Кровь драконов

Глава 3. Охотники и добыча

Синтара выбралась на сушу. Холодная вода водопадом скатывалась с ее сверкающей синей чешуи. Оказавшись на берегу, она распахнула крылья, качнулась на задних лапах и отряхнулась, осыпая песчаную косу каплями. Плотно прижав крылья к туловищу, драконица притворилась, будто не замечает, что к ней приковано всеобщее внимание. Она внимательно осмотрела всех собравшихся на берегу: и драконов, и их застывших рядом хранителей.

Молчание нарушил Меркор:

– Ты хорошо выглядишь, Синтара.

Она это знала. Для подобных изменений не потребовалось много времени. Долгие часы в горячей, почти кипящей воде; полеты, чтобы нарастить мышцы; и свежее мясо, необходимое, чтобы кости обросли плотью… Она наконец-то ощущала себя настоящим драконом. Синтара задержалась еще на мгновение, позволяя присутствующим оценить свою красоту, и снова опустилась на четыре лапы. Пристально взглянув на Меркора, она произнесла:

– А ты – нет. Все еще не научился летать, Меркор?

Ее презрительный тон не смутил его.

– Ты права. Но надеюсь, уже совсем скоро я тоже поднимусь в воздух.

Синтара сказала правду. Золотистый самец выглядел неважно: Меркор вырос из своей плоти, и теперь мышцы слишком тонким слоем растянулись у него по костям. Он был чистым – таким же безупречно ухоженным, как и всегда, – но прежний блеск уже исчез.

– Он обязательно полетит, – произнес кто-то весьма уверенно.

Синтара повернула голову. Она настолько сосредоточилась на Меркоре, что забыла о присутствии остальных драконов, не говоря уже о людях. Несколько юных Старших прервали работу, чтобы посмотреть на ее прибытие, но Элис не стала отвлекаться от дела. Она тщательно обрабатывала рваную рану на морде Балипера: бережно стирала всю грязь и кровь, полоща тряпицу в ведре, стоявшем у ее ног. Глаза у Балипера были закрыты.

Синтара язвительно поинтересовалась:

– Значит, теперь ты хранительница Балипера? Надеешься, что он выберет тебя Старшей? Подарит тебе лучшую жизнь?

Элис бросила на драконицу косой взгляд и опять вернулась к своему занятию.

– Нет, – коротко сказала она.

– Мой хранитель Варкен умер. Я не желаю другого. – Балипер говорил глубоко безразличным голосом.

Элис замерла. Она прижала ладонь к сильной шее алого дракона. А потом наклонилась, сполоснула тряпицу и в очередной раз принялась промывать рану.

– Я понимаю, – негромко и сочувственно пробормотала она. И обратилась к Синтаре в точности тем же тоном, что и Меркор: – Зачем ты сюда прилетела?

Вопрос Элис вызвал у драконицы раздражение – и не только из-за того, что простая смертная посмела задать ей его, но и потому что Синтара сама не знала ответа. Действительно, почему она вернулась? Драконам несвойственно искать общества сородичей или людей. Она мгновение смотрела на Кельсингру, вспоминая, с какой целью этот город создали Старшие. Ну конечно, чтобы завлечь туда драконов. Чтобы предложить им приятные излишества, какие можно найти только в построенном людьми городе.

Некое давнее высказывание Меркора вторглось в ее мысли. Они тогда обсуждали Старших. Синтара попыталась в точности вспомнить его слова, но у нее не получилось. В голове застряло лишь то, что люди меняют драконов так же сильно, как и сами драконы меняют людей. По крайней мере, Меркор так утверждал.

Подобная идея представлялась Синтаре абсурдной и унизительной. Неужели долгое общение с хранителями и впрямь внушило ей потребность оставаться в компании? Ее кровь забурлила по жилам, и тело встрепенулось. Все ясно! Внезапно она ощутила, как по чешуе прошла цветная волна, выдавая ее чувства.

– Синтара! Так для твоего визита есть причина? – насмешливо спросил Меркор, приблизившись к ней.

– Я лечу, куда мне захочется. Сегодня мне вздумалось навестить вас. У меня просто возникло желание посмотреть, что стало с самцами-драконами.

И тут раздался какой-то подозрительный звук. Может, Элис фыркнула? Синтара резко обернулась к рыжеволосой женщине, но та, казалось, была целиком поглощена обработкой раны на морде у Балипера. Тогда Синтара уставилась на Меркора, который аккуратно складывал крылья. Кало наблюдал за ними обоими с интересом. Как и Плевок. Когда она посмотрела на серебряного самца, тот вскочил на задние лапы и раскинул свои роскошные крылья на всю ширину. Карсон стоял между ними, и вид у него был встревоженный.

– При чем здесь Меркор? – неожиданно протрубил серебряный дракон, маленький и злобный. – Это вполне могу быть и я!

Синтара воззрилась на него и почувствовала, как в горле у нее набухают пазухи с ядом. Он захлопал крыльями, гоня на нее свой мускус гадкой струей. Драконица затрясла головой, выдувая из ноздрей эту вонь.

– Нет! Никогда! – рявкнула она на него.

– А чем я плох? – возразил он, делая шаг в ее сторону.

Глаза Кало начали гневно вращаться.

– Плевок! – предостерегающе прорычал Карсон, но серебряный самец не остановился.

Кало поднял когтистую лапу и демонстративно поставил ее наглецу на хвост. Плевок возмущенно завопил и рванулся на значительно превосходящего его ростом собрата. Он широко открыл пасть, показав свои ядовитые железы, алые и вздувшиеся. Кало протрубил вызов и распахнул крыло, отбрасывая меньшего дракона в сторону. Карсон с проклятьями отпрыгнул, чтобы не оказаться раздавленным.

Кало не обратил внимания на воцарившийся позади него хаос.

– Я полечу на вызов! – объявил черно-синий дракон.

Он посмотрел на Синтару. Она услышала далекий клич и заметила, что высоко над ними кружит Фенте. Маленькая зеленая королева!

Жаркий взгляд Кало затопил ее тело, и внезапно в ней осталась только злость, ярость на них всех – тупых, бесполезных, неспособных подняться в воздух самцов. Волны цвета заиграли на ее чешуйчатой коже.

– Ты полетишь на вызов? – взревела Синтара, обращаясь ко всем самцам. – Неужели? Да ведь никто из вас не летает! Я в очередной раз убедилась в этом сама! Целое племя драконов, прикованных к земле, будто коровы! И вы столь же бесполезны для королевы, как скелет давным-давно съеденной добычи.

– Ранкулос научился летать. И Сестикан тоже, – безжалостно напомнила ей Элис. – Уже два самца. Другое дело, что они, возможно, не те, кого ты хочешь…

Оскорбление было столь велико, что Синтара, не сдержавшись, плюнула в женщину ядом. Точно посланный шар отравы шлепнулся на землю в нескольких дюймах от Элис. Балипер вскочил: его глаза завращались, рассыпая искры. Когда он ринулся в атаку, Элис с криком метнулась прочь. Один из шипов на его раскинутых крыльях едва не вонзился в нее. Синтара напружинила тело и приготовилась к бою, но иссиня-черный Кало перехватил Балипера. Два самца схлестнулись друг с другом, делая выпады, разевая пасти и нанося удары шипастыми крыльями. Хранители закричали. Некоторые обратились в бегство, другие кинулись к сражающимся.

Синтара смогла насладиться зрелищем всего мгновение, а потом Меркор сбил ее на землю. Несмотря на худобу, он был крупнее ее. Она растянулась на траве, а самец встал над нею на дыбы – и драконица поняла, что сейчас он оросит ее ядом. Однако он опустился на синюю королеву почти мягко, но так, что его тяжелые передние лапы прижали ее крылья к камням и больно придавили гибкие кости.

Возмущенная Синтара уже собралась плюнуть в него кислотой. Меркор пригнул голову, широко распахнув пасть, чтобы она увидела его набухшие ядом пазухи.

– Не смей! – зашипел он. Приказ сопровождался тончайшей взвесью золотистой кислоты.

Обжигающий ядовитый поцелуй охватил ее голову, и Синтара поспешно отвела морду в сторону.

Меркор пророкотал вслух, чтобы его слышали другие, но при этом с силой впечатывая свои слова в сознание Синтары:

– Тебе не терпится, прекрасная королева. И это понятно. Еще немного – и я полечу. И я тобой овладею.

И поднялся на задние лапы, освобождая ее крылья. Синтара неловко поднялась: грязная, с ноющими мышцами. Прижав крылья к телу, драконица попятилась.

Схватка Балипера и Кало была короткой. Они уже отошли друг от друга, храпя и принимая угрожающие позы. Плевок насмешливо резвился на безопасном расстоянии от крупных самцов, иногда плюясь ядом. Взволнованные хранители криками предостерегали остальных. Синтара поймала на себе взгляд Элис: глаза ее были тревожно распахнуты. Когда она уставилась на женщину, та инстинктивно подняла руки и закрыла ими лицо. Это только сильнее разозлило Синтару. Она сделала мишенью своего гнева Меркора.

– Не угрожай мне, наглец!

Он покосился на нее. Крылья его были наполовину раскрыты, чтобы отвесить синей драконице оглушительный удар, если она вдруг ринется на него. Он мысленно ответил ей:

Это не угроза, Синтара, а простое обещание.

Когда Меркор сложил крылья, она снова ощутила аромат его тела. И почувствовала, что ее чешуя ярко вспыхнула в ответ, но это произошло непроизвольно: да, королеве нужен самец, против природы не пойдешь. Огромный дракон прекрасно это понимал, и глаза его лукаво вращались.

Синтара поднялась на задние лапы и отвернулась. Рванувшись в небо, она прокричала:

– Я веду охоту там, где пожелаю! Я тебе ничем не обязана!

Она сильно и ровно замахала крыльями, набирая высоту.

Вдали затрубила Фенте, пронзительно и насмешливо.

– Тимара! – поприветствовал девушку Татс, и она неуклюже повернулась к нему.

Мышцы живота свело от нервного напряжения. Она всячески старалась уклониться от разговоров и объяснений. Когда Тимара вернулась из Кельсингры, то сразу поняла: Татс догадался о том, что произошло между ней и Рапскалем. Ей совершенно не хотелось обсуждать это с Татсом. С тех пор она не то чтобы постоянно пряталась от него, но удачно избегала любых попыток оказаться с ним наедине. Почти так же сложно было не оставаться один на один с Рапскалем. Татс хотя бы проявлял деликатность. Рапскаль же в день их возвращения из Кельсингры заявился к Тимаре на крыльцо и, многозначительно улыбаясь, спросил, не желает ли она прогуляться.

Он постоянно стучался в дверь домика, который Тимара делила с Сильве и Джерд, хотя последняя и появлялась там очень редко. Они втроем поселились вместе, как только хранители начали обустраиваться в поселке. Почему? Насколько Тимара помнила, этот вопрос даже не обсуждался: просто казалось логичным, что все три хранительницы будут жить под одной крышей.

Харрикин выбрал девушкам подходящую хижину и постоянно помогал с обустройством жилища. Благодаря ему на окнах теперь красовались ставни, дымоход работал исправно, а крыша протекала, только если ливень был очень уж сильным. Предметы мебели были немногочисленными и грубыми, но привычными для хранителей. Так, чтобы сделать кровати, они по примеру Карсона выдубили оленьи шкуры и натянули их между врытыми в земляной пол шестами. А ложки и другую посуду вырезали из дерева. Тимара была в числе лучших охотников, поэтому у них всегда имелось мясо: и чтобы поесть самим, и чтобы поменяться с другими хранителями. Тимаре нравилось проводить вечера в обществе Сильве; кроме того, она любила, когда другие хранители заходили к ним скоротать время – посидеть у огня и поболтать. Поначалу Татс частенько гостил у них, да и Рапскаль тоже.

Джерд редко ночевала дома, но порой заглядывала, чтобы порыться в своих вещах в поисках какого-то предмета или поесть, неизменно жалуясь при этом на мужчину, с которым на тот момент делила постель. Несмотря на явную антипатию к этой девице, Тимара со странным интересом прислушивалась к тому, как она обличает своих любовников. Однако ей претили небрежное отношение Джерд к сексу, ее вспыльчивость, готовность выложить самые интимные подробности и то, как часто она бросала одного партнера, чтобы переключиться на другого. Кое с кем из хранителей Джерд уже успела сойтись и разойтись не по одному разу. Ни для кого в их тесной компании не было секретом, что Бокстер безнадежно в нее влюблен. С Нортелем Джерд сожительствовала уже трижды, а медноглазый Кейз отличился тем, что выгнал ее из дома. То, что их связь прекратилась именно по его инициативе, не столько рассердило, сколько изумило Джерд. Тимара подозревала, что Кейз сделал это в знак солидарности с двоюродным братом, не желая разбивать Бокстеру сердце.

Однако в тот первый вечер после их совместной с Рапскалем ночевки в Кельсингре Джерд, конечно же, заявилась домой. Она так и сыпала мелочными и обидными замечаниями. К примеру, поспешила напомнить Тимаре о том, что Рапскаль когда-то был и ее, Джерд, любовником, пусть и недолго, да и Татс в прошлом делил с ней ложе. В присутствии наглой Джерд Тимаре еще труднее было мягко ответить Рапскалю, что у нее нет желания гулять с ним сегодня вечером. Она отказала ему и на следующий день. А когда наконец призналась, что сомневается в разумности своего поступка и что страх зачать ребенка гораздо сильнее страсти, Рапскаль удивил ее тем, что серьезно кивнул в ответ:

– Да, так и до беды недалеко… Я постараюсь выяснить, как Старшие в прежние времена предотвращали зачатие, а когда узнаю, то обязательно скажу тебе. И мы сможем наслаждаться без страха.

Он произнес это совсем недавно, когда они бродили по берегу реки, держась за руки. Тимара громко рассмеялась, как всегда очарованная и испуганная той ребяческой прямотой, с которой Рапскаль говорил о вещах определенно не детских.

– Неужели ты с такой легкостью отбросил все правила, которые нам внушали в детстве? – спросила она.

– Правила больше на нас не распространяются. Если бы ты летала со мной в Кельсингру и больше времени проводила с камнями памяти, то и сама бы понимала.

– Поосторожнее с камнями памяти! – предостерегла его Тимара.

Это тоже являлось негласным законом. Дети из Дождевых чащоб были прекрасно осведомлены о том, насколько опасно прикасаться к воспоминаниям, хранящимся в камнях. Не один подросток пропал, потонув в потоке былых времен.

Но Рапскаль решительно отмел ее опасения:

– Ладно тебе… Я использую камни так, как положено. Теперь я понял: одни камни предназначены для украшения города. Другие, в основном те, что встроены в стены домов, – это просто личные воспоминания, нечто вроде дневника. Третьи, особенно статуи, хранят в себе поэзию или исторические хроники. Но непременно должно быть и такое место, где Старшие запечатлели знания о своей магии и целительстве… Я найду его, и мы будем знать, что нам требуется. Ну что, успокоилась?

– Немного.

Тимара решила, что не стоит выкладывать ему сейчас всю правду. Она отнюдь не была уверена, что снова пустит Рапскаля к себе в постель. И дело было не только в том, что она опасалась забеременеть… А в чем тогда? Тимара сомневалась, что сможет внятно объяснить ему причины отказа. Как растолковать другому то, чего и сама не понимаешь? Проще вообще ни о чем не говорить.

Точно так же ей проще было не обсуждать Рапскаля с Татсом. Вот почему она повернулась к нему с неловкой улыбкой и извиняющимся тоном сказала:

– Я собиралась идти на охоту. Сегодня Карсон отвел мне Ивовый кряж.

– И мне тоже, – непринужденно отозвался Татс. – Карсон настаивает, чтобы мы охотились парами. И дело не только в леопарде, который чуть не напал на Элис. Так меньше шансов спугнуть друг у друга дичь.

Тимара молча кивнула: с этим не поспоришь. С тех пор когда хранители собрались, обсуждая, как быстрее научить всех драконов летать, Карсон постоянно выдвигал новые идеи. И разделение охотничьих угодий, чтобы избежать конфликтов, равно как и требование для безопасности завести напарника, представлялось ей вполне разумным. Сегодня одни будут охотиться в Бескрайней долине, другие пойдут на Высокий берег, а кто-то отправится ловить рыбу. Ивовый кряж тянулся вдоль реки и зарос преимущественно ивняком, из-за чего они так его и назвали. Густые заросли сулили хороший корм для оленей, поэтому Карсон и направил туда самых лучших стрелков.

Тимара заметила, что Татс уже прихватил с собой лук и стрелы, а ее снаряжение всегда было при ней. Так что девушка при всем желании не смогла найти благовидный предлог, чтобы отложить охоту. После утренней стычки Тимара мечтала убежать подальше. Хотя Синтара и не обратила на свою хранительницу никакого внимания, той было стыдно за драконицу. Ей не хотелось оставаться с товарищами: она боялась услышать то, что другие станут говорить про ее капризную королеву. Что еще неприятнее, Тимара поймала себя на мысли, что пытается найти объяснение заносчивости и злобности Синтары, хоть как-то оправдать столь дерзкое и вызывающее поведение своей подопечной. Тогда как самой Синтаре – и девушка это прекрасно знала – было на нее ровным счетом наплевать. Тимара не раз собиралась отплатить ей той же монетой, однако, когда ей уже начинало казаться, что она избавилась от всех чувств к синей драконице, Синтара находила новый способ пробудить в ней эмоции. Сегодня это был стыд.

Шагая к лесу в сопровождении Татса, Тимара недоумевала: ну почему она так переживает, если сама ни в чем не виновата? «Я не сделала ничего плохого», – внушала себе девушка. Однако все ее усилия оказались бесполезными. Когда они пересекли луг, где хранители возились со своими драконами, Тимара тщетно убеждала себя, что никто не глазеет ей вслед с осуждением.

Сегодня по жребию обихаживать драконов предстояло Кейзу, Бокстеру, Нортелю и Джерд. Они осматривали нелетающих драконов, проверяя, нет ли у них в ушах кровососущих паразитов, и уговаривали подопечных пошире расправлять крылья. Арбук слушался людей со свойственной ему глуповатой покладистостью, а Тиндер нетерпеливо расхаживал рядом, ожидая своей очереди. С тех пор как у лилового дракона появились цветные узоры, он так и норовил пощеголять ими, и кое-кто из хранителей даже посмеивался над его тщеславием. Элис тем временем втирала нутряной олений жир в свежие царапины, которые Кало нанес Балиперу.

Некоторые хранители уговаривали драконов попробовать взлететь. Только после того как они делали такую попытку, хотя бы для виду, им давали поесть. На этом настоял Карсон.

Тимара не завидовала их работе. Из всех драконов только Меркор проявлял терпение, будучи голодным. Плевок был невероятно гадким, несносным и грубым существом. Даже Карсону было с ним трудно справляться. Вредная маленькая Фенте – гордость Татса – беспечно парила в небе, а вот ослепительная зелено-золотая Верас еще оставалась прикованной к земле. Кстати, она была такой же мстительной, как и ее хранительница Джерд. Кало, самый крупный из драконов, предпринимал почти самоубийственные попытки взмыть вверх. Его хранителем был Дэвви, но сегодня многочисленные раны и царапины Кало, приобретенные в стычке с Балипером, обрабатывал Бокстер. В стычке, которую спровоцировала Синтара! Тимара зашагала быстрее. Лучше целый день выслеживать оленя и тащить добытую тушу в лагерь, чем проводить время с хранителями и их подопечными.

Хорошо хоть, что ей не нужно иметь дело со своей собственной драконицей. Вспомнив о Синтаре, она мельком посмотрела на небо – и постаралась отогнать тень обиды и сожаления.

– Ты по ней скучаешь? – негромко спросил Татс.

Тимара почти разозлилась из-за того, что он настолько легко смог прочитать ее мысли и чувства.

– Да. Все это так странно: порой Синтара внезапно вторгается в мое сознание, совершенно не понимаю почему. Иногда хвастается, что убила огромного медведя, и рассказывает в деталях, как отчаянно он сражался, но не смог причинить ей вреда. Это случилось два дня назад. Или драконица вдруг показывает мне что-то, что видит сама: высокую гору с шапкой снега или отражение города в большом заливе. Нечто настолько прекрасное, что у меня просто дух захватывает. А в следующий миг ее уже нет. И я вообще не ощущаю ее присутствия.

Тимара не собиралась откровенничать, но Татс сочувственно кивнул и признался:

– Я постоянно ощущаю Фенте. Наша связь – словно нить, которая закреплена в моей голове. Я знаю, когда она охотится, когда ест… прямо сейчас Фенте как раз чем-то лакомится. Ага, расправилась с горным козлом, и ей не нравится вкус его шерсти. – Татс тепло улыбнулся причудам своей драконицы, но, когда взглянул на Тимару, его улыбка погасла. – Извини. Я вовсе не хотел сыпать соль на рану. Не понимаю, почему Синтара так плохо с тобой обращается. Она чересчур высокомерная! И жестокая. Ты ведь очень хорошая хранительница, Тимара. Она у тебя всегда была ухоженной и накормленной. Ты справлялась лучше всех. Странно, что Синтара не смогла тебя полюбить.

Наверное, вся гамма чувств ясно отразилась у нее на лице, потому что Татс поспешно добавил:

– Прости. Я вечно болтаю какой-то вздор… Наверное, мне стоило помолчать. Извини меня, Тимара.

– Думаю, Синтара все-таки меня любит, – неестественно бодрым голосом возразила девушка. – Хотя… насколько драконы вообще способны любить своих хранителей? Думаю, правильнее было бы употребить слово «ценит». Я знаю, что она ревнует меня к другим драконам.

– Здесь никакой любовью и не пахнет, – заявил Татс.

Тимара ничего не ответила. Они и так уже затронули опасную тему. Поэтому девушка ускорила шаг и выбрала самую крутую тропу, которая вела на Ивовый кряж.

– Это кратчайший путь наверх, – быстро пояснила она Татсу, хотя он не проронил ни слова. – Я предпочитаю подняться как можно выше, а потом уже начинать охоту, высматривая оленей внизу. Они не замечают меня, когда я оказываюсь на вершине.

– Ясно, – согласился юноша.

На какое-то время крутая тропинка лишила их возможности разговаривать.

Тимара была только рада помолчать. Утро выдалось свежим: она замерзла бы, если бы подъем не требовал от нее стольких усилий. По-прежнему моросил дождь, и распускающиеся на ивах листья перехватывали часть капель, прежде чем те достигали хранителей. Когда они забрались на кряж, девушка двинулась вверх по течению реки. Дойдя до незнакомой звериной тропы, Тимара храбро свернула на нее. Не советуясь с Татсом, она решила, что им следует пройти дальше, чем обычно, иначе трудно рассчитывать на крупную добычу. Тимара собиралась преодолеть хребет, разведывая новые места, и, как она надеялась, добыть для лагеря побольше мяса.

С самого начала подъема их окутывала тишина. Оба сосредоточились на охоте, да и вообще не хотели говорить о непростых вещах. Тимаре вспомнилось, что прежде молчание в компании Татса не вызывало у нее неприятия. Тогда они как будто погружались в уютное безмолвие друзей, которым не всегда нужны слова. А сейчас ей не хватало этого ощущения.

Не подумав, она произнесла:

– Иногда мне жаль, что нельзя вернуться к тому, что было между нами раньше.

– Раньше, чем что? – уточнил Татс.

Девушка пожала плечами и оглянулась на него, не переставая идти по звериной тропе.

– К тому, что было до отъезда из Трехога. До того как мы стали хранителями драконов.

И до того, как он переспал с Джерд. Тогда любовь и плотская близость были запрещены ей обычаями Дождевых чащоб. А ведь именно Татс дал Тимаре понять, что хочет ее, и пробудил в ней ответные чувства. Но потом жизнь почему-то стала до нелепости сложной.

Татс ничего не ответил, и Тимара вновь растворилась в окружавшей их красоте. Солнечные лучи пробивались сквозь прорехи в облаках. Мокрые черные ветки деревьев образовывали узоры на фоне серого неба. То тут, то там проглядывали желтые листья, под ногами шуршала трава – этакий пышный влажный ковер, заглушавший шаги. Ветер стих: теперь он не подхватит их запах. Идеальная погода для охоты.

– Я хотел тебя и прежде, еще в Трехоге. Просто… я боялся твоего отца. А твоя мать вообще внушала мне ужас. И я не знал, как с тобой об этом заговорить. Тогда ведь все было строго запрещено.

Тимара откашлялась:

– Видишь участок, где тропа раздваивается? Там растет большое дерево. Если мы на него залезем, то сможем хорошенько рассмотреть окрестности. И оттуда легко будет целиться в зверя. Нам обоим хватит места, чтобы сделать выстрел, если появится добыча.

– Вижу. Удачный план, – ответил он отрывисто.

Благодаря своим когтям Тимара легко забралась наверх. Деревья здесь были малюсенькими по сравнению с теми, среди которых она выросла, и ей пришлось переучиваться, чтобы взбираться на них. Она перекинула ногу через ветку и наклонилась вниз, чтобы подать Татсу руку.

Внезапно он спросил:

– Ты не собираешься поговорить со мной начистоту?

Он схватил девушку за руку, и его лицо оказалось всего в нескольких ладонях от ее собственного. Тимара почти повисла вниз головой и потому вынуждена была встретиться с ним взглядом.

– А нужно? – тоскливо пробормотала она.

Татс чуть потянул ее за руку и влез на дерево с такой легкостью, что Тимара невольно заподозрила: он вполне смог бы справиться и без ее помощи. Юноша устроился на ветке, росшей чуть повыше, прислонился спиной к стволу и, повернувшись в противоположную сторону, принялся наблюдать за тропой. Сперва они оба в молчании готовили луки и раскладывали стрелы. Наконец все было сделано. Рев реки превратился в далекое бормотание. Тимара прислушалась к перекличке птиц.

– Я бы очень хотел этого… – произнес Татс скороговоркой и осекся. – Мне это необходимо, – добавил он еще через мгновение.

– Почему? – спросила она, хотя на самом деле и знала ответ.

– Я схожу с ума и все время тщетно ломаю себе голову. Я не могу понять, Тимара… Поэтому хочу, чтобы ты сказала мне правду, все как есть… Наверное, мне будет больно, но обещаю: я не стану злиться… Ну, вернее, я постараюсь не злиться или не стану показывать этого… Но мне необходимо знать, Тимара. Почему ты выбрала Рапскаля, а не меня?

– Я никого не выбирала, – выпалила девушка и поспешно добавила, чтобы он не успел ни о чем ее спросить: – Думаю, ты не сможешь понять. Я сама толком не понимаю, поэтому и объяснить тебе не сумею. Да, мне нравится Рапскаль… То есть я люблю Рапскаля, и тебя тоже. Разве мы могли пройти через все, через что нам довелось пройти, и не полюбить друг друга? Но суть не в том, что я испытывала к Рапскалю в ту ночь. Я не спрашивала себя: «А не лучше ли мне заняться этим с Татсом?» Дело было в другом – в том, что я сама себя чувствовала… В общем, я поняла, кто я есть. И что я могу это сделать, если захочу. И я захотела.

Татс помолчал, а затем хрипло проворчал:

– Ты права. Я не слишком сообразительный.

Тимара надеялась, что он сменит тему, но молодой человек не унимался:

– Значит, когда ты была со мной, тебя к этому совсем не тянуло?

– Татс, ты же знаешь, на самом деле я тебя хотела, – прошептала она. – Ты должен был понять, насколько трудно мне было сказать тебе «нет». И себе самой тоже.

– Но потом ты решила сказать «да» Рапскалю, – буркнул он.

Татс явно не собирался отступать.

Тимара тщетно попыталась найти верные слова, но ничего путного в голову не приходило.

– Наверное, я сказала «да» самой себе, а Рапскаль в тот момент просто оказался рядом. Не очень приятно звучит, да? Но так оно и есть, Татс… Я не вру.

– Мне жаль… – У него сорвался голос. Он кашлянул и заставил себя продолжить: – Жаль, что там оказался не я. Ты меня не дождалась, и я не сумел стать у тебя первым.

Ей не слишком хотелось развивать эту тему, однако она все-таки спросила:

– А почему это для тебя так важно?

– Потому что тогда это было бы чем-то… ну, волшебным. Таким, что мы потом смогли бы вместе вспоминать всю нашу оставшуюся жизнь.

Татс говорил проникновенно и с глубоким чувством, но его слова не только не тронули Тимару, а, напротив, лишь рассердили.

Теперь уже она заговорила с ядовитой горечью:

– Сам-то ты не сберег свой первый раз для меня!

Молодой человек подался вперед и повернул голову, чтобы посмотреть на нее. Она ощутила его движение, но не пожелала даже встречаться с ним взглядом.

– Не могу поверить, что ты до сих пор переживаешь из-за того случая, Тимара. Ты давно меня знаешь и, кажется, должна бы понять, что всегда значила для меня больше, чем могла бы надеяться Джерд. Да, я спал с ней, и тут мне нечем гордиться. Я сглупил, Тимара. Я признаю, что совершил громадную ошибку и… ну, она тоже оказалась рядом в подходящий момент и сама это мне предложила. И по-моему, для мужчины все иначе. Так, значит, ты поэтому кинулась на шею Рапскалю? Потому что ревновала? Что за бессмыслица! Между прочим, он тоже спал с Джерд, ты не забыла?

– Я не ревную, – заявила Тиара. И сказала чистую правду. Ревность уже отгорела, но обида – и это она вынуждена была признать – осталась. – Раньше я действительно сильно мучилась и не могла успокоиться… Потому что считала, что между нами есть нечто особенное. А если уж совсем честно, то еще и потому, что Джерд частенько тыкала мне этим в нос. Она представила все таким образом, что если я буду с тобой, то подберу за ней объедки.

– Объедки! – повторил Татс тусклым голосом. – Вот как ты ко мне относишься? Как к чему-то такому, что выбросила Джерд. Решила, что я тебя уже недостоин!

Постепенно в его словах зазвучал гнев. Тимара тоже рассвирепела. Этот парень захотел, чтобы она сказала ему правду, и пообещал не сердиться, а теперь ищет повод для ссоры. Он, видите ли, пожелал показать ей ту ярость, которую давно копил в себе. Ну и пусть! Сейчас уж точно невозможно признаться Татсу в том, что – да – она успела немного пожалеть, что ей тогда подвернулся именно Рапскаль.

Татс был по-настоящему надежным, Тимара считала, что на него как на напарника всегда можно положиться. Рапскаль же оказался ветреным и странным, необычным и притягательным – а порой и опасно непредсказуемым.

– Разница, как между хлебом и грибами, – произнесла она.

– Что?

Татс передвинулся на ветке, заставив ее заскрипеть.

Внезапно до них донесся чей-то возглас.

– Эй! Слушай!

Звук повторился. Это был не крик. По крайней мере, не вопль человека – и он точно свидетельствовал не о страдании… Что же это? Возбуждение? Зов? Тимаре стало не по себе. Звук раздался снова, уже более протяжный. Он то поднимался, то опускался, заканчиваясь воем. Когда он затих, его подхватил другой голос, а потом третий. Тимара судорожно стиснула лук и крепче прижалась спиной к дереву. Звуки приближались. И к ним прибавился еще один: тяжелый топот копыт.

Татс полез через ветки, огибая ствол, пока не оказался прямо над Тимарой, глядя в одном с ней направлении. Она почти ощущала топот: какое-то дикое животное направлялось в их сторону. Нет. Целых два зверя. Или даже три? Девушка согнулась и, держась за дерево, стала всматриваться в тропу.

Это были не лоси, но, судя по всему, какие-то их родичи: высоченные, безрогие, с громадными горбами плоти над плечами. Они бежали со всех ног, так что дерн разлетался из-под копыт. Столь крупные звери никогда бы сами не выбрали такую узкую тропу: они от кого-то убегали. Низкие ветки хлестали их и с хрустом ломались. Ноздри первого животного были широко раздуты и налиты кровью. Хлопья пены слетали с его губ. И все остальные, следовавшие за ним, явно были перепуганы до смерти. Они пронзительно вопили от ужаса, и вонючее облако их страха расползалось по лесу. Тимара поняла, что они с Татсом даже не наложили стрелы на тетивы, и обругала себя.