– Пускай завидуют. Вся семья в сборе. Ура! – заговорчески прошептала Диана в сторону соседских дверей. Войдя в квартиру, она обернулась, бросила взгляд на пустую лестничную площадку, дотянулась до ручки двери и, выдохнув, захлопнула ее. – Теперь ты, как и наши дети, из дома выходишь только со мной и со мной же заходишь. Как на войне, «ни шагу назад». Ты меня понял? – Диана, играючи, погрозила Ефиму указательным пальцем. – Дамир, Артем, сегодня оба остаетесь дома! Бегом умываться, затем папе срочно нужно в душ! – Она сморщила свой острый носик, не отводя от его глаз свои.
– По-моему, часть своей камеры я принес с собой, – ухмыльнулся Ефим. – Всю одежду необходимо сжечь. Мало ли, вдруг заразу принес, помимо этой адской вони. Хотя я, наверное, привык уже к ней. Не совсем чувствую ее. Это ужасно! – Он понюхал свою подмышку.
Соседи снизу, наверняка, тоже должны были проснуться и начинать ругаться по поводу громких звуков, раздающихся с потолка. Шум был больше похож на командный забег в жестких кроссовках. Артем бегал между комнатами, как спринтер на олимпиаде: поначалу он вскакивал со стола и бежал к двери ванной комнаты; приложив ухо к двери, он прислушивался, словно ждал команды «на старт»; получив некий сигнал, он снова убегал на кухню, чтобы доедать свое печенье с йогуртом. Затем перебежки переместились в большую комнату и в коридор. Дамир, дождавшись отца из ванной комнаты, пнул ему под ноги футбольный мяч. Ефим с былой сноровкой профессионально останавливал мяч, каждый раз прижимая его ногой к полу. Делая нехитрые движения ногами, он играючи обрабатывал мяч, заставляя Артема бегать из стороны в сторону. Даже была пара случаев, когда Ефим, уже передав мяч старшему сыну, продолжал делать активные движения ногами, создавая видимость того, что мяч по-прежнему у него. Артем этого не замечал и с завидным упорством пытался впутать свою маленькую ножку в ноги отца. Возбужденные возгласы Артема затмевали включенный телевизор, в котором показывали мультфильм про роботов. Только когда Артем издал стон, говорящий о том, чтобы отец поддался и отдал ему мяч, Ефим сделал вид, что промазал, дав сыну возможность выпнуть мяч в сторону кухни. Артем, довольный собой, с визгом бежал на кухню. Прижав мяч к груди, обхватив его своими ручками, он вернулся в большую комнату и, не заставив себя долго ждать, ввел мяч в игру, бросая его под ноги своему брату.
– Твоего друга показывают по телевизору, – Диана, указывая пальцем, остановилась возле телевизора. – Вроде он. Похож очень!
– Гол! – прозвенел голос Артема. Ефим пропустил удар, уставившись на телевизор.
– Сука он (друзья, укажите свою версию ругательства27), а не друг! – громко выкрикнул Ефим. Семья замерла. И только мяч по инерции отбил последние три удара об пол.
– «Вчера нам удалось побыть на торжественном праздновании начала новой эпохи. Эпохи, свободной от преступников, свободной от грабежей, эпохи защищенной частной собственности граждан. Как нас заверили специалисты следственного комитета, на пост заступила совершенно новая технологическая система сыска. Теперь она за считанные минуты может опознать преступника, прячущегося среди миллионов граждан нашей страны. А люди на «кухне», разработчики системы, дали имя нашему герою. Его зовут Око. Добро пожаловать, Око! – Ведущая утренней программы новостей, в деловом брючном костюме, одарила своих зрителей аплодисментами. – Нам удалось вчера взять интервью у основоположника новой технологичной системы сыска, следователя Рахима Рефкатовича.
– Здравствуйте, Рахим. Так ли надежна ваша система сыска, или, как ее еще называют, Око? – Ведущая репортажа стояла возле входа в ресторан с микрофоном в руках. Затем она поднесла микрофон под нос худощавому мужчине, на котором, как на плечиках, висел коричневый пиджак.
– Лассо истины, или Полиграф, – первое технологическое устройство. Оно когда-то своим появлением стало «старухой с косой» для многих опасных преступников и преступных кланов того времени, многие из которых были разоблачены, поскольку потеряли возможность водить за нос следствие. В данный момент подобного рода технологическим устройством выступает Око, которое уже в первые дни своей службы помогло разыскать преступников, которые долгое время избегали от наказания. Но к Лассо истины прибегают только в случае поимки преступника, который теперь сто один раз подумает, прежде чем совершить свое злодеяние. Око и есть тот сдерживающий механизм, клапан, который существенно снизит преступность. Но если все же преступник решится на преступный шаг, мы его найдем и доставим в отделение в считанные часы. Так что мой ответ – «ДА», новая система сыска Око надежна и эффективна.
– Рахим, еще вопрос. Что стало с нападавшим на вас мужчиной, Ефимом? Никто из нашего новостного агентства не смог пробиться сквозь ваши стены следственного комитета, чтобы узнать информацию о происшествии. Бытуют слухи, что Ефим – один из участников банды грабителей банков, якобы он – их глава, поэтому вы его и держите в камере заключения. Это так? – Ведущая скороговоркой выдавала вопросы из заученного текста, чтобы ни одна деталь не оставалась в стороне от телезрителей. Еще перед поездкой в ресторан для интервьюирования директор канала строго-настрого указал ей, чтобы вопросы про это странное происшествие были заданы исключительно перед камерой.
– Ефим Андреевич завтра утром выйдет на свободу. Все подозрения с него сняты. Око показало, что Ефим Андреевич никак не был связан с этой бандой, а следовательно – не мог быть ее участником. Хотя его подчиненный и был членом этой банды. А что касается происшествий возле стен следственного комитета, то все было совсем иначе, чем показала пресса. В тот день Ефим Андреевич, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения, перепутал здания: вместо здания Национального банка, в который он направлялся, оказался у дверей следственного комитета. Вы сами видели, как он споткнулся на лесенке и повалился на меня. У него, в отличие от меня, крепкое телосложение, – следователь демонстративно расстегнул пиджак и показал в камеру свое худое тело. – Поэтому нам пришлось задержать его и оградить от общества до выяснения обстоятельств».
– Вот лжец поганый! – Ефим выключил телевизор, нажав пальцем на пульт управления, и бросил пульт на кресло. – Все было совершенно не так. Дамирка, Артемка, никого не слушайте. То, что будут говорить о вашем папе, – неправда. Вы мне верите? – Ефим присел на корточки перед младшим сыном, обхватив его руки своими ладонями, и бросал просительные взгляды на своих сыновей.
– Папа, будь уверен, мы верим только тебе, – серьезным тоном ответил старший сын. – И главное, что ты вернулся к нам. Нам нет никакого дела, что говорят о тебе люди. Мы-то знаем всю правду.
– Дамир, ты стал таким взрослым, я даже не заметил. – Ефим подошел к Дамиру, пожал ему руку и прижал к себе. – Спасибо, сын. – Младший подбежал сзади и обнял отца со спины.
– Милый, мы – твоя семья. Вместе для нас нет ничего невозможного. И правильно сказал Дамир: главное, ты вернулся! – Диана обняла всех своих мужчин. – Предлагаю на неделю уехать за город, перевести дух от этой неприятной ситуации. Нужно, чтобы вся эта история улеглась, чтобы с нас отошло общественное внимание. Кто «за»?
– Я! – подпрыгнул Артем.
– Отличная идея! – обернулся к жене Ефим
– А можно вообще не возвращаться в город? – задумчиво спросил Дамир.
– Я уверена, Дамир: после недели в деревни ты сам захочешь вернуться. Давай сделаем так, как говорит твой папа. Будем решать проблемы шаг за шагом, а не все сразу. – Диана взъерошила старшему сыну волосы.
Разыгравшийся на улице ветер через вентиляционное отверстие недовольно ворчал на всю квартиру. Иногда он посвистывал, словно подгонял домочадцев быстрее собирать вещи. Если рано утром соседи снизу слышали удары меча только в одной части квартиры, то ближе к обеду громкий шум разросся по всему потолку, который превратился в большой динамик, транслировавший звуки покидающего экипажем корабля, члены которого беспорядочно бегали по палубе. Базовой мелодией выступил звук периодического захлопывания входной двери, которую чинил Ефим. Ветер, залетавший в квартиру через вентиляционное отверстие, практически сразу устремлялся в подъезд, как только дверь давала ему такую возможность, и оттого свист в квартире только усиливался.
– Пап, ты говорил когда-то, что ты смог скопить для нас капитал: на нашу с Артемом учебу и на жизнь нашей семьи, что если не шиковать, то денег хватит нам надолго. – Дамир подошел к стоящему на коленях отцу, который ковырялся отверткой в замочной скважине двери. Он боялся посмотреть в глаза отцу и виновато рассматривал махровый коврик на полу. – Это так?
– Дамир, что-то случилось? Тебе нужны деньги? – спросил Ефим, внимательно выслушав сына. – Давай выйдем, прогуляемся или посидим в кафе. Всё обсудим как партнеры.
– А можешь просто ответить на мой вопрос?
– Да, это так. На вашу учебу мы с мамой давно отложили. Жилье есть. О деньгах на жизнь мы с мамой также позаботились. Мало ли что может случиться в жизни. Ни в чем нельзя быть уверенным. Я тебе постоянно говорил, что всегда нужно иметь запасной план. – Ефим пытался поймать прыгающий взгляд сына, который изредка поднимал глаза на него.
– Бросай свою работу, свои дела, отдохни, будь с нами. А потом, когда закончатся деньги, ты найдешь себе новую работу. Да и я пойду работать, когда мне исполнится восемнадцать. – Дамир бросил на отца взгляд, полный боевой готовности, расправил свои юношеские плечи, словно солдат, готовый встать на защиту своей Родины, своего дома, своих близких.
– Дамир, ты чего? Я вернулся – и больше вас не оставлю! Я со всем этим разберусь. Верь мне.
По квартире пронесся свирепый вой ветра, словно стая волков разом взвыла на луну. Входная дверь распахнулась настежь и со звонким стуком ударилась о металлический отбойник на лестничной площадке. Дамир поначалу с растерянным видом отступил на шаг назад, оглядываясь через плечо в поисках опоры. Но за какие-то доли секунды, словно подгоняемый к выходу ветром, он запрыгнул на мужчину в маске, который прижал коленом лицо его отца к махровому коврику.
– Пацан, отойди от греха подальше! – Мужчина в маске попытался снять его с себя. Безрезультатно. Ефим изо всех сил пытался уйти из-под колена мужчины. Второй подбежавший мужчина в маске, такой же рослый, вцепился за пояс Дамира, пытаясь приподнять его. Но Дамир крепко вцепился руками за бронежилет первого мужчины. Подбежал Артем и начал колотить мужчину, державшего Дамира, по рукам и другим частям тела, что было возможно ему в силу своего маленького роста. В квартире прозвучал истеричный женский крик. Диана вложила в него все свои силы, и ее ноги подкосились. Она рухнула на колени, пытаясь что-то сказать, но вместо слов был слышен только хрип. Она изо всех сил тянулась руками к своим мужчинам, но тело отказывалось подчиняться ей. В квартиру вбежал третий мужчина в маске. На скорости он схватил Артема за подмышки и втащил его внутрь квартиры, едва не задев лицо Дианы своим коленом, на котором красовался массивный военный наколенник. Мужчина, к которому был прицеплен Дамир, добился желаемого: он смог разорвать мертвую хватку парня и протащить его вслед за Артемом.
В дверях появились еще двое мужчин, в таких же масках, с автоматами в руках. Свои стволы они наставили на Ефима, который так и не смог вырваться из-под колена и перестал бороться. С поверхности пола он смотрел на кричащих и брыкающихся сыновей в руках мужчин, на бледную жену, которая не сводила с него своего тяжелого взгляд, пронизанного страхом.
– Руки за спину, сука! Живо! – низким голосом выкрикнул мужчина, прижимавший коленом лицо Ефима к полу. – Не дергайся!
В коридоре раздался звук защелкивания металлических наручников. Мужчина в маске, словно пушинку, поднял за шиворот футболки обмякшего Ефима. Другой мужчина схватился за наручники, сковавшие руки Ефима за спиной, и поднял их резко вверх, заломив назад его руки. Другой рукой он схватился за шею Ефима, тем самым еще больше склонив его вниз, и направил к выходу. Ефим некоторое время упирался, не давая сместить себя с места, и все время смотрел в глаза старшему сыну, словно ментально говорил ему что-то. Только после удара по пояснице прикладом автомата он обмяк. Его вывели из квартиры.
Дамир перестал биться в руках мужчины в маске. Он вернул себе невозмутимый вид. Только его набухшие глаза выдавали волнение и страх. Артем последовал примеру старшего брата: шмыгнув носом, он обтер лицо рукавами футболки, обмяк, словно медуза, и повис на руках своего надзирателя. Диана отползла к стене, оперлась об нее спиной, как об скалу, и обняла свои коленки. Она виновато поглядывала на сыновей, периодически всхлипывая.
По квартире в очередной раз пронесся сильный ветер, который со свистом вырвался в подъезд через открытую дверь, за которой скрылись мужчины в масках, удерживавшие детей. Дверь за ними захлопнулась так громко, что у всех присутствующих в квартире в едином порыве моргнули глаза, а хлопок еще долгим эхом летал по всем этажам подъезда. Квартира семьи Крыж погрузилась в безмолвие, превратилась в театр замерших кукол с восковыми лицами.
* * *
Дорога вела вглубь деревни, почти к центральной ее площади. Когда в деревне искрилась жизнь, на площади стояли небольшие торговые ряды для проведения ярмарок.
– О, я помню, – Катя обернулась к Эрику, показывая рукой на осевшую к земле сколоченную из дерева тумбу, – здесь мы с бабушкой продавали пирожки. Тут раньше был навес со скамейкой. Сейчас всё разрушено.
Старушка в черном платье словно плыла по воздуху. Длинная юбка волочилась по земле, скрывая ее короткие, но очень частые шаги. Она только раз обернулась к молодым, которые шли за ней, бросив из-под черного платка строгий взгляд на Катю, когда та громким голосом ушла в воспоминания детства. Молодые стали говорить шепотом, и их голоса практически сливались с шелестом травы под ногами.
– Как долго нам еще идти? – спросил Эрик у Кати. – Ты вообще знаешь эту старушку? Помнишь, кто она?
– У нее очень знакомое лицо. Но я никак не могу вспомнить ее. Раз она знает моих родных – значит, нечего бояться. Наверное, моя мама у нее дома, иначе где ей быть в этой глуши, – Катя заглянула Эрику в глаза, бросив обнадеживающий взгляд и приподняв брови вверх.
– Здесь близко, – проговорила старушка, словно услышав вопрос Эрика. Она смотрела куда-то вперед. Катя и Эрик, словно на экскурсии, крутили головами во все стороны.
– Мне эта деревня напомнила мое детство, когда я нашел вот этот фотоаппарат, – Эрик, демонстрируя, поднял кверху висящий на шее аппарат. – Помнишь, я рассказывал?.. Да что ты всё оборачиваешься, опять что-то мерещится тебе?
– Да, ты рассказывал, и я помню твой заброшенный чердак. И жуткую историю, произошедшую с твоим дедушкой. Вот ты сейчас напомнил мне о ней, и у меня мурашки пробежали от шеи до кончиков пальцев ног. Вот-вот, сейчас обратно побегут! – Катя подтолкнула Эрика плечом. – Хорошо, что ты не напомнил мне эту историю сегодня утром, в лесу. Тогда бы я безумно испугалась.
– Этот лес сильно похож на тот, в котором группа охотников, вместе с моим дедушкой, таинственно исчезла. – Эрик в очередной раз окинул взглядом макушки высоких сосен, шатающихся на ветру. – Брр! – он подергал плечами, словно под его футболкой, по голому телу, пробежал таракан.
– Думаешь, и вправду души умерших людей не покидают мир живых? – Голос Кати обрел волнительные нотки. – Тебе же не раз встречались фотографии с призраками этих людей. Меня не покидает мысль о том, если человека нет, а он каким-то образом отразился на фотографии – значит, это вовсе не призрак, это его душа отпечаталась на ней.
– Продавец в фотомагазине утверждал, что не каждому дано увидеть душу. Ты же знаешь, сколько через меня прошло старых, черно-белых фотографий?
– О, да! Я видела твои коробки, – охнула Катя, – ты ведь каждую фотографию чуть ли не под микроскопом изучал.
– Вот именно. Поэтому я соглашусь с продавцом. Реально, по щелчку пальцев, душу не дано увидеть. Вот мама твоя…. – взглянув на Катю, Эрик не стал заканчивать фразу “Вот мама твоя смогла увидеть”
– Не каждому дано, не каждому дано, – задумчиво проговаривала Катя, – Эрик, знаешь, всё, что ты мне рассказывал и показывал, проносится в моей голове единым информационным потоком, снова и снова. И мне становится очень страшно… – Катя ненадолго замолчала. – А что, если мама и вправду видит мою сестру? А что, если и вправду душа Машеньки вернулась потому, что этот Кирилл не провел обещанный и обязательный церковный обряд? А что если душа Машеньки пришла за ней и мамы больше не станет? – Катя всхлипнула и обняла своего любимого, уткнувшись носом в его грудь, словно попыталась закрыться ото всех, – теперь и мне кажется, что я вижу сестренку, она приходит в моих снах, и у меня такое ощущение, что она идет за нами.
– Катёна, моя любимая, ты серьезно?! – ухватившись за ее плечи, Эрик немного разжал объятия и за подбородок поднял на себя ее влажный взгляд. Стараясь убрать в голосе волнение, переживание, Эрик нарочито продолжил.– Ты хоронишь маму, себя, а значит и меня, только из-за бездействия этого жадного до денег Владимира Михайловича, прячущегося под ником28 батюшка Кирилл? – они оба вглядывались друг другу в глаза, их зрачки двигались, словно они читали развернутую книгу друг о друге, – Катёна, посмотри на эту старушку, ничего не напоминает тебе?
– Ту самую старушку из церкви, которая ушла ни c чем, – шепотом проговорила Катя.
– Наверное, она не одну жизнь прожила, – усмехнулся Эрик, глядя на плавно удаляющуюся старушку в черном платье, – она ведь такая же старая, как все мои фотографии, на которых отпечатались призраки. Вот она уж точно может нам рассказать правду о человеческой душе.
– Она пожиратель душ, – грозно, но с юмором проговорила Катя, успокоившись к этому времени, – Ладно, пошли быстрее. Не будет ее злить.
– Согласен. Она меня одним видом пугает, – Эрик обнял Катю за талию. Оба ускорили шаг.
– Ты не думал, что будет, если твой фотоаппарат реально сможет сфотографировать Машеньку?
– Я хотел об этом поговорить с тобой, но не знал, с чего начать, – Эрик прижал ее к себе еще сильнее, – Думаю, нам лучше не показывать твоей маме фотографии: а вдруг на них на самом деле отпечатается душа твоей сестры! Мы сделаем ей только хуже, она может совсем повредиться умом.
– Мы тогда всей семьей свихнемся. – Катя с доверием посмотрела Эрику в глаза.
– Знаешь, когда дедушка пропал и его объявили мертвым, моя бабушка единственная верила в то, что он вернется. Она ждала его каждый день, неделю за неделей. Мама говорила мне: «Она все это время и не жила вовсе, она стремительно старела. В ней угасала жизнь». Но тело-то дедушки не нашли, поэтому она и верила. Поэтому и ждала, – Эрик остановил шаг, повернул Катю к себе лицом, – а ведь тело твоей сестры нашли. Его похоронили. Представь, что будет с твоей мамой, если на фотографиях обнаружится Маша. Катёна, извини, что я так открыто говорю об этом. Самому очень больно от этих воспоминаний.
– Вас долго ждать? – грозно проговорила старушка, которая неожиданно оказалась возле них. – Я не молода, чтобы бегать за вами туда-сюда.
Старушка развернулась, издав шум шуршания и хруста травы под ногами. Она с той же, довольно высокой, скоростью, что и раньше, поплыла вперед. Эрик и Катя переглянулись, и теперь уже шли за ней, держа метровую дистанцию. Встречный ветер доводил до них аромат прогоревших свечей и старости.
Разрушенные серые торговые ряды остались давно позади. Всё чаще попадались дома, из которых жизнь ушла очень быстро, без оглядки. На всем этом фоне выделялся один серый дом, который был сложен из круглого бруса. В нем уютно ютилась жизнь. Тоненькой струйкой играл на ветру белый дым, поднимающийся из трубы. Воздух вокруг наполнялся ароматом горения дров. Дом чем-то напоминал старушку, шагающую впереди. Он был такой же старый, скорчившийся от веса тяжелых пережитых времен. Осеннее солнце уже отработало половину дня, поднявшись на свою самую высокую точку.
– Я вспомнила этот дом. Здесь жил староста деревни. Сюда все приходили, чтобы решать какие-то вопросы. Меня пару раз брала с собой бабушка. Как сейчас помню, оба раза она выходила отсюда злой, что-то бормоча себе под нос, – Катя сгримасничала, изображая злобный вид и сжимая и расслабляя свои губы.
– Так, ребятки, – старушка резко остановилась перед воротами и обернулась к молодым. – Скорее всего, ваша мама уже проснулась. Вы должны знать о вчерашней истории, прежде чем мы войдем в дом. Мой старик заметил вашу маму, когда вчера вечером был в лесу. Она ходила вокруг заброшенного Дома культуры, потом каким-то образом влезла вовнутрь и, обойдя все его этажи, села возле окна. Мой старик не любит показываться на глаза людям. Я и сама его давно не видела. Вот только вчера впервые за почти что год он явился. – Катя и Эрик бросили друг на друга вопросительный взгляд. – Ваша мама была не одна: сидя у окна, она с кем-то разговаривала. Мой старик, как всегда, прятался за деревьями, это у него хорошо получается. Потом ваша мама вылезла через окно, гуляла по лесу и собирала дрова. Человек, с которым она разговаривала, оставался внутри Дома культуры. Мой старик сказал, что не видел его, потому что не смог разглядеть из леса. Ему, видите ли, деревья мешали, – скривила лицо старушка. – А залезть внутрь здания он, как всегда, побоялся. Он давно уже обходит людей стороной, – старушка небрежно махнула правой рукой в сторону леса.
– А где сейчас ваш старик? – недоверчиво спросил Эрик
– Так вот, – старушка, будто не услышав вопроса, продолжила пересказывать историю вчерашнего вечера во всех подробностях, словно прокручивая ее в своей голове, – ваша мама забросила хворост и всё, что смогла найти в лесу, в то же самое окно, из которого вылезла. Потом из этого окна несколько раз вспыхивали огоньки от зажженных спичек; ну, или чем она там пыталась разжечь костер… Старик говорил, что вспышек было много, но костер так и не разгорелся.
– А откуда спички у нее? – возмутилась Катя. – Она же не курит у нас.
– Мой старик глухой. Он не смог разобрать, о чем они там говорили. Начало темнеть, и резко похолодало. А потом всё стихло. Из одежды на вашей маме – только легкая курточка и штаны. Сейчас очень холодно, особенно по ночам. А ветра здесь такие, что душу выдувают. Мой старик обошел здание и, как порядочный человек, вошел со стороны входа, – ухмыльнулась старушка. – Он дошел до той комнаты, из окна которой было видно Анастасию Валерьевну. Посередине комнаты были сложены ветки. Ваша мама лежала, прижавшись к стенке и свернувшись калачиком. Мой старик сделал шаг, чтобы посмотреть на того, второго. Но тут ваша мама открыла глаза и уставилась на него. Ну а потом черт-те что началось!..
– О Боже! – вскрикнула Катя, спрятав свое лицо ладошками, и медленно сползла вниз. Эрик придерживал ее.
– Старик мой, дурак, давай в бега: побежал обратно туда же, откуда заходил в дом. Анастасия Валерьевна громко крикнула «беги!» и выпрыгнула в окно. Тут ночью-то темно, хоть глаз выколи. Мой старик, вернувшись на то место под окном, слышал, что бежали в сторону деревни. Там днем-то сложно пройти, не то что ночью.
– Пойдемте быстрее к маме! – всхлипывала Катя, сидя на корточках. – Не могу больше это слушать!
– Постой! Вначале узнайте всё, что приключилось с вашей мамой, а потом уж я вас пущу в дом. Как же помочь ей собираетесь, коли ничего не знаете? – грозно молвила старушка. – Мой старик пошел за ними; он же каждую тропинку, каждый кустик знает в округе. Они забежали в дом Софьи Антоновны, твоей бабушки, – старушка опустила взгляд на Катю, сидевшую на земле. – Он зашел во двор. Двери дома были открыты нараспашку. И что же? Этот олух испугался войти в дом. Он, как драный, нагулявшийся кот, наконец-таки вернулся домой. И всё, что видел, поведал мне. Ну что, я взяла теплые вещи, фуфайку, валенки и побежала в ваш дом. Дом-то ваш давно не топленный. Даже если бы она и попыталась растопить печь, у нее бы ничего не получилось.
Катя схватилась за руку Эрика и встала на ноги. Отряхнула ладони, потом брюки сзади. Старушка, вдруг прервав свой монолог, внимательно наблюдала за каждым ее действием. Эрик все это время пытался заглянуть в окна, вставал на цыпочки, извивался как уж, словно ему запрещали подойти к ним поближе. Резким порывом ветра, примчавшимся откуда-то сверху, прижало к земле струящийся белый дым из трубы, обволакивая собой всех троих. Эрик и Катя пытались руками отогнать его от себя, словно отмахивались от комаров. Только старушка стояла с невозмутимым видом, даже не моргая.
– Ладно, у старого был фонарик с собой. Он не расстается с ним. Вот же драный кот! Старик меня на улице ждал, побоялся войти. Говорю же, боится людей, совсем одичал. Без фонарика я бы и не нашла вашу маму в доме. Она была под окном, у батареи, и вся дрожала. Лицо было в грязи, и большая полоска крови на лице.
– Какой ужас! – всхлипнула Катя
– Не переживай, это ссадины от деревьев и кустарников. Она же в темноте бежала по лесу, вот и наделала себе царапин. Куртку порвала в нескольких местах. Видимо, еще и падала в лужи, которых у нас много. Я такого взгляда никогда не видела, я даже испугалась поначалу. Глаза такие большие, как яблоки. Они светятся и смотрят вроде на тебя, но в то же время не на тебя. Куда-то сквозь тебя. – Старушка перекрестилась, задрав свои белые глаза к небу. – Она сидела на полу, прижимая что-то к груди. Я ее спросила: «Анастасия Валерьевна, с вами всё в порядке?» А она лишь прошипела «тщ!» и стала укачивать то, что прижимала к груди. Словно успокаивала ребенка. Я подошла поближе, чтобы посмотреть, что она прижимает, но не смогла разглядеть. Она отвернулась от меня и выставила спину. В доме было очень холодно, даже меня зазнобило. А ее трясло, как землю – землетрясение. Вы когда-нибудь пробовали погладить собаку по морде, в то время когда она грызет кость?
– Нет, мы не держим собак, – ответил за обоих Эрик.
– Собака обязательно оскалится, зарычит и попытается вцепиться в тебя мертвой хваткой. Так вот, я попыталась дотянуться до волос Насти и в ответ получила точно такую же реакцию. Я даже назад отпрыгнула, хотя уже давно прыгать не могу.
Со двора дома донеслись скрежет металла и стук захлопывания деревянных дверей. Звуки периодически повторялись, Эрик и Катя внимательно прислушивались к ним и бросали вопросительный взгляд на старушку. Потом раздался дребезжащий звук заведенного двигателя, больше похожего на тарахтение первых изобретенных человеком моторов. Воздух наполнился запахом бензина, словно кроме него здесь не существовало других ароматов.
– Постойте здесь, сейчас приду. – Старушка скрылась за массивными деревянными воротами. Было отчетливо слышно, что она громко произнесла: «Пришли дети Анастасии Валерьевны», после чего мотор заглох, и стали слышны удаляющиеся шаги. «Ты куда, кот драный?!» – воскликнула старушка.
Катя в три шага оказалась возле открытых ворот. Ее действия оперативно скопировал Эрик. В глубине огорода растворялся силуэт удаляющейся мужской спины, а во дворе стояла старушка. Она уперла свои руки в бока и осматривала мотоцикл с коляской синего цвета. Из глушителей мотоцикла на землю крупными каплями падала черная жидкость, а в воздух поднимался белый клубящийся дым.
– Опять убег! – Старушка обернулась к молодым. – Вот на этот мотоцикл мы с силой погрузили вашу маму и привезли сюда. Ну и сильная же она у вас, кое-как управились! Только с помощью моей настойки из трав удалось нам успокоить ее. Мой старик держал ее, а я заливала ей в рот. Ну а что теперь, – старушка виновато посмотрела на Катю, – сгинула бы она в том доме от холода. А идти она не хотела, – помотала головой старушка. – Такой истошный крик стоял, вы не представляете. Она, наверное, всё еще спит, у меня настойка сильная. Не то что ее, она и лошадей убаюкает.
– Можно войти в дом… к ней, – неуверенно спросила Катя, подойдя вплотную к двери, ведущей в дом, обходя старушку так, как обходят обрыв: прижавшись спиной к скале. – Мы войдем? – полушепотом повторила свой вопрос Катя.
– Она кого-то потеряла? – Старушка обернулась и уставила на Катю свои выпученные белые глаза из-под черного платка. – Я это сразу заметила. Человека с оторванной душой сразу видно. На тебе вот, держи, – старушка достала из коляски мотоцикла сверток из белой ткани, подошла к Кате и вложила сверток в ее руки. – Открывай, открывай, не бойся.
Прижав к груди и боясь уронить его, Катя принялась раскрывать края белой ткани. Старушка, развернувшись и не оглядываясь на молодых, пошла к воротам. Эрик с любопытством наблюдал за Катей и за тем, что может скрываться за толстым слоем ткани.
– Я помню ее, – промолвила Катя, – я играла с ней в детстве, когда жила тут. – Катя повернула лицом к Эрику пухлощекую куклу с длинными белыми волосами и голубыми глазами. – Это ее кукла – Маша! – Катя провела ладонью по всей длине волос куклы и, для сравнения, встряхнула свои свисающие на грудь белые волосы. Эрик пытался ущипнуть куклу за ее пухлые щечки, но безуспешно. Щечки были пластиковыми.
– Не советую показывать эту куклу вашей маме, – старушка опять-таки неожиданно возникла возле них. – Моя настойка должна стереть чувства, которые оживляли эту куклу в ее глазах. Некоторое время ее душа не должна знать зацепку к таким образам. Эти образы обманывают ее. А душа доверчива и открыта. И пускай она побудет у меня! – старушка вырвала куклу из рук Кати. – А теперь ступайте. Только ни слова ей о кукле!
Благодаря широким окнам в веранду дома проникало много солнца. Войдя в ее двери, ясно можно было рассмотреть, как расположена старая мебель, некогда красовавшаяся внутри дома и радовавшая когда-то хозяйский глаз. Как и во всех домах этой деревни, веранда старушки со скрытным дедом выступала блокпостом, где складывали всё то, что планировали увезти с собой. Повсюду стояли аккуратно запечатанные коробки, инвентарь. То есть всё необходимое для создания новой жизни в новом месте находилось на этой веранде. Веранда была сколочена из тонкой доски, местами в стенах наблюдались просветы, сквозь которые проникали солнечные лучи, а ветер без преград вдувал в них осенний холод. Обитая войлоком дверь, как крышка термоса, защищала жилище стариков от капризов природы. Эрик приложил немало усилий, чтобы отворить эту дверь. Она поддалась только после нескольких попыток, когда он ногами уперся в стену и со всей силой дернул ее на себя. Печной воздух дома резким порывом выскочил в открытую дверь, обдав гостей теплом и запахом березовых дров.