– А что тут объяснять? – Катя села, откинулась на спинку сиденья, а голову опустила на подголовник. – Вот сейчас вместе и узнаем, что он написал мне. Давай же, прочитай вслух его сообщения.
– Итак, первое сообщение, – Эрик начал демонстративно открывать сообщения. – «Перезвони срочно, не могу до тебя дозвониться». Второе сообщение: «Не возьмешь трубку, Эрик вообще не найдет работу в этом городе». – Эрик бросил вопросительный взгляд на Катю.
– Что ты так смотришь на меня, читай дальше. – Катя продолжала смотреть в окно.
– Третье сообщение: «Сегодня все шишки города знакомились со мной. Теперь я важная персона. Ты не представляешь, как я могу разрушить вашу жизнь, голубки. Срочно перезвони мне». Пятое сообщение: “Ну, всё, берегитесь! Ты меня окончательно разозлила».
– Это всё? Ты прочитал всё или что-то осталось? – Катя откинулась от спинки сиденья и приблизилась к Эрику, при этом не убирая с него своего пристального взгляда. – Там еще и другие есть, не стесняйся – читай!
– «Катенька, милая, я люблю тебя, останься со мной, прими меня обратно!» – Эрик пятое сообщение от Марка. Затем оторвал взгляд от телефона и поймал ее взгляд. – Держи телефон, я больше не хочу читать вашу переписку. – Эрик поднял спинку сиденья и уставился на тусклые световые зайчики.
– Хорошо, – вздохнула Катя. Она вышла из машины. Немного постояв, открыла водительскую дверь и плюхнулась на сиденье. – Мне одной показалось, что у него нереальная звездная болезнь, вседозволенность какая-то? Думаешь, стоит воспринимать ночные сообщения от этого человека серьезно? Я не понимаю, как могли дойти его сообщения. Его телефон у меня вообще-то в черном списке.
– Знаешь, я давно хотел тебе рассказать о том, отчего изменилось его отношение ко мне, – Эрик обернулся к Кате.
– Я знаю, Эрик. Это из-за меня ты не получил работу, о которой ты так мечтал. Это из-за меня он забрал у тебя победу, которую вчера праздновали эти люди в ресторане. Я очень виновата перед тобой. Знаю, знаю милый как важно было для тебя эта работа. А что мне оставалось, – начала оправдываться она, – согласиться ехать с ним в Англию?
– Ты это о чем сейчас?
Алым цветом озарило лобовое стекло «Аудюхи», словно опрокинули на него бокал красного вина. Шум мотора увеличивался, затмевая собой музыку леса, который и не собирался ложиться спать, отдавшись объятиям ветра. Пятившаяся назад машина остановилась, задние стоп-фонари погасли. Сквозь запотевшее лобовое стекло были видны размытые силуэту людей, которые вылезали из машины, затем начинали делать зарядку: кто-то подпрыгивал на месте, кто-то на прямых ногах пытался достать пальцами рук кончиков своих ботинок, а кто-то вообще, подняв руки к верху и встав на цыпочки, пытался дотянуться до луны.
– Марк приходил ко мне в институт. Он поставил мне условие: если я вернусь к нему и уеду с ним в Англию, ты получаешь его должность. Если же я останусь с тобой, – Катя сделала паузу, – он остается в городе и выгоняет тебя с работы с плохой рекомендацией. Ну и теперь, видимо, он решил терроризировать меня, – Катя кивнула в сторону своего телефона, который успела вложить в держатель.
– Тебе кофе и сэндвич принести? – скупо проговорил Эрик, открывая дверь. – Позавтракаем, и пора выдвигаться за твоей мамой. – Не поднимая глаза на Катю, он вышел из машины. Катя, взяв тряпку, протерла запотевшее лобовое стекло. Стоявшая впереди машина со своими пассажирами погрузилась в сон. Макушки деревьев мотались, в такт ветру, из стороны в сторону. И только яркая магистраль, как бесконечная стрела, не планировала погружаться в сон.
* * *
Вековые хвойные деревья словно договорились между собой: они своими кронами плотно прижались друг к другу, не пуская лучи солнца в свои владения. Даже сильные ветра, ударяясь на передовой о частые ряды деревьев, либо полностью теряли свою силу, либо вынужденно вздымались ввысь, обиженно пролетая над их кронами. В каждую свою вахту зима пыталась пробраться внутрь стоянки деревьев, оставлять высокие сугробы, всё основательно осыпая снегом. Но весь припасенный ею снег оставался на зеленых макушках, и его без разбора уносил ветер в надежде найти край безграничного леса.
В это ноябрьское утро в лесу стояла такая же ароматная прохлада, которая защищала лесных жителей от летнего зноя. Лес зимой и летом сохранял, словно термос, не только зеленые краски, но и комфортный температурный режим. Нагретый еще летом влажный воздух, вперемешку с микроскопической пылью, не находил себе покоя. Он постоянно двигался, клубился, пытался выйти за пределы ловушки, установленной для него лесом. Те немногие, очень настырные лучи солнца, которые все же пробирались сквозь кроны, растворялись в хитросплетениях движения воздуха, словно превращались в бесформенные, размытые фигуры, наделенные способностью левитации.
Дуб, стоявший у дороги, за долгое время несения службы в роли стража, получил от людей множество знаков отличия, и ни один из которых не сопровождался похвальной речью. Большинство людей грозилось спилить его. Некоторые, в порыве расстроенных чувств, подходили и пинали его, будто после этого вековой дуб встанет со своего земляного трона и с поникшей кроной покинет это место навсегда.
На его толстой коре разноцветной палитрой красок отметились все автомобили, проезжавшие в сторону деревни и со стороны деревни. Только редким опытным водителям удавалось удержать руль, уводя машину из колеи, тем самым исключая удар дверьми автомобиля об ствол.
– Нам еще столько же топать! – Катя провела ладошкой по избитому и окрашенному телу дуба. Словно доктор, закрывающий ладонью кровоточащую рану, на какое-то время она прижала ладонь к содранной коре. Дорога, где они оставили «Аудюху», давно скрылась за лесом. Даже звуки проезжающих автомобилей не могли долетать до этого места. У Эрика, как всегда, фотоаппарат был наготове, чтобы поймать в объектив интересный кадр.
– Не шевелись! – скомандовал Эрик, стоя позади Кати, которая держала ладошку на стволе. По лесу пробежали характерный щелчок затвора и скрежет сматывающего пленку механизма пленочного фотоаппарата. – Ты словно слушаешь его сердце, – проговорил, усмехнувшись, Эрик.
– Нет. Я делюсь с ним своей энергией, чтобы ранка зажила быстрее.
– Кто-то тоже пытался залечить его ранку. Гляди, слева от твоей руки глина прилеплена, – Эрик подошел к дереву, оперся плечом на него и указал пальцем то место, где была приложена внушительная горсть глины. – Ну и досталось же ему!
– Знаешь, в детстве дедушка рассказывал мне про место силы, когда я с ним гуляла по лесу. Доберемся до деревни, я покажу его тебе. Там была ровная полянка, окруженная высоченными соснами. Сосны, как и деревья в этом лесу, стояли плотно друг другу. За полянкой был обрыв, в подножье обрыва – небольшое озеро. Ну, не совсем озеро – лужа, по большому счету. Эта полянка была границей между соснами и этой самой лужей. Рядом с деревьями торчало много холмиков. Их было прямо очень много! – Катя развела руки в разные стороны. – В холмиках были вырыты глубокие норы, из которых торчали массивные корни деревьев. А у некоторых деревьев вообще была видна вся корневая система. Представляешь. Переплетенные между собой корни походили на кучу проводов на электрическом столбе.
– Кошмар электрика, – посмеялся Эрик.
– Не то слово. И вот, если стоять спиной к обрыву, а лицом к лесу, создавалось впечатление, что деревья словно идут на тебя, рядами спускаются по ступенькам. Там земля скатывалась в озеро, образовывая что-то типа зимней горки, на которой можно кататься на санках, – Катя рукой нарисовала в воздухе наклонную линию. – Но вот что странно. Ведь макушки спускающихся деревьев должны быть все ниже и ниже. Согласен? – Катя бросила на Эрика вопросительный взгляд.
– Ну да. Если имеется склон, то на его вершине макушка дерева будет самой высокой, а те, что пониже, пониже и будут. Элементарная геометрия! – улыбнулся Эрик. – Вроде так должно быть, разве нет?
– Но в том месте силы, в низине, у самого края полянки, макушки деревьев не были ниже – они были наравне со всеми. Странно, да? – Катя оглянулась, словно пытаясь найти что-то. Но, похоже, ничего примечательного не нашла – и зашагала дальше. – Я только позже поняла, в чем дело. Корни этих деревьев торчат высоко от земли, удерживая на себе массивный ствол. Я же тогда была маленькая, низенькая, – Катя зафиксировала руку на уровне своей тоненькой талии. – Мне казалось, что деревья вот-вот сделают шаг вперед и пойдут корнями ко мне навстречу, – Катя засмеялась, толкнув Эрика своим плечом.
Они вышли на полянку с пожухлой травой и с большой лужей, в которую уходила дорога. Все некогда глиняные колеи дороги погружались в нее и полностью скрывались в ней. Местами, как островки, торчали из нее земляные пенечки, на которых увядала трава. Только в конце полянки, у края леса, можно было увидеть, как извилистые глубокие колеи выруливали из воды и скрывались в лесу. Ветер наклонял деревья, пытаясь подчинить их своей воле. Но те уверенно давали отпор, разгибаясь с громким скрежетом. Увесистый камень, брошенный Эриком в лужу, добавил к лесной мелодии фирменный «бульк!» и целиком скрылся под черной водой, запустив невысокие волны.
– Дедушка тогда сказал мне: «Катя, смотри, у этих деревьев земля уходит из-под ног. Но они все равно продолжают расти, становятся вот такими массивными, с широченным стволом и высокой высоты». Да, да, именно так и сказал: «высокой высоты»! – По лесу вновь раскатился эхом Катин задорный смех. – И добавил: «Представь, сколько силы в них! Наши проблемы для них – ничто, наша жизнь для них – мгновение. Они будут стоять здесь сегодня, завтра и через двести одиннадцать лет. Будут всё так же расти, цвести и пахнуть». Потом дедушка подходил к тому или другому дереву, прикладывал ладонь к его стволу, закрывал глаза и что-то шептал про себя.
– Так же, как ты с этим дубом? – Эрик кивнул головой назад. – А что он шептал?
– Он не говорил мне. А может, и говорил, но я уже забыла. Помню, что каждый раз после посещения этой полянки он сильно менялся: становился радостнее, активнее, веселее. Иной раз весь путь к полянке он молчал, что-то бормотал себе под нос, не разговаривал со мной. Я бегала вокруг него, делала грустный вид, дула щеки. В общем, я делала всё, чтобы он обратил на меня внимание. – Катя рассмеялась. – Бесполезно. Но уже на обратном пути дедушка играл со мной, придумывал всякие шутки, носил меня на руках.
– Наверное, он заряжался там, потому и называл его местом силы. – Эрик внимательно, метр за метром, осматривал водоем.
– Пожалуй, так и было. Лес с ним делился своей силой.
– Да, помощь леса в данный момент нам бы тоже не помешала. – Эрик прижал к себе Катю за талию. – Лужу обойдем, – Эрик указал рукой путь обхода водоема. – Кажется, вон там тропа – трава примята. Видишь?
Высокий лес не давал увидеть солнца, словно скрывал его. Но благодаря чистому небу, которое успело впитать в себя его утренние лучи, полянка получила добрую порцию рассвета. Лесные птицы уже вовсю соревновались между собой, кто лучше всех воспоет хвалу солнцу и новому дню. Иногда к их пению добавлялся скрежет спуска затвора фотоаппарата.
Наконец-таки в конце лесного тоннеля появился яркий просвет, из которого поочередно выглядывали очертания крыш домов. Солнечные лучи с каждым шагом завоевывали всё больше пространства у леса. Темный тоннель постепенно наполнялся ослепительным светом. Все глубокие глиняные колеи слились в две, которые на выходе из тоннеля полностью сравнялись с поверхностью земли. С этого места начиналась нормальная – пыльная и сухая – проселочная дорога.
– Катёна, а что там такое красное растет, вон за теми деревьями? – Эрик остановился, держа Катю за талию. Рука его была направлена в гущу леса, правее от предстоящего выхода. – Даже не красное, а больше цвета ржавчины? Это осина, что ли?
– Тут никогда не росло осин. Только ели и сосны. Ну и этот дуб. Я, вообще-то, ничего не вижу. – Катя прижалась к плечу Эрика. Как лучник смотрит на цель, приложив щеку к оперению стрелы, так и Катя пыталась определить, в какую сторону направлена его рука. – Никакая это не осина, это и не растение, а старое здание Дома культуры. Там моя бабушка работала в молодости.
С правой стороны из леса вырастало старое, заброшенное трехэтажное здание из красного кирпича. Зеленый лес поглотил его, обступив со всех сторон и закрыв от чужих глаз своими колючими ветками. В некоторых окнах здания можно было разглядеть стволы молодых деревьев, наполненных волей к жизни и пробивших своими корнями раскрошившийся фундамент внутри здания. На некогда черной крыше разбросала свои владения пожухлая трава. Даже на расстоянии можно было почувствовать холод и запах сырости, извергающиеся из заброшенного здания. Вокруг него не было тропинок, трава оставалась девственной, словно даже животные не совали туда своего носа, словно жизнь навсегда покинула это место. Лесной мрак придавал зданию зловещий оттенок багрового цвета, что напоминало спекшуюся кровь… Скрежет механизма затвора фотоаппарата стал единственным свидетельством того, что жизнь на Земле не остановилась, что где-то рядом находится цивилизованный мир.
– Милая, что ты там разглядываешь? – Эрик, как только сделал снимок Кати на фоне Дома культуры, выпустил фотоаппарат из рук, и тот повис на ремне через плечо. Он обнял Катю сзади, положил голову ей на плечо и пытался отыскать то место, к чему было обращено внимание его невесты. – Куда ты смотришь?
– Там кто-то есть. Вон в том окне, – Катя показала рукой на окно, близкое к лесу. – Там появился черный силуэт и тотчас исчез. Он выглянул из-за стены, посмотрел на меня и снова спрятался за стеной. Потом так же появлялся в другом окне, – Катя показала на окно ближе к середине здания.
– Я ничего не вижу. Может, показалось?
– Может быть, – Катя демонстративно громко вздохнула и зашагала дальше по дороге. Эрик сделал пару снимков бывшего Дома культуры. Он немного постоял, внимательно вглядываясь в каждое из окон и, увидев, что Катя вышла из леса, быстрыми шагами последовал за ней.
Дома выстроились перед лесом словно напоказ. Каждый по-своему презентовал свой внешний вид посетителям деревни, которые не захаживали сюда уже много лет. Лес наступал на деревню, с каждым своим шагом стремясь погрузить ее в мир вечного мрака, словно знал, что противостоять ему никто не будет. Шум топоров, бензопил, сельскохозяйственной техники давно остался в прошлом. Некоторые дома давили на жалость, выставляя напоказ свои разбитые стекла и крыши, которые стояли набекрень и, казалось, вот-вот скатятся вниз. Другие, наоборот, показывали свой важный вид при помощи заколоченных досками оконных проемов, словно на них были надеты солнечные очки; но сами при этом погружались в землю от усталости держать на себе поросшую растениями и оттого тяжеловесную и прогнившую крышу. Черные облака ворон издалека показывают предполагаемым посетителям, что в тот или другой дом лучше не соваться, – теперь это их владения.
– Тут не то что отсутствует связь, тут и людей-то нет. – Эрик сделал снимок Кати на фоне заброшенной деревни, опустил фотоаппарат и, скрестив руки на груди, стал внимательно всматриваться в каждый дом. – Я не представляю, как твоя мама могла бы добраться сюда… Да куда ты все время смотришь? – Эрик обернулся и заметил, что ее взгляд все так же устремлен на бывший Дом культуры и его заросшие окрестности.
– За нами кто-то наблюдает, я чувствую. Вот, ты не слышишь шуршание травы? – Катя направила свою руку в сторону плотно растущих невысоких елок, которые колыхались в такт дуновения ветра. – Там кто-то прячется.
– Никого там нет, тебе просто кажется. – Эрик отошел от нее на несколько шагов назад и сделал снимок, на котором она в испуге смотрит на лес. Только скрежет затвора заставил ее повернуться к Эрику и бросить на него грозный взгляд.
– Эрик, хватит снимать! Пойди лучше проверь эти три елки.
– Не удивительно, что в такой обстановке что-то мерещится. – Эрик быстрыми шагами направился к указанному месту, сшибая ногами невысокие кусты, словно футболист, бьющий по мячу. Поднялся сильный ветер, достаточно сильно наклонивший первые ряды деревьев, которые проскрипели Эрику: «Не пройдешь!»
– Эрик, ты где? – крикнула Катя, но ветер сдувал ее слова в сторону домов. Эрик к тому времени скрылся за тремя рядом стоящими елками, которые, будучи молодыми и гибкими, больше других склонялись к земле. – Эрик! – еще раз прокричала Катя, в этот раз протяженно, растягивая каждую букву имени.
Вместо того чтобы идти по короткой дистанции прямо к елкам, она пошла дальше по дороге, надеясь, что угол обзора станет бóльшим и раскроется пространство за елками. Сравнявшись с домом с заколоченными окнами, Кате открылся вид на желаемое место, где Эрика не было.
– Эрик! – опять-таки растягивая слова, прокричала Катя в сторону леса. Под окнами одного из домов к стене были прислонены дощечки, которые кто-то оторвал от заколоченного окна, где теперь зияла абсолютно черная дыра – единственный вход в дом. Катя, буквально подбежав к этому месту, взяла в руки одну из дощечек и стремительными шагами направилась к елкам, держа дощечку наготове, чтобы можно было отразить любое нападение. Ветер предпринял очередную попытку, пройдя сквозь преграды, войти на территорию леса. Лес ответил ему протяжным скрипом, который был размножен прокатившимся эхом. Три елки так сильно склонились к земле, что стали вполовину меньше. Катя, замахиваясь дощечкой в большом радиусе, вошла в лес. Жениха за елками не было. – Эрик! – в очередной раз прокричала она, всматриваясь в лесную даль, останавливая свой взгляд на каждом стволе дерева. Тем временем ветер истощил свои запасы выдуваемого воздуха, елки выпрямились и вернулись в прежнее состояние. Вековые деревья еще некоторое время скрипели по-стариковски, в очередной раз доказывая свое превосходство над юной порослью. Наступила тишина
– Да, конечно, я все понимаю, – вдруг откуда-то из глубины леса донесся едва распознаваемый голос. – Хорошего полета! – По лесу пронеслась череда звонких хрустов веток. Из-за массивного ствола сосны скорым шагом появился Эрик. Он, склонив голову над телефоном, шагал по валяющимся под ногами веткам.
– Ты на кого охотишься? – Эрик вложил телефон в карман брюк и увидел перед собой невесту, которая держала в руках дощечку и сверлила Эрика свирепым взглядом. – Тут, оказывается, есть связь, до меня дозвонился Фергюс, нужно было ответить, – оправдывался Эрик. Он подошел к Кате, забрал дощечку у нее из рук и откинул ее в сторону. – Чего злишься-то? Ты же видишь, тут никого нет. Тебе показалось. Позвони лучше маме. Узнай, где она.
Катя демонстративно развернулась и быстрыми шагами направилась в сторону деревни, одновременно доставая телефон из заднего кармана джинсов. Эрик пристрастно осмотрел землю вокруг трех елок, пытаясь, как следопыт, отыскать следы. Откинув носком ботинки ветку, лежавшую у его ног, Эрик, вслед за невестой, вышел из леса.
– У мамы «абонент недоступен», – Катя обернулась на подходящего Эрика. – Мамочка, что с тобой? Где ты? – прошептала она, едва сдерживая слезы.
– Ты помнишь, где находится бабушкин дом?
– Да, – она шмыгнула носом, кивая Эрику в ответ. – Здесь недалеко. Пойдем.
Деревню наполнял запах затхлости. От каждого дома веяло холодом и каждый дом придавал чувство страха. Из каждого из них жизнь уходила по-разному: где-то убегала без оглядки, бросая всё, оставляя открытыми двери и окна, не оставляя себе шанса для возвращения; где-то – очень медленно, словно постоянно размышляя о возможности остаться и пережить тяжелый период разрухи деревни, дождаться лучших времен. Жизнь, которую пытались каким-то образом всё еще поддерживать, давалась тяжело, высасывала из людей все соки, не заботилась о них и в конце концов оставляла после себя сползающую крышу, разрушенные до основания приусадебные постройки и упавшие на землю некогда массивные ворота. Были дома, которым жизнь, уходя, обещала вернуться. Окна и двери таких домов были плотно закрыты на засовы, сараи для дров доверху забиты поленницами, массивные дубовые ворота гордо защищали владения. Эти дома были полны надежды, что их прежние хозяева вновь вернутся.
На третьей улице, параллельной лесу, калитка ворот одного из домов была отворена настежь. За ней ветер покачивал натянутую между сараем и домом веревку, на которой когда-то сушилось белье. Двор целиком зарос травой, которая к ноябрю пожухла и легла ковром. На одной из дверей дома был снят большой железный замóк, называемый когда-то амбарным. Дверь в дом была распахнута, в ее проеме волнами играла некогда белая занавеска, цвет которой на данный момент практически сравнялся с цветом пожухлой травы, которая в ближайшие годы непременно проберется внутрь дома. Из черного проема двери добирался запах сырости и пронизывающего холода.
– Мама, ты здесь? – прокричала Катя, отодвинув занавеску. Эрик стоял в центре двора, внимательно осматривая постройки. Он подходил к каждой двери, брал в руки массивный замóк, пытаясь оценить его вес. Катя успела скрыться за дверью. Ноябрьское солнце уверенно завоевывало место на небосводе, одаривая землю пока еще теплыми лучами.
Позади двора, за большим дверным проемом, открывался вид на большой огород. Со двора были видны рукодельные теплицы, собранные из металлических арок. Полиэтиленовая пленка, некогда покрывавшая теплицу, торчала на металлической конструкции лоскутами, каждый из которых реял на ветру как флаг, издающий звуки частых хлопков. С огорода во двор залетал свежий ветер, который выбивал затхлый запах со двора, унося его прочь через открытую калитку. Оперевшись руками о дверной косяк, Эрик тщательно осматривал огородный участок. Вот он сфокусировал свой взгляд на трех крупных, но изрядно посеревших яблоках, которые упали к подножью яблони и образовали собой треугольник, в центре которого росла сама яблоня. Стараясь не потерять фокус и не сводя глаз с яблочного треугольника, Эрик поднял фотоаппарат и начал прицеливаться к этой картине через глазок. Вдруг из дома донесся грохот падающей мебели, который сопровождался испуганным вскриком Кати. Эрик, словно спринтер, рванулся к дому.
– Ты кто? – громко окликнул его женский голос. – Что здесь рыщешь, ворье? Пошли прочь отсюда, стервятники!
Подумав, что неизвестный голос доносится из дома, Эрик на скорости забежал на ступеньки. Но, едва удержавшись за перила, он остановился, поскольку его взгляд упал на женщину, которая стояла в том самом проеме, ведущем в огород. На фоне ярких лучей солнца ее абсолютно черное платье делало ее тенью с размытыми границами. Лицо, скрытое за черным платком, невозможно было разобрать. В доме все так же раздавались звуки ударяющихся предметов, но уже без Катиных криков.
Эрик, сделав выбор в пользу невесты, свое секундное оцепенение сменил тремя большими шагами внутрь дома. Громкость шума в доме увеличилась, создавая впечатление, что здесь происходит крупная ссора и кто-то в порыве нервного срыва, словно метатель ядра, кидает тяжелые предметы об стены. По двору проносился громкий треск рвущейся занавески, и это происходило до тех пор, пока последняя петелька не разорвалась в лохмотья о последний гвоздь, державший занавеску. Занавеска зацепилась об ногу Эрика, который пятился назад, делая небольшие шажки. Он каждый раз оборачивался через левое или правое плечо, проверяя глазами, нет ли преград для совершения шага. Вдруг, обхватив ногами за талию и руками за шею, на нем повисла Катя и прижалась своей щекой к его щеке. Спустившись достаточно для обзора, глаза Эрика заметили освещенный лучами солнца проем, ведущий в огород. Он был пуст. Женщины в черном как не бывало.
– Я так испугалась! – простонала Катя. – Вначале я подумала, что в доме кто-то есть. Этот кто-то подкрался сзади и схватил за попу. Я резко развернулась и оттолкнула его со всей силы. А это, оказывается, кухонный шкаф с посудой, который стоял на столе. – Катя хихикнула, словно ребенок. – Ну а дальше, наверное, ты всё сам слышал?
– О да! И не только слышал, но и почувствовал на себе. – Эрик не убирал взгляда с огородного проема. – Я, видимо, войдя в дом, наступил на этот шкаф. Ничего же не видно в этой темноте. Как ты вообще не расшибла голову себе! – Эрик опустил взгляд и посмотрел на невесту. – Здесь какая-то женщина ходит по огороду. – Эрик сделал пол-оборота, чтобы Катя смогла увидеть огородный проем. – Она вся в черном. Накричала на меня.
– Может, показалось тебе? Я так понимаю, в этой деревне никто не живет, все давно уехали. Только дух какой-то бродит и пугает нас с тобой.
– Да, то еще местечко. Маму-то нашла в доме?
– Я дальше веранды не прошла. Но думаю, если бы она была в доме, то обязательно откликнулась бы на шум. У меня телефон разрядился: не смогла включить фонарик, чтобы осмотреться.
– Ты оставайся здесь, я загляну в дом. – Эрик поставил Катю на ноги и скрылся в доме. Занавеска незаметно сползла на землю и слилась как хамелеон с пожухлой травой.
Ветер после неудачной утренней атаки набрался сил и пошел на лес, чтобы взять реванш. На этот раз он взял уверенный разбег для достаточной скорости. Маршрут разбега проходил через деревню, через двор, в котором взлетела опавшая листва, а дверь превратилась во флюгер и подтвердила направление движения ветра строго на лес. Занавеска, словно выпущенная на волю змея, извивалась и отползала подальше от дома. Катя крутила головой по сторонам, вглядываясь то в дверь, то в окна дома. Вскоре в темноте дверного проема промелькнул луч света, и из мрака дома вышел, прищурившись, Эрик. Лес продолжительное время издавал громкий шелест зеленых иголок, склонив свои могучие стволы. Но, выдержав достаточное количество ударов, пока ветер-соперник не выдохся, он выдал истошный победоносный скрип.
– Есть кто в доме? – спросила Катя, ожидая Эрика у двери.
– Что вам нужно?! – Эрик, переборов свой испуг, буквально выкрикнул в лицо женщине в черном, которая стояла за спиной Кати.
– Милый, ты чего? – Катя сначала бросила на него вопросительный взгляд, но, заметив, что он смотрит сквозь нее, обернулась. – Ой! – воскликнула она, столкнувшись лицом к лицу с незнакомой женщиной. – Вы кто?
– Это я вам хочу задать вопрос: кто вам дал право ходить по чужим домам? Вон отсюда, грабители! – Женщина направилась прямо на них. Катя забежала за спину Эрика.
– Я дочка Анастасии Дунаевой – Катя. Мы ищем мою маму, она в этом самом доме выросла, – скороговоркой произнесла Катя, пока женщина не успела дотянуться рукой до Эрика. – Мы не воры, я здесь родилась и выросла.
– Катюша?!. – Глаза женщины расширились настолько, что теперь, на фоне черного балахона, на Катю уставились оба больших белых шара. – Внучка Софьи Антоновой? – Старушка потянула морщинистые, со старческой желтизной, руки к рукам Кати.
– Да, Софья Антоновна Дунаева – это моя бабушка. – Катя усмирила свой страх и протянула старушке руку в ответ. – Вы не видели мою маму, мы не можем найти ее?
– Какая ты стала большая, не узнать! – продолжала старушка, словно не замечая вопроса. – Ты же мне по пояс была, когда я тебя в последний раз видела. Почему не захаживали к нам?
– Мама не захотела сюда ездить после смерти родителей. – Катя теперь уверенно стояла возле старушки и пожимала плечами.
– А зря. Ой зря! Это же ваш дом, в нем заложена душа вашей семьи. Нельзя так просто оторвать душу и выбросить на помойку. Ваша бедная мама, как тяжело ей! Я же вижу, как страдает ее душа, окровавленная. Хорошо, что она приехала, чтобы наполнить ее. Давно надо было сделать это. – Старушка в черном весь свой монолог сопровождала мотанием головы. Ее морщины на лице в едином порыве выказывали боль и печаль.
– Так вы видели мою маму? Где она? Как она? – Катя пыталась поймать ее взгляд, но безуспешно. – Где моя мама? – громко повторила свой вопрос Катя, подумав, что старушка, быть может, не услышала ее с первого раза.
– Бабушка, где сейчас Анастасия Валерьевна? – громким мужским голосом вторил ей Эрик.
– Пойдемте со мной. – Пожилая женщина в черном медленно развернулась, держась за перила, и, так же медленно переставляя ноги, пошла в сторону огорода. Эрик и Катя переглянулись и подождали, когда старушка отойдет на достаточное расстояние, и только после этого двинулись за ней. К этому времени победоносный скрип деревьев затих, ветер испуганно растворился в воздухе, а занавеска обняла вбитый в землю столб у дома, назначение которого могли знать только хозяева дома.
* * *
– Открывай быстрее, мам, что ты возишься? – простонал Артем, толкая дверь вперед. – Ну, мама, давай быстрее! – младший сын Ефима подпрыгивал на месте.
– Милый, заело замок, сейчас, – Диана за ручку тянула дверь на себя, пытаясь повернуть рукоятку замка. – У меня не получается. Дамир, попробуй ты, ты сильнее, – она обернулась к стоявшему за ее спиной старшему сыну, который, как солдат, был собран, но его глаза выдавали нетерпение.
Ранним утром в квартиру семьи Крыжей позвонили в дверь. Длинные, протяженные гудки заставили проснуться семью раньше времени, что было установлено на будильнике. Старшему, Дамиру, необходимо было в школу, младшему – в детский сад. Из квартиры они выходили вместе. Диана сначала заводила младшего в садик, а потом отвозила старшего в школу. После того как ее муж Ефим публично нанес увечья следователю следственного комитета, за что угодил в камеру предварительного заключения, она считала безопасным самой отвозить детей на занятия. Диана на время следствия организовала домашний режим для своих детей. Если дети и покидали стены квартиры, то только вместе с ней.
– Давай на счет «три» я надавлю всем своим весом на дверь. Ну или тем, что от меня осталось, – отшутился Ефим, который решил устроить сюрприз для своей семьи: приехать из места заключения без предупреждения. – Раз, два, три! – В подъезде прозвучали скрежет металла и скрип тройного оборота замочной скважины.
– Папка! – звонко воскликнул Артем и прыгнул к отцу, обняв шею руками, а туловище – ногами, насколько позволяла длина его ног. По подъезду эхом разнеслись радостные детские голоса.
– Папа, привет! – серьезный мужской бас старшего сына.
– Милый, здравствуй! – нежный голос жены.
Диана вышла на лестничную площадку вслед за детьми. Она обхватила руками всех своих трех мужчин и прижалась щекой к Ефиму.
– Давайте зайдем, я не хочу, чтобы вы простудились из-за меня. – Ефим поцеловал жену и шагнул в квартиру, держа свою семью в объятиях. – А то выбежали все полуголые. Это и тебя касается, родная: не будем радовать соседей твоим изящным стриптизом, – отшутился Ефим, задорно подмигнув ей.