– Это сложно назвать отпуском, – усмехнулся Уэствуд. – После того, как меня отстранили от дела, я не вышел на работу. Но если Марв сказал, что я в отпуске, значит, меня ещё не уволили.

– Они не посмеют.

– Напрасно ты в них сомневаешься.

– Почему вы не выходили на связь? Я звонил вам, но никто не брал трубку.

Уэствуд изменился в лице.

– Я боюсь за тебя, – произнёс он. – То, что произошло с мэром и его советниками не просто ужасно, а катастрофично. Некто крайне сильный провернул всё это. Некто, кто может уничтожить нас щелчком пальцев. Я принял решение идти до конца, не озираясь на слова Департамента, федералов и своего начальника. Представляешь, какая это опасность? Зная тебя, я ни капли не сомневался в том, что ты тоже захотел бы в этом участвовать.

– Выходит, вы прибегли к заботе? Вам удалось кое-что выяснить?

– Почти ничего. Истина ускользает от меня. Кто-то тщательно шифрует её. Заметает все следы. Обрывает все нитки.

Уэствуд попытался сказать что-то ещё, но внезапный порыв кашля прервал его.

– Вы плохо себя чувствуете? – спросил Юлиан.

– Ерунда.

– Совсем не ерунда. Возможно, вы подверглись депроксимации.

Уэствуд махнул рукой, выразив полную уверенность в том, что слова Юлиана не несут никакой смысловой нагрузки.

– Инспектору Проксима ни к чему.

– Её отсутствие убивает.

– Я стар, но здоров как бык. Ты же сюда пришёл с каким-то важным сообщением?

Юлиан совсем забыл об этом, чрезмерно погрузившись в мрачные описания Уэствуда о могущественном кукловоде. Опомнившись, он вытащил из кармана сложенную вчетверо листовку с анкетами кандидатов в мэры.

– Это и есть важное сообщение? – развернул плакат Уэствуд. – Я видел это тысячу раз.

– Помните, я говорил вам о Якобе Сорвенгере?

Юлиан боялся, что реакция Уэствуда будет именно такой – отрешённой и выражающей жалость к фантазиям больного мальчика.

– Он среди кандидатов, – настоял на своём Юлиан. – Якоб Рейнхардт. Видите, он даже имя сохранил.

Уэствуд для приличия рассмотрел изображение Сорвенгера.

– Если верить твоим словам, человек на этом фото когда-то был моим начальником? Не хочу расстраивать тебя, Юлиан, но мой предыдущий начальник выглядел совсем иначе.

– Вам известно что-то о Рейнхардте? Кто он такой? Как появился в нашем городе?

Уэствуд громко выдохнул.

– Он появился тут недавно, – произнёс он. – Якоб Рейнхардт – опытный бизнесмен, который решил пойти в политику.

– Почему именно в нашем городе?

– После гибели Циммермана и Ковальски он выкупил за бесценок «Гроссбанк» и «Жемчужину Свайзлаутерна». Эти организации заметно потеряли в цене и репутации, после того, как все узнали, что их владельцы убили мэра. Поговаривают, Рейнхардту приглянулся наш город, и он собирается строить тут свою империю.

– Вам не кажется это странным? Он избавился от конкурентов, а потом выкупил их компании. К тому же, что забыл настолько амбициозный бизнесмен в нашем захолустье?

– В этом нет ничего необычного. Многие поступают именно так – пользуются случаем. Не думаю, что Рейнхардт действует в корыстных целях. Он простил многие кредиты клиентам «Гроссбанка», а в ближайшее время планирует провести реконструкцию «Жемчужины», снова сделав её символом города.

– Надо же – какой хороший, – проиронизировал Юлиан.

– Это сделало его фаворитом в выборной гонке.

– А я и не сомневался. Вам не кажется поразительным такой резкий карьерный взлёт? Всего лишь за несколько недель Рейнхардт превратился из никому неизвестного бизнесмена во владельца начинающей империи и первого кандидата в мэры? Думаете, такое бывает в реальной жизни? Думаете, дед не рассказывал мне, как долго шёл к тому, чтобы стать тем самым сеньором Джампаоло Раньери?

Уэствуд молчал, потому что контраргументов у него не имелось.

– Ты надумываешь на пустом месте, Юлиан, – неуверенно произнёс инспектор.

– Если вы хотите разобраться во всём, что сейчас происходит в этом городе, обратите внимание на эту сладкую парочку – Рейнхардта и Хлою Гёсснер.

Уэствуд поморщился при упоминании этого имени.

– Чем они могут быть связаны друг с другом?

– Уверяю вас – они заодно, – настоял Юлиан, крепко сжав чашку с чаем. – Если вы покопаетесь поглубже, поймёте, что я прав.

Инспектор молчал.

– Думаете, что напрасно потеряете время? – нарушил тишину Юлиан. – Вы как раз напрасно теряете его сейчас. Любое промедление будет стоить нам всего. Если Рейнхардт получит город, обратного пути не будет.

– Какая разница, в чьих руках окажется город? Они ведут свои игры, но нас это никак не касается. Мы жили своей жизнью, и будем жить дальше.

– Вам нравилась жизнь при Молтембере? Вы не боялись наступления каждого нового дня? Не думали, что жертвой очередного теракта станете именно вы?

Глесон снова начал кашлять. Когда это закончилось, он вытер лицо платком и многозначительно посмотрел в глаза Юлиана.

– Молтембера давно нет в живых, – сухо сказал он. – Он там, откуда никто не возвращается.

Юлиану надоел этот бессмысленный спор. Он устал убеждать всех окружающих в том, что их восприятие реальности покрыто пеленой, и давно пора скинуть её для того, чтобы открылась ужасающая правда.

Никто не слушал его. Даже самые разумные и достойные.

– Спасибо за чай, мистер Глесон, – сказал Юлиан и встал из-за стола.

– Ты уже уходишь?

– Ухожу. В отличие от вас, я тороплюсь. Если вы отказываетесь мне помочь, я займусь этим сам.

Юлиан ожидал, что провокация подействует на Уэствуда, но инспектор молчал. Наверняка, его голову переполняли мысли, каждая из которых была негативнее предыдущей, но он не осмеливался произнести хоть что-то.

У юноши не было желания убеждать Уэствуда или давить ему на жалость. Инспектор должен понять, что Юлиан давно уже не мальчик, и сам может принимать серьёзные решения.

Возможно, Уэствуд это понял, но никак не отреагировал. Юлиан выждал ещё несколько секунд, после чего демонстративно развернулся и ушёл.

Он понятия не имел, как будет действовать дальше. Сказав Уэствуду, что он сам будет пытаться изобличить Сорвенгера, Юлиан загнал себя в самую настоящую ловушку. Обещания надо держать, но без какого-либо осмысленного плана это сделать невозможно.

На стороне Сорвенгера были не только амбиции, интеллект и последовательность. Он владел силой – не абстрактной духовной, а самой настоящей, которая способна менять бытие. Юлиан окажется разорван в клочья в первую же секунду, потому что один в поле не воин.

Никто не встанет на его сторону. Никто не поверит, что все его бредни являются истиной. Друзья во многом поддерживали его, но не в тех случаях, когда его слова противоречили тому, что они видит.

Юлиан понимал, что не имеет права злиться на них, потому что сам поступил бы так же. Но не мог. В одночасье они стали частью того мира, которому Юлиан противостоит в одиночку.

Выходит, и бороться не стоит, ибо бой заранее проигран. Возможно, Уэствуд оказался прав в том, что не имеет никакого значения, кто займёт кресло мэра. В любом случае, ничего изменить не удастся.

Юлиан поражался тому, как быстро он стал сдаваться. Год назад он считал себя тем, кто ради исполнения своей цели свернёт горы, а сейчас одна лишь разумная мысль остановился все его начинания.

Он меняется. Это невозможно не заметить. В лучшую сторону или худшую – покажет только время. Сейчас же только оставалось принять этот факт и жить этой жизнью.

Во всяком случае, теперь он понимает, что бывают неисполнимые миссии. К великому сожалению, в реальной жизни гор никто не сворачивает, а воды ни перед кем не раздвигаются. Каждый действует в меру своих возможностей, и у них всегда есть потолок.

А потолок паренька, которому вот-вот исполнится лишь восемнадцать, априори невысок.

– Но кое-что я ещё могу, – вслух сказал Юлиан.

Никто не слушал его, но аудитория и не требовалась. Он должен был внушить это самому себе.

Потолок возможностей Юлиана предусматривал исполнение той миссии, на которую он решился. Хелен была права – Юлиан должен совершить мужской поступок. Он не должен сдаваться тогда, когда в его силах всё исправить.

Конечно же, речь шла о Пенелопе. Никто его больше не мог так вдохновить.

События в церкви оставили свой отпечаток. Юлиан предполагал это ещё тогда, но теперь решил для себя всё окончательно.

Без неё он живёт не своей жизнью. Без неё он не станет тем, кем мог бы стать. Без неё он – всего лишь кожаная оболочка.

Поразительно. Одно лишь воспоминание о Пенелопе могло перенаправить поток, льющийся из его сознания, в совершенно иное русло. Пять минут назад он думал лишь о том, как убедить город в нецелесообразности назначения Сорвенгера, а теперь его голова была поглощена лишь ей – девочкой, которая когда-то давно, в предыдущей жизни, угостила куском торта нелепого пажа миссис Ривальды Скуэйн.

Пусть весь город катится в Эрхару – вместе с Сорвенгером и теми, кто им вдохновлён. Юлиан будет бороться с этим при помощи бойкота. Он будет счастлив наперекор всем, кто хочет причинить ему боль.

Юлиан долго готовился к встрече с Пенелопой. Он купил букет аметистовых стеблей в «Прелести Анны». Написал в голове трогательный монолог о любви, борьбе и верности, раз за разом повторяя его шёпотом для того, чтобы не забыть.

Он боялся, что растеряется в самый нужный момент. Его колени и губы тряслись, но он не обращал на это внимания. Юлиан должен быть тем мужчиной, которого заслуживает самая лучшая девушка на свете – Пенелопа Лютнер. Та, которая пришла ему на помощь даже в чёрный день и, возможно, спасла от смерти.

Смеркалось.

Улица «Грилленштрассе», которую чаще называли просто «Сверчковая», была абсолютно пустой. Юлиан слышал уханья сов, звук проезжающих вдалеке немногочисленных машин и своё неровное дыхание.

Ещё немного и его судьба определится.

Он готов поговорить один на один не только с Пенелопой, но и с её строгим отцом. Возможно, его эмоции схлынули после того злосчастного дня, и он согласится пойти на диалог.

Впрочем, Юлиан был настроен и на менее позитивный вариант развития событий.

Он хотел, чтобы время пролетело быстрее, и он наконец оказался на пороге Лютнеров. Но, в то же время, вторая половина его души желала, чтобы дорога была бесконечной, потому что тогда он точно будет в безопасности.

Но время решило всё за него – Юлиан уже видел впереди себя знакомый порог. Он остановился на несколько секунд для того, чтобы собраться с мыслями. Не так страшно растеряться в ответственный момент – Пенелопа всегда принимала его таким, какой он есть на самом деле. Страшно было всё испортить.

Хотя, куда ещё хуже?

Юлиан сделал несколько решительных шагов вперёд. Невидимый барьер – иллюзорный, выдуманный им же самим, заслонил ему дорогу.

Из здания лился свет, а значит, хозяева были дома.

Юлиан закрыл глаза и шёпотом проговорил свою речь заново. На удивление, вышло безупречно – он не забыл ни одного слова.

Открыв глаза, Юлиан собрался было идти дальше, но увидел приближающуюся к дому невысокую фигуру. Он опустил ногу и затаил дыхание в надежде, что ошибается, посчитав этого человека за Аарона Браво.

Но уличный фонарь светил слишком ярко для того, чтобы позволить ошибиться. Аарон Браво – уверенный в себе, гордый и наглый приближался к калитке дома Лютнеров. Он нёс в руке такой же букет аметистовых стеблей, и был одет в джинсы и спортивную толстовку.

Юлиан поморщился. Внутри него начала закипать злость – большая, чем когда-либо.

Такое случается всегда не вовремя.

Аарон открыл калитку и прошёл внутрь двора. Отказавшись поддаваться разуму, Юлиан прошёл вперёд для того, чтобы видеть его.

Дверь в дом раскрылась, и оттуда вышла Пенелопа – ещё красивей, чем прежде. Даже в темноте Юлиан смог различить яркий макияж, туфли на высоких каблуках и лёгкое пальто, накинутое сверху на платье.

Аарон Браво – отброс с внешностью хулигана не заслуживает того, чтобы находиться рядом с этой прелестью.

Юлиан сделал ещё несколько шагов вперёд. Злоба, что копилась внутри, была готова вот-вот вырваться наружу.

Аарон протянул руку Пенелопы и помог ей сойти со ступенек. Преодолев это расстояние, она крепко обняла Браво. Юлиан не был готов поклясться, но ему показалось, что она поцеловала его.

Он остановился. После этого уже не чувствовалось, что виноват только Браво. Юлиан своими глазами видел то, с каким удовольствием Пенелопа заключила его в свои объятия.

Мир внутри него рухнул. Рука с цветами опустилась, и букет едва не рухнул на землю.

Хелен лгала. Если бы Пенелопа и впрямь тосковала по Юлиану, она ни за что не пошла бы на свидание с Аароном. Одно дело – дружба, в которой сложно обвинить кого-то. Другое – объятия и поцелуй.

Друзья не соприкасаются так близко телами.

Юлиан больше не хотел никогда видеть ни Пенелопу, ни Аарона, но что-то мешало ему отвести взгляд. Он стоял, как вкопанный, подвергая себя риску быть обнаруженным.

Плевать. Теперь абсолютно плевать, что подумает Пенелопа.

Юлиан больше не хотел входить в её положение. Он более не мог понять ту, которая, обещая хранить верность, в течение нескольких недель так легко отреклась от своих слов.

Аарон взял за руку Пенелопу и они, игриво переглядываясь между собой, отправились в сторону калитки.

Юлиан хотел уничтожить их обоих. Расщепить их тела на молекулы, не оставив ни одного следа от пребывания этих лиц в истории.

Заскрипела калитка, и Юлиан встал перед выбором – бежать прочь или громко заявить о себе. Первое означало добровольное поражение, а второе – самоубийство.

К счастью, увлечённые друг другом Пенелопа и Аарон повернули в противоположную сторону от Юлиана и его не заметили.

В какой-то мере они решили проблему за него. Но, если бы Юлиан очень сильно хотел, пустился бы в погоню.

Но смысла не находилось. Всё было кончено.

Спустя десять минут от Аарона и Пенелопы простыл след. Но Юлиан не мог сдвинуться с места. Не мог пошевелить губами. Не мог дышать.

Мир сузился до размеров порога дома Лютнеров, а смысл жизни и вовсе не имел материальной оболочки.

На голову Юлиана упала капля дождя, но и это не заставило его содрогнуться.

Он думал лишь о мести. В нём больше не оставалось ни капли позитива.

Такси подъехало к соседнему дому и высадило пассажиров. Юлиан не знал этих людей. Его не интересовала их личность, потому что прямо сейчас он ненавидел их в той же мере, что и остальных.

Юлиана не волновало то, что он промокнет под дождём. Он стоял бы в этой позе всю ночь, но внутренний демон заставил статую ожить и двинуться к автомобилю.

Раскрыв пассажирскую дверь, Юлиан попросил разрешения залезть внутрь. Таксист любезно согласился – для него было большой удачей найти нового клиента так быстро.

– Куда поедем? – спросил он.

– Мерднештрассе, одиннадцать, – уверенно произнёс Юлиан.

Если слово «гетто» было применимо к Свазлаутерну, то Мерденштрассе как раз им и являлся. Половина уличных фонарей давно не светила, а дорога была столь обильно усеяна рытвинами, что водителю пришлось немало постараться для того, чтобы не повредить подвеску автомобиля.

Многоквартирные двухэтажные дома с ветхими крышами, которые составляли большую часть построек в этом районе, были сооружены ещё в начале прошлого века и с тех пор, скорее всего, ни разу не реконструировались

Оказавшись здесь, Юлиан начал сомневаться, что Магдалена назвала ему верный адрес – такая девушка попросту не сочеталась с этим угрюмым местом.

Он вылез из машины. Ледяной дождь лил как из ведра, но Юлиан даже не ёжился от холода, ибо ненависть внутри него была сильнее всего.

В душе он радовался, что ливень испортил Аарону и Пенелопе романтический вечер. Возможно, они прямо сейчас ломают голову над тем, как добраться домой, потому что Браво, в отличие от Юлиана, слишком беден для того, чтобы расплатиться за такси.

Таксист сочувствующе посмотрел на Юлиана, спрашивая взглядом «Что же ты забыл в этом месте, парень?», после чего тронулся и исчез в темноте.

Он много раз слышал о том, что в поисках журавля важно не потерять свою синицу. Применима ли эта фраза в этом случае? Являлась ли синицей Магдалена? Или же она – это то самое счастье, что всегда располагалось на расстоянии вытянутой руки, а Юлиан в упор не замечал её?

Он не знал. Во всём ещё предстояло разобраться.

Юлиан обернулся в поисках нужного дома. К несчастью, ни на одном из них не имелось таблички с указанием адреса.

Но Магдалена словно сама нашла его – Юлиан совершенно случайно увидел её фигуру в одном из окон на первом этаже. Она сновала туда-сюда по своей комнате, собирая вещи и разглядывая стены.

Несмотря на то, что Юлиан совершенно не понимал, о чём девушка сейчас размышляет, она показалась ему счастливой. Стоит ли лезть в её жизнь, доводя в очередной раз до слёз? Не опоздал ли он?

Куча сомнений порождали неуверенность. Но Юлиан понимал, что если она его не впустит внутрь, он погибнет от холода.

Конструкция строений была такой, что у каждой из квартир на первом этаже был свой выход на улицу. Это показалось Юлиану не только необычным, но и удобным – не приходилось блуждать по незнакомому и, скорее всего, крайне неблагополучному подъезду.

Он позвонил в дверь. Дождь шумел настолько громко, что Юлиану не удавалось понять, работает ли дверной звонок. Кроме того, он сомневался в том, что в этой полузаброшке вообще есть звонки.

Но Магдалена отворили дверь практически сразу. Несколько секунд она молчала, а её лицо не выражало совершенно никаких эмоций. Таких ситуаций стоило остерегаться пуще прочих, потому что никому не дано было знать, на что способна женщина, которая молчит.

Но Юлиан был готов ко всему.

– Зачем ты пришёл? – сглотнув слюну, спросила Магдалена.

Юлиан не знал ответа.

Девушка стояла на пороге в одной белой футболке длиной едва ли не до колен и длинных полосатых гольфах.

– К тебе, – еле слышно произнёс Юлиан.

Он ощущал себя очень жалко. Несколько минут назад он думал, что всё будет совсем иначе и встреча станет крайне трогательной.

– Ложь, – уверенно промолвила Магдалена.

Юлиан услышал в её голосе злость. Но он знал, что не лжёт.

А ещё он знал, что злость девушки была ненастоящей. Если Пенелопа в такие моменты производила по-настоящему эффектное впечатление, то Магдалена, стараясь изо всех сил, напоминала обиженного ребёнка, которому не купили плитку шоколада.

– Прости меня за тот поступок в сквере, – произнёс он.

Юлиан не слышал своего голоса из-за дождя. Магдалена же, скорее всего, слышала, но слушать совсем не хотела.

– Проваливай вон, Мерлин, – повысила тон она. – Не пытайся больше причинить мне боль. У тебя ничего не выйдет, потому что мне всё равно.

– А мне не всё равно.

Юлиан приподнял букет аметистовых стеблей, но он намок настолько сильно, что превратился в жалкое зрелище.

– Ненавижу синие цветы, – оттолкнула Магдалена букет. – Вообще, цветы – это не моё.

– Я многое понял, Магдалена, – попытался сформулировать мысль Юлиан. – Я действовал на эмоциях тогда и сделал тебе больно. Мне искренне жаль…

– Как это всё нелепо…Если бы я только знала тогда… Нет, это я многое поняла. Я изрядно погорячилась тогда, когда сказала, что ты тот – кто мне нужен. Мне нужен настоящий мужчина, а не жалкий подросток, который не знает, что он сам хочет.

Слова Магдалены резали острее ножа. Юлиан не догадывался ранее, что она способна на такие оскорбления.

Он бы мог взять за основу речь, которую приготовил для Пенелопы, ибо она была куда красивее его нынешней, но посчитал, что это неправильно.

– Я знаю, что я хочу, – решительно произнёс Юлиан. – Именно поэтому я здесь.

– Пожалуйста, убирайся, пока я сама не телепортировала тебя куда подальше. У меня сегодня слишком хороший вечер для того, чтобы ты его портил.

– Я никуда не уйду. Я простою здесь всю ночь.

– Ты весь промок. Ты заболеешь.

– Даже если я умру, я не пожалею об этом.

– У тебя нет выбора. Я закрываю за собой дверь. Либо умирай, либо езжай домой.

Юлиан до последнего не верил в то, что Магдалена способна на это. Но она заставила его удивиться, взаправду закрыв дверь.

Но и Юлиан не собирался нарушать своего слова. Он останется на этом пороге, под шквалом дождя, но никуда не уйдёт. Ибо идти ему некуда.

Похоже, все люди города соревнуются в том, кто сделает Юлиану хуже. Недавно он считал, что Пенелопа заслуженно получила чемпионские медали, но Магдалена решила не сдаваться.

Юлиан стоял. Неизвестно, насколько долго его хватит.

Прошло две минуты. Они длились для Юлиана сродни бесконечности, но счёт времени сегодня потерял свой смысл.

Дверь открылась.

– Ты и впрямь никуда не уйдёшь? – спросила Магдалена.

Её голос уже звучал иначе – куда мягче и нежнее.

У Юлиана свело скулы, поэтому он лишь отрицательно покачал головой.

Он приготовился услышать в свой адрес еще несколько замечательных слов, но Магдалена, судя по всему, говорить больше не собиралась.

Вместо этого она схватила его за грудь и с силой утащила за порог. Юлиан не сопротивлялся. Он этого и не хотел, потому что Магдалена прямо сейчас исполняла его желание.

Несмотря на то, что губы Юлиана посинели, а тело дрожало, он нашёл в себе силы ответить на поцелуй Магдалены. Он промок до последней нитки, но это было последним, что заботило девушку.

Не нужно было быть гением для того, чтобы понять, что класс Проксимы у Магдалены был «огнём», потому что она стала настолько тёплой, что Юлиан согрелся за несколько секунд.

Это было безумие. Танец в сумасшедшем ритме. Происходящее не поддавалось логике. Юлиан и Магдалена, новоиспечённые влюблённые, съедали друг друга.

Не отпуская шеи Юлиана, она рухнула в кровать, прихватив его с собой. Юлиан вновь не увидел смысла сопротивляться. Он впился губами в дрожащую шею Магдалены, в ответ на что она, не спрашивая разрешения, стащила с него мокрую куртку, кинув куда-то на пол.

Юлиан более не мог сопротивляться. Он знал, что Магдалена хочет того же, что и он, поэтому схватился мокрыми руками за её футболку и потащил вверх. Девушке не понадобилось времени для раздумий, поэтому она приподнялась и позволила Юлиану беспрепятственно снять её.

Под футболкой ничего не было. Сердце Юлиана начало биться в сто раз чаще, чем обычно. Он хотел, чтобы одежда на нём исчезла сама собой, но агрессивно настроенная Магдалена не позволяла ему этого сделать.

Возможно, вскоре она опомнится и передумает совершать это с Юлианом. Он боялся такого развития событий, поэтому не решался прерываться ни на секунду.

Но ничто не бывает вечно. Юлиан не помнил, каким образом с него слетели ботинки, брюки и свитер. Очнулся он только тогда, когда лежал на спине, стесняясь своего тела, а голая и неотразимая Магдалена с видом победителя сидела на нём.

В этот раз никто не прервал их. В дверь не постучался рассерженный Моритц Лютнер и не обвинил Юлиана в краже. На планету не упал внеплановый метеорит. Из-под земли не вырвалось пламя Эрхары. Они сделали то, что хотели, и не пожалели об этом.

Юлиан смог заснуть слишком поздно, поэтому открыл глаза только ближе к обеду. Поначалу казалось, что всё произошедшее было всего лишь сном, но, увидев над собой незнакомый потолок, он понял, что фантазия превратилась в реальность.

Ни о какой академии и речи идти не могло – Юлиан, как любой нормальный человек, имел право на отдых.

За окном светило солнце. Юлиан заглянул в него, но, увидев ужасающий пейзаж Мерденштрассе, поморщился и отвернулся. Свайзлаутерн не являлся безупречным в визуальном плане городом, как думал ранее живущий в центре Юлиан.

Он очень хотел видеть рядом с собой Магдалену, но кровать была пуста. Юлиан боялся осознать, что она покинула его.

Но страх ушёл, когда он увидел её, с накинутым на голое тело халатом, возле мольберта. Она старательно и сосредоточенно водила кисточкой по полотну, оттачивая даже малейшие детали до совершенства.

Это был портрет женщины, которая Юлиану была совершенно не знакома.

– Ты рисуешь? – спросил он.

Вопрос был риторическим, но как-то дать понять, что проснулся, он был должен.

– Пишу, – поправила его Магдалена.

Несмотря на угнетающий вид дома Магдалены, её квартира выглядела довольно мило. Даже разбросанные по всей комнате одежда, книги и тарелки не портили общей картины.

Комната была совсем не большой – места хватало только для двуспальной кровати, платяного шкафа, письменного стола, кресла и огромного мольберта. Скорее всего, Магдалене большего и не требовалось. Слева от окна располагалась дверь на кухню – скорее всего, такую же компактную.

На столе Юлиан заметил вазу со стоящими в ней поломанными аметистовыми стеблями. Он улыбнулся, вспомнив, что это его подарок.

– Ты слишком рано проснулась, – сказал юноша, откинувшись на подушку.

От неё пахло так же, как и от Магдалены – ванилью и розами.

– Я не могу долго спать, – не оборачиваясь, произнесла Магдалена. – Привычка из детства.

– Кто эта женщина?

Магдалена положила кисть и посмотрела на Юлиана.

– Хотелось бы сказать, что она очень важна для меня, но это не так. Заказной портрет. Надо же как-то зарабатывать.

– Ты замечательно рисуешь.

– Все бы так думали. Тогда бы и вышел толк. Заказов очень мало, поэтому это увлечение – бессмысленное.

Юлиан заметил возле ног Магдалены бутылку «Натаниэль Моррисон», от содержимого которой осталось не более трети.

– Не смотри на меня таким осуждающим взглядом, – произнесла девушка. – Это во имя творчества. Я не могу писать, не выпив предварительно пару капель.

– Не знал, что все шедевры рождаются после виски.

– У каждого разный подход к творчеству. Хочешь тоже? Выпьем?

Юлиана совершенно не раздражало состояние Магдалены, но от её предложения начало тошнить.

– Не сейчас, – отвернулся он.

Юлиан приподнялся в надежде присесть, но осознал, что абсолютно гол. Дабы не искушать Магдалену, он обернулся одеялом в области паха и свесил ноги с кровати.

– Ты даже не представляешь, каково это… Пьяными.

На самом деле Юлиан представлял, но Магдалене это знать было необязательно.

– Мы непременно попробуем, – улыбнулся он.

Магдалена улыбнулась в ответ и, оставив портрет в покое, приблизилась к Юлиану. Застегнув халат, она присела ему на колени.

Он ощутил, как аромат роз и ванили смешался с запахом виски. Это было не менее возбуждающе.

Магдалена выдохнула и прислонилась к уху Юлиана.

– То, что случилось вчера, было по-настоящему? – шёпотом спросила она.

Юлиан почувствовал приятную щекотку.

– Я хотел спросить то же самое у тебя.

Магдалена поцеловала Юлиана, предварительно укусив за нижнюю губу.

– Я дала тебе ответ ещё тогда, в сквере.

Юлиан не понимал, счастлив он или подавлен. Два ощущения соединились внутри него и их долгая борьба, подобная противостоянию ангела и демона, так и не могла выявить победителя.

С одной стороны – вчерашний эпизод с участием Пенелопы не стёрся из бытия. Юлиан помнил, насколько паршиво ощущал себя тогда на Грилленштрассе – был близок к тому, чтобы не только кого-то ударить, но и убить.

С другой стороны – он не мог отрицать, что Магдалена безумно привлекала его и ранее. Настолько, что он прикладывал титанические усилия для того, чтобы сдержаться и никого не подводить.

Перестав же быть кому-либо обязанным, он разрушил оковы, что ранее его сдерживали, и должен был вздохнуть с облегчением. Но им и не пахло – война внутри Юлиана продолжалась.

– Я ни о чём не жалею, – произнёс он, сжав тело Магдалены ещё крепче.

Чем ближе он прижимался к ней, тем спокойней себя чувствовал. Возможно, стоит переждать пару недель для того, чтобы прийти в состояние душевного равновесия, и тогда всё уляжется.

Головой Юлиан осознавал, что Магдалена – это та девушка, которая нужна ему. Она уже обозначила свою верность. В отличие от Пенелопы, которая при первой же возможности сбежала от него к Браво. Магдалена взрослее и умнее. Она не совершает опрометчивых поступков. Юлиан для неё не мимолётная страсть, которая проходит, когда эмоции стихают, а вполне осознанный выбор.

– Я счастлива, – сказала Магдалена, вновь прикоснувшись своими губами к его губам.

Юлиан почувствовал, как его естество требует повторения того, что случилось минувшей ночью.

– И я, – сказал он.

Юлиан обожал целовать её в шею. Он чувствовал, какое удовольствие доставляет ей тем самым, поэтому делал это охотно и с радостью.

На секунду он открыл глаза и бросил взгляд на кресло. На нём обложкой вверх лежала открытая книга – изрядно потасканная, в кожаном переплёте и без единой картинки. В центре крупными позолоченными буквами было написано «Откровения Меркольта».

Мгновенно естество Юлиана угомонилось и заставило его забыть о Магдалене. С трудом оторвав от себя её губы, он спросил:

– Откуда это у тебя?

– О чём ты? – волнительным голосом произнесла она.

– Эта книга.

Он вырвался из её объятий и с трудом посадил рядом с собой. Резко схватив книгу, он серьёзно и деловито произнёс:

– Я искал её несколько недель. Всё это время она была у тебя?

В ответ Магдалена вырвала книгу из рук у Юлиана.

– Она стоит того, чтобы расстраивать меня с утра?

Она по-детски надула губы. В любой другой момент это показалось бы Юлиану привлекательным, но только сейчас.

– Ты не понимаешь, Магдалена. Эта книга очень важна. Ты должна отдать её мне.

Девушка замялась.

– Можешь читать её сколько угодно, пока у меня. Я же правильно поняла? Ты ещё придёшь ко мне?

Юлиан кивнул. Магдалена снова попыталась поцеловать его, но он отстранился.

– Ты уже прочитала её?

– Что ты прицепился ко мне с этой книгой?

– Расскажи, о чём она? Там упоминается Халари?

Магдалена отпустила руку и недовольно поднялась с кровати. Пересев на кресло и раскрыв книгу примерно в середине, она ответила:

– Упоминается.

– Кто он такой?

– Тебе действительно это интересно знать?

– Дело отнюдь не в интересе. Всё, что ты расскажешь сейчас – дело жизни и смерти.

Магдалена приподняла левую бровь и недоверчиво посмотрела на него. Он осознавал, насколько нелепо выглядит в её глазах, но это имело лишь символическое значение.

Девушка поднялась с кресла, прошла мимо Юлиана и, взяв бутылку виски в руки, встала напротив недоработанной картины.

– Его называют Отречённым, – тихо произнесла она. – А кто-то считает спасителем, против которого обратились те, кого он любил.

– Расскажи. Я хочу знать всё.

Магдалена выпила прямо из бутылки. Зажав нос рукавом, она отдышалась и сказала:

– Честно говоря, я ожидала, что моё утро будет совершенно другим. Слушай, если я ничего не забуду. В самом начале Багумил Дебровски рассказывает об устройстве нашей вселенной, что он сам узнал, якобы, от самого Меркольта. Вселенная не ограничивается той реальностью, в которой живём ты и я. Она множественна. Огромна. Тысячи… Нет… Она включает в себя миллионы различных миров. Некоторые совершенно другие, а некоторые прямо как наш. Там даже есть мы. Только в каком-то мире мы никогда не были знакомы, в каком-то я приходила к тебе прошлой ночью, а не ты ко мне, а в какой-то я была влюблена в Йохана.