Небесный фермер. Среди планет. Космическое семейство Стоун (сборник)

Закончив и поставив каменные пирамидки, обозначавшие, где проходят полосы, мы разрыхлили землю на протяжении пяти-шести футов по обеим сторонам каждого ряда. Около полудня появились мама Шульц с Гретхен, разгрузили свои тачки, и мы сделали перерыв, устроив пикник.

После обеда Йо должен был вернуться в город, но он почти доделал свою полосу. Папа Шульц закончил свою и начал помогать Хуго и Петеру, которые были слишком малы, чтобы как следует управляться с граблями. Вскоре я разделался со своей полосой и смог довершить оставшуюся после Йо часть. В конце дня появился отец, рассчитывая, что ему придется помогать мне весь вечер, – была светлая фаза, и работать можно было до тех пор, пока не станешь валиться с ног. Но на его долю ничего не осталось, и он тоже не знал, как их всех отблагодарить.

Хотелось думать, что мы справились бы и без Шульцев – возможно, нам это даже бы удалось, – но я в этом несколько сомневаюсь. Первопроходцы нуждаются в добрых соседях.

Всю последующую неделю я вносил искусственные нитраты – отходы из реактора колонии – в промежутки между полосами. Не столь качественная подкормка, как затравка с Земли, но в любом случае не столь дорогая.

Затем я начал косить траву – вручную, совсем как в Библии, – и аккуратно сгребать ее граблями. И тут снова явился этот старый паразит Сондерс – он появлялся и до этого, но только тогда, когда рядом со мной не было отца. Вероятно, ему было попросту одиноко. Семья его оставалась в городе, а сам он построил себе хижину из камней высотой в десять футов. Фермой он практически не занимался, и я не мог понять, что он вообще собирается делать.

– Привет, – сказал я, не отрываясь от работы.

Какое-то время он мрачно наблюдал за мной, после чего наконец спросил:

– Ты что, юноша, всерьез хочешь, чтобы у тебя разорвалось сердце?

Я ответил, что никаких перебоев с сердцем пока не замечал, и в любом случае – разве он сам не обустраивает ферму?

– Нет уж! – фыркнул он.

– Тогда чем вы вообще занимаетесь?

– Билет себе покупаю, вот чем.

– Да?

– Единственное, что тут можно продать, – обработанная земля. Так что я намерен сыграть с ними в их же собственную игру. Приведу этот участок в надлежащий вид, потом сбагрю его очередному неудачнику, а сам со своими отправлюсь прямиком на старушку Землю. И если ты не полный дурак – советую тебе поступить так же. Фермером ты здесь никогда не станешь. Это невозможно.

Он уже успел меня утомить, но я не из тех, кто готов на откровенную грубость.

– Ну, не знаю, – сказал я. – Взять, к примеру, мистера Шульца – у него прекрасная ферма.

– Ты про Джонни Яблочное Семечко? – снова фыркнул Сондерс.

– Я про мистера Иоганна Шульца.

– Ну да, Джонни Яблочное Семечко. Все в городе его так называют. Он же чокнутый. Знаешь, что он сделал? Дал мне горсть яблочных семечек с таким видом, будто одарил меня богатствами царя Соломона.

Я опустил грабли:

– А что, разве нет?

Сондерс сплюнул мне под ноги:

– Да он просто клоун, только и всего.

– Мистер Сондерс, – сказал я, замахиваясь граблями, – вы стоите на моей земле, моей собственности. Даю вам две секунды, чтобы вы убрались прочь и никогда больше не возвращались.

– Эй! – Он попятился. – А ну-ка прекрати! Поосторожнее со своими граблями!

– Убирайтесь! – повторил я.

И он убрался.

Проблема с домом заключалась в том, что на Ганимеде постоянно случаются небольшие землетрясения. Это как-то связано с изостазией, что на самом деле означает всего лишь «равенство давления», но по сути это целая наука о том, как горы уравновешивают моря и почему на всей планете одинаковая сила тяжести.

Это связано еще и с приливными течениями, что несколько странно, поскольку на Ганимеде никаких приливов не бывает – Солнце слишком далеко, чтобы как-то на них влиять, и Ганимед всегда повернут одной и той же стороной к Юпитеру. Да, можно заметить маленький прилив в лагуне Серенидад, когда Европа ближе всего к Ганимеду, и даже крошечное воздействие от Каллисто и Ио, но таких приливов, как на Тихом океане, здесь не бывает никогда.

Зато есть застывшие приливные течения. Как объясняет мистер Хукер, главный метеоролог, Ганимед был ближе к Юпитеру, когда он остыл и стал вращаться медленнее, и в коре планеты образовалась своего рода ископаемая приливная выпуклость. Как известно, такая есть и на Луне.

Потом появились мы, расплавили полярную шапку и снабдили Ганимед атмосферой. Давление на планете перераспределилось, и происходит восстановление изостатического баланса, что приводит к постоянным слабым землетрясениям.

Мне, как уроженцу Калифорнии, хотелось иметь сейсмостойкий дом. Именно такой был у Шульцев, и мысль показалась мне неплохой, хотя на Ганимеде ни разу не случалось землетрясений такой силы, чтобы свалить с ног человека, не говоря уже о том, чтобы разрушить дом. С другой стороны, большинство колонистов особо этим не заморачивались – не так-то просто построить сейсмостойкий дом из камней.

Хуже того – это попросту дорого. Основной перечень оборудования, обещанного колонисту в его контракте на эмиграцию, выглядит достаточно прилично: мотыга, лопата, тачка, ручной культиватор, ведро и так далее, – но, когда всерьез берешься за дело, оказывается, что это только начало, и приходится отправляться на Биржу, чтобы купить много чего другого. Я уже задолжал почти полтора обработанных акра еще до того, как зашла речь о постройке дома.

Как обычно, мы согласились на компромисс. Одна комната должна была стать сейсмостойкой герметичной камерой, поскольку она предназначалась Пегги. Девочке становилось лучше, но она все равно не могла переносить низкое давление. Если наша семья собиралась перебраться на ферму, спальню Пегги требовалось оборудовать шлюзом и установить в нем воздушный насос. Все это стоило денег.

Прежде чем я закончил возделывать участок, мне пришлось отдать в долг еще два акра. Отец пытался за меня поручиться, но ему прямо заявили, что, не будучи поселенцем, он не обладает необходимой репутацией. На этом все и завершилось. Мы планировали построить одну комнату с усиленными стенами, надеясь позднее добавить к ней другие. Пока же дом должен был состоять из гостиной размером десять на двенадцать футов, где спал бы я, отдельной крошечной спальни для Джорджа и Молли и комнаты Пегги. И все это, кроме комнаты Пегги, – голые каменные стены с навесной крышей.

Маловато, да? Ну и что такого? Эйб Линкольн начинал с меньшего.

Я начал резать камень, едва закончив с посевами. Вибропила чем-то похожа на вибродрель, только она режет по прямой, а не сверлит дыру. При включенном питании нужно быть крайне осторожным, чтобы не лишиться пальцев или еще чего-нибудь, но камень разрезается, словно масло. В соответствии с контрактом вибропила предоставляется в пользование на двое суток бесплатно и при желании еще на двое по сниженной цене. Тщательно спланировав работу, я сумел втиснуться в два бесплатных дня. Мне не хотелось влезать в новые долги, поскольку я рассчитывал не позже чем через две весны обзавестись мерцающими прожекторами. Такие же стояли в полях у папы Шульца, что позволяло почти вдвое увеличить урожай. Земные растения непривычны к трем с половиной суткам темноты, но если воздействовать на них во время темной фазы мерцающим светом, старый добрый фотосинтез только прибавляет ходу.

Но с этим приходилось подождать.

В постройке дома принимал участие весь патруль – патруль Ауслендеров^[16], членом которого я являлся. Для меня это стало сюрпризом, хотя удивляться вряд ли стоило – в строительстве участвовали все, поскольку в одиночку возвести дом было просто невозможно. Я сам принимал участие в шести, – впрочем, двигало мною отнюдь не великодушие, а желание набраться опыта.

Но патруль появился еще до того, как я кому-либо рассказал о том, что готов заняться возведением дома.

Шагавший впереди Сергей остановил шумную компанию в том месте, где предполагалось поставить дом, и сурово обратился ко мне:

– Билл, не числится ли за тобой долгов как за скаутом?

– Сам знаешь, что нет, – ответил я.

– Тогда можешь помочь, но не путайся под ногами.

Внезапно он улыбнулся, и я понял, что это всего лишь шутка. Повернувшись к патрулю, он крикнул:

– Отрабатываем строительство дома! Всем разойтись и приступить к выполнению задания!

Внезапно происходящее стало напоминать телевизионную комедию, где все действие снято в ускоренном режиме. Я никогда прежде не видел, чтобы кто-то работал столь энергично, как они. Могу сказать одно: человека делает скаутом вовсе не скаутская форма. Впрочем, ни у кого из нас ее и не было – мы не могли позволить себе особую одежду специально для скаутских мероприятий.

Кроме Ауслендеров, с ними были Вик Шульц и Хэнк Джонс, оба из патруля Твердокаменных, а также Дуг Окадзима, вообще даже не из нашего отряда: он оставался в отряде имени Баден-Пауэлла. При виде ребят мне стало легко на душе. В последнее время я мало с ними общался – в светлую фазу всегда работал допоздна и не бывал на сборах, а в темную фазу у меня не возникало особого желания совершать после ужина девятимильную прогулку до города.

Почувствовав себя несколько глупо при мысли, что, хотя я, возможно, о них и забыл, они не забыли обо мне, я решил, что стану посещать сборы независимо от степени усталости, а также сдам зачеты на те две нашивки при первой же возможности.

Заодно я вспомнил о еще одном не доведенном до конца деле – Горлопане Эдвардсе. Увы, когда ты занят обустройством фермы, не возьмешь выходной лишь ради того, чтобы отыскать кое-кого и начистить ему физиономию. К тому же мне не помешало бы набрать еще с десяток фунтов – повторения прошлого раза мне вовсе не хотелось.

Почти сразу же появился отец вместе с двумя коллегами из своей конторы, и они занялись укреплением и герметизацией комнаты Пегги. Судя по всему, он был в курсе происходящего, в чем сам признался. Это была идея Сергея, и именно потому отец в свое время лишь отмахнулся от меня, когда я говорил ему, что пора позвать на помощь соседей.

– Слушай, Джордж, – сказал я, отведя отца в сторону, – чем, во имя всего святого, мы собираемся их всех кормить?

– На этот счет не беспокойся, – ответил он.

– Но как?

Всем известно, что поселенец, которому строят дом, обязан обеспечить помощников питанием, а я оказался к этому не готов.

– Я сказал: не беспокойся, – повторил он.

И тут я понял почему: появилась Молли с мамой Шульц, Гретхен, сестрой Сергея Марьюшкой и двумя подружками Пегги. Вряд ли они сумели бы унести на Земле тот груз, который тащили сейчас. Пикник получился отменный, и Сергей с трудом заставил своих скаутов продолжить работу после обеда.

Теоретически готовкой занималась Молли у Шульцев, но я прекрасно знал маму Шульц – в любом случае следует признать, что кухарка из Молли так себе.

Молли принесла мне записку от Пегги: «Дорогой Билли, приходи сегодня вечером в город и все мне расскажи. Пожалуйста!» Я сказал Молли, что приду.

К восемнадцати часам того же дня на дом уложили крышу, и он был готов. Отсутствовала лишь дверь, остававшаяся на Бирже. Энергомодуль тоже мог появиться не раньше чем через неделю. Но у нас уже имелся дом, который мог защитить нас от дождя, а также маленький коровник, хотя никакой коровы у меня не было.

15. Зачем мы прилетели?

Судя по записям в моем дневнике, мы перебрались в дом в первый день весны.

Пришла Гретхен и помогла мне подготовиться к прибытию остальных. Я предложил позвать заодно и Марьюшку, поскольку работы хватало, но Гретхен лишь раздраженно бросила: «Как знаешь!» – и я передумал. Женщины порой бывают странными. Но, так или иначе, Гретхен и впрямь отличная работница.

Я спал в доме с момента его постройки, еще до того, как пришли техники из конторы главного инженера, чтобы установить антенну на крыше и провести свет и тепло. Но все это было еще до начала зимы, и я прожил месяц во вполне комфортных условиях, отделывая внутренность дома и собирая на лето лед, несколько тонн которого я сложил в овраге рядом с домом, где планировал в ближайшее время посадить яблони. Лед вполне мог пролежать там, пока я не сооружу настоящий холодный погреб.

Первые несколько месяцев после переезда в дом всей семьи стали самыми счастливыми в моей жизни. Мы снова были вместе, чему я был только рад. Отец все так же проводил большую часть темной фазы в городе, работая неполную неделю, но это всех устраивало, поскольку его интересовал проект по созданию местного производства, а работа помогала расплатиться с долгами. В светлую фазу мы трудились почти круглые сутки бок о бок или по крайней мере в пределах видимости.

Молли, похоже, нравилась роль домохозяйки. Я учил ее готовить, и она схватывала все на лету. Кулинария на Ганимеде – настоящее искусство. Многое приходится готовить под давлением, даже выпечку, поскольку вода закипает при температуре чуть больше ста сорока градусов по Фаренгейту. Можно даже помешать кипяток пальцем, если не держать его там чересчур долго. Потом Молли начала учиться у мамы Шульц, но я не возражал – мама Шульц была настоящей мастерицей своего дела. Из Молли могла получиться отличная кухарка.

Пег, естественно, приходилось жить в своей комнате, но мы надеялись, что скоро она сможет оттуда выйти. Мы понизили давление до восьми фунтов на квадратный дюйм, смешав кислород и азот в равных пропорциях, и обычно все принимали пищу в ее комнате. Мне все так же досаждал плотный воздух, но приходилось с этим мириться ради совместных семейных обедов и ужинов. Вскоре я привык, и от смены давления у меня даже не болели уши.

Пегги могла также бывать на улице. Мы привезли ей из города надувные носилки – очередную вещь, купленную в кредит! – и отец оборудовал их газовым аппаратом от старого космического скафандра, который он позаимствовал у сотрудников проекта «Юпитер». Пегги могла забраться в носилки, закрывшись изнутри, после чего мы снижали давление в ее комнате и выносили ее наружу, где она могла насладиться лучами солнца, посмотреть на горы и озеро или понаблюдать, как мы с отцом работаем в поле. Прозрачный пластик пропускал ультрафиолет, что было ей лишь на пользу.

Носить маленькую худенькую девочку не составляло никакого труда, и в светлую фазу она проводила немало времени на воздухе.

Мы начали свое хозяйство с курицы-наседки и пятнадцати оплодотворенных яиц, а также пары кроликов. Вскоре у нас уже имелось свое мясо. Пегги мы всегда говорили, что берем жаркое на обед у Шульцев, и вряд ли она когда-либо узнает правду. Поначалу я ежедневно ходил на ферму Шульцев за свежим молоком для Пегги, но в середине лета мне подвернулся шанс обзавестись коровой-двухлеткой в кредит по разумной цене. Пегги назвала корову Мейбл и очень расстраивалась, что не может ее погладить.

У нас не оставалось практически ни минуты свободного времени. Мне так и не удалось сдать зачеты, не лучше обстояло дело и с посещением скаутских сборов. Слишком много было забот и без того. К примеру, оборудование пруда – лагуну Серенидад заселили планктоном и водорослями, но рыбу там только собирались разводить, так что вряд ли стоило в ближайшее время ждать разрешения на рыбную ловлю. В итоге я сделал пруд для рыбок, вокруг которого мы посадили сад в китайском стиле.

Постоянной заботы требовали и растения. Высаженная мной трава прижилась, и вскоре после нашего переезда земля, похоже, готова была принять дождевых червей. Отец собирался отправить ее образец в город на анализ, когда к нам зашел папа Шульц. Услышав о наших намерениях, он взял горсть обработанной земли, помял ее, понюхал, попробовал на вкус и сказал, что я могу высаживать в нее своих червяков. Я так и сделал, и с тех пор они время от времени попадались нам при работе в поле.

По тому, как росла трава, были видны очертания засеянных затравкой полос в полях. Видно было также, как распространяются микроорганизмы, хотя и не особо заметно. Мне предстояло немало тяжкого труда, прежде чем полосы встретятся друг с другом и сольются, после чего можно будет подумать о том, чтобы взять напрокат жевун и обработать еще полтора акра, используя перегной с нашего собственного поля и нашу собственную компостную кучу. Затем можно было заняться дроблением камней на очередных акрах, но вряд ли стоило думать об этом сейчас.

Мы посадили морковь, салат-латук, свеклу, белокочанную и брюссельскую капусту, картошку и брокколи, а между рядами высадили кукурузу. Неплохо было бы отвести акр под пшеницу, но на столь маленьком участке подобное не имело смысла. Рядом с домом расположилась особая грядка, где росли томаты, тыквы, горох и фасоль. Эти растения требовали для опыления пчел, и Молли приходилось опылять их вручную, что было весьма утомительным занятием. Мы надеялись, что рано или поздно у нас будет пчелиный улей, и энтомологи из экологической группы в буквальном смысле выбивались из сил, пытаясь вывести породу пчел, способных процветать в местных условиях. Все дело в том, что в числе прочего, хотя наша сила тяжести составляло всего одну треть от земной, наше атмосферное давление почти впятеро меньше земного, что крайне не нравилось пчелам – им тяжело было летать.

А может, пчелы просто консервативны от природы.

Пожалуй, я был счастлив – или усталость и занятость просто не давали мне почувствовать себя несчастным – вплоть до следующей зимы.

Сначала зима казалась мне хорошей возможностью отдохнуть. Делать особо было нечего, кроме как собирать лед и ухаживать за коровой, кроликами и курами. Усталости я не замечал, в отличие от Молли, которая, похоже, полностью выматывалась. Она не привыкла к сельской жизни и не умела управляться на ферме так, как мама Шульц.

Кроме того, ей не хватало водопровода в доме, но вряд ли его стоило ожидать в ближайшем будущем. Естественно, я носил для нее воду, для чего обычно приходилось взламывать лед в ручье, но для всех нужд воды не хватало. Впрочем, Молли не жаловалась.

Не жаловался и отец, но от его носа к уголкам рта пролегли глубокие морщины, которые не полностью закрывала борода. Причиной тому была в основном Пегги.

Когда девочку впервые привезли на ферму, она сразу же ожила. Мы постепенно снижали давление в ее комнате, и она настаивала, что прекрасно себя чувствует и могла бы выйти наружу без всяких надувных носилок. Мы даже попробовали однажды так и сделать по совету доктора Арчибальда, и кровь из носа у нее не пошла, но минут через десять ей захотелось обратно.

Так или иначе, приспособиться она не могла. Дело было не только в давлении, – казалось, будто она вообще неспособна здесь прижиться и вырасти. Бывало у вас когда-нибудь так, что растение отказывается расти там, где его посадили? Вот и тут примерно так же.

Ее место было на Земле.

Вряд ли дела у нас шли так уж плохо, но есть гигантская разница между богатым фермером вроде папы Шульца, когда у тебя горы коровьего навоза на скотном дворе, в погребе висят окорока и есть все современные удобства, даже водопровод в доме, и бедняками вроде нас, которым приходится выбиваться из сил, чтобы погасить долги перед комитетом. Той зимой у нас хватало времени, чтобы над этим поразмыслить.

Однажды в четверг мы все собрались после обеда в комнате Пегги. Только что началась темная фаза, и отцу нужно было возвращаться в город – мы всегда устраивали ему проводы. Молли штопала, а Пег с Джорджем играли в криббедж. Я достал аккордеон и начал наигрывать какую-то мелодию. Пожалуй, у нас в тот момент у всех было радостно на душе, и я даже сам не знаю, что на меня нашло, но вскоре я обнаружил, что играю «Зеленые холмы Земли», чего не было со мной уже давно.

Я громко исполнил фортиссимо: «Уходят ввысь сыны Земли под грохот реактивных струй…», подумав, что реактивные струи давным-давно уже не грохочут, и мысль эта не оставляла меня до последнего припева, который играется очень тихо: «Дай нам, судьба, последнюю посадку на той планете, где мы родились…»

Подняв взгляд, я увидел, что по щекам Молли текут слезы.

Желая дать самому себе хорошего пинка, я поставил пронзительно пискнувший аккордеон на пол, даже не закончив, и встал.

– Что случилось, Билл? – спросил отец.

Я что-то пробормотал насчет того, что иду посмотреть, как там Мейбл.

В гостиной я оделся потеплее и действительно вышел наружу, хотя и не в сторону сарая. Прошел снегопад, и уже почти наступила кромешная тьма, хотя солнце зашло всего пару часов назад. Снег уже перестал идти, но небо затянуло облаками, скрывавшими из виду Юпитер.

Сквозь разрыв облаков на западе просачивался сумеречный свет закатного солнца. Когда мои глаза приспособились к мраку, я смог увидеть исчезающие в облаках заснеженные горы, покрытую снегом заледеневшую гладь озера и призрачные очертания окружавших наши поля валунов. Пейзаж вполне соответствовал моему настроению – он выглядел словно место ссылки за долгую греховную жизнь.

Я попытался понять, что я, собственно, здесь делаю.

Облака на западе слегка разошлись, и я увидел одинокую ярко-зеленую звезду низко над горизонтом, над той самой точкой, где зашло солнце.

Это была Земля.

Не знаю, как долго я так простоял. Наконец мне на плечо легла чья-то рука, и я вздрогнул. Это оказался отец, тепло укутанный для девятимильного путешествия сквозь тьму и снег.

– Что с тобой, сынок? – спросил он.

Я попытался ответить, но у меня перехватило дыхание. Наконец я с трудом сумел выговорить:

– Папа, зачем мы сюда прилетели?

– Гм… ты же сам хотел. Помнишь?

– Знаю, – кивнул я.

– И все-таки настоящая причина – главная причина – в том, что мы не можем позволить, чтобы наши внуки голодали. Земля перенаселена, Билл.

Я снова посмотрел на Землю.

– Папа, – наконец сказал я, – я сделал одно открытие. Жизнь заключается не только в том, чтобы сытно питаться трижды в день. Да, мы можем выращивать здесь урожай – при должном подходе можно вырастить даже волосы на бильярдном шаре. Но вряд ли твоих внуков ждет здесь лучшая судьба. Я знаю, в чем я ошибся.

– Ты не прав, Билл. Твоим детям здесь понравится. Так же как и эскимосам нравится жить там, где они живут.

– Чертовски в этом сомневаюсь.

– Не забывай – предки эскимосов не были эскимосами, они тоже были иммигрантами. Если ты отправишь своих детей обратно на Землю, скажем, учиться, они будут тосковать по Ганимеду. Они возненавидят Землю. Они станут слишком много весить, им не будет нравиться воздух, не будет нравиться климат, не будут нравиться люди.

– Но… послушай, Джордж, а тебе самому здесь нравится? Ты рад, что мы сюда прилетели?

Отец долго молчал.

– Меня, Билл, беспокоит Пегги, – наконец ответил он.

– Угу, знаю. Но что насчет тебя – и Молли?

– За Молли я не волнуюсь. У женщин свои причуды – тебе еще предстоит это узнать. – Он передернул плечами. – Мне пора. Иди в дом и скажи Молли, пусть приготовит тебе чашку чая. А потом присмотри за кроликами, – похоже, самочка снова собирается родить, так что крольчат потерять не хотелось бы.

Сгорбившись, он зашагал в сторону дороги. Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду, а затем я вернулся в дом.

16. Парад

Потом внезапно наступила весна, и все стало хорошо.

Даже зима кажется не такой уж неприятной после того, как заканчивается. Без зимы не обойтись – земля нуждается в морозе и оттепели, не говоря уже о том, что многие растения не станут плодоносить в отсутствие холодов. В любом случае четыре недели непогоды всегда можно пережить.

Весной отец временно уволился с работы, и мы совместными усилиями засеяли наши поля. Взяв напрокат механическую тачку, я разбросал живую почву по своим полосам. Дальше последовал тяжкий труд по подготовке оврага к посадке яблонь. Вскоре после того, как папа Шульц дал мне семена, я начал проращивать их в помещении – сперва у Шульцев, потом у нас. Шесть семян дали побеги, и теперь саженцы вымахали почти на два фута.

Мне хотелось попробовать посадить их снаружи, – возможно, следующей зимой пришлось бы снова забрать их в дом, но попытаться стоило.

Отца тоже заинтересовало мое предприятие – не только из-за плодовых деревьев, но и из-за древесины. Древесина выглядит здесь устаревшим материалом, но попробуй без нее обойтись.

Думаю, Джордж представлял себе Большие Сахарные горы, покрытые высокими прямыми соснами… когда-нибудь.

Мы перекопали овраг, проложили дренаж и засыпали яму, потратив немало нашего зимнего компоста и часть драгоценного верхнего слоя почвы. Когда мы закончили, места хватало для двадцати деревьев, и мы высадили шесть наших саженцев. Пришел папа Шульц и произнес над ними благословляющую молитву.

Потом он направился в дом, чтобы поздороваться с Пегги, почти целиком заполнив ее комнатку. Как говорил Джордж, стоит папе Шульцу вдохнуть, и в комнате тут же падает давление.

Чуть позже папа Шульц и отец сели о чем-то поговорить в гостиной. Когда я проходил мимо, отец меня остановил.

– Билл, – спросил он, – как ты насчет того, чтобы сделать здесь окно?

Он показал на пустую стену.

– И как же мы будем сохранять тепло? – удивился я.

– Я имею в виду – настоящее окно, со стеклом.

Я задумался. Мне никогда не доводилось жить в помещениях с окнами – мы всегда обитали в квартирах. Конечно, я видел окна в загородных домах на Земле, но на Ганимеде не было ни одного окна, и мне даже не приходило в голову, что они вообще могут тут быть.

– Папа Шульц собирается сделать окно у себя в доме. Я подумал, что не так уж плохо сидеть в тепле и смотреть на озеро вечерами в светлую фазу, – продолжал отец.

– Какой дом без окон и камина? – безмятежно проговорил папа Шульц. – Теперь, когда у нас стали делать стекло, – почему бы и нет?

Отец кивнул:

– Три сотни лет человечество имело застекленные окна в домах. А потом все заперлись в крошечных клетках с кондиционерами и уткнулись в дурацкие телеэкраны. С тем же успехом можно было бы находиться и на Луне.

Сама подобная мысль могла потрясти, но выглядела она не столь уж плохо. Я знал, что в городе делают стекло. Джордж говорит, что стекольное производство – одно из древнейших, если не самое древнее, и притом одно из самых простых. Но я воспринимал стекло как материал для бутылок и тарелок, а не для окон. На Бирже уже продавались стеклянные ведра, примерно вдесятеро дешевле тех, что привозились с Земли.

Видовые окна – отличная идея! Можно было прорубить окно в южной стене и видеть озеро, а другое – в северную, чтобы видеть горы. Да и вообще, почему бы не сделать окно в потолке, чтобы смотреть на старый добрый Юпитер, лежа в постели?

«Успокойся, Вильям, – подумал я, – а то еще немного, и ты построишь целый дом из стекла».

После того как папа Шульц ушел, я поговорил на эту тему с отцом.

– Слушай, – сказал я, – идея насчет окон, конечно, хорошая, особенно для комнаты Пегги, но вопрос в том, сможем ли мы себе это позволить?

– Думаю, сможем, – ответил он.

– Я имею в виду – без того, чтобы тебе пришлось возвращаться на работу в городе? Ты же вкалывал как лошадь, а теперь это ни к чему. Ферма сможет нас прокормить.

– Как раз хотел об этом поговорить, – кивнул отец. – Билл, я уже почти решил отказаться от работы в городе, за исключением занятий, которые веду по субботам.

– А это тебе действительно нужно?

– Так уж вышло, что мне нравится учить инженерному делу. И не беспокойся насчет стоимости стекла – мы получим его бесплатно. Твоему старику причитается кое-какая благодарность за то, что он проектировал стекольное производство. «Не заграждай рта волу, когда он молотит»^[17], – процитировал он. – А теперь займемся лучше делом – на пятнадцать часов намечается дождь.

Недели через три случился парад спутников – почти невероятное событие, когда Ганимед, Каллисто, Ио и Европа выстраиваются точно в одну линию и находятся по одну сторону от Юпитера. К подобному расположению они близки каждые семьсот два дня, но обычно не в полной мере. Все дело в том, что у них разные периоды обращения по орбите – от менее двух суток у Ио до более двух недель у Каллисто, и дробные части в точности не совпадают. К тому же их орбиты имеют разный эксцентриситет, а сами орбиты не лежат в одной плоскости. В общем, вполне логично, что настоящий парад спутников случается крайне редко.

Кроме того, в этот раз они выстраивались в одну линию также и с Солнцем – событие должно было произойти во время полной фазы Юпитера. Главный метеоролог мистер Хукер объявил, что, по имеющимся расчетам, столь идеальное расположение планет больше не повторится в ближайшие двести тысяч лет. Так что вряд ли стоит удивляться, что все с нетерпением ждали, когда это произойдет. Ученые из проекта «Юпитер» не находили себе места от волнения, заранее готовясь к наблюдениям.

Пребывание Юпитера в полной фазе означало не только то, что к выстроившимся в ряд пяти небесным телам добавится шестое – Солнце, но и то, что мы сможем увидеть тени Ганимеда и Каллисто, которые окажутся в центре Юпитера, как только Ио и Европа достигнут середины пути.

Полная фаза наступает в шесть утра в субботу, и мы все встали около половины пятого, а к пяти уже были на улице. Мы с Джорджем вынесли Пегги в ее надувных носилках и успели как раз вовремя.

Была прекрасная ясная летняя ночь, освещенная сиянием похожего на объятый пламенем воздушный шар Юпитера. Ио едва коснулась его восточного края – подобное событие называют «первым контактом». Европа уже слегка наползла на восточный край, и мне пришлось вглядеться, чтобы ее увидеть. Когда спутник не в полной фазе, его можно без труда различить на фоне планеты, но в полной фазе он стремится с ней слиться. Однако как Ио, так и Европа чуть ярче Юпитера, к тому же они нарушают узор его полос, что также позволяет их разглядеть.

Примерно на полпути к центру Юпитера в его восточной половине виднелись тени Ганимеда и Каллисто. Я бы не сумел их отличить, если бы не знал, что тень Ганимеда находится дальше к востоку. Они напоминали маленькие круглые черные пятнышки – три с небольшим тысячи миль мало что значат по сравнению с восьмьюдесятью девятью тысячами миль поперечника Юпитера.

Ио выглядела чуть крупнее теней, а Европа раза в полтора больше, примерно как Луна с Земли.

Мы ощутили легкий толчок под ногами, но он никого не обеспокоил – к землетрясениям мы привыкли, к тому же именно в этот момент Ио «поцеловалась» с Европой, а затем начала постепенно заходить под нее – или за нее.

Спутники довольно быстро двигались на фоне диска Юпитера, а за ними медленно ползли тени. По прошествии примерно получаса две тени соприкоснулись и начали сливаться. Ио наполовину заползла под Европу, напоминая большую опухоль на ее боку. Оба спутника преодолели около половины пути до центра, а тени были к нему еще ближе.

Около шести часов Ио полностью скрылась под Европой, и Европа «поцеловалась» с тенью, которая теперь была одна и имела круглую форму.