил. Рядом с Пенелопой течение времени полностью теряло свой смысл, и лилось с такой скоростью, с которой захочется ему самому. Как правило, оно шло слишком быстро. Настолько, что Аарон не успевал насладиться Пенелопой.

– Спасибо, что помог, – сказала она перед поворотом на тропинку, ведущей в сторону дома.

– Пустяки, – отмахнулся Аарон. – Можешь просить меня о чём угодно. Когда угодно.

– Хотелось бы сказать, что приятно иметь такого друга, – ответила она. – Но во всём же есть какой-то подвох.

– Здесь нет никакого подвоха.

– Я давно не видела тебя таким хорошим, Аарон. Выглядишь так, будто выиграл в лотерею. Что-то случилось?

– Нет. Просто я очень рад тебя видеть, – признался Аарон.

Он не врал, но Пенелопа восприняла всё как иронию.

– Мы видимся каждый день, – ответила она. – Только я раз за разом натыкаюсь на твой хмурый взгляд.

– Тебе казалось. Не хочешь встретиться как-нибудь?

Аарон выпалил это инстинктивно, совершенно не думая о последствиях. Обычно он продумывал детали диалога ещё до его начала, но Пенелопа медленно лишала его рассудка.

– Мы каждый день встречаемся в академии, – улыбнулась она.

Аарон был не из тех, кто переводит всё в шутку, забирает свои слова обратно и пасует. Поэтому он высказался точно, решительно и кратко:

– Сходим в кафе.

– Зачем? – удивилась Пенелопа.

– В кино.

– Ради чего?

– Мы знакомы с детства. Разве нам нужен какой-то повод? Кажется, мы стали забывать, кем приходимся друг другу.

Улыбка пропала с лица Пенелопы. Однозначно, Аарон излишне ускорял события, но копить накипевшее внутри себя становилось всё сложнее.

– Мы просто друзья, – сказала Пенелопа.

– Абсолютно верно. И друзья должны временами выбираться куда-то вместе.

Пенелопа отвела свой взгляд от Аарона. Она задумалась, потому что его слова и впрямь поставили её в тупик.

Не только любовь любви розни. Подобная трактовка была применима и к понятию дружбы. Пенелопа не хуже Аарона знала, что настоящие дружеские отношения её связывали, к примеру, с Хелен, а не с тем, с кем пришлось расстаться год назад.

Называя Аарона «другом», Пенелопа имела в виду нечто другое – то, что связано с этим словом лишь косвенно.

– Выпьем кофе после учёбы, – неожиданно выпалила она. – Полагаю, ты не забыл про то самое место?

Аарон не мог улыбаться из-за того, что его лицо застыло в изумлении. То, что минуту назад казалось полным прахом, развернулось совершенно другим углом.

Несомненно, это ещё нельзя было назвать свиданием. Но ни один из самых красивых городов не строился сразу. А Аарон, несомненно, первый кирпич уже заложил.

Изначально он рассчитывал, что рандеву в «Хартсе» продлится не более получаса. Но, к удивлению, оно растянулось едва ли не до вечера.

Уничтожив по три порции латте, Аарон и Пенелопа беседовали столь охотно и непринуждённо, что словно узнавали друг друга заново. Им и впрямь было что о себе рассказать, потому что в последние несколько месяцев они даже не пытались заглянуть другому в душу.

Аарон старался избегать щекотливых тем, связанных с недостатком денег и болезнью матери. Пенелопе требовалось больше позитива, и Аарон решил стать тем, кто ей его подарит.

В свою очередь, она не стеснялась практически ничего. Кроме одного – Мерлина. Едва речь заходила о чём-то, хотя бы косвенно с ним связанном, Пенелопа резко переключала тему для разговора, как бы случайно вспоминая нечто забавное и неотложное.

Аарон был не против. Несмотря на то, что любопытство требовало больше информации, ему было неприятно слышать эту фамилию. Стоит вычёркивать из своей жизни тех, кто оставлял на ней лишь чёрные отпечатки.

В подобном ключе протекли следующие три недели. Аарон и Пенелопа проводили много времени вместе и, несмотря на то, что между ними ничего не было, для него это многое значило.

Прогулки по парку и посиделки в кафе ни к чему не обязывали, но каждый раз всё ближе приводили Аарона к исполнению своей мечты. Он начинал вспоминать прошлое – тогда подобный образ жизни был для него обыденным.

Аарон старался не думать о плохом, но временами проскальзывали мысли о том, что Пенелопа с его помощью заполняет пустоту, оставленную Мерлином. Он никогда не узнает об этом, потому что Пенелопа не ответит на вопрос, заданный прямо в лоб.

Возможно, это было к лучшему.

Наступила весна. Солнце всё дольше и дольше задерживалось на небосводе, но настоящая весна цвела в душе Аарона.

Но нельзя было продолжать это бесконечно. Возможно, Пенелопа и сама ждала от него первый шаг, поэтому, проснувшись однажды утром, Аарон решил его сделать.

Он слегка боялся, потому что это начинание не гарантировало ему спеха. Но Аарон не был бы собой, если бы остерегался риска. Невозможно добиться ничего стоящего, если регулярно прятать голову в песок и дожидаясь посланий с неба.

Аарон решил высказать Пенелопе всё, что он думает.