Иван стоял рядом с моим столом, бледный в люминесцентном свете, и сосредоточенно выдувал мелодию. Тонкие пальцы проворно двигались по чёрному дереву.
– Во сне понял, как на ней играть! – зелёные глаза озорно блеснули из-под чёлки.
Он снова задул. Мелодия звучала как плач, а её эхо в гулких сводах – как ответ с другой стороны.
– Ты помнишь, батюшка просил не репетировать, пока служба не кончилась?
Иван отнял трубку от губ, глянул виновато и просительно.
– Да кто там услышит-то, – неуверенно произнес он и добавил, – там, знаешь, ураган на улице ого-го.
– Да, я видела. Чай будешь? Поставлю.
– Не, – он осторожно провел пальцами по дудке, отвечая ей, не мне.
Свет мигнул и погас.
– Эх, опять пробки полетели, – вздохнул Иван. Я ощупью нашла на столе спички и небольшую свечу в чашке. Огонёк осветил тонкое задумчивое лицо друга. Я подошла ближе и легонько коснулась его рукава, но он не заметил, а прошептал, глядя на свечу:
– Надо же, я и не знал, что здесь так тихо,– и снова припал к своей дудочке.
Я отступила. Было досадно, что Ваня так увлечен своей музыкой…
Мелодия лилась тоскливой тёмной лентой, оплетала пространство, тревожила. Я слушала, завороженно глядя на свечу. Пламя задрожало, заметались тени на бугристой стене за столом. От пола вверх поползла трещинка. Одна, вторая.
По сводам будто судорога прошла. А Иван играл. Поразительно, что неказистая дудочка могла издавать такую музыку. Я схватила его за руку.
– Посмотри!
Лицо Ивана стало восковым в свете свечи, глаза окаменели, подёрнулись мутной плёнкой. Он играл и играл. В ответ из-за стены раздался стон. Я беспомощно оглянулась. Стены дрожали и трескались. Здание содрогнулось от корней до огромного ангела на куполе. В унисон музыке завыло и загудело уже всё вокруг. Матрешки подпрыгивали на полке, одна упала и раскололась о бетон. Воздух уплотнился и вибрировал. От стены шёл терпкий запах моря, гнили, мокрых камней.
– Ваня, Ванечка! Перестань же! – в нарастающем грохоте я трясла его за руки, пытаясь оторвать проклятую дудку. Но она будто срослась с лицом, чёрной змеей впиваясь в губы. Я потащила его на выход, с первым шагом он перестал играть. Раздался хохот и скрежет. Стены дрожали в сером мареве. Мерещилась слежавшаяся мёрзлая земля. Она наполнялась водой, тяжелея, раздаваясь под напором. Сквозь земляной покров что-то двигалось. Наваждение мелькнуло и погасло. Огонёк свечи трепетал, бросая под ноги резкие тени. Мы бежали в темноту. Эхо мелодии не утихало, а нарастало и множилось. Доски под нашими ногами чавкали: поднималась вода.