– Ваня, это сигнальщики, предатели и диверсанты, которые подсвечивают важные места в городе для бомбежки немецкими самолетами. Ловят их, отслеживают. Вот на соседней крыше на прошлой неделе поймал капитан Петров одного, как сейчас помню. Весь дом только об этом и говорил. Вон река, а вон булочная наша. Видишь?
– Да, дядя Степан. Красиво тут…
– Конечно, Ваня, освободим от врага нашу землю, я тебе такие места покажу здесь. И не такое увидишь. Сын у меня на фронте, а я здесь. Помочь бы, да тут тоже война идет, мы в кольце. Пока пишет письма, моя душа за него спокойна, – дядя Степан тяжело вздохнул, опустив голову, и продолжил:
– Вот ты как думаешь на войне ли только те, кто на фронте? Отвечу я тебе, нет, Ваня, все мы на войне. Делаем одно дело, наше дело правое. А думали ли фашисты, что так все будет? Что народ наш такой самоотверженный. Нет, конечно. И Наполеон не думал. Не победить им нас, пока хотя бы одна русская душа на этом свете, не победить! Эх, Ваня, Ваня… Подрастешь вот, поймешь,.. И ты люби и защищай нашу землю… Ладно, заговорился я… А сейчас, пойдем обратно, пока пропажу не обнаружили, – положив руку на плечо мальчика, промолвил дядя Степан.
– А далеко ваш сын? – спросил мальчик.
– Он Ленинград защищает, – сказал дядя Степан и потер рукой подбородок. – Немцы хотят прорваться, да не получается благодаря нашим бойцам. Пойдем Ваня, поздно уже.
Подходя к двери комнаты тети Насти, дядя протянул ему сжатый кулак.
– На вот, держи.
Ванька подставил ладонь, дядя Степан расслабил пальцы, и Ванька увидел на ладони зеленый осколок.
– Возьми, пригодится. Береги его.
Ванька было открыл рот, но дядя Степан начал:
– Тссс… И ничего не спрашивай. Просто держи при себе, сказал дядя Степан, развернувшись, и начал удаляться в свою комнату,
Смотря вслед идущему по коридору дяди Степану, Ваня заметил, что пространство вокруг будто окутало дымкой.
Сердце сильно забилось. Мелькнула ослепительная вспышка.
И вот Ваня стоял в какой-то комнате, затянутой белой пеленой, по полу стелился туман. Он разжал кулак, и посмотрел на ладонь, в ней лежал тот самый камень, а прямо перед ним на стене в темной комнате висели те самые часы. Холодок пробежал по телу мальчика, и в то же время к часам подошел, появившийся, словно из ниоткуда, мужчина с клюкой и в плаще, прихрамывая. Он огляделся, посмотрел, словно через Ваньку, вставил в глазную впадину окуляр и повернулся к часам. Только он поднял руки, говоря: «Файнелли!», как мимо пробежал дядя Степан.
«Дядя Степан!», – сказал Ванька, но дядя его не слышал. Ваня хотел помочь, но не мог. Его ноги сковало, не было сил двигаться.
Дядя Степан налетел на мужчину со спины. Вспышка. И вот уже дядя Степан тащит на спине мужчину, пенсне которого на цепочке качается из стороны в сторону.
Опять сверкнуло, на этот раз Ваня стоял на улице рядом с домом тети Насти, прямо под ее окнами. Погода ясная, улица густо населена. Ванька закрыл глаза от испуга: мальчик, держащий мать за руку, прошел сквозь Ваню. Каждый проходящий человек проходил сквозь мальчика. Недалеко у угла дома спиной к Ваньке стоял спиной офицер и беседовал с грузным высоким мужчиной в темном костюме. Офицер показал рукой на одно из окон в доме, и мужчина в костюме направился туда.
Снова мелькнул свет. Ваня стоял на крыше прямо у слухового окна. Мелькнул мужчина в черном костюме, остановился, отдышавшись, в ладони он держал тот самый камень от часов. Опять появился дядя Степан. Завязалась драка, мужчина нечаянно сорвался и полетел вниз. Камень, поблескивая, лежал на краю крыши. Его поднял дядя Степан.
Туман окутал всё вокруг, и когда он растаял, Ваня увидел перед собой дверь комнаты тети Насти. Он вошел и, укутавшись в пальто, попытался уснуть и осознать увиденное, еще раз взглянув на камень. Мысли не давали покоя. Ваня не спал всю ночь.
На следующий день утром дядя Степан вернул часы. Там, где был осколок камня, красовался зеленый граненый осколок зеленой бутылки.
Чуть позже Вася, Надя, Лиза и Ваня пошли в булочную отоваривать карточки. С собой они взяли ведерки, чтобы принести воды, да санки, на которых эти ведра везти. Это было по дороге.
Пришли рано, а уже тянулась огромная очередь на метров пятьдесят. Простояли пару часов. Пока стояли в очереди Ванька вспомнил вчерашний вечер, какой с крыши открывался вид и какой дядя Степан добрый и храбрый.
На выдаче женщина отрезала хлеба в расчете по 125 граммов на каждого. Получилось у них шесть кусочков с учетом карточки покойного Витьки.
Ванька вчера не успел толком понять его вкус. Сегодня в его распоряжении целый кусочек, который поместился на ладони. Вспомнил Ванька, как дома нарезал черный хлеб. Вот если отрезать кусочек от кирпичика и потом его на две части разрезать аккуратно, как раз получится этот кусочек 125-граммовый. Только больно сухой и тонкий.
На выходе Ваня обратил внимание на стоящего впереди и, словно поджидающего кого-то мальчугана, который прямо на глазах выхватил у бабушки сверток хлеба, когда та выходила из булочной, и пустился наутек в сторону арки. Далее виднелась стена близлежащего дома, вдоль которой проходила водосточная труба, где воришка повернул направо.
– Да что ж это делается средь бела дня! Грабят! Грабят!
– Лиза, стой с Васей. А Вы, бабушка, не переживайте, я верну, – подбежав к ней, сказал Ванька, – и, сунув свой кусочек хлеба в карман, бросился в погоню за убегающим мальчуганом.
Вася и Надя не побежали, у них просто не было сил. Лиза, сперва сделав несколько шагов, остановилась и проводила брата испуганным взглядом.
Ваня уже повернул за водосточной трубой и стремительно догонял истощенного голодом вора, потому что бежал быстрее. Но по сравнению с остальными прохожими воришка выглядел как-то живее.
Ванька заметил, что удирающий мальчик сбавил скорость и начал активно работать руками, на ходу снимая обвязку вокруг кусочков хлеба.
– Стой, – закричал Витька, не ешь! Кому говорят!
Тут Ваня наткнулся на мужчину, который выходил из-за угла. Мужчина покачнулся и сел в сугроб, крепко держа какую-то коробку, а Ванька, столкнувшись, присел.
– Простите, дядя, я не хотел!
– Не хотел он! Безобразие! Не хотел…
Ванька, извинившись, вскочил. Однако мальчуган уже далеко убежал. Видно было, как он скрывается в соседнем полуразрушенном доме.
Рука Вани интуитивно потянулась в карман, сжав осколок зеленого камня. Ванька увидел перед собой проплывающее зеленое облако, того мужчину, в которого он так сильно втемяшился.
На дороге, по которой убежал вор, мерцала какая-то зеленая точка. Ваня разжал кулак и, подойдя ближе, обнаружил очередной осколок. Когда мальчик поднял его, и убрал в карман, что-то как будто щелкнуло, вытащив из кармана осколок, Ваня обнаружил только один, сдвоенный: он соединился с первым и стал размером с половину камня, который был установлен в часах.
Он снова сжал камень в кулаке. Сразу же появилась черная пелена и стала будто более прозрачной. Ваня заметил синее облако, скрывающееся наверху. «Наверно, там спрятался воришка», – подумал он. Ваня пошел в сторону синего облака и разжал камень. Затем тихо поднялся на второй этаж по полуразрушенной лестнице обветшавшего кирпичного здания.
В углу, присев на корточки, кто-то усиленно чавкал. Мальчик доедал добычу.
– Ах вот ты где! – сказал Ваня, направившись к мальчугану. – И что теперь бабушка будет есть?
– Я не хотел, мальчик… – ответил тот. – Я всё верну, обязательно… Честное слово…
– Знаем мы ваше слово! – презрительно ответил Ванька, фыркнув. – Откуда камень взял?
Услышав это, воришка опустил голову, чтобы Ванька не увидел пробивающиеся на щеки через заснеженные ресницы слезы. Мальчик осознавал, что, воруя, делает не так, не по-советски, а сказать взрослым правду о том, что он совсем один почему-то боялся.
– На рынке у Макара Ивановича стащил, его там все знают. Говорят, у него весь дом забит ценностями. Его даже как-то ограбили. Берет откуда-то, может на хлеб меняет, у него жена работает в столовой. Может, вот… поэтому. Ну а что ненужное – на рынке обменивает или продает. Помню только, что там были завернутые в тряпочки вещи, так я их взял и побежал. В одной часы, в другой ложки, а вот в другой стекляшка. Не смог я ее поменять, сказали мне, что стекло обыкновенное. А выкидывать жалко, что-то останавливало. Вот и таскал собой. Два дня назад ко мне какой-то мужчина ночью приходил. Непонятно, как нашел, дома-то у меня нет. Важный такой. Спрашивал про этот осколок.
– А ты?
– Убежал я. Так он меня вчера нашел опять. Я снова убежал. Было решил осколок выбросить сегодня, но ты его забрал. Может, это и к лучшему.
– Так может, ты с нами пойдешь, будешь с нами жить? – спросил Ваня.
– Куда там… нет, я уже привыкший, спасибо, мальчик. Проживу как-нибудь. У меня друзья есть. Вместе по улицам шатаемся.
– И воруете вместе? – сказал Ванька.
– Не твоего ума дело! – выкрикнул мальчик с дрожью в голосе, будто вот-вот расплачется.
– Жаль… – ответил Ваня, сделав паузу. – Скажи, а как мне найти Макара Ивановича? – спросил Ваня.
– Так иди на рынок. Отсюда выйдешь, налево поверни и прямо иди, пока не увидишь поперек широкую улицу и толпу народа на фоне кирпичных стен. Продают там всё, что хочешь, был бы хлеб. Идти, правда, далеко. А Макар Иванович значит…
В этот момент мальчик, забившийся в углу, на которого смотрел Ванька, начал словно растворяться в воздухе, всё поплыло. Вспышка.
Ванька снова стоит и смотрит на полученный кусочек хлеба, выходя из магазина.
На выходе опять стоял тот мальчуган. Выхватив у бабушки сверток хлеба, вор побежал.
Ванька опомнился и сразу же бросился в погоню, сунув хлеб в карман.
– Стойте здесь! – крикнул Ваня сестре, Васе и Наде и скрылся.
Мальчуган, чувствуя, что его догоняют, намеренно упал, и начал жадно поедать кусочки хлеба. Ванька налетел сверху, буквально вырвав из рук хлеб, всыпав ему по первое число.
Раскрыв ладонь, Ваня увидел минимум два смятых кусочка хлеба. Сколько съел воришка – непонятно. «Наверное около двух», – подумал Ваня.
Тем временем мальчуган поднялся и начал убегать, а Ванька быстро ощупал карман, камень был на месте.
– А Макар Иванович… – произнес он, посмотрев вслед убегающему мальчику, и махнул рукой, тяжело отдышавшись. – Ну, теперь уж поздно… и с камнем не догоню. Сил нет.
Затем он направился назад, к своим. Первой его встретила Лиза.
– Ну что? Поймал его? – спросила она, приобняв брата.
– Поймал. На ходу только он есть начал. Сколько не знаю съел.
– Почему же со мной это приключилось? Горе какое! – причитала бабуля.
Ваня Подошел к бабушке. Она плакала, но как-то очень скупо, слезы почти не текли. Но по глазам было видно, что бабушка рыдает.
– Не плачьте, бабушка. Вот, возьмите, – протянув завернутый в ткань хлеб, сказал Ваня.
– Ох, неужто они?
– Да, бабушка, что смог, возвращаю.
– Сынок, спасибо тебе большое. Дочка у меня с внучкой лежат недвижимы. Дочка даже не говорит уже. Только глядит вверх и лежит. Внучка совсем плоха.
Я вот им ходила, да себе хлебушка. А тут такое!
Старушка развернула тряпочку, посмотрела на кусочки хлеба, округлила глаза и так обрадовалась!
– Никак всё на месте! Сынок! Спасибо, сынок!
– До свидания, бабушка, – промолвил Ванька и удалился, а бабушка, все сыпала ему вслед свою благодарность.
– Ваня, ты – молодец, – сказал Вася. – Тут такое дело почти каждый день. Вот пока мы идем до реки от булочной, знаешь сколько таких! Наверняка, так же как и вы без родителей, нечего есть. Но выход ли воровать? У той бабушки умирает дочь и внучка, у нее больше никого нет. У мальчика тоже никого нет, но он голодает. Может карточку потерял при бомбежке. И такое случается. А без карточки как выжить-то? Вот, наверно, и сподобился… Но такие вещи нужно пресекать, нехорошо. Ты правильно поступил.
Ванька решил не говорить о том, что свой хлеб он отдал. Побоялся, что остальным меньше достанется из-за него, поэтому решил сказать, если спросят, что съел хлеб по дороге. Он уже начал вспоминать, как дома не доедал, как хлебом бросался… Сейчас бы он всё вмиг съел, да еще и поделился бы…
Показалась набережная, а за ней, казавшаяся бесконечной, белая полоса снега, вдоль которой в некоторых местах располагались скопления людей.
Спускаться было тяжело: все ступеньки были в толстом слое снега, да во льду. А еще тяжелее подниматься: много льда на этом снегу. Некоторые скатывались, опрокидывая при этом ведро. Вот так, прямо на глазах и образовывалась ледяная горка. Вспомнил Ванька, как у школы катался на портфеле с горки с одноклассниками. Вот если бы с ведром воды попробовать подняться прямо по той горке вверх, примерно то же самое и получится… почти невозможно сделать же…
Дети уже спустились на лед. Где-то далеко началась бомбардировка. У проруби столпились люди. Некоторые из них обернулись, чтобы вслушаться в доносившееся эхо разрывающихся снарядов. Кто-то даже точно определил место бомбежки по звуку.
Набирали воду кто куда: кто в бочки, стоящие на санках, кто в ведра, кто в чайники. В ход шла любая подходящая тара. Настала наша очередь. Ковшом начали черпать в ведра воду. Сначала черпал Ваня, потом Вася, стоя на коленях у проруби, затем его сменила Лиза, а потом Надя. По пути назад стало заметно холоднее. Ноги переставали слушаться, обуревала жуткая усталость. Желудок словно жалила изнутри змея. Ваня заметил, как его реакция начала замедляться. Идти он стал намного медленнее. Не хотелось даже думать, потому что не было сил. Ваня с Васей тащили за собой санки молча по заснеженной дороге, часто останавливаясь отдохнуть. Вода в ведрах потихоньку замерзала. По краям ведер образовывалась ледяная корка.
Вот уже осталось немного, ведь впереди уже виднелся третий этаж их дома.
Встретили детей в полной тишине.
– Убило дядю Степана, когда тот второй раз за дровами решил сходить… Нам принес, а когда себе пошел дров понабрать… Обстрел. Да так, что не нашли даже его, только сапог. Так и остался там лежать… – произнесла еле-еле мама.
– Дядя Степан! – воскликнули дети поочередно.
Тяжело на душе стало у Ваньки. Так и не успел Ваня с ним пообщаться как следует, поговорить по душам… «В комнату дяди Степан сейчас заходить ни к чему», – подумал Ванька, ведь за стеной доносился приглушенный плач Марьи Николаевны и Сони, с которыми он еще не успел познакомиться.
Тут снова началась очередная бомбардировка, посыпались хлопки зениток…
Уже вечером Ваня и Лиза, поев, пошли за водой. Вася и Надя неважно себя чувствовали и остались дома.
Ванька и Лиза шли, останавливаясь и отдыхая. Санки с ведрами уже не казались пустыми, они как будто были сполна наполнены свинцом, а еще вчера он мог с быстротою молнии бегать, не замечая этой тяжести в ногах.
Пройдя несколько кварталов, дети услышали сигнал тревоги: «Воздушная тревога! Воздушная тревога! Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города. Воздушная тревога!».