Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

Конь Йанне Неварива коротко заржал и снова споткнулся. Мужчина выпрямился в седле, огляделся, словно желал в последний раз насытиться видом степей, и ласковым жестом огладил коня по шее. Потянулся к привязанным к луке седла вожжам.

Ласкольник внезапно появился сбоку от него. Наклонился, дотронулся до затылка пятнистого жеребца Йанне и кивнул. Поднял свисток.

Галоп! Россыпью!

Они сломали строй и замедлили конский бег, хотя это и казалось безрассудным.

Рысь.

На миг ей показалось, что она ослышалась. Наверняка так подумали и остальные, потому что чаардан все еще шел галопом.

Рысь!

Она сдержала коня, чувствуя, как ползущий по ее спине ледяной червяк тает в огне внезапного понимания. Значит, уже пора. Сейчас они повернут коней и пойдут карьером назад, чтобы столкнуться с Молниями лицом к лицу, вместе того чтобы отрываться поодиночке, по мере того как их кони будут терять силы. Им не удалось, но, по крайней мере, они не уйдут без схватки.

Но внезапно, в тот миг, когда расстояние между двумя отрядами сделалось не больше каких-то двухсот ярдов, погоня тоже замедлила лошадей и перешла на галоп, а потом на рысь и шаг.

Ласкольник свистнул. Стоять!

Остановились. Наездники Бури – тоже.

– Пока еще нет, дочка. – Командир выплюнул свисток и широко улыбнулся ей. – Пока что они не загнали нас туда, куда хотели.

Они развернули коней в сторону Молний, некоторое время оба отряда мерились взглядами, а тишину наполняло лишь хриплое конское дыхание.

– Сколько осталось?

Сперва она не поняла – наверняка как и остальные. И только чуть позже, когда оглядела се-кохландийцев, до нее дошло, что их как будто поменьше. Маловато, даже если иметь в виду тех, что пали от стрел. Неполных три сотни, а должно быть почти пять.

Кошкодур огляделся по сторонам:

– А где остальные, кха-дар? Заходят с флангов?

– Нет. Остальные или идут пешком, или добивают своих лошадей. – Ласкольник уже не улыбался. – Это Гвент’ресс, или Серая Сеть. Я слыхал только о трех жереберах, умевших сплетать эти чары для такого большого отряда.

– А я – о двух, кха-дар. И не думал, что когда-либо увижу это собственными глазами. Да что там, я даже сейчас едва в это верю.

Во что, проклятие? Какие чары позволяют коням бежать столько миль без малейшей усталости? Ей хотелось выкрикнуть этот вопрос, но она лишь стиснула зубы.

– Серая Сеть, – повторил Кошкодур. – Якобы так видят ее наши чародеи: словно спутанные серые ленты, связывающие всех лошадей отряда. Будь у нас здесь маг, он наверняка сумел бы сказать, кто именно из них является Узлом. Какой именно жеребер.

– Но мага у нас нет, Сарден. Сейчас мы только знаем, что там есть один жеребер. – Ласкольник указал на группу Молний, от которой как раз оторвался одинокий всадник. – Действует это так, дети. У тебя есть сто лошадей, которые идут карьером. В момент, когда они начинают слабеть, чары снимают с девяноста пяти усталость и сбрасывают ее на хребет последней пятерки. Эти кони обычно сразу же гибнут, у них рвутся сердца и ломаются хребты, они падают на всем скаку, но остальные бегут так, словно только вышли из конюшен. При пяти сотнях коней наверняка приходится убивать штук двадцать за раз, оттого такую сеть они вынуждены использовать умеренно: за час-другой можно проредить отряд слишком сильно. Поэтому они тоже пользуются случаем, чтобы дать животным передохнуть.

Кочевник между тем приблизился на расстояние голоса.

– Эй! – крикнул он и замахал руками.

– Ну, хоть так – для начала-то разговора, – проворчал Ласкольник и приподнялся в седле. – Чего хочешь?!

– Поговорить!

У се-кохландийца был хриплый голос и неприятный акцент.

– Подъезжай ближе.

Посланник осторожно двинулся в их сторону. Руки он держал на виду, подальше от оружия. Кайлеан кашлянула и выдавила негромко:

– Зачем они шлют гонца, кха-дар?

– Потому что пока не отказались от плана, дочка. Наверняка не загнали нас туда, куда им нужно. Хочешь поспорить, что гонят нас на двух оставшихся жереберов?

– А хочешь поспорить, кха-дар, что завтра взойдет солнце? – Она сменила тон. – Как конь Йанне?

– Справится. Еще немного. Да и твой пусть передохнет. И улыбайся радостно, потому что наш гость уже близко.

Кочевник медленно подъехал на десяток шагов. Сидел в седле нагло, в шлеме, что было серьезным нарушением степных обычаев. Прежде чем отозваться, смерил чаардан внимательным взглядом, особенно присматриваясь к лошадям.

– Севет Кону Канор, говорящий свободных племен, – представился он коротко. – Хороший бег, Серый Волк. Твой и твоих людей. Не одну песню о нем споем. Но все имеет свое начало и свой конец. Сдавайся.

Кайлеан, согласно приказу, ощерилась от уха до уха.

– Хотите получить болтовней то, чего не можете схватить руками. – Ласкольник высоко задрал брови. – Пока что мы уходили от вас без труда.

– Ваши кони дышат хрипло, они пропотевшие, голодные и жаждут пить. Падут, прежде чем пробегут пару миль.

– Ваши падают один за другим, потому как Гвент’ресс убивает их по очереди. Через пару миль ни один из них не сможет стоять на ногах.

Гонец холодно улыбнулся:

– Я говорил им, что ты уже догадался. Но нам придется пользоваться чарами все реже…

– Потому что не будет такой необходимости или потому что ваш жеребер измучен?

Улыбка сделалась шире и внезапно пропала.

– Я не слишком говорлив. Должен передать слова Канавера Дару Глеха. Сдайтесь, и никто не погибнет. Мы не хотим войны с империей, потому придержим Серого Волка как гарантию, что никто не станет нам мешать. Остальные – уйдут.

– Я только кха-дар малого чаардана. Откуда уверенность, что Меекхан послушается?

– Генно Ласкольник. – В голосе кочевника появилось неожиданное уважение. – Империя послушается. Или по крайней мере послушаются ее солдаты.

– А если я не соглашусь?

– Ты остаешься, они уезжают свободно. Это предложение на один раз. Если ты сдвинешься с места, мы все равно тебя схватим, но тогда твоих людей убьем. Всех. Медленно. Слово Канавера Дару Глеха.

Се-кохландиец повел по ним взглядом, проверяя, какое впечатление произвели его слова.

– Отважные. – Он снова посмотрел на Ласкольника. – Каков ответ?

– Разверни коня и езжай к своим, всадник. Если они сдвинутся с места раньше, чем ты до них доберешься, мы тебя застрелим. Ты понял? – В руках у нескольких из них появились луки. – Ты не снял шлема, не предъявил знаков мира. Ты забыл об обычаях или твои слова как посла стоят не больше дерьма?

Кочевник побледнел и стиснул губы.

– Откуда такая отвага, Серый Волк? – прорычал он. – Может, потому, что ты надеешься, что ваш полк придет вам на помощь? Он покинул заставу еще на рассвете и двинулся меж холмов.

Кайлеан почувствовала, как расцветает в ней надежда. Они здесь, Седьмой ищет их, согласно плану.

– И на что бы им править, генерал? – Голос посла был тихим, холодным и ядовитым. – На столб пыли, взбитый копытами лошадей? Он виден издалека. Как и тот, тот, тот и вон тот.

Он указывал рукою по разным направлениям. Теперь, когда он обратил на это их внимание, они и вправду заметили завесы пыли, встающие под небеса.

– Двадцать коней, каждый тянет за собой пучок веток. Поднимают пыль как пять сотен конницы. Ваши союзники мечутся по окрестностям, не ведая, куда им надо ехать. Они не приблизятся к вам ближе, чем на десять миль.

– Вы просто желаете, чтобы ваши кони и ваш жеребер отдохнули, – оборвал его Ласкольник. – Пусть отдыхают. Но если отправитесь следом – будете умирать. Один за другим, пока не останется никого. Это слово Генно Ласкольника для Канавера Дару Глеха. Передай ему это и скажи, чтобы в следующий раз он прислал кого-то, кто знает обычай. Ступай уже.

Се-кохландиец два-три удара сердца стоял, словно окаменев. Потом он резким, нервным движением развернул коня и рысью двинулся к своим. Через несколько шагов перешел в галоп.

– Ну как, дети, я говорил достаточно гордо и сурово?

Кайлеан не было нужды смотреть на кха-дара, чтобы знать: тот кисло усмехается. Если чего-то он не любил больше длинной болтовни – так это болтовню напыщенную.

– Ты мог еще вспомнить что-нибудь о чести и битве до последнего дыхания, кха-дар, – проворчала она.

– В следующий раз не забуду. Клянусь. Приготовиться – они рванут, едва только он до них дойдет. Как конь, Йанне?

– Немного отдохнул, он справится. Это хороший жеребчик.

Конечно, подумала она. Лучший, какого можно купить, украсть или добыть в битве. Ласкольник поудобней уселся в седле.

– Внимание. Сейчас он к ним доберется. Уже крутит головой. Время!

Они повернули лошадей в миг, когда преследующий их отряд двинулся с места. Еще одно облако пыли встало над Ланвареном.

* * *

– Да не стоит о них переживать, кха-дар, – вмешался кто-то, кого она не узнала по голосу. – Это всего лишь пара а’кееров и трое шаманов. Не помешают, а может, и помогут, потому как наверняка же они вырезали все банды в окрестностях.

– Это не трое шаманов, но трое жереберов, Каневен. И каждый из них стоит боевого мага. Полагаю, захоти они, хоть сейчас могли бы дать бой Седьмому, поскольку в полку есть всего лишь несколько обычных чародеев, неплохих, но даже все вместе они не справились бы и с одним из жереберов. Нет. Мы не станем рисковать. А кроме того, здесь все же Меекхан, империя, пусть даже некоторые об этом и забывают. Не будет так, чтобы кочевники воспринимали эти пространства как ничейную землю. Не станут они въезжать и уходить отсюда, как будто они у себя дома.

Его поддержал хор согласных бормотаний.

– Ну и не было бы слишком хорошо, когда б Завир Геру Лом и Совиненн Дирних слишком быстро разрешили свой конфликт. Завир рискнул: если удастся, то уничтожит конкурента первым же ударом, захватит его землю и почти наверняка войска. Наберет силу и станет в два раза опасней. Однако если он утратит трех жереберов и несколько сотен Наездников Бури, то может статься, что силы их будут уравнены. Тогда сражение между этими двумя может закончиться непредсказуемо. Потому мы хотим, чтобы Завир потерял всех, кого он сюда послал, так что будем с ними играть, пока не обнаружим всех шаманов. Понятно?

– А потом? Я, конечно, могу справиться с одним-двумя а’кеерами, но относительно жереберов – я не совсем уверен…

На этот раз она узнала голос Нияра. Но отчего-то никто не рассмеялся неудачной шутке.

– Вот именно: когда их найдем, кха-дар, – что тогда? – Кошкодур почесал голову, кривясь не по-хорошему. – Напьемся пива? Пригласим в гости? Порассказываем веселые истории, словно на встрече старых друзей?

Ласкольник улыбнулся в усы:

– Нет. Когда мы их повстречаем – убьем их всех, да так, чтобы никто не ушел. Пусть Завир из Клаххиров раздумывает, что случилось с его людьми. Пусть колеблется и действует осторожно, не зная, в чем дело. Предали ли его жереберы, перешли ли отряды на сторону Совиненна или же тот узнал обо всем и смел их с поверхности земли? А если узнал – то насколько хороши его шпионы, что ему становится известно обо всех планах врагов? И так далее. Пусть мучается и колеблется.

Чаардан зашумел и утих.

– И нет, мы не совершим этого сами, хотя я и верю, что вам хотелось бы. Седьмой пойдет следом. Наше задание – оттянуть на себя все внимание Молний и их шаманов. Чтобы не могли они высылать разъезды, чтобы жереберы использовали все, что имеют, и оказались достаточно измучены, когда ударят по нам. Только тогда полк сумеет подойти к ним незамеченным. Это как охота на медведя, когда один из охотников орет и отвлекает на себя внимание зверя, а остальные обходят его и втыкают копья в бок зверю.

Ласкольник перестал улыбаться.

– Может, это нам и не удастся, дети. Мы могли переоценить свои силы. Кто захочет, пусть завтра утром возвращается на заставу. Потому как, если пойдет не по плану, завтра к вечеру все мы будем мертвы.

* * *

Похоже, по плану не пошло.

Еще одного жеребера они нашли через час после разговора с посланником. К этому времени погоня уже утратила свое неистовство. Кочевники все еще дышали им в затылок, но уже не совершали безумных рывков в полный карьер. Вместо этого просто гнали чаардан в определенном, им известном направлении. И не давали ни минуты передыха.

Держались в ста пятидесяти ярдах позади так жестко, словно кто-то отмерял расстояние шнурком. Крылья погони растянулись сильнее, сделались толще, было заметно, что на этот раз неожиданный поворот не даст беглецам пробиться сквозь любое из них.

Кайлеан бросила взгляд направо и налево. Дагена ехала, низко склонившись, раз за разом стискивая в горсти какой-нибудь из своих амулетов, лицо Йанне было суровым, словно посмертная маска, а глаза темными и полумертвыми. Конь его дышал тяжело, будто в горло ему кто насыпал степной пыли.

Но – бежал. Пер тяжелым равномерным галопом, которым кони чаардана могли мчаться половину дня. Что-то говорило ей, что он будет так бежать, пока не разорвется его сердце, поскольку был именно таким конем. Лучшим, какого можно купить за деньги, украсть или отбить в бою.

Но в этом галопе сопровождало их и еще кое-что. Отчаяние. Черное, липкое и тошнотворное. Отбирающее надежды и мысли.

Потому что Молнии гнали их туда, куда хотели. Всякая попытка изменить направление заканчивалась яростным карьером одного из крыльев погони. Они хотели их измучить, загнать до смерти. И хотя группы конных время от времени отпадали от загонщиков, Канавер Дару Глех, должно быть, решил, что это того стоило. Еще четверть часа, полчаса – и чаардан посыплется. Кони начнут падать, и тогда всадники сломают шеи или, безоружные перед конными, дадут поймать себя арканом. К тому же приходилось скакать в сторону, куда требовалось командиру кочевников; Кайлеан, следя за путем солнца по небу, была готова поспорить, что их заставляют кружить по спирали. Что се-кохландийцы медленно описывают большой круг посреди Лаварена, приближаясь к его центру и – здесь и спорить было глупо – удерживая преследуемых подальше от Седьмого. Она встретила взгляд Кошкодура, а сразу после – Леи. Не только она посматривала вокруг, словно хотела в последний раз увидеть товарищей.

«Не сбежим, – говорили эти взгляды, – план не удался. Но живьем мы не дадимся».

Отчаяние, брат неверия.

Чары захлестнули холм медленной шипящей волной. Она видела их как рваные, ползущие над самой землей туманные ленты, темнеющие от середины к краям, недвижимые, несмотря на поднимающийся ветер. Плыли они вниз со скоростью неспешной ходьбы, пожирая все на своем пути. Сухие травы и рахитичные кустики морщились и распадались в серую, липкую пыль.

Молниям не было нужды в большем числе конных, чтобы захлопнуть ловушку.

Поворот! Налево!

Кони чуть не легли на землю, резко сворачивая. Помчались вдоль измененного магией пространства, имея слева приближающуюся стену железа. Наездники Бури наконец-то решили завершить развлечение.

Луки!

Она видела приближающийся отряд, копья, что кончались петлями, арканы, веревки. Они все еще хотели захватить их живьем. Она наложила на тетиву шило, оставив последнюю иглу в колчане. Враги были близко.

Сейчас!

Они дали залп, потом еще один. Стрелы летели по прямой и втыкались в конские и людские груди, головы, шеи. Ласкольник не требовал, чтобы все в чаардане стреляли с большим мастерством, но пара таких людей у них была. Кайлеан тоже имела к луку талант.

Первым шилом она сняла с седла се-кохландийца, который, на свое несчастье, слишком низко опустил щит. Вторым – прострелила горло его товарищу. Правду сказать, целилась ему в лицо. Наложила третью стрелу, натянула лук…

Дагена остерегающе крикнула, когда чаардан на полном скаку влетел в туманные полосы. Чары, до сей поры лениво плывшие над землей, внезапно рванулись с места и во мгновение ока обернулись вокруг конских ног. Веяло от них холодом, ледяным дыханием из дальних регионов Всевещности, с самого дна исхлестанного морозными ветрами ада.

Наездники Бури прекратили погоню, остановившись на расстоянии ярдов в тридцать, сразу у границы покрывающих землю чар. Гнаться дальше не было нужды.

Кони чаардана отреагировали диким, вызывающим ржанием, рванув вперед. Понадобилось несколько долгих мгновений, пока холод вгрызется в живое тело, заморозит мышцы и сухожилия, кости и кровь, превратит ноги лошадей в куски мертвой плоти, трескающейся, словно стекло. Они еще могли бы вырваться.

Но чары вились следом, будто привязанные к конским бабкам, и кто бы ими ни управлял, он был истинным мастером – и держал их в горсти.

Свисток Ласкольника пробился сквозь топот копыт.

Стоять!!!

Они остановились, натягивая вожжи так, что некоторые из коней присели на задние ноги.

Дагена внезапно потянулась к висящей у седла суме и вынула горсть цветных камешков. Метнула их вокруг широким хозяйским жестом, словно селянин, засевающий пашню. Серые испарения поглотили камешки, и некоторое время ничего не происходило.

Потом в местах, куда они упали, поднялись полосы пара, раздался звук трескающихся в углях каштанов и появились небольшие воронки. И, словно каждая из них вспыхнула, что-то разорвало серые ленты, вымело их с земли, как будто снизу подул ветер, – и чаардан вдруг оказался на пустом пространстве, в кругу, куда чары врага не имели доступа.

Кайлеан похлопала Торина по мокрой от пота шее и ощерилась, обращаясь к Дагене:

– Племенная магия, а? Надо бы тебе когда-нибудь таки познакомить меня с той твоей бабкой.

Черноволосая дико ухмыльнулась:

– Не проблема, Кайлеан. Она всегда со мной. – Она вынула из-под доспеха кожаный сверточек и слегка им встряхнула. Внутри что-то загрохотало. – Кайлеан, это моя бабка. Бабуся, познакомься с Кайлеан. Она неплохо для меекханки стреляет из лука.

Все в молчании таращились на сверточек.

Дух предка. Заклятая в нескольких костях, опекающая потомков душа, не вставшая на дорогу к Дому Сна. Согласно Великому Кодексу, за владение чем-то подобным отправляли в петлю.

Кто-то сзади откашлялся:

– Хм… Глядя на тебя, Даг, мы надеялись, что твоя бабка будет, хм… чуть повыше.

Установилась тишина.

А потом они засмеялись – весь чаардан, как один человек. Рычали, фыркали и хихикали, словно безумцы. Кто-то воткнул лицо в конскую гриву, кто-то иной давился и кашлял, едва в силах перевести дыхание. Красный, словно мак, Кошкодур рычал так, что аж слезы стекали у него по щекам, пробивая дорожки в степной пыли. Благодаря неким племенным, наполовину шаманским, чарам они оказались в кругу, вырванном у убийственной магии. От Молний их отделяло едва ли несколько десятков ярдов, а они ржали во всю глотку. И с этим смехом с них стекала усталость, страх, отупение и пропитанная отчаянием безнадега. Даже коням передалось настроение их всадников, поскольку начали они трясти башками, задирать хвосты и нетерпеливо топтаться на месте.

Наездники Бури стояли, отделенные от них магией, в которую не смели ступить, и молча таращились на складывающихся от смеха несостоявшихся жертв. И даже самый глупый из них понимал, что преследуемый отряд уже не группка отчаявшихся беглецов на загнанных до полусмерти лошадях.

Что снова он – боевой чаардан.

Ласкольник успокоился первым. Подождал, пока не стихнет смех, и вложил в рот свисток.

Клин. Ровно.

Они встали в строй, словно на смотре, в несколько мгновений сформировав клин. Это тоже была демонстрация для Молний. Вызывающая и наглая.

– Даг, сумеешь открыть нам проход? – Ласкольник указал на вершину холма.

Дагена спрятала сверточек под панцирь и поднялась в стременах, чтобы получше оценить расстояние:

– Сумею. Кто-нибудь предполагает, как далеко эта гадость тянется по ту сторону?

– На двадцать футов, – проворчала Лея. – Не больше.

Лея. Она владела самым ужасным – и самым быстрым – конем в чаардане. И еще – пророчила. Видела на расстоянии.

– А тот, кто чары наложил? Жеребер?

Девушка осмотрелась по сторонам, тяжело вздохнула и соскочила с седла. Встала на оба колена, воткнула ладони в покрытую серой пылью землю и громко, словно всплыв из глубины, набрала воздуха.

– В миле за холмом. Двое жереберов, – выталкивала она из себя фразы, будто преодолевая некую тяжесть. – Сотня вооруженных. Может, и больше. Наложивший чары не понимает, что происходит. Что продырявило его заклятие. Он зол. Слышу, как колотится его сердце. Слышу… собирает силы, сейчас ударит снова…

Она вырвала ладони из серой пыли и одним прыжком оказалась в седле.

– Убегаем отсюда, кха-дар.

Ласкольник махнул ладонью, и Дагена метнула перед собой горсть камешков. Но еще до того, как они исчезли в серой мути, что-то изменилось. Кайлеан не знала, что именно, но почувствовала сильное облегчение. Даже голова у нее закружилась, словно девушка внезапно упала с большой высоты.

– Убрал чары! Сейчас ударит снова! Карье-е-е-ер!!!

Кха-дар умел кричать. Чаардан сорвался с места и рванулся вперед. Почти в тот же миг Наездники Бури помчались следом.

Только вот теперь обстоятельства изменились. На этот раз в миг старта разделяло их едва ли несколько десятков ярдов, буквально на хороший бросок камнем. И у одних, и у других кони были уже крепко измучены, но Молний все еще поддерживал жеребер, и, даже если бы половина их лошадей пала, остальных хватило бы, чтобы справиться с беглецами.

Расстояние между преследователями и чаарданом начало быстро сокращаться. Кони Наездников Бури неслись таким карьером, словно участвовали в самых важных бегах своей жизни. Проезжая верхушку холма, Кайлеан бросила взгляд за спину – как раз вовремя, чтобы заметить, как двое из них просто рухнули на землю. Серая Сеть собирала свой урожай, хотя все же делала это слишком медленно, чтоб у чаардана Ласкольника появился шанс на бегство.

Потому что их кони, несмотря на короткую передышку, были уже обессилены. Дышали тяжело, хрипло втягивая воздух, а мокрая шерсть липла им к бокам. Ох, ни одно другое животное во всех проклятущих Великих степях не совершило бы того, что они, не сумело бы несколько часов ускользать от нескольких а’кееров Молний с отборными конями, поддерживаемых чарами. Ни одно. Но даже они дошли наконец до границы своих возможностей.

А за холмом… Плавный склон вел прямо на дно огромной долины шириной, как минимум, в милю. И на другом конце ее блеснули доспехи и копья последнего а’кеера Молний, того, что еще не принимал участия в игре, защищая оставшихся жереберов. Отряд как раз развертывал крылья, готовясь к атаке. За линией фронта их осталось лишь несколько конных, наверняка личная стража шаманов. Их Сила была уже не нужна, и они могли спокойно, словно из театральной ложи, наблюдать последний акт драмы.

Потому что чаардан не имел ни шанса. Здесь не было холмов, за вершиной которых они могли бы спрятаться, а каждый их маневр оказался как на ладони. Не скрыться, чтобы изменить направление или нанести внезапный удар. Те, из близящегося а’кеера, еще даже не перешли в галоп и наверняка должны были лишь схватить беглецов.

И все же Ласкольник попытался. Свисток пропел команду, и они начали поворачивать влево. Слишком медленно – кони настигающих их Молний были в каких-то тридцати ярдах за спиною, а чаардан принялся неминуемо приближаться к флангу загонщиков. Наездники Бури из последнего а’кеера пошли быстрее, сокращая дистанцию.

Торин бежал последним. Кайлеан безо всякого приказа развернулась и послала назад пару стрел. Один из всадников свалился с коня, какой-то скакун зарылся мордой в землю, когда тяжелая стрела до половины вошла ему в грудь. Дыра, появившаяся в стене преследователей, затянулась прежде, чем она успела моргнуть, а время, пока она стреляла, и то, что она выпала из ритма, пусть и на пару ударов сердца, стоили ей еще пяток ярдов.

Свисток Ласкольника призвал ее к порядку.

Не стрелять! Приготовиться!

Приготовиться? К чему???

С неба, словно серая молния, пала птица. Степной ястреб, убийца и ужас куропаток и голубей. Хищник, который, пикируя, обгоняет стрелу из арбалета, кинулся прямо на голову коня, ведущего левый фланг погони. Кайлеан показалось, что даже в топоте копыт, в хриплом дыхании лошадей она услышала скрежет когтей по черепу и отвратительный, мокрый хлопок, с которым взорвался ударенный клювом глаз. Конь завыл. Не заржал, а завыл, она впервые в жизни слышала такой звук, доносящийся из конского горла. Птица, понятно, погибла на месте, но раненый конь, все еще пронзительно и страшно воя, бросился в сторону и столкнулся с соседом в шеренге. Двое животных пали на землю, подбивая ноги третьему.

Свист и пронзительный, раздражающий крик очередной птицы слились в одно целое. Вторая серая молния ударила в голову следующего коня, тут же взорвалась клубком окровавленных перьев, но пострадавшее животное пошло боком, а его всадник вылетел из седла.

С неба пала третья птица, потом четвертая и пятая.

В несколько минут все левое крыло преследующего их полумесяца перестало существовать. Кони се-кохландийцев, хотя и подгоняемые, начали притормаживать, идти боком и не желали бежать дальше. Эти боевые жеребцы могли выдержать стрелы, мечи и сабли, пройти сквозь огонь и воду, но такое оказалось свыше их сил.

А перед чаарданом раскинулись луга.

Кайлеан осмотрелась. Кто? Проклятие, кто обладает такой силой? Глянула на Дагену. Та пожала плечами.

И тогда Йанне Неварив, несшийся рядом, поднял голову и заглянул ей в глаза. Его обнаженная боль ударила в нее, словно дубина. Йанне моргнул, и на миг ей показалось, что радужки его – желтые. Желтые, как глаза сокола.

Позади них очередная птица ринулась вниз.

А чаардан уже мчался вперед, в очередной раз вырвавшись из ловушки, снова получив шанс. Сбившееся, испуганное левое крыло погони почти остановилось, середине пришлось зайти на его место, правое крыло оставалось ярдах в двухстах позади, а’кеер, подходящий с противоположного края, только начинал брать разгон, пытаясь отрезать им дорогу, но был слишком далеко. Они снова могли сбежать.

В полумиле впереди, на самом краю долинки, из травы поднялись серые полосы. Заклубились, затанцевали против ветра, что дул с востока, налились силой. А потом двинулись к ним, лениво, медленно, оставляя позади себя широкую полосу серой пыли.

Несмотря на грохот копыт, бьющих в степь, они слышали, как впереди трескается земля, превращаясь в мгновение ока в вечную мерзлоту. Серые клубы уже не вились над грунтом, но вставали на десяток локтей – достаточно, чтобы укрыть коня со всадником. Трава впереди них одевалась инеем. На этот раз жеребер использовал всю свою Силу. Они не пройдут.

Однако они неслись дальше, послушные свистку Ласкольника, который звал: Вперед! Вперед! Вперед!

Потому они согнулись в седлах и летели прямиком на лениво вьющиеся серые клубы.

Они были чаарданом.

А настигающие их а’кееры соединились, выровняли строй и гнали следом. Но уже не слишком быстро – спокойным галопом, и, видя, как разрастается во все стороны стена колдовства, как она выгибается полукругом, Кайлеан более тому не удивлялась.

Галоп!

Они несколько притормозили, выровнялись. Она взглянула налево, на Йанне, потом направо, на Дагену. Оба сидели в седлах – прямые, словно выбрались на прогулку. Топор мужчины поблескивал на солнце, короткие сабли девушки, с перекрестий которых свисали перья и нанизанные на шнурки камешки, все еще были в ножнах, но Даг уже освободила руки.

Рысь!

Они снова сдержали коней. Она слышала, что погоня сделала то же самое. Однако не стала оглядываться. Впереди Кошкодур сунул лук в сагайдак, взял в руки щит и вытащил саблю. Едущая рядом с ним Верия потянулась к короткому копью. Оглянулась и послала Кайлеан широкую улыбку. И внезапно ей стало все равно, что за спиной у нее – триста Молний, а впереди – морозные волны. Были они чаарданом, семьей, товарищами и соратниками и совершили нечто, о чем долго еще станут петь в степях. Половину дня водили за нос несколько сотен Наездников Бури, и понадобилась помощь жереберов, чтобы их схватить. Но и сейчас они все еще не побеждены. «Еще можно повернуть лошадей и погнать прямо на Молний, и – холодной улыбкой Лааль клянусь – многие из кочевников пожалеют, что не их кони пали по дороге». Она улыбнулась Верии в ответ.

Были они свободным чаарданом, воюющим родом, а их кха-даром – сам Ласкольник.

Как и Кошкодур, она сунула лук в сагайдак и вытащила саблю. И впервые была искренне рада, что Бердеф исчез. Если можешь спасти друга от мерзкой смерти – сделай это.

Они остановились в нескольких десятках шагов от стены чар и развернули коней.

Стояли в круге, половину которого составляли чары, а вторую – воины. Дагена только раз взглянула на клубящиеся серые полосы и скривила губы. То, что находилось за ними, превышало ее Силу. «И Силу ее бабки тоже», – мелькнуло в голове Кайлеан. Она легонько усмехнулась, даже здесь ощущая спиной бьющий от чар жеребера холод.

Молнии остановились в ста ярдах перед ними. От линии их снова оторвался одинокий всадник. Только на этот раз он держал копье наконечником вниз, а шлем разместил на его приподнятом конце. Пояс сдвинул с бедер так, что ножны с саблей болтались где-то за его спиной, а щит повесил у седла. Ехал вести переговоры.

На половине дороги он остановился и потряс копьем. Шлем звякнул.

Ласкольник неторопливо снял собственный и повесил его на луку седла. Поднял обе ладони.

Кочевник подъехал ближе. Кайлеан явственно видела его лицо, молодое для Наездника Бури и странным образом робкое.

Се-кохландиец прошелся по ним взглядом, покачал головой, открыл, закрыл и снова открыл рот.

– Все, – прохрипел он пересохшими губами. – Вы доехали сюда все.

Ласкольник слегка поклонился, словно заинтересовавшись:

– А где прошлый гонец?

– Пал. Стрела ударила его в рот.

– Значит, говорить он наверняка не может. А ты, как тебя зовут? Или нет, – поправил себя. – Не говори. Это неважно. Чего ты хочешь?

– Я должен поговорить о сдаче…

– А-а-а, за этим вы гоняетесь за нами половину дня. Но я не могу взять вас в плен. Я спешу в Лифрев. Однако если вы направитесь в Малый Биндер, то я дам вам письмо к командиру тамошнего полка. Он должен обойтись с вами по-доброму.

Они засмеялись. Но как-то без злости, просто как от хорошей шутки. Зато молодой посланник покраснел и указал рукою себе за спину.

– Я…

– Нет, – негромко, но твердо прервал его кха-дар. – Ты не можешь махнуть рукою и послать их в атаку, потому что они получили приказ взять меня живьем. Абсолютно как если бы это никак от меня не зависело. Скажи мне, гонец, эти ваши жереберы черпают от Силы богов?

– Не… не понимаю.

Ласкольник указал рукою на окружающий их отряд:

– Один из них уже половину дня удерживает Серую Сеть для нескольких сотен коней. Он… Воистину равен нашим великим боевым магам. Второй поставил у нас за спиною стену чар, которую стоило бы применить в битве против целой армии. Он тоже великий чародей. Но они за это платят. Слишком дорого такое стоит.