Перстень принцессы

Глава 6. Король и его фаворит
После полудня. Уайтхолл, кабинет короля

– Сюда, Джордж! – Карл позвал фаворита, когда тот, вместо того, чтобы идти вместе с ним, неверной походкой направился к выходу вслед за Сурреем и де Руже.

– Чарли, он уводит нашего посажённого жениха! – тон этого восклицания пробудил нешуточную тревогу среди толпившихся в зале придворных, словно герцог указал на вора, убегающего с драгоценностями, сорванными с шеи зазевавшейся красавицы.

В больших чёрных глазах Карла мелькнула досада, но уже в следующую секунду он с громким смехом захлопал в ладоши:

– Браво! Браво же, мой дорогой герцог! Вы выиграли!

– Что? Я выиграл? – Вильерс застыл с раскрытым ртом, но вместо следующих слов послышалась насмешившая толпу икота.

– Выиграл, конечно же! Стоило тебе крикнуть о краже, как все сразу же поверили в твою выдумку, – для чутких к фальши ушей смех Карла показался бы наигранным, но разобрать это среди шума общего веселья сумел бы только музыкант или актёр. Сам же Бэкингем, ведомый королём под руку к выходу из зала, не понимал, как расценивать происходящее.

– Н-да, невоздержанность в питье может погубить всё дело! – пробормотал лорд-канцлер, провожая хмурым взглядом удаляющихся вслед за королём придворных из его свиты.

– Вы полагаете, что это всего лишь невоздержанность? – недоверчивый тон в вопросе герцога де Креки выдавал его озабоченность больше, чем он того желал. Ещё бы, ведь на карту был поставлен престиж сватавшегося к английской принцессе Филиппа Анжуйского! Да что там Филиппа, самого Людовика и всей Франции, в конце концов!

– О, если за этим кроется нечто большее, то это не замедлит проявиться в скором будущем, – вполне убедительным тоном заверил его лорд-канцлер и, с вежливым поклоном пригласил следовать за ним.

– Я бы этого вовсе не хотел, – пробормотал де Креки и, поставив пустой бокал на поднос проходящего мимо слуги, пошёл вслед за лорд-канцлером.

***

Весёлая процессия во главе с королём очень быстро достигла покоев Карла, успев, однако, поднять невероятный гвалт в анфиладе залов, которые они пересекали. Карл был в весёлом расположении духа. Он шагал, размахивая тростью, которую позаимствовал у одного из друзей, и со стороны возглавляемое им шествие было похоже на импровизированное театральное представление, в котором он играл главную роль.

– Господа, мы будем праздновать! – объявил он о своём намерении продолжить банкет по случаю помолвки Генриетты и Филиппа, и с силой трижды ударил тростью о каменный пол.

– Да! – как-то неестественно и чересчур весело выказал свой энтузиазм Джордж Вильерс, качнувшись в противоположную сторону от поддерживающего его короля.

– Вина всем! И пригласите музыкантов! Гамильтон, Сакли! Распорядитесь, чтобы никто не остался сухим или в поникшем настроении, – широким взмахом руки Карл описал тростью круг перед собой, после чего подбросил её вверх в сторону Гамильтона. – Принимайте ваш жезл командующего войсками, герцог!

Тот ловко подхватил брошенную ему трость и ответил королю церемонным поклоном.

Карл со смехом хлопнул по плечу Бэкингема, который икнул ему в ухо:

– Идём, Джордж! Сейчас мне будет нужно всё твоё внимание.

Воспользовавшись захлестнувшей его свиту атмосферой всеобщей суматохи, созданной игрой скрипачей, явившихся на призыв лорда Сакли, Карл повёл Бэкингема из приёмной в свой личный кабинет.

Едва только двери захлопнулись у него за спиной, король тут же преобразился в лице. Вместо весельчака и добряка Чарли, каким его видели при дворе, и знало не понаслышке большинство его подданных, в кабинет вошёл погружённый в размышления молодой мужчина, привлекательный и полный обаяния, который умел очаровать окружающих и заставить забыть о его настоящем возрасте, несмотря на наметившиеся уже суровые складочки в уголках полноватых и скорых на улыбку губ.

– Джордж!

– Да, Чарли? – в светлых глазах Бэкингема блеснули искорки понимания, но для короля этого было недостаточно:

– Выпей воды, Джордж! Сейчас мне необходима твоя голова. И ясное сознание в ней.

– Голова, руки… Я весь в вашем распоряжении, мой король! – заплетающимся языком отшутился Вильерс и плеснул в чашку немного жидкости из графина, стоящего на столе. – Боги! Это же простая вода! – он чуть было не выплеснул воду обратно в графин.

– Понятное дело, Джорджи! В своём кабинете я предпочитаю работать. А для королевской работы, знаешь ли, требуется ясная голова, – огрызнулся Карл и позвонил в колокольчик.

– Ну, положим, – нехотя согласился Бэкингем, но пить воду не стал.

– Итак! – король жестом указал фавориту на стул, а сам принялся медленно расхаживать взад и вперёд.

Его кабинет представлял собой длинный прямоугольник, в дальнем конце которого было широкое трёхстворчатое окно, застеклённое кусочками витражного стекла в виде эмблем алой и белой роз, вправленных в ромбы, расположенные в шахматном порядке. Напротив окна располагался массивный рабочий стол, а возле него стояло кресло из черного дерева, простое и удобное, с единственным украшением из подлокотников, вырезанных в виде когтистых лап. Вдоль стен по обе стороны от стола были расставлены книжные полки, заставленные, помимо старинных фолиантов с потускневшей позолотой на корешках, диковинками и несколькими моделями кораблей королевского флота.

– Ну? – все ещё не воспринимая всерьёз суровый тон Карла, Джордж откинулся на жёсткую спинку стула и вальяжно закинул ногу на ногу.

В это время в кабинет заглянул паж, и Карл жестом подозвал его к себе, чтобы шепнуть на ухо какой-то срочный приказ. Паж кивнул, и король отпустил его, но не через дверь в приёмную, откуда тот появился, а открыв для него неказистый проход слева от стола, которым обычно пользовались слуги и доверенные лица, когда король не хотел, чтобы в приёмной заметили их визит в его кабинет.

– Итак, герцог! Вы готовы послужить своему королю?

Тон этого вопроса был далёк от ожидаемого шутливого разноса за чрезмерное поглощение вина во время приёма послов у принцессы. Джордж поставил правую ногу на пол, выпрямился и слегка подался вперёд.

– Чем могу? – пробормотал он, но под строгим взглядом короля наклонил голову и примирительным тоном произнёс:

– Я всегда готов служить тебе, Чарли. Ты же знаешь! Это навсегда. Я был и есть твой самый преданный друг. Я же был с тобой всегда! Мы через всё прошли вместе! – и он поднял голову, прояснившимся взором глядя Карлу прямо в глаза.

Тот с шумом выдохнул, заложил руки за спину и прошёлся по кабинету.

Не ответив ничего на это напоминание о той преданности, которую Джордж Вильерс выказал ему в годы эмиграции, Карл прохаживался взад и вперёд, изредка останавливаясь, словно для того, чтобы присмотреться к названию одной из книг или разглядеть маленькую диковинку из коллекции.

– Чарли? – тихо позвал его через некоторое время Бэкингем, отчасти придя в себя.

– Не то, Джорджи! Всё это не то! – заговорил Карл, не оборачиваясь к нему. – Теперь кто угодно может напомнить мне о лояльности по отношению к короне и верности моему отцу. А как же иначе? Двор полон вернувшихся из эмиграции погорельцев. И Джорджи, далеко не каждому удалось ухватить немалый кусок приданного вместе с рукой дочери республиканского генерала!

– Что?

Бэкингем даже привстал, но вовсе не от гнева за то, что ему указали на брак по расчёту с дочерью ярого кромвелиста – врага номер один покойного короля.

– Я всё сказал! – ответил на это Карл, продолжая отмерять шагами длину своего кабинета.

– Да что в том такого? Я вернул своё же наследство! Не забывайте, Ваше величество, я ведь, так же как и вы, потерял всё! И пока состояние моего отца не перешло в руки к сыну какого-нибудь пивовара, я позаботился о том, чтобы вернуть его в семью. И только!

– Баста! Всё! Хватит, Джордж! – вскричал Карл и вернулся к столу. – Теперь поговорим!

С этими словами он сел на край стола рядом с Бэкингемом.

– Поговорим! – с апломбом повторил за ним Джордж, хмуро глядя в лицо наклонившегося к нему короля.

– Мне необходим этот брак, Джордж. Мне и Англии. Ты это понимаешь?

На лице Бэкингема отразилось окончательное прояснение, а вместе с тем и начало мыслительного процесса. Посерьёзнев, он всё так же в упор, не мигая смотрел в глаза короля, будто они играли в «гляделки»: кто кого пересмотрит.

– Но я не желаю, чтобы всё это выглядело, как дешёвая сделка с французами, – пояснил Карл. – Нет! И тем более я не хочу, чтобы сами французы думали, будто бы они оказали нам великую милость этим сватовством. Ты понимаешь?

– Нет, – честно признался Джордж и выпрямился, расправив плечи. – Я ничего не понимаю. С чего им так думать? Это ведь они прислали своих послов. Разве не так? Или?

– Нет, – глухим голосом ответил Карл и резко отодвинулся от него. – Нет! Чёрт побери, нет! Трижды нет! – выкрикнул он, на каждой фразе громко хлопая ладонью по столу.

– Ну… И что с того? – не желая показаться тугодумом, Джордж наморщил лоб, вдумываясь в сказанное Карлом.

– Матушка использовала все доступные ей средства для того, чтобы вложить эту блестящую идею в голову королеве Анне. Это всё козни прохвоста Мазарини! Вот кто мешает этому браку. Как знать, если бы ни его медовые речи, произносимые близко от сердца и ушей королевы Анны, тогда, может быть, я и получил бы руку герцогини де Монпансье вместе со всем её наследством! И тогда я вернул бы трон гораздо раньше. О, Анна-Мария сделалась бы королевой, как и мечтала, а я… Ай, да что там! Всё пошло прахом! Но, Джордж! Этот прохвост не должен помешать нам снова. Не сейчас! Ты понимаешь?

– А разве он против? – Джордж внимательно следил за мимикой подвижных черт на лице Карла, пытаясь угадать то, что оставалось недосказанным.

– Как только я увидел этого де Креки в зале Совещаний, то сразу же понял, что дело нечисто. У него есть какой-то план. И я хочу знать, что он затевает.

– Хотел бы и я узнать о том, – проговорил Джордж, ослабляя узел пышного банта, завязанного на шее.

– Я поэтому и настоял на том, чтобы этот молодой де Руже был объявлен женихом по доверенности. Де Креки – старая ворона. Он не только стар и уродлив. Он способен превратить эту помолвку в сущий ад для Минетт!

– Что? – в лице и в голосе Бэкингема отразилась ярость, и не будь Карл занят собственными мыслями, то непременно обратил бы внимание на столь неоднозначную реакцию фаворита.

– Да, да! Мне нужна твоя помощь, Джордж, – продолжал свою мысль Карл, вновь принявшись ходить по кабинету. – Ты обязан! Нет, ты просто должен сделать всё возможное для того, чтобы Минетт увлеклась идеей о браке именно с французским принцем.

– Точнее, чтобы она увлеклась этим французским генералом, не так ли? – недовольно переспросил Джордж.

– Нет. Этого не нужно. Нам необходимо только то, чтобы Минетт увлеклась мыслью о браке с Филиппом. Им самим, если это возможно. А лучше, если бы Филипп стал принцем её мечты! Понимаешь? Счастье моей сестры – это самое важное в этом деле.

Это показалось нелогичным самому Джорджу. Только что речь шла о политическом расчёте и браке, который должен был предоставить им союз более глубокий и крепкий, нежели все подписанные меморандумы и договоры – это династический брак! И вдруг Карл заговорил о личном счастье своей сестры! Всё это никак не укладывалось в понимании Бэкингема, и он обернулся к королю, который теперь стоял напротив книжного шкафа и с рассеянным видом изучал корешки книг.

– Если эта помолвка будет счастливым и желанным событием в мечтах принцессы, то весь двор, а за ним и Парламент, и вся Англия, и вся Европа – все воспримут это как счастливый и прекрасный союз двух сердец. Оба юны и практически выросли вместе. Они ещё и красивы к тому же! А что ещё надо для волшебной сказки?

– Ну… если вы так говорите, – промямлил Джордж, думая о своём.

– И никто не вспомнит о том, что нам необходим союз с Людовиком больше, чем все эти матримониальные нюансы. Конечно же, и матушка, и я сам желали бы для Минетт корону Франции, а не тиару принцессы. Ты понимаешь? Так было бы надёжнее. Но как знать! Сейчас Филипп является дофином Франции. Как знать!

Джордж вытер горячей ладонью взмокший лоб. Хмельного опьянения в голове как и не бывало. Зато гудели, как пчелиный рой, мрачные мысли о предстоящем браке Генриетты.

– Но имеется одно значительное «но» во всей этой идиллии, – снова заговорил Карл.

– Я полагаю, – тяжело вздохнул Джордж, удивившись, что Карл так долго кружил вокруг да около, не приступая к самому животрепещущему вопросу, касающегося лично новоиспеченного жениха Генриетты.

– Де Креки, судя по всему, преследует совсем другие цели. Он может высказывать сколь угодно любезностей мне в лицо. Но я прекрасно помню французский двор, Джордж! Эти люди, даже плюя тебе в спину, будут шептать проклятия с любезной миной. Все они лицемеры, каких свет не видел!

– Так уж и все? – с намёком спросил Бэкингем.

– Как мы могли убедиться, нет. Не все. Этот Арман де Руже, к примеру. Он совсем из другого теста.

– Вы уверены в нём? – прищурившись, спросил Джордж.

– Да это же видно по его лицу! Ни капли ложной любезности. Да хоть какой-нибудь любезности! Он скорее на эшафот взойдёт по обвинению в оскорблении короны, чем лишний раз улыбнётся даже мне, если у него нет для этого настроения.

– Ну, пожалуй. Но каким образом он сумеет помочь в вашей затее? Как по мне, так худшего представителя для Филиппа не сыскать. Этот де Руже действительно слеплен из другого теста!

– Вот! И это нам на руку!

С этими словами Карл в патетическом жесте воздел руки к небу – наконец-то он добился понимания от своего фаворита.

– Нет, не может быть! Это не сыграет, – тут же ответил ему Джордж. – Да нет же! Ведь он всё испортит. Ну, хотите, я буду посаженным… Женихом по доверенности?

– Брось, Джордж! Ты же мой лорд-адмирал! Нет! А де Руже – лучший кандидат. И для этого ему вовсе не надо быть похожим на Филиппа, – Карл обратил долгий взгляд в сторону миниатюры с изображением нежного с виду юноши в пастушеском хитоне, и этим досказал то, о чём предпочитал не говорить вслух.

– Не во всём, уж это точно, – буркнул Джордж. – Но разве Её высочество не дала своё согласие на помолвку? Она и за старика выйдет, лишь бы угодить вам и королеве-матери.

– Ты не понимаешь, Джордж. Мне важно не её согласие. То есть это, безусловно, необходимо. Но ещё важнее, чтобы она сама желала этого. Чтобы это стало её сбывшейся мечтой. Счастливая помолвка принцессы – вот что обрадует наш двор. Парламент это одобрит. Народ будет ликовать. Французы тоже будут довольны.

– Да уж, – протянул Джордж, глядя на короля со скептической усмешкой.

– С другой стороны, если между женихом и невестой будет разлад или хотя бы намёк на недопонимание, то будут все шансы вставить клин между ними ещё до свадьбы.

– Ну, это же не повод для того, чтобы отменить помолвку, – в голосе Бэкингема послышалось не то чтобы сожаление, но толика недовольства, на что Карл не обратил внимания, погрузившись в собственные размышления.

– Я опасаюсь скандала, Джордж. Мы ещё недостаточно укрепили свои позиции, чтобы пренебрегать общественным мнением.

– Скандал? Но как? И причём тут де Креки? Да и как, по-вашему, кардинал вообще сможет устроить скандал? И к тому же, Чарли, вы действительно уверены в этом? – Бэкингем потёр за ухом и развернул стул в ту сторону, где стоял король. – Вы уверены, что кхм… Лаете на то дерево? Тут могут быть замешаны совсем другие люди. В интересах кардинала добиться союза Франции и Англии, да поскорее! Не иначе, я в этом твёрдо уверен. А вот кто желает помешать этому, – он обвёл рукой широкий полукруг и ткнул на огромный глобус, стоявший возле стола. – Взгляните-ка сюда! Обратите внимание на соседей вашего кузена Людовика, короля Франции. А теперь ответьте мне, Чарли, кто первым поднимет бокал, чтобы отпраздновать ваш разлад с ним?

– Ну да. Вот видишь! Ты понимаешь теперь? – согласился Карл и приподнял брови. – Если этот старый проныра служит не кардиналу, то кому-то, для кого очень важно рассорить меня с Людовиком. Он дипломат, и не глуп. Не будет он открыто выступать против интересов короны. Но если его убедили в том, что у Франции может быть больше, чем один вектор интересов, то вот тогда…

– Запутанно и сложно, – констатировал Джордж и встал. – И в чём же вы видите мою роль во всём этом, Ваше величество?

– Рядом с нашим женихом по доверенности, конечно же! – ответил на это Карл. – Это же очевидно, разве нет? – он похлопал герцога по плечу и обнял его. – Да ты и сам уже положил начало. Хорошо. Очень хорошо! И пусть этот де Руже отлично проведёт время в Лондоне. Позаботься об этом, Джордж!

– А дальше?

– А дальше ты будешь сопровождать Минетт во Францию.

– Я что же? Я буду представлять Ваше величество? – Джордж тяжело сглотнул, но так и не произнёс того, о чём больше всего опасался даже подумать.

– О нет! Можешь прямо сказать, Джордж. И нет, этого от тебя не потребуется. Посажённым отцом будет лорд-канцлер. Или лорд Райли. Я не решил ещё, кто из них. Гамильтон тоже неплох. Он ведь герцог.

– Я тоже.

– И ты. Да, и ты тоже герцог, – задумчиво произнёс Карл. – Подумаем ещё об этом. Самое главное сейчас смотреть в оба и не позволить случиться ничему такому, что может послужить даже малейшим поводом для скандала. Это понятно?

– Куда уж понятнее, – пробормотал Джордж упавшим голосом.

Чем дольше они с Карлом говорили о браке Генриетты, тем больше он ощущал тяжесть в груди. А слова о счастье юной принцессы и вовсе заставили его поперхнуться на вдохе, словно он уже ревновал малышку Анриетт к её жениху. Ревновал! Но бывает ли ревность без любви? Как это вообще возможно? На этот вопрос ответа у него не было, как и на вопрос о том, можно ли любить, при этом не ревнуя ни к кому?

– Уже уходишь, Джордж? – спросил король, когда Бэкингем отошёл к двери и уже с порога отвесил лёгкий поклон.

– Да, Чарли. Пойду, отыщу нашего жениха по доверенности. Следует позаботиться о том, чтобы он не скончался до срока от пресных шуточек Суррея.

– Но прежде всего тебе следует освежиться! – в два широких шага Карл оказался у двери и, выглянув наружу, громко позвал слуг. – Эй, кто там есть? Позаботьтесь о герцоге!

Глава 7. В лабиринте
После полудня. Уайтхолл. Лабиринт и сады

Стоило ли выбегать в сад, если там её ждали всё те же любопытные взгляды и охочие до сплетен уши!? Однако Генриетту так взволновала новость о сватовстве Филиппа, что она перестала замечать что-либо вокруг себя. Пройдя по дорожке вдоль высаженных ровными рядами кустов боярышника, она и не заметила того, что тоненькие веточки кустов с каждым её шагом тянулись всё выше, превращаясь в непроницаемые для взглядов зелёные стены. Генриетта не обратила внимания и на то, что, садовая дорожка превратилась в совсем неприметную тропинку, и, наконец, она очутилась в лабиринте. Эта диковинная часть королевского сада была высажена ещё во времена короля Иакова, и с тех пор всегда притягивала к себе любопытных посетителей. Даже оголтелые республиканцы во времена правления Кромвеля не решились уничтожить его.

– Минни! Минни! Ваше высочество! – кричала ей вслед мисс Стюарт, семеня по тропинке следом за ней.

Точёные каблучки модных туфелек, не рассчитанных на прогулки дальше дворцового партера, то и дело увязали в многочисленных рытвинах, а осколки гравия, которым были щедро усыпаны все садовые дорожки, пребольно кололи чувствительные ступни девушки сквозь тоненькие подошвы.

– Ах, Фрэн!

Генриетта остановилась когда они вышли на лужайку, со всех сторон окружённую зарослями самшита, ветки которого плотно переплелись между собой, образуя высокие стены. Тропинка, по которой они пришли, раздвоилась, и одна дорожка огибала старинную беседку из мрамора, а другая вела на другую сторону лужайки вглубь лабиринта.

– Да что с вами творится, Ваше высочество? – укоризненно спросила мисс Стюарт, но заметив беседку, забыла про упрёки и вскрикнула. – Ой, мамочки! Да ведь мы умудрились забрести в самый центр лабиринта и ни разу не сбились с пути!

– Что же в этом удивительного, Фрэн? Ты лучше посмотри на меня, – урезонила подругу принцесса. – Филипп просит моей руки, а я не знаю толком, что и думать об этом. У меня столько мыслей и чувств об этом, я просто теряюсь. Что на самом деле важно, а что нет? Поверь, я оказалась в ситуации, которая запутаннее всех лабиринтов на свете!

– Да. Теперь нам надо выйти отсюда, – буркнула мисс Стюарт и направилась к беседке в надежде найти там хотя бы маленькую скамеечку, на которую можно присесть и отдохнуть.

Генриетта не спешила вслед за ней. Ей было и страшно, и волнительно от полученных известий, и больше всего ей хотелось сбежать прочь ото всех, подальше от дворца. Без остановки, без промедления. Навстречу ветерку и прохладе, всё ещё царившей в садах, где зелёные лужайки в окружении вечнозелёных кустов и хвойных деревьев создавали иллюзию непрекращающегося лета.

Она мечтала о самостоятельной жизни в своём праве, о собственной семье и обо всём том, что по меркам строгих правил католической церкви даёт женщине статус влиятельного члена общества, если, конечно же, её титул позволял такую роскошь, как наличие свободного времени и распоряжение своими ресурсами. За своё обеспечение она не волновалась, так как знала, что после восстановления своих прав на трон Карл издал указ о назначении Генриетте приданного, соответствующего её титулу принцессы королевского дома Стюартов. Да, Карлу самому довелось долгое время вести существование изгнанника, пользуясь милостями с чужого стола, живя при дворе то одного, то другого августейшего родича. Прожив достаточно долго в унизительном положении бедного родственника, зависимого от чужой милости, менее всего он желал такой же судьбы для своей милой Минетт – младшей сестрёнки, в которой души не чаял. Но что на самом деле означало получение статуса всеми уважаемой супруги принца? Вот тут, не смотря на юный возраст, Генриетта нисколько не ошибалась на счёт собственного будущего. Взамен она должна была отдать руку и, самое главное, свободу выбирать спутника жизни, любимого ею по сердцу, а не из чувства долга. Мысли о такой сделке пока ещё не занимали её голову всерьёз, а волнение в душе вызвала вовсе не перспектива скорого брака, который на всю оставшуюся жизнь свяжет её с тем, к кому она не испытывает никаких чувств, кроме детской симпатии и, быть может, дружбы. О нет! Её взволновало нечто другое, то, что казалось ей необъяснимым и грандиозным, и приключилось внезапно, в одночасье, совершенно незнакомое, непонятное и пугающее.

– Ах, Фрэн! Я не знаю, радоваться мне или плакать навзрыд? – Генриетта вошла в беседку и заглянула за колонну, на скамеечке возле которой устроилась её подруга. – Здесь так сыро. И холодно, – она лишь мельком взглянула на узор из тонких прожилок на белоснежном, гладко отшлифованном мраморе, из которого были высечены колонны и скамьи. – А мне так хочется настоящего летнего тепла! И яркого солнышка!

– За этим нужно плыть через Ла-Манш. Назад во Францию, – резонно заметила ей Фрэнсис, кутаясь в подбитый мехом плащ.

– Если Карл всерьёз намерен выдать меня замуж за Филиппа Анжуйского, то так и будет, – ответила Генриетта.

– А если нет? – лукаво прищурилась Фрэнсис.

– Как же нет? Они ведь всё решили уже. Разве нет? – немного опешила Генриетта.

– Но вы же должны дать своё согласие, Ваше высочество. За этим король и привёл к вам целую толпу французов.

– Да кто ж меня спросит! На самом деле, Фрэн, это было всего лишь хорошо разыгранное представление. Всё это для публики, и не более того. Даже такая романтичная дурочка, как я, понимает это, – вздохнула принцесса.

В ответ мисс Стюарт лишь пожала плечами. На её взгляд, даже если всё было оговорено и решено заранее, то вряд ли король станет неволить любимую сестрёнку, если той вздумается отказать французскому принцу. Разве Его величество не сказал именно это в лицо напыщенному, как бойцовый петух, герцогу де Креки? А ведь Фрэнсис запомнила, с каким особенно неприятным выражением сверкнули глубоко посаженные глаза французского посла. Да ведь его взгляд мог довести почти до онемения! Вот уж кого сама Фрэн меньше всего хотела бы видеть в качестве жениха, пусть это был бы всего лишь жених по доверенности и только на несколько дней.

– А ведь тот, другой герцог, довольно красив, – задумчиво произнесла она, глядя в ярко-голубой просвет в небе, прорезавшийся в толще высоких облаков, которые стремительно проносились над окружающими их со всех сторон вечнозелёными кустами.

– Который из них, душа моя? – поинтересовалась Генриетта с тем только, чтобы отвлечься от собственных мыслей.

– Тот, который генерал. Мне показалось, что он понравился королю. И нашему лорд-адмиралу, – мило улыбнулась Фрэнсис.

– Джорджу? Ах, тот герцог! Ну да, – насупилась Генриетта.

Отчего-то её задело невинное кокетство подруги и намёк в её тоне. Хотя был ли какой-то намёк в этих словах? Ведь это не Фрэнсис, а она, Генриетта, задумалась о герцоге де Руже и тут же вновь ощутила то безотчётное и совершенно незнакомое чувство, похожее на сильное волнение.

– Смотрите! Лёгок на помине! Стоило только заговорить о нём, а он уже тут как тут! – Фрэнсис вытянула руку, указывая на двух кавалеров, которые не спеша прогуливались вдоль стены лабиринта по направлению к беседке.

– Надо же, оказывается, это местечко не так уж и трудно отыскать, – заметила Генриетта и недовольно поджала губки.

Ей совсем не понравилось, что предмет их обсуждения материализовался слишком быстро. Это грозило немедленным разочарованием, ведь одно дело мечтать, рисуя в воображении воздушные замки о ком-то, кого встретила лишь однажды и с кем нет особых причин встретиться вновь. Совсем иначе, когда образ этого человека проясняется прямо на глазах, настолько, что не остаётся ни одного слепого пятна, а вместе с тем и ни единого шанса для собственных фантазий.

– Господа! – не слушая Генриетту, мисс Стюарт поднялась со скамеечки, подхватила подолы юбок и сделала несколько шагов навстречу. – Лорд Суррей, я и вообразить не могла, что вы так хорошо знакомы с этим лабиринтом!

– О, это чистая случайность, мисс Стюарт! – с широкой улыбкой ответил ей Суррей – видный мужчина немногим старше тридцати лет, завидный холостяк и преданный старший брат трёх очаровательных сестёр – девиц на выданье, которые с прошлой осени были зачислены в свиту принцессы.

– Дамы! – герцог де Руже скромно держался позади, но встретившись взглядом с Генриеттой, выступил вперёд и отвесил низкий поклон. – Мне жаль, что мы нарушили ваше уединение.

– О нет, нисколько! – поспешила ответить Генриетта, но тут же напустила на себя такой строгий вид, словно в эти минуты её меньше всего занимало общество кого бы то ни было, а тем более мужчин, и, более того, новоиспечённого жениха по доверенности.

– Я рад, Ваше высочество, – коротко ответил на это де Руже, тут же замкнувшись в себе с привычным для него отстранённым выражением на лице.

– Да. Пожалуй, – замялся лорд Суррей, ощутив неловкость от того, что, как ему показалось, они всё-таки нарушили уединение принцессы и её ближайшей подруги, чем и вызвали их досаду.

– Ну что вы! – не испытывая никакого чувства неловкости Фрэнсис Стюарт весело подмигнула Генриетте и подхватила её под локоть. – И хорошо, что вы нашли нас, господа! Добраться-то до этой беседки мы сумели, а вот как найти дорогу назад? – она многозначительно посмотрела в лицо Суррея. – Вы не проводите нас обратно, милорд?

– Пожалуй, – розовые и нежные, как лепестки едва раскрывшихся цветочных бутонов, щёчки Генриетты зарделись румянцем, но она постаралась взять себя в руки.

– Месье герцог, вы обязаны рассказать нам обо всём, что происходит в Париже и при дворе! – продолжала мисс Стюарт, проявляя недюжинную энергию настоящей дуэньи.

– Помилуйте, мадемуазель! – от неожиданного натиска де Руже опешил. – Я вовсе не тот, кого следует расспрашивать о том, что происходит при дворе Его величества. Я даже не могу назвать вам тех, кого я знаю, кто был лично представлен Её высочеству.

– Нет, нет, дорогой герцог! Мы хотим услышать всё именно от вас. Но не упоминайте того скучного господина – герцога де Креки, – капризно надутые губки очень даже красили малышку Стюарт. Пока она ещё не подозревала, какое мощное оружие даровала ей природа в виде милого детского очарования и той особенной красоты лица, которая уж совсем скоро будет сводить с ума мужчин всех возрастов по обе стороны Ла-Манша.

– Будьте добры, герцог! Расскажите нам обо всём, что вам известно. Что нового при дворе? – промолвила Генриетта, подавая руку де Руже. – Я знакома с некоторыми из придворных при дворе моего кузена. И поверьте, я очень скучаю по своим друзьям.

– Я понимаю, Ваше высочество.

Де Руже почтительно наклонил голову, кляня себя за эту скованность. Вот когда ему пригодился бы природный талант вести непринуждённые беседы с женщинами и девицами всех возрастов, присущий его брату, маршалу дю Плесси-Бельеру! Тот умел с полуслова завести разговор на любую тему, да так занятно, что рассказанные им истории становились притчей в языцех и предметом обсуждений на целые дни и даже недели.

– Ведь у нас с вами должно быть столько общих знакомых, – не переставала увещевать его, пылающая энтузиазмом Фрэнсис, всего лишь на один шаг уступая дорогу Генриетте. – Ах, милорд, вы не поверите! Я ведь только сегодня утром жаловалась Её высочеству на то, как давно мы не получали весточек из Франции.

Говоря это, мисс Стюарт с жалобным видом повернулась к Суррею. Тот смотрел на неё с вежливым снисхождением, не скрывая того, что не имеет ни малейшего представления о дружеских связях с кем-либо при французском дворе безвестной и не являющей собой никакой важности в его глазах дочери королевского врача.

– Да, герцог! Почему бы вам не рассказать о французском дворе? – поддержал разговор лорд Суррей, по привычке выбрав за лучшее потакание капризам девиц, нежели упрямое молчание.

Все четверо неторопливым шагом направились по дорожке, которая показалась знакомой на первый взгляд. На деле же это была одна из тех дорожек в лабиринте, которые кружили вокруг беседки, то уводя от неё, то возвращаясь.

Генриетта отпустила руку де Руже, чувствуя неловкость от близости с ним, но ещё больше из-за его продолжительного молчания. К счастью, мисс Стюарт говорила без умолку, задавая вопросы о придворных в Париже, так что герцогу приходилось прерывать своё молчание, чтобы отвечать ей.

– А о ком вы бы хотели услышать, Ваше высочество? – этим неожиданным вопросом де Руже прервал очередную неловкую паузу, и Генриетта обратила к нему взгляд, полный удивления.