Дейлекронт: дитя чернильной течи

Чувство долга

Солнце очень редко вставало над родными землями. Утром можно постоянно наблюдать толстый слой серого полотна, простирающегося на сотни верст. Иногда лучи пытаются пробиться сквозь густую облачную массу, но их тут же съедают. Им не дают никакого шанса. Мрачная погода всегда плохо сказывается на настроении жителей. Угрюмость и истощенность одни из основных состояний человеческой природы в Нильшерте. Впрочем, именно она создаёт необъяснимый абсолютный дух, объединяющий народ в единое целое. Трудности всегда сплачивают. Ведь преодолевать их вместе гораздо легче, чем поодиночке. У тебя появляется возможность распределения обязанностей, наличие более компетентных лиц, ведь один человек не может знать всё. Однако есть тот, кто привык играть один. Ему не нужна поддержка со стороны близких, их помощь. Он добивается всего сам, преодолевая боль, ошибки, неудачи, падения, преграды. И если он проигрывает, то ему ничего не остаётся, как винить кого-то кроме себя, а если побеждает, то все лавры не достанутся кому-то третьему. Эта огромная ответственность и сила настолько давят, что в конце концов, он либо обретает себя, либо теряет навсегда.

Сон Грендель был нарушен стуком в дверь. Она лениво подняла голову и посмотрела на вход. Дитя ещё спало. Аккуратно выбравшись из объятий девочки, царевна встала и подошла открыть дверь. За ней стоял Сотар и удивлёнными глазами смотрел на свою возлюбленную. Грендель вышла из комнаты и тихо затворила её за собой.

– Что ты здесь делаешь? – произнес он. – Я думал, ты осталась на ночь в покоях Кенваля.

– Вчера скончалась Петория. Лихорадка не отпускала её несколько часов. Я не могла оставить Элару одну ночью.

– Боже мой… Как она?

– Спит.

– Пускай отдыхает. Как ты себя чувствуешь?

– Даже не знаю. В голове всё перемешалось. Пока не осознаю, что её больше с нами нет.

– Пойдём, завтрак уже готов, – произнёс он и протянул руку.

– Но мне нужно привести себя в порядок, – возразила Грендель.

– Ничего. Ты прекрасно выглядишь.

Царевна с некоей досадой схватила запястье супруга, и они вместе начали шагать в сторону трапезной. Кенваль уже ждал своих родителей в окружении харонов, которые ему прислуживали. Мальчик никогда не понимал, зачем ему столько прислуги, неужели он не может делать какие-то вещи сам? Он еле убедил всех, что в состоянии одеваться самостоятельно. И каждый раз ему становится неудобно, когда кто-либо совершает его личные нужды. Однако некоторые вещи непозволительно выполнять царской особе, за что родители его часто причитали. В комнату, распахнув гравированные рисунками северо-восточных цветов двери, величаво вошёл царь со своей сопроводительницей. Как только они пересекли порог, Кенваль встал с большого деревянного стула, чтобы почтить присутствие старших. Мать расположилась рядом с сыном, тогда как отец сел на уготовленное тронное место.

– Помолимся, – произнёс Сотар и закрыл глаза. – Отче, благодарю тебя за это утро и моих родных. Я прошу у тебя благословения на сегодняшний день. Дай нам мудрости провести его с пользой. Стать сильнее, умнее, лучше. Пусть в нашем доме пребудет твоя воля. Благодарю тебя за пищу, которую ты нам даёшь. И пусть она станет для нас источником силы.

Кенваль никогда не понимал суть молитв, произнесенных отцом. Зачем благодарить Бога за еду, если её создали и выращивали крестьяне, а готовили кухарки дворца. По крайней мере, это вызывало не столько вопросов, как существование самого сверхъестественного существа. Гальдемар рассказывал, что на юге они верят в нескольких богов, а на севере вообще никому не молятся. В чём, тогда правда? Однако он всегда страшился этим поинтересоваться у родителей. Они могли не так его понять, ведь для них это нечто обыкновенное, что вошло в привычку и является частью их естественной жизни.

Каждый член семьи начал молча вкушать пищу. Разговаривать у шелов во время трапезы дурной тон. "Всему своё время", – твердили они. Время, отведенное для еды должно оставаться таковым, а время, предназначенное для общения, не имеет ничего общего с другими действиями. Они очень серьёзно относились к таким вещам. И нарушение этикета можно расценивать как неуважение к присутствующим. Это простительно, если ты гость из чужих земель, но если ты, будучи шелом нарушаешь уклад жизни, то наказания не избежать.

Вдалеке послышался конский топот. "Неужели гонец?", – мелькнула мысль в голове царя. Он положил столовые приборы и подошёл к окну. Если бы это сделал любой другой шел, тогда бы в его сторону сразу полетело общественное порицание. Но для царя нет таких границ, тем более, когда речь заходит о государственных делах.

Со стороны северной равнины мчался всадник. Ни латов, ни шлема. Было очевидно, что это Версахский посланник.

– Торн, сообщи совету, что прибыл гонец, – сказал он, не отрывая взгляда от окна.

– Слушаюсь, ваше величество.

Харон слегка поклонился и направился к числу приближенных царского трона.

– Неужели это не может немного подождать? – с недовольством произнесла Грендель.

Чтобы не пропустить завтрак она не успела даже умыться, а он и вовсе решает пропустить свой приём пищи.

– Это Версахский выездной лакей. Они бы не стали его слать ради пустяка. Что-то случилось.

– Всё хорошо? – спросил с опаской Кенваль.

– Да, милый, кушай, – успокоила его мать.

Сотар второпях вышел из трапезной. Ему нужно было быть в одеяниях для аудиенций. Глава государства – это его представитель, поэтому на нём должна быть символика – цветущий калиандр, который вышит на царской мантии. Изображение располагалась в области левого плеча элемента одежды. Калиандр – единственное растение, которое не погибает при сильных морозах. Оно даже прорастает сквозь снег. Его плоды, кисло-сладкие маленькие ягоды красноватого цвета, часто являются пищей для диких животных в зимнюю пору. Он знамение стойкости и надежды.

Символом Версаха была бычья голова на кроваво-красном фоне. Она олицетворяла силу и независимость. Знак точно отражал их характер и нравы. Версахцы рослые, сильные люди, основным ремеслом которых была война и охота на лесных зверей. Они не особо славились дружелюбием и для них белковая пища была только в радость, даже если она была сырая.

Сотар сидел в присутствии своей свиты и выжидал пока незваный гость пройдёт в тронный зал и озвучит причину своего визита. Каждый был в ожидании. Все сердца трепетали о том, что ждёт их впереди. Огромные ворота в шел распахивает стража и входит высокий мужчина с густой бородой, увешанный кожаными плащами и шкурами, который скрипел своими ботинками по гладкому камню. Он встал посреди зала и поклонился царю.

– Ваше величество, царь степных земель, моё имя Накал из Урта. Достопочтенный правитель северных земель Далариен призвал меня выступить перед вами и сообщить о его намерениях относительно Нильшерта.

– Говори Накал из Урта. Мы тебя внимательно слушаем.

– Ваше соглашении о нейтралитете с Версахом обходится вам очень дёшево. Далариен просит передать ему Заречные земли с целью их освоения и присоединения к Версаху. Так как это не захват, мы позволим вашим людям спокойно покинуть их дома и расположиться в местах ближе к центру. Данные земли вы отдаёте в дар, и мы не намерены воевать с вашим народом. Такова воля моего посланника.

– Что же будет с данью, которую мы платили ранее?

– Соглашение в этой части останется неизменным.

– Вы просите меня отдать земли по собственному желанию, тогда как именно для того, чтобы их не забирали у моего народа, я платил Далариену?

– Если вы захотите их не отдавать, то мы заберём всё силой. В этом же случае мы забираем лишь их часть.

Сотар был в возмущении также, как и остальные присутствующие в зале. Поднялся недовольный гул, который заполнил всё помещение.

– Такова цена спасения, – произнёс гонец.

– Уж лучше умереть, чем находиться в рабстве у бестолковых и вонючих версахцев!

– Остынь, Мидек, – успокаивал его Сотар.

– У вас есть сутки, чтобы подумать над нашим предложением. В противном случае мы разрываем все соглашения о временном перемирии, на основании неисполнения обязательств с вашей стороны и имеем право идти войной против Нильшерта.

После этих слов Накал поклонился вновь.

– Отведите его в покои, чтобы он смог расположиться после долгого пути, – сказал царь и встал.

Он не находил себе места. Его зажали в угол. К нему тут же подбежала его правая рука и начала отчитывать.

– Ну, что? Довольны? Разве я не предупреждал об этом?! Разве не говорил вам, что это не кончится добром?

– Меньше всего мне сейчас хочется слышать недовольные возгласы. Созывай срочный совет. Нужно решать, что делать.

Напряженный Мидек, не мог отвести взгляда от Сотара. Он знал, что так будет. По крайней мере, догадывался об этом. Он нехотя обернулся и пошёл докладывать каждому приближенному о грядущем внеочередном собрании. На самом деле решение уже было принято. Сотар знал, чего хочет. Точнее знал, чего он не хочет. Чтобы его государство дробили какие-то чужеземные захватчики. Его отец воссоединял один клочок почвы за другим не для того, чтобы их потом раздавали направо и налево. Видимо, избежать войны в существующих условиях не получится. Однако царю нужно было услышать мнение совета. Поспешные решения всегда дорого ему обходились, и он не хочет совершать одни и те же ошибки.

Вся знать уже сидела за столом переговоров. Сотар ждал последнего. И по всей видимости самого значимого из присутствующих. Несмотря на его вспыльчивость и дурной характер он был дальновидней всех. Хоть Сотар и понимал это, но не мог признать. Он считал, что он царь и всё, что он делает правильно и не подлежит обсуждению. Решение, принятое правителем – закон. Царь не обязан извиняться за свои решения, несмотря на то, что они в какой-то степени могут быть неправильными. Двери шела открылись и Мидек прошёл на своё место.

– Многие из вас уже слышали новость, доведенную с северных земель. Далариену мало наших платежей и он желает большего. Заречные земли Нильшерта. Сейчас вопрос стоит в том, что нам важнее: часть государства или народ.

– Но разве народ не является частью государства?

– Да, ты прав, Анокар. Но дело в том, что одно мы можем вернуть, а другое может бесследно уйти.

– Хотите услышать моё мнение? – заявил Мидек.

– Да, говори.

Все старцы сразу переключили своё внимание на эмоционального коллегу.

– Заречные земли будут лишь началом. Потом они попросят Ксант, а затем и всю центральную часть. Дадим откусить кисть, останемся без руки. Они не остановятся на этом. А после того, как они без единой крови и усилий получат Нильшерт, то начнут доить его как корову. Весь урожай, всё добытое с шахт, будет уходить этим несносным варварам.

Первый раз Сотар действительно стал задумываться над красноречивыми репликами Мидека. Он начал видеть в них смысл. И более того, царь начал понимать своего соратника. Все молча кивали головой.

– Ты прав.

Мидек посмотрел на Сотара. Он начал безумно улыбаться и вертеть головой.

– После стольких лет я наконец услышал ваше одобрение… Неужели нужно было всё довести до такой крайности, чтобы понять истину.

– Сейчас не время выяснять кто и когда, что-либо говорил. Мы живём сегодня. И решать нам нужно сегодняшние проблемы. Если мы станем постоянно оглядываться назад, то будем неспособны собраться и противостоять врагу.

– Готовьте армию, царь. Это всё, что вам сейчас нужно. Версах не сразу предпримет попытки отобрать земли после отказа, у нас будет время подготовиться.

– Проведем голосование на выбор временного командующего войском.

Все девять мужей подняли свои чернильные перья над чистыми листами и стали писать имя того, кто достоин, занять эту должность. Утвердившись в своей позиции, они бросали клочок бумаги в большую глиняную урну, расположенную посередине стола. После того как последний свёрток оказался в вазе, то харон совета взял её и начал доставать по одному зачитывая их.

– Лукреций.

Все внимательно смотрели за каждым движением слуги.

– Мидек.

Харон поставил лист бумаги на стол и взялся за другой.

– Мидек.

Глаза приближённого начали гореть. Это то, чего ему не доставало. Власти. Истинной власти, а не эти игры с государственным советом. Военные предводители считались вторыми по значимости лицами после монарха.

– Мидек.

Он уже ощущал вкус своей победы. Ему хотелось плясать от счастья, но нельзя было показывать себя в этот момент.

– Перон.

"Перон? Этот старый дурак, даже своими детьми командовать не может", – думал про себя Мидек.

– Лукреций.

"Неужели эти идиоты, могут поручить это дело кому-то кроме меня?", – продолжал он рассуждать.

– Мидек.

Они не желали возлагать ответственность на такого высокомерного и возбудимого мужа. Однако никто бы не смог справиться с этой ролью лучше, чем он.

– Лукреций.

"Нет, этот недоносок, не может меня опередить! Я единственный, кто способен защитить Нильшерт. Никто кроме меня не способен на это!".

Томное молчание заставляло сердца присутствующих в зале биться сильнее. Ещё чуть-чуть и их можно будет услышать. Харон поднял последнюю бумажку и развернул её.

– Мидек.

Мидек сжал кулаки и тихо стукнул по столу. Он победил. Он доволен собой настолько, насколько позволяла его гордость.

– Решением верховного совета Нильшерта, назначаю тебя Мидек из Ксанта, сын Лера, главнокомандующим войск. Грядёт война мужи Нильшерта и нам нужно быть к ней готовыми.

Кенваль прогуливался по дворцу после усердных занятий по правописанию. Он услышал чей-то плач. Звук был далёким, но коридорами распространялся по всей крепости. Маленькие царские ноги начали быстрее шагать. Ему хотелось узнать, что случилось. Кенваль подошёл к одной из дверей и приложил ухо. "Нет, не отсюда", – подумал он и пошёл дальше. Через пару метров он прилип к ещё одной, однако и эта оказалась не той, которую он искал. Мальчик прошёл дальше, стал прислушиваться к следующей. "Да, это определенно здесь". Теперь ему оставалось открыть её, и посмотреть, кто за ней прячется. "А вдруг он не хочет никого видеть?", – подумал он и отошёл чуть назад. "Но, если ему плохо, возможно, я смогу поддержать и помочь". После этого, он начал тянуть ручку двери на себя. Элара с непонятным выражением лица смотрела, как Кенваль тащит дверь. Он остановился и посмотрел на неё. Её глаза были красные, а по щекам катились слезинки.

– Что случилось? – спросил он.

– Что ты здесь делаешь?

– Я услышал, как кто-то плачет и пришел к нему на помощь.

Элара бы очень хотела, но ничего не поможет воскресить её мать.

– Уходи. Ты не должен здесь быть, – произнесла девочка и продолжила рыдать в подушку.

Кенваль зашёл и сел на кровать рядом с ней.

– У тебя что-то болит? Я могу позвать лекаря.

– Нет. Лекарства здесь не помогут…

– Тогда в чём дело? – озадаченно произнёс Кенваль.

– Моя мама… – начала робко Элара. – Он вчера умерла.

Кенваль продолжал смотреть на неё застывшими глазами. Он никогда не сталкивался с таким и не знал, как реагировать. Ему должно быть грустно, но он не испытывает печали, потому что не знал этого человека. У себя в голове он пытается подобрать утешительные слова, но понимает, что ни одно из них не поможет вернуть её к жизни. И ничто не сможет утолить скорбь маленькой девочки.

– Зачем ты плачешь? – вдруг спросил он.

– Что? – в недоумении произнесла Элара.

– Разве это поможет в чём-то? Не нужно этого делать. Ничего от этого не поменяется.

– Ты не можешь этого понять. Представь, что твоих родителей не станет.

Как ты себя будешь чувствовать в этот момент?

– Не знаю… Мне было бы плохо. Но потом бы я осознал, что это умерли мои родители, а не я. Моя жизнь ещё не закончена и ни к чему убивать себя раньше времени.

– Какой же ты глупый! – вскричала Элара.

– Почему?

– Плачут не потому, что хотят себе вреда. Плачут, потому что не могут справиться со своими переживаниями. Нельзя контролировать свои чувства.

– Разве? У тебя же не случаются случайные приступы смеха.

– Это ничего не значит…

– А, по-моему, значит. Нужно лишь подумать сейчас о чём-то хорошем.

– Как я могу думать о хорошем когда в моей жизни случилось плохое?

– Хорошее всегда есть вокруг нас, просто иногда мы его не замечаем. Или не хотим замечать.

Девочка задумалась и начала сверлить пол своим взглядом. Кенваль схватил её за руку и повёл к выходу.

– Ты что делаешь? – спросила она.

– Я знаю, где лежит жжёный сахар у Самандина. Когда мне грустно, я пробираюсь на кухню и ем его.

– Разве так можно?

– Нет. Но он очень вкусный.

Девочка улыбнулась, и они вместе выбежали из комнаты и побежали навстречу сладости. Они уплетали одну штуку за другой, пока горшок не стал пустым. Все руки были неприятно клейкими, и хотелось их скорее помыть. Но Элара придумала способ получше – она стала облизывать свои маленькие пальчики, съедая сладкий слой, который скопился.

– Ты чего? – настороженно спросил Кенваль.

Девочка подняла голову и вопросительно посмотрела на него.

– Не нужно этого делать, мы достанем ещё.

– Да нет. Они просто липкие.

– Можно смыть потом водой, ни к чему это делать.

– Ладно…

– Прости, я не хотел тебя обидеть.

– Всё хорошо, – простонала она.

– Ты не должна меня слушать, я же не твой господин.

– А потом?

– Что? – не понимая, произнёс Кенваль.

– Ты когда-нибудь вырастешь и станешь царём, что будет тогда? Кем я буду для тебя тогда?

– Другом.

– Тебе будет не до меня…

– Неправда! Мы будем дружить, и ничто не сможет этому помешать.

Элара ласково улыбнулась и посмотрела на Кенваля. Она сидела на деревянном полу напротив него и спиной упёрлась в кухонный шкафчик. Руки её были соединены и сжаты между коленями. Недалеко послышались шорохи и звуки приближающихся шагов. Он вскочил и посмотрел на дверь.

– Это Самандин, бежим, скорее!

Мальчик снова взял её за руку и поволок к другому выходу. Стряпник зашёл в свою обитель и увидел на полу пустую ёмкость из-под сахара. Он сразу понял, чьих рук это дело. Он не раз ловил его и грозился, что расскажет родителям. Но на самом деле, у него было доброе сердце, которое никак не могло дать мальчишке получить наказание за такой детский проступок. Но в этот раз он не на шутку рассердился.

– Кенваль! – протяжно прокричал он в ярости.

От хохота они еле передвигались. Им было настолько смешно, что совершенно не могли себя контролировать и не заметили, как перед ними появился Сотар. Царь грозно посмотрел на своего сына. Тот сразу же перестал смеяться. Ему очень не нравилось такое поведения Кенваля. После того, как он прожёг взглядом дыру в мальчике, то повернул голову и посмотрел на Элару. Она застенчиво опустила глаза и смирно стояла перед своим правителем.

– Элара, я узнал новость по поводу твоей матери. Мои соболезнования. Можешь идти.

– Да, ваше величество, благодарю, – сказала она и слегка поклонилась.

Кенваль с тоской смотрел вслед своему другу. Твердый голос отца отбил желание наблюдать за её походкой:

– Что ты делаешь?

– Мы немного поели сахара, а потом Самандин…

– Я не об этом. – прервал его Сотар. – Разве ты не должен готовиться к гельнее? Завтра уже первое испытание, а ты носишься по коридорам с хароном и веселишься.

– Мы просто были вместе и …

– Я не хочу ничего слушать. Иди вниз к тренировочной стене и жди меня.

– Хорошо, – покорно произнёс Кенваль и отправился к лестницам.

Именно это он больше всего ненавидел, когда все чего-то ожидают от него, а он хочет быть простым мальчиком, шумно слоняющимся по крепости. А ещё эта гельнея, которая больше всего отбивала у него все краски жизни. Для него это было больше, чем испытание. Это собственный страх, который он должен преодолеть и стать сильнее. В первую очередь, Кенваль должен победить себя, и когда он это сделает, может достигнуть чего угодно. Гельнея включала в себя четыре этапа: воздух, вода, огонь, земля. Считается, что если человек не овладеет хотя бы одной стихией, то не может быть достойным. Воздушное испытание представляет собой действия по подъему на стену крепости по многочисленным каменным выступам. Оно происходило без всякой подстраховки, что ещё больше усложняло выполнение. Испытание водой происходило в реке Тельза, протекающей через земли Нильшерта. Мальчик должен был перебраться с одного берега на другой. Но сделать это, нужно было исключительно вплавь. Огненное испытание – Кенваль должен выковать собственный меч. Кузнечному делу обучали с малых лет, но трудность в том, что не каждому мальчику хватит сил это сделать. Задание не могло быть невыполненным априори. Зачёт третьего испытания мог происходить только по окончанию четвёртого – земля. Это честная битва против такого же мальчишки, который желает утвердить свой статус мужчины. И если он побеждал в четвертом испытании, тогда считалось, что выкованный меч вполне пригоден для битв. Вся гельнея проходит четыре дня – по одному испытанию на каждый. Нельзя избежать того, что неминуемо. По итогу, он либо пройдёт его, либо станет посмешищем для всего народа. И в первую очередь над ним будет потешаться Мидек, отчаянно жаждущий его провала. После испытания всех мальчиков клеймили раскаленным стальным символом на правом плече. Только так можно доказать, что ты прошёл испытания и являешься полноправным членом общества.

Кенваль уже стоял перед ней. Мальчик задрал голову и посмотрел на всю её протяженность. "И это даже не настоящая стена…". Ему было страшно. А что, если он не сможет зацепиться? Что если соскользнёт нога? Что будет тогда? Неужели он готов поставить на кон всю свою жизнь ради какого-то титула? Ветер продувал его левое ухо так, что он ничего им не слышал. "А вдруг ветер скинет меня? Не самая лучшая идея залезать туда в такую погоду", – думал он, глядя на камни. Кенваль отвернул взгляд и увидел, как отец приближается к нему. Как он и сказал, он не был врагом своему сыну, но не хотел, чтобы он вырос неспособным, избалованным ребенком. Он должен быть готов ко всему.

– Залезай. Я буду наблюдать за тобой.

– Без веревок? – испуганно произнёс Кенваль.

– На испытании их не будет, поэтому не нужно к ним привыкать.

– Но я никогда без них не взбирался.

– Сколько раз ты упал?

– Ни одного.

– Видишь? Они лишь иллюзия твоей безопасности. Раз с ними ты ни разу не сорвался, то почему должен падать без них?

– Но вдруг что-то случится и я…

– Кенваль, – грубо прервал его Сотар, – не нужно устраивать сцен.

Мальчик тяжело выдохнул и снова посмотрел на сооружение. Он неуверенно подошёл к нему и поставил ногу на камень, а затем схватился правой рукой за верхний выступ, до которого он дотягивался. Его движения были скованными и растерянными. Складывалось ощущение того, что он совершенно потерян. Руки слегка подрагивали, а каждый раз, когда дул ветер, то он прижимался плашмя к стене и боялся сделать даже вдох. И в один из рывков, поток воздуха снова направился к нему и сбил, не дав дотянуться до цели. Он с криком свалился спиной на землю и Сотар обеспокоенно подбежал к нему.

– Как ты? Все хорошо?

– Вдохнуть не могу, – еле выдавил Кенваль.

– Лежи, не двигайся, это сейчас должно пройти. Эй, Бэриель, – крикнул он одному из харонов, который стоял у ворот в крепость, – позови лекаря.

Сотар молча наблюдал, как мальчик пытается дышать. Он взял его за руку и прижался коленями к земле. Царь снял с себя кафтан и подложил под голову Кенвалю. Не этого он ожидал. Неужели он и вправду не готов? Столько лет подготовки и всё впустую. В чём он мог ошибиться? Кенваль сам не против стать тем, кем хочет видеть его отец, но для него это слишком тяжело. Он стремится стать лучше, но иногда он совершенно не видит результатов своих трудов. Сколько бы он не прилагал усилий – этого было мало.

– Видимо, я не достоин того, чтобы называется твоим сыном, – простонал Кенваль.

– Что? О чём ты? Ты прекрасный сын.

– Сколько бы вы меня не утешали тем, что любите, правитель из меня будет никакой.

– Неправда.

– Нет, это так.

– Если у тебя что-то не получается, это не значит, что ты в этом плох. Это значит, что ты мало уделил этому времени.

– А сколько времени нужно, чтобы стать мужчиной?

– Ты уже он и есть.

– Тогда почему я лежу сейчас здесь, а не сижу на вершине стены.

– Сила и навыки – это то, что можно приобрести. А есть то, что даётся от природы – это воля, упорство, ум. А этого у тебя в избытке. И даже если ты завтра провалишься, я буду думать только о том, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Но тогда все остальные станут говорить за моей спиной о том, что я неудачный сын царя.

– Они будут говорить так, потому что сами ничего не достигли. Никакой достойный человек даже думать об этом не будет.

– Почему мне так страшно, папа? Почему я боюсь? – заплакал Кенваль.

– Страх – это не плохо, это естественное чувство. Без страха люди бы давно погибли. Он предостерегает их от опасных вещей. Но иногда его нужно преодолеть, потому что он заковывает тебя и не даёт жить полной и насыщенной жизнью. Он отбирает твою свободу, а это единственное, за что стоит бороться.

Цейден уже несся с помощниками к молодому царю.

– Что случилось? – спросил он, когда добежал до места падения.

– Он не удержался и свалился со стены.

– Упал на спину?

– Да, – отвечал Сотар.

– Дышать можешь? – спросил он, обращаясь к Кенвалю.

– Сейчас уже легче.

– Давайте его на носилки.

Они положили мальчика на деревянную доску, обитую тканью, и понесли до его покоев.

Можно сказать, что тренировка подошла к концу, даже не начавшись. Царь с горестью наблюдал, как искалеченного сына несут к дворцу. Разве этого он хотел? Неужели это действительно так, и всё, что ему нужно от сына, чтобы он был достойным руководителем государства? Царь боялся, что станет тем, кто променяет любовь на призвание.

"Сегодня точно пойдёт дождь", – размышлял Кенваль, пока он находился в невесомом состоянии. "И это то, о чём ты думаешь? – спросил он сам себя. – Неужели ты не можешь быть более ответственным. Неужели не можешь достигнуть того, что от тебя просят? Это же не так много". Его вдвоём положили на кровать, словно он парализован и не может передвигаться.

– Спасибо, Бэриель, – произнёс Кенваль.

– Вам не следует меня благодарить, ваше величество. Вам уже лучше?

– Да. Кажется…

– Если вам нехорошо, то я могу позвать Цейдена.

– Не нужно, у него и без меня забот хватает. Я в порядке.

– Тогда с вашего позволения, я пойду.

– Конечно.

Харон положил руку на сердце и совершил поклон. Кенваль не знал, как реагировать. Сколько бы раз они этого не делали, ему непривычно наблюдать за подобного рода действиями. Через мгновение мальчик наблюдал за спиной, уходящего слуги. Он остался один. Размышления о предстоящем испытании не давали ему покоя: как всё будет, справится ли он. Кенваль неправильно воспринимал ситуацию. Вместо того, чтобы думать о возможности показать себя и преимущество, он нагнетает её. Постоянно думает о том, что будет, если он не справится. И этот страх… Быть проигравшим. Он низводит до белого каления и сковывает его. Точно так, как говорил отец. Дверь в комнату медленно начала открываться. Из-за её края сначала показались несколько белоснежных пальцев, а затем и вся рука. Это была Грендель. Она была обеспокоена известием о своём сыне. Переживания на лице матери сразу заметны, особенно, если речь идёт о ребенке. Она тоскливо взглянула на Кенваля и произнесла:

– Сынок? Как ты?

Ответа не было. Мальчик чувствовал себя униженным. Ему не хотелось в таком свете предстать перед матерью.

– Хорошо, – отчуждено ответил он.

– Слава Богу, что ты ничего не повредил.

Грендель прошла и села у ног Кенваля, чуть поглаживая его ладонью поверх одеяла.

– А иначе?

– О чём ты?

– Что было бы, если это произошло? Если бы я сломал ногу, руку или того хуже позвоночник. Остался бы я тем же, кем был всегда?

– Конечно.

– Для вас да… Но как же остальные? Разве они не изменят своё мнение обо мне? Разве не станут говорить за спиной: смотри это же сын-калека царя?

– Людское мнение обманчиво, на него нельзя полагаться.

– Дело даже не в этом… А вдруг это случится во время испытания? Неужели они все готовы допустить такое?

Искрящая речь Кенваля, очень приковала внимание Грендель. Она редко видела его таким эмоциональным. Что-то было не так. Мать чуть наклонилась и взглянула в раскосые глаза сына. Он тут же начал отводить взгляд.

– Ты ведь не пораниться боишься? Верно?

Молчание его выдало. Она слишком хорошо его знает.

– Поражение – это не смерть, Кенваль. На ошибках учатся. Если ты не будешь проигрывать, то не станешь победителем.

– Но завтра проигрывать нельзя… – простонал он.

– Кто это сказал? Люди? Члены совета? Царь? Не нужно окрашивать каждое событие чувствами. Принимай всё как факты и всё станет на свои места.

Грендель встала с постели и направилась к выходу. Краем глаза она приметила бронзовое блюдце, на котором была еда для Кенваля. Мальчик к ней даже не притронулся.

– Поешь. Голод не принесет ничего хорошего.

Дверь затворилась снаружи. Снова выбор. Вновь нелегкое решение, которое он должен принять. В глубине души он уже определился, но сомнения всё ещё тешатся в его разуме. Кенваль скинул с себя тёплое покрывало и спрыгнул с кровати. "Я должен это сделать", – твердил он сам себе, когда одевался. Нижняя пуговица осталась не застёгнутой из-за спешки. Времени оставалось всё меньше, на улице уже начало темнеть, а он должен был преодолеть себя. Сколько бы ему не твердили, что это не важно, Кенваль принимал на себя ответственность за все свои действия. Если нужно принимать всё как факты, тогда уж лучше по факту он будет победителем, чем проигравшим.

Мальчик вышел во двор и направился к той самой стенке. Он весь продрог. К вечеру поднялся сильный ветер, и погода стала холодной. Кенваль схватился за ледяной, по ощущениям каменный выступ и сделал шаг вперёд. Никто не будет его искать. Они уверены, что наследник видит сладкие сны. Сейчас он наедине с собой, только он. Он чувствовал умиротворение, никто его не торопит, никто не говорит, что делать, никто не наблюдает и не ждёт, что он совершит ошибку. Кенваль лишь сконцентрировался на этой стене, и на том, как забраться на её вершину. Он собрал всю свою волю и начал твёрдыми руками ползти вверх по каменным выступам. Сила лилась по его венам, он чувствовал свободу и был уверен в своей победе. Ещё рывок. Ничто уже его не остановит. Он сделает это сейчас или навсегда останется напуганным мальчишкой. Слова отца назойливо звучали у него в мыслях: страх отнимает твою свободу. Теперь в голове Кенваля ему не было места. Жажда победы поднимала его всё выше. От него исходило невероятное стремление стать сильнее, стать лучше. Оно опьяняло его. Больше ничего не было нужно. Пальцы ладони уже зацепились за верхний край. Осталось совсем немного. Когда он хотел переставить ногу повыше и взойти на пьедестал, то она соскользнула, и он повис на одной руке. Долго он так держаться не сможет. Пальцы понемногу начинают съезжать от тяжести. Кенваль пытался дотянуться второй рукой до верха, но не получалось. Неужели он всё-таки не сможет покорить эту вершину? Неужели ему придётся снова стать свидетелем собственной слабости? Мальчик вновь потянулся к краю. Ему не доставало, каких-то пары сантиметров. Он начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Правая рука уже онемела – слишком много веса для такой хрупкой конечности. Он хотел набрать амплитуду и сделать рывок. Вправо, влево, вправо, влево… И вот когда очередной раз его тело сдвинуло в левую сторону, ветер подхватил его и он потянулся к краю, ухватившись за него тремя пальцами. Оставалось только приложить всю оставшуюся энергию и подтянуться. Со стонами и возгласами Кенваль таки поднялся и величаво уселся на своём месте победителя. Теперь он был доволен собой. Даже небольшая доля гордости пробилась в его природе. Он смог и это уже ничего не изменит. "Как теперь слезать?", – вдруг осенило его. Этот вопрос не на шутку заставил задуматься. "Неужели нужно вновь по камешкам спускаться вниз?". Длина стены была не меньше пяти метров. Не так много для взрослого человека, однако высоковато для десятилетнего мальчика. Кенваль свесил ноги и готов был прыгать. "Раз, два…", – отсчитывал он вслух. На счёт три он оттолкнулся руками и стал падать вниз. Стопы жестко прибило к земле. От силы столкновения, мальчик не смог удержаться на ногах и плашмя свалился, проскользив по грязной почве. "Ау", – простонал Кенваль. Приземление оказалось не настолько удачным, насколько он предполагал. Ему нужно было возвращался в покои. Кто-нибудь мог заметить отсутствие молодого царя в постели. Хотя бы один из харонов, прислуживающих ему. Кенваль отжался руками от земли и встал. Все одежды были в пыли. Она слоями выбивалась из тканей, когда мальчик по ним хлопал, словно их не стирали несколько столетий. После того как он привёл себя в порядок, то побежал во дворец.