Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Хань

В 206 г. до н. э. после череды битв с аристократическими группировками, старавшимися вернуть былые родовые привилегии, выходец из крестьян по имени Лю Бан основал династию Хань. Приняв имя Гао-цзу, он стал первым ее императором. Пережив на начальном этапе полосу внутренних раздоров, династия укрепилась и продержалась почти четыре столетия – впервые в истории имперского Китая наступил длительный период стабильности. В политическом плане правители Хань продвигали преобразования, начатые при Цинь. В частности, продолжалось внедрение стандартизированного денежного обращения, общегосударственной системы мер и весов, единой иероглифической письменности. Правители Хань ввели более мелкую, чем прежде, монету, известную как у чжу: она весила чуть больше трех граммов. Чтобы избежать подделок, государство всеми силами насаждало монополию монетного дела.

В эпоху Хань утвердилось представление о фигуре императора как высшем воплощении власти. На государственном уровне были введены новые ритуалы, политические символы и религиозные культы, подкреплявшие прерогативы и легитимность императора. Именно с тех пор император сделался космологическим персонажем. «Сын Неба» теперь правил, опираясь не только на военную силу и устрашение, – он выступал связующим звеном между миром небесным и миром земным, служа символической осью, на которой держалось благополучие Вселенной. Мыслители эпохи Хань утверждали, что космос, мир людей и человеческое тело тесно связаны друг с другом и что все эти сферы работают по схожим моральным и физическим законам. В главе 2 мы будем подробнее говорить об этом корреляционном мышлении, а в главе 7 разберемся, как оно повлияло на китайское восприятие природы.

Правители Хань расширили и укрепили бюрократическую систему, основы которой заложила предыдущая династия. Они создали иерархически структурированные государственные ведомства и разделили территорию страны на административные единицы, известные как провинции и округа; некоторые из них номинально сохранились до сих пор. Часть земельного фонда была пожалована членам императорской семьи в качестве личных уделов. Кроме того, правители Хань расширили владения империи. При них впервые появились механизмы, упорядочивавшие внешнюю политику. Соседние государства и местные вожди символически подчинялись императорам Хань, доставляя ко двору особые подношения – дары, демонстрировавшие покорность или зависимость. Ханьских принцесс выдавали замуж за правителей из числа соперников-варваров.

Но поддержание мира не обходилось даром. На севере и северо-западе не утихало противоборство с кочевниками хунну, которое истощило казну императора У-ди (правил в 141–87 гг. до н. э.). Тем не менее империи удалось довольно глубоко проникнуть в Центральную Азию, используя коридор, который пролегал по территориям современных Ганьсу и Синьцзяна. Она дошла до самой Ферганы в Восточном Узбекистане, «земле стремительных и потевших кровью небесных коней». На северо-востоке властители Хань продвинулись до окрестностей нынешнего Пхеньяна в Северной Корее. На юге они присоединили регион Юэ, соответствующий сегодняшним провинциям Фуцзянь и Гуандун. На этом направлении влияние империи Хань распространялось до самого королевства Тямпа во Вьетнаме.

Доводилось ли империи Хань во времена экспансии встречаться с римлянами? Прямых подтверждений этому нет, но, поскольку две цивилизации лежали на противоположных концах Великого шелкового пути, они были пусть косвенно, но осведомлены о существовании друг друга. Римляне упоминали о стране, в которой производится шелк. Китайцы же говорили о мифическом месте под названием «Великая Цинь». Около I в. н. э. центральноазиатские купцы познакомили империю Хань с зачатками буддизма – религиозно-философской доктрины, зародившейся в Индии. Впрочем, для того, чтобы увидеть первый зафиксированный в источниках акт императорского поклонения Будде, нужно было ждать до 166 г. В целом же история появления и усвоения буддизма в Китае приходится в основном на те столетия, которые не вмещаются в описываемый в этой книге период.

Ван Ман, перехвативший власть у знатного семейства Лю, открыл краткий период междуцарствия, известный как Новая империя (Синь) (9–23 гг. н. э.). Ван инициировал ряд реформ, в основном нацеленных на справедливое перераспределение земель. Эталоном своего правления он считал «Чжоуские ритуалы» («Чжоу ли) – литературный памятник, в котором идеальное государство уподоблялось золотому веку Чжоу. Но утопические реформы Ван Мана, как и само его правление, продолжались недолго. Влиятельные семьи, владевшие обширными землями, вернули себе бразды правления. Как и в Римской империи, в государстве Хань неуклонно усиливались могущественные аристократические семьи, которые подрывали власть двора и столицы. В конце концов в 220 г. сочетание стихийных бедствий и крестьянских восстаний подкосило империю. Китаю предстояло пережить почти четыреста лет раздробленности, прежде чем настал момент следующего великого объединения. Это произошло с приходом династии Тан в начале VII в.

Правление династии Хань стало золотым веком китайской культуры. Императорский двор и государство впервые занялись финансированием литературной деятельности и поощрением изучения классических текстов. И хотя было бы неверным называть эту новую волну поддерживаемого государством классицизма «конфуцианской», сам Конфуций тем не менее оставался ключевой фигурой в ходе передачи, редактуры и комментирования некоторых классических трудов. Пять важнейших текстов стали совокупно называть «Канонами» («Цзин»). Они вошли в образовательную программу императорской академии Ханьлинь, основанной в 124 г. до н. э. За одно только столетие более тридцати тысяч студентов прошли в ней обучение у мастеров толкования так называемого конфуцианского «Пятикнижия» («У цзин»). В него входят: «Весны и осени» («Чуньцю») – историческая хроника родины Конфуция, царства Лу, охватывающая 722–481 гг. до н. э.; «Книга песен» («Ши цзин») – сборник из 305 стихотворений, народных песен, надгробных речей и храмовых гимнов, составленный, как предполагается, самим Конфуцием; «Книга документов» («Шу цзин», или «Шан шу») – собрание речей ранних правителей Чжоу, посвященных государственному управлению; «Книга ритуалов» («Ли цзи») – сборник, описывающий церемонии и правила этикета; «Книга перемен» («И цзин», или «Чжоу И») – гадальный текст, включающий космологические разделы.

Все эти тексты дополнялись со временем, поскольку некоторые их фрагменты были созданы еще в века ранней династии Чжоу и Сражающихся царств. Причем именно в эпоху Хань они обрели форму, которая сделала их каноническими на два последующих тысячелетия. Вплоть до XIV в. претендентов на государственные должности экзаменовали на знание этих текстов. Ученые и интеллектуалы издревле цитировали Пять канонов в политических и этических дискуссиях. Современному читателю может показаться, что эти труды не отличаются высокими литературными достоинствами. Но если ценность стихотворения измеряется в первую очередь содержащимися в нем назидательными комментариями или политическими трактовками его слов и образов, то эмоциональным откликом, вызываемым чтением, с легкостью можно пренебречь. К счастью для тех, кому кажется, будто древние слишком стесняли литературную музу нудными политическими поучениями, эпоха Хань породила также новый жанр – поэму в прозе^[13]. В последующие века в Китае появилось огромное количество работ, впечатлявших силой воплощенного в них литературно-поэтического гения.

Два крупных исторических труда, составленных во времена Хань, задали стандарт государственной историографии – продержавшийся в Китае до XX в. образец того, как следует фиксировать исторические события и как их нужно изучать. Записывать историю – это не просто собирать факты и сообщать о них потомкам. Гораздо важнее то, что официальные историки были обязаны манипулировать общественным мнением, описывая предыдущие режимы так, чтобы правление их нанимателей казалось более легитимным. Представление о том, что прошлое нужно использовать для объяснения и оправдания настоящего, прочно вошло в китайскую этическую и политическую мысль. Первым капитальным изложением китайской истории стали «Исторические записки» («Ши цзи»), которые вместе со своим отцом составил Сыма Цянь (официально служивший в должности придворного астролога). Этот труд описывает историю Китая с далекого мифического прошлого до II в. до н. э. Второй крупный исторический труд, «Историю династии Хань» («Хань шу»; другой перевод названия – «Ранняя история династии Хань»), составил Бань Гу (32–92 гг. н. э.) вместе с отцом и сестрой. Он охватывает первые два столетия Хань – период Ранней, или Западной, Хань.

Династия Хань создала важный прецедент: императорский двор впервые начал поощрять каталогизацию древних текстов, хранившихся в дворцовой библиотеке. Эта кропотливая работа, которой занимались Лю Сян (79–8 гг. до н. э.) и его сын Лю Синь (46 г. до н. э. – 23 г. н. э.), включала сбор, восстановление и редактуру всех известных манускриптов и литературных памятников, а также их классификацию по тематическим категориям или жанрам. Усилиями этих двух людей были заложены основы библиографической главы «Истории династии Хань». Составленный ими библиотечный каталог перечисляет более шести сотен произведений, три четверти из которых не сохранились. В последующие имперские времена династическая история, которая писалась при дворе, почти всегда включала подобного рода библиографию. Для того чтобы править миром, требовалось управлять текстами, которые его описывали, а также их авторами.

Династия Хань ввела систему экзаменов для претендентов на государственную службу^[14]. Теоретически экзаменационные испытания гарантировали отбор на меритократической основе – по способностям и талантам, но в реальности не меньшую роль играли связи и рекомендации. Тем не менее состязания за право стать чиновником превратились в механизм, обеспечивающий определенную социальную мобильность. Именно во времена Хань утвердилось представление о том, что чиновники должны быть одновременно и учеными, а выполнение публично-административных обязанностей нужно сочетать с личными занятиями литературой, искусством и философией. Другими словами, саморазвитие рассматривалось в качестве предпосылки эффективного служения государству. Идеал чиновника-ученого прижился, оставаясь в силе на протяжении почти всей китайской истории. Даже в ХХ в., да и в наши дни тоже, видные китайские чиновники не прочь оказаться застигнутыми за упражнениями в каллиграфии, поэзии или пейзажной живописи. Экзамены, предшествовавшие поступлению на государственную службу, оставались основным источником найма госслужащих до 1905 г.

Двор также покровительствовал искусствам, а государство активно участвовало в проектировании и строительстве имперских городов, парков и памятников, в том числе и погребальных. Развитие науки и технологии позволило усовершенствовать системы ирригации и хранения воды, включая каналы и колодцы. К этому времени расширилось применение железа и железных инструментов. Кроме того, эпоха Хань была эпохой открытий в математике и астрономии, внедрения новых сельскохозяйственных технологий (сеялки, носовые кольца для быков), изобретения и распространения бумаги, новых способов глазурования в керамике, прорывов в текстильной технологии (ткацкий станок) и в производстве кирпичей и плитки, развития мореходства (штурвал с ахтерштевнем), составления медицинских трактатов, позже сделавшихся классическими.

Население страны в ту пору увеличилось. Правда, когда речь идет о численности жителей Древнего Китая, статистические данные уподобляются движущейся мишени, и потому интерпретировать их следует с осторожностью. Местные чиновники или иные лица, желавшие избежать излишнего вмешательства центрального правительства в их дела, были заинтересованы в занижении численности населения в добрые времена: это позволяло минимизировать налоговые и трудовые повинности. Намеренное занижение количества взрослых мужчин или фальсификация их возраста – внесение в категорию лиц старше 60 лет – могли объясняться и желанием обойти воинскую повинность. В кризисные времена, при стихийных бедствиях или неурожае, местные бюрократы, напротив, проявляли заинтересованность в искусственном завышении числа своих подопечных (или земельных площадей), чтобы получить лучшую долю государственной помощи, предоставляемой в виде продуктов и семян. Нам известно, что в те ранние века население Китая и без того значительно колебалось из-за стихийных бедствий, гражданских распрей и экономических неурядиц. Первая официальная перепись, датируемая 2 г. н. э., фиксирует наличие чуть менее 60 миллионов человек, распределенных по более чем 12 миллионам домохозяйств. По сравнению с сегодняшним днем рост населения в Древнем Китае может показаться медленным: пока вы читали эту страницу, в Китайской Народной Республике родились двадцать новых граждан. И все же города во времена Западной Хань представляли собой довольно крупные сообщества – более десятка из них насчитывали от тридцати до ста тысяч жителей. В метрополии же вокруг города Чанъань (современный Сиань) было официально зарегистрировано около 700 000 жителей.

Время: Мыслить циклами

Время можно представлять либо линейным, либо циклическим. Китайцы пользовались обоими способами. Как и мы, они видели, что день ежедневно идет от рассвета к закату, а события следуют друг за другом в хронологическом порядке, от альфы до омеги. Чтобы понять, как события связаны между собой, нужно «нанизать» на единую нить то, что было раньше, и то, что происходит сейчас, подобно тому как нити в ткани соединяются шелковым волокном. Линейная хронология позволяет человеку осознать себя, то есть отследить генеалогическое древо и реконструировать свое происхождение из поколения в поколение. Словом, которое переводится как «нить» (цзи), в Древнем Китае также обозначали хронику, где фиксировались значимые события и перечислялись видные деятели – год за годом, в течение всего царствования властителя или династии. Китайские правители издавна составляли генеалогические таблицы. Чтобы легитимизировать свое восхождение на трон, монарху или династии нужно было встроить себя в родословную непрерывного наследования, связывающую их с теми, кто жил раньше, а в идеале восходящую к мифическим временам легендарных Трех властителей и Пяти императоров. Среди предков было полезно иметь культурных героев (в этом ряду были Желтый император, Фу Си, Яо и Шунь), которым приписывали изобретение важнейших цивилизационных новаций – письменности, календаря, ткачества и земледелия. В Китае для подтверждения своего права на власть важнее было знать (или притворяться, что знаешь) прошлое, чем высокопарно рассуждать о том, что готовит будущее.

Представление о том, что все необходимое человеку и обществу уже было в прошлом, а извлекаемые из его глубин истины стоят того, чтобы их повторять и беречь, объединяет почти всех китайских мыслителей. Например, в «Книге пути и благодати» («Дао дэ цзин») есть такие строки: «Придерживаясь древнего Дао, чтобы овладеть существующими вещами, можно познать древнее начало. Это называется принципом Дао» («Дао дэ цзин», 14)^[15]. Конфуций тоже утверждал, что не создает новых путей, но лишь передает знание о древних («Лунь юй», 7.1). Под тем же девизом жили и в имперские времена: «Кто не понимает будущего, пусть обратит взгляд в прошлое» («Чуньцю фаньлу», 5.7). Иначе говоря, чтобы стать новатором, нужно быть консерватором. Великие мыслители, писатели и государственные деятели Китая прославились не столько нововведениями, радикально порывавшими с прошлым, сколько мудростью, проистекавшей из умения следовать традициям.

Еще важнее то, что китайцы параллельно воспринимали время и как цикл, подчеркивая, что линейная последовательность событий (например, ваши дела между завтраком и отходом ко сну) повторяется вновь, вновь и вновь (вы пробуждаетесь и засыпаете каждый день). Они представляли этот циклический ход времени как путь (ли), вдоль которого можно отмечать сменяющие друг друга циклы взлетов и падений, рождений и смертей. «Архивирование повторяющейся системы событий» – примерно так можно перевести современное китайское слово «история» (лиши). Представление о времени как о цикле занимало крайне важное место в том, как китайцы, причем с древнейших времен, воспринимали и описывали историю. Китайская историография традиционно делит прошлое на последовательность династий. В строгом смысле слова династия не более чем клан или семья, которые обретают и удерживают влияние на протяжении некоторого периода времени. Чтобы считаться династией, нужно иметь семейную генеалогию и обладать властью. Но в более широком смысле династия обозначает скорее коллективную идею (иногда фантазию), нежели реальный факт. Можно номинально объявить себя правящей династией, но за ниточки будет дергать не сама императорская семья, а кто-то другой – семьи императорских жен, влиятельные министры, дворцовые евнухи. Поэтому, рассуждая о китайских династиях, уместно провести параллель с президентством американского образца или премьерством британского типа. Президентство или премьерство держится на личности руководителя и тех, кто причастен к его администрации, но на самом деле в нем скрыто намного больше: идеология, принципы, скандалы, интриги или, обобщая, любые значимые события, которые происходят в период конкретного правления, даже если они не связаны напрямую с теми, кто правит.

Согласно китайским представлениям, концепция династического цикла базируется на предположении о том, что за деятельностью каждой династии стоит какая-то формализуемая схема. История повторяется – если не в конкретных деталях, то в общей направленности событий. Перефразируя Сыма Цяня, можно сказать, что ее путь подобен движению по кругу: закончившись, он начинается вновь («Исторические записки», 8). Таким образом, любая правящая династия всегда считала себя последней наследницей предшествующих династий. Она воздавала должное своим корням, уходящим в глубь веков, почитая основателей ранних династий, правителей и культурных героев и принося им жертвы. Себя же она изображала естественной преемницей этой богатой родословной – «на десять тысяч поколений вперед». Сходство судеб, отличающее китайские династии, удивительно. Как только новая династия основывается – зачастую это происходит на волне народного восстания против центральной власти, – двор укрепляет свое военное могущество, проводит экономические реформы, расширяет или укрепляет границы. Но в какой-то момент на смену первоначальному периоду благополучия, мира и упрочения государства приходят раздоры и дезинтеграция. Правители начинают злоупотреблять властью и делаются слишком самонадеянными, коррупция отравляет и разлагает двор, правительства не справляются со сбором налогов и пошлин, а по всей стране звучат протестующие и мятежные голоса. Двор, лишенный харизмы основателей династии, чахнет, получая удары изнутри и снаружи. На императорский трон сажают детей. Последние императоры в династии либо крайне слабы, либо вовсе бессильны. В конце концов какое-нибудь стихийное бедствие (наводнение или саранча) доводит и без того бурлящее недовольство до точки кипения. Династия гибнет от рук либо внутренних, либо внешних врагов; она прошла свой путь до конца. Наступает время нового цикла – ибо, как утверждает «Шу цзин», «небесный мандат не выдается навсегда» (глава «Кан дао»).

Таким образом, история представлялась китайцам циклическим процессом, в котором моменты порядка чередовались с периодами хаоса, а эпизоды вооруженного насилия (у) сменялись фазами мира и гражданского спокойствия (вэнь). При таком взгляде на историю основатели династий неизменно мудры и благонравны, а последние их правители слабы и бесталанны. Таким образом, путь любого правящего дома аналогичен жизненному циклу: он всегда приходит к естественному завершению. Считалось, что лучшими для государства были те времена, когда главенствовали великие мудрецы-правители. Без них, по словам философа Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.), «владетельные князья-чжухоу предаются распутству, а готовящиеся быть служилыми людьми чу-ши пускаются в пересуды» («Мэн-цзы», 3B.9). Тем не менее важно помнить, что понятие династического цикла оставалось не более чем моделью, используемой политическими деятелями и придворными историографами, чтобы анализировать прошлое и легитимизировать претензии на власть в настоящем. Разумеется, эта концепция никак не отражает подлинный ход исторических событий. Реконструкция китайской истории в логике династических циклов приведет к узкому и предвзятому ее пониманию, искаженному придворными. К чести современных историков, стоит отметить, что они подходят к анализу прошлого Китая более тщательно, обращаясь к архивам, деятелям и регионам, которых прежде не коснулась кисть официальных хронистов.

Когда царство Чжоу сменило Шан, новые правители воодушевлялись тем, что обрели Небесный мандат (Тянь мин): само Небо передало право на царство более достойным преемникам. Как отмечалось выше, китайское Небо (Тянь) – это не место и не созидатель, как в иудео-христианской традиции. Оно отображает силу сущего и обладает могуществом, подчиняющим всё и всех, подобно тому как небеса покрывают всю землю. Небо изображалось в виде высшей моральной инстанции. Небесный мандат – политическое понятие, вошедшее в словарь всех мыслителей и государственных деятелей традиционного Китая. Чтобы претендовать на трон, необходимо было получить Небесный мандат. С его помощью объясняли и узаконивали всякую передачу политической власти вплоть до 1911 г., когда последний китайский император отрекся от престола, а имперскую модель сменила республиканская система.

Небесный мандат можно трактовать как что-то вроде космической инвеституры: Небо выбирает наиболее талантливых и высоконравственных, наделяя их правом руководить. Небеса, как высшая сила, выдают потенциальному правителю кредит доверия; избраннику полагается приложить все усилия, чтобы распорядиться им на благо народа и страны. Но Небесный мандат – единственное, что дает владыке полномочия. Если его отбирают или передают кому-то другому, значит, Небо отправляет правителя и его дом в отставку: он не смог должным образом распорядиться своим моральным кредитом. Понятие Небесного мандата в сочетании с принципом наследственной передачи власти в императорской семье – два столпа легитимизации власти в Китае.

Но как здесь измеряли время? Это делалось разными способами. Основной из них предполагал отсчет, за основу которого бралось конкретное царствование или какая-то его часть. Например, второй год Юаньфэн обозначает второй год периода под названием «Изначальный Феникс» – он соответствует 79 г. до н. э. Эта система просуществовала до конца династии Цин, когда в январе 1912 г. была провозглашена республика. (В Японии обозначение года на основе правления императора применяется до сих пор.) Другой способ записи времени основывался на шестидесятеричной системе – она широко использовалась в традиционном Китае наряду с десятеричной. Отсчет велся, исходя из сочетания двух счетных рядов: десяти знаков, известных как «небесные стволы», и двенадцати знаков, известных как «земные ветви». Из них составлялись шестьдесят уникальных комбинаций, посредством которых отсчитывались дни или годы. Шестидесятилетний цикл знаком читателям по китайскому зодиаку, в котором двенадцать животных соответствуют «земным ветвям» (крыса, бык, тигр, кролик, дракон, змея, лошадь, овца, обезьяна, петух, собака и свинья). Происхождение китайского зодиака остается предметом дискуссий, хотя есть свидетельства использования циклов с названиями животных уже в конце периода Сражающихся царств. Некоторые ученые считают, что зодиак, возможно, имел тюркское происхождение, а в Китай попал через Центральную Азию.

По крайней мере с V в. до н. э. китайские астрономы начали соотносить движение Солнца с движением других небесных тел согласно годовому обороту, разделенному на 28 неравных частей. Измерение фаз Луны, однако, заставило перейти к членению на 29 сегментов. Именно отсюда появился год, грубо разделенный на двенадцать одинаковых кусочков – лунных месяцев. Если выстраивать календарь на основе фаз Луны довольно просто, то делать это, опираясь на обращение Солнца, гораздо сложнее, поскольку последовательность месяцев быстро начинает расходиться с наблюдаемым движением светила и сменой времен года. Обычно год состоял из двенадцати месяцев (согласно лунному циклу), но для того, чтобы синхронизировать циклы Земли, Солнца и Луны, приходилось каждые 33 месяца вставлять дополнительный (високосный) месяц. Поскольку лунный месяц длится 29–30 дней, а солнечный год – 365 дней, что не вполне соответствует двенадцати лунным месяцам, потребовался календарь: он обеспечивал соответствие циклов и показывал, сколько дней в каждом месяце.

Китайцы подходили к учету времени с предельной тщательностью, и у них были на то причины. Первейшей основой их жизни оставалось земледелие, которое требовало точных измерений времени, хотя, конечно, позволительно предположить, что лучше всего с местными природными условиями были знакомы сами крестьяне. Календарь также упрощал государственные процедуры, такие как сбор налогов, перепись населения или набор в армию. Чтобы устанавливать в городах ночной комендантский час, чиновникам требовался точный способ фиксации времени суток. Как и в других частях света, ночи делились на «стражи», наступление которых возвещалось ударами колокола или барабана со сторожевых башен. Водяные часы (клепсидры) существовали уже в доимперские времена; это были кувшины с маленькими дырочками в дне. Интервалы времени отсчитывались при помощи поплавка, который опускался вниз по мере вытекания воды.

Помимо разнообразных техник и систем, учитывающих время, его измерение само по себе было нужно для политического контроля, причем как на практическом, так и на символическом уровне. Только те, кто правил, могли контролировать время, представляя народу календарь. Даже сегодня функции календаря не сводятся только к упорядочению нашего расписания. Создать календарь – это значит взять в свои руки организацию времени тех, кого вы хотите держать в подчинении, установив контроль над их деятельностью. Неслучайно красочные ежедневники и календари до сих пор остаются самым распространенным новогодним подарком в посольствах и фирмах по всему миру. Причем большинство из нас подсознательно воспринимает время именно в тех рамках, какие были заданы персонально для каждого: студент, скорее всего, делит его на модули и семестры (не забывая об экзаменационных сессиях); продавец строит его отсчет, отталкиваясь от ежеквартальной выручки; крестьянин считает важнейшей временной вехой начало сбора урожая. Правители Китая заставляли подданных воспринимать время так, как оно отражалось в сельскохозяйственном календаре; уподобляясь им, нынешние работодатели, университеты, спортивные федерации утверждают свои распорядки, выпуская собственные календари. За тем вниманием, которое уделялось отсчету времени в Древнем Китае, стояло убеждение в том, что деятельность человека не просто его личное дело. Ее следовало планировать, исполнять и проверять, исходя из хода светил и повелений Неба. Календарь играл ключевую роль как в поддержании вселенского равновесия, так и во властвовании над подданными. Правитель или император имел право решать, какой месяц года будет первым в ежегодном цикле. Это означало, что календарь регламентировал и ритуальное время, поскольку важные государственные церемонии могли устанавливать и начало года, и смену его сезонов.