Апробация и анализ взятых проб нейтринного дубля, или просто «сирены» показали наличие белковых соединений. Что в свою очередь на полностью, безапелляционно и на прямую доказывало, что Монах оказывался настоящим земным афалином погибшем при невыясненных обстоятельствах, с загадочной обусловленностью. Почему его суицид произошёл уже при моём присутствии и что послужило тому? Ни исполнение же двухмесячной давности «пророчества» Фаллады, в самом деле?! Тогда как стоит объяснять все те постоянные «гибели» НД происходящие с особой последовательностью и периодичностью, которую так же стоило перепроверить. Теперь же для окончательной своей убеждённости мне было необходимо сравнить данные анализов с полной информацией из медикологической карты погибшего дельфина.

Я стал методично перепроверять данные лаборатории. Ничего по сути своей не добившись, и не получив особых результатов, я оказался лишь весьма рядом с истиной, что меня только окрылило. Биологические данные Монаха оказались идеально идентичными с полученными пробами. И это совершенно не проясняло поставленной перед самим собой задачи, а даже более, усложняло её.

Оставалось проверить ещё одну моё предположение, которое не давало спокойствия на всём обратном пути «Эрни» к Станции. То, что легко обнаружилось в массивах памяти Информатория лишь подтвердило мою догадку и более укрепило в собственной правоте. Всего в трёх километрах по векторному южному направлению находился некий разлом природного образования. И именно около него были выставлены энерго – импульсные эмиттеры и установки – уловители элементарных частиц. При этом проводились их запланированные и внеплановые запуски с перебросом с «Гирлянды», связки энерготурбин, несколько сотен гигаватт дополнительной мощности.

Вполне возможно, что моя надуманная гипотеза могла сыграть со мной злую шутку при непосредственном осмотре самого места предполагаемого гипноизлучения. Но надежды на успех оставалось гораздо больше. Ведь ничем иным невозможно было объяснить происходящее. А небрежно брошенные Свеном Татсоном фразы о контактах с обитателями мира Гекаты никак не вязались с тем, что происходило вокруг. И уж точно, не с таинственным Виктором Полозовым, весьма схожим…

Немного задумавшись я мотнул головой, почему – то надеясь, отметая намеренную ошибку, что Берт просто обознался в сопоставлении образов. Такое вполне могло происходить с биокиберами. А тем более, экспериментальным биохомом всё ещё находящимся под динамическим процессом программирования и обусловленным нестабильностью.

Уже заранее предвкушая радость от собственной проницательности и планируя выход на завтрашнее утро, я направился в свою каюту, попутно желая заглянуть на камбуз и прихватить полагающийся мне ужин.

Как это не выглядело странным, но в столовой оказался Берт. Он был совершенно один и оканчивал свою трапезу каким – то напитком. Пребывая в привычной задумчивости и читая очередной допотопный опус биохом выглядел весьма сосредоточенным.

– Совсем не думал тебя тут увидеть, – бросил я ему с порога.

– Ро логично предположил, что ты можешь сюда заглянуть, – не поднимая головы ответил Берт. – И скорей всего захочешь что – нибудь узнать о Викторе.

– Опять этот пресловутый Полозов. Думаю, мне, наконец, стоит с ним познакомиться. Тем более, что ты его уже с ним знаком.

Я сел напротив него, поставив поднос с горячим какао и несколькими бутербродами. Берт как – то лукаво посматривал на меня и улыбался.

– Увы, но это так.

– И при этом ты продолжаешь утверждать, что этот человек именно тот, о ком мы вчера с тобой говорили?

Подняв на меня свой проникновенный взгляд Берт по – детски умиротворённо наклонил влево голову.

– Ты сомневаешься в моих словах?

– Прости, но и биокиберы могут ошибаться. Ведь в алгоритмику твоих аналитических функций мозга введена возможность погрешности. И потому, ты мог попросту обознаться. Признай это, Берт?

– Без сомнения, ты прав, Макс. Но ошибки быть не может!

Потянувшись к карману, я начал доставать сложенное фото.

– Помнишь это?..

– Оставь, – он остановил меня, не дав развернут листок полностью. – Ты думаешь, что всё ещё находясь на стадии загрузки, я не могу идеально сопоставлять образы?!

– Откровенно говоря, я действительно так считаю. Мне, скажем, полностью так и не ясны истинные задачи «Мнемосины». Хотя я и входил в состав разработчиков некоторых алгоритмов. А её побочное влияние совершенно не изучено и достойно пристального рассмотрения. – Отхлебнув горячий напиток, я с наслаждением придался его вкусу. – Наша же миссия, вызывает ничуть не меньшее подозрение.

– Тебя смущают некоторые обстоятельства? – на губах биохома появилась слабая улыбка.

Это очень насторожило меня – впервые я наблюдал, как Берт улыбался, или если точнее выразиться, старался скрыть за неумелыми попытками улыбнуться какие – то мысли.

– Очень! Скажем, зачем тебя отправили вместе со мной, прекрасно зная, что до окончания Проекта остаётся, максимум не более двадцати дней. И это при сохранении лабораторных режимов Института, но ни как не в примитивных условиях стационарного комплекса. А если же ты необходим тут, то какова твоя целевая установка для выполнения поставленного задания в расследовании? Неужели есть что – то общее между смертью штатного дельфина и программой Проекта?

– Макс, мне самому хотелось бы получить ответы на эти вопросы. Но скорее всего очень многое основывается на самой планете Гекате и её проявлениях. Высший Совет, впрочем, как и администрация УКП имея определённые данные не зря ведь откомандировала нас с тобой. А это значит…

Опустив руку с очередным бутербродом, я с удивлением уставился на Берта.

– Тебе что – то больше известно о Разломе Дюранга?!

И именно тут я осёкся. Меня буквально осенила догадка, которая лежала на поверхности и была всем открыта. Однако прежде всего стоило её перепроверить.

– И о нём тоже. Ведь появления НД происходит именно оттуда.

– На чём строиться подобное предположение?! – голосом строгого инспектора осведомился я. Мне уже не стоило спрашивать, откуда Берту было известно о дублях, ясно понимая, что подобные «секретности» не являются особой привилегией на «Медузе».

– На данных регистрационного журнала. Разлом ведь был обнаружен весьма неслучайно. Во время Второй экспедиции к Гекате её глава, Витольд Яновский, предложил особую Теорию, выдвинутую ещё в конце ХХ века, о би – кристаллической структуре планет, для облегчённого поиска залежей полезных ископаемых и определения мест с адаптивными условиями для пребывания там определённого контингента людей. Весь смысл его предположения заключался в узловых вершинах додекаэдной сетки налаживаемой на глобус планеты. А так, как Геката оказалась практически полностью покрытой океанами, то вычисления сразу приняли за основу. Одно из основных пересечений и оказалось центральной точкой многолучевой связки.

– Что – то уж очень витиевато, – с сомнением прокомментировал я. Дожевав свой последний бутерброд мне пришлось наслаждаться остатками подстывшего какао. – Да и совершенно антинаучно. Предполагать, что внешний форма кристалла, как матричная основа, способна, хотя бы приблизительно, обозначить места нахождения платиновых копий или редкоземельных руд, довольно смешно. Разве что, – я скривил злую ухмылку, – указать нахождение зарытого пиратского клада.

– Вершины нескольких многогранников соединились именно в данной точке природного образования. Таким образом и был открыт Разлом.

– Случайность…

– Ставшая началом контакта.

Сдержав себя мне хватило терпения спокойно поставить чашку на стол:

– Какого именно? – строго спросил я. – Ты хоть представляешь, о чём сейчас говоришь?

– Абсолютно. Ведь если брать Теорию о кристаллоподобной сетке за основу, тогда стоит признать, что все астрономические образования в виде планет и планетойдов, вплоть до астеройдов и малых планет имеют схожую структуру. Сама же Теория предполагает ещё и внутреннее развитие объекта, то есть рост и преобразование. Что в свою очередь говорит о ментальной значимости и конденсации накапливающихся знаний.

– Берт, – я недовольно скривил губы, – откуда ты набрался подобной чуши. Как простой учёный, я ещё способен согласиться, что все природные космические объекты имеют свой возраст и предполагаемый внутренний ресурс жизненности. И, да, исчислениями в эрах, эпохах и даже в сотнях миллионов лет не стоит пренебрегать. Но считать подобное проявлениями на уровне первичного сознания? Прости, но это достаточно глупо, или безнадёжно смело. Достаточно безнадёжно!

– Почему же? Ведь древние полагали именно так, воспринимая Землю подобно живому и мыслящему существу, дающему жизнь и воплотившему в материю всё окружающее, вплоть до мыслеобразов. Не действует ли подобным образом Геката, создавая «сирен» подобно спонтанным образам, в ответ на желания людей, обитающих на Станции?

– Откуда ты набрался подобной мифологической чуши? Наверное, стоит будет пересмотреть последние инфо – алгоритмы программы. – Поднявшись, я взял полупустой поднос. – Ты только представь, чтобы тогда происходило вокруг всего комплекса и на самой «Медузе», если бы такая гипотеза имела право на существование? Безудержный фонтан воплощений собственных желаний! Это совершенно похлеще пресловутой лампы Алладина.

– Если бы всё было так просто, – вздохнул Берт. – Скорее всего планета напоминает сейчас механического младенца способного получать и накапливать информацию в том виде, в каком та поступает, без оценки и определения. И давать только такие ответы в образах и ситуациях, которые просты и совершенно однотипны.

– И весь этот процесс рождения и смертей «сирен», всех этих мнимых Монахов и Полозовых, ты хочешь назвать весьма громким для этой планеты словом – «Контакт»?

Берт смиренно опустил взгляд.

– Мне так думается. Здесь ведь контакт выступает совершенно иного рода, не как культурно – социальный процесс, а более масштабно. Можно сказать, субъективно персонифицированный, основанный на индивидуальной глобальности.

– Скорее, похоже на сумасшествие: каждому представителю Цивилизации прибыв на Гекату должно устраивать моральное очищение прежде, чем ступать на её поверхность. И что это нам даст? Постройку на каждой следующей планете храмов для общения с планетой? Да при том ещё и на индивидуальном уровне. Каков будет процент эффективности такого контакта для нас? А для найденных «братьев по разуму»?

– Твой сарказм очень поспешен и радикален. Ты же ведь ещё не вник…

– И не желаю, Берт. Только послушай, как это станет звучать из уст прибывших: «Мы приветствуем в лице вашей планеты высшее создание и покланяемся ему! А потому, будем общаться без вас, местных жителей и аборигенов, как посредников между нами и вашей планетой.». Так что ли?! И впадая в мистический транс станем возносить молитвы и мантры.

– Но почитание чужого мира подразумевает уважение канонов и принципов иной жизни.

– Да. Но вся ирония заключается в том, что принцип Контакта не стоит переносить на столь низкий уровень, сокращая его до индивидуализма и субъективного общения. Мы станем чтить звёздные системы и планеты, как родной дом, любой встреченной нами цивилизации. Но вряд ли позволим себе опуститься до уровня мистицизма и оккультного фанатизма в процессе общения. Даже если это… обычная планета.

Я всё ещё стоял около стола собираясь идти на камбуз.

– На сколько эффективна подобная позиция в беспредельных просторах Большого Экстерра с его огромным разнообразием миров?

– По крайней мере, целесообразна. И потом, – я взял поднос, – каким образом ты хочешь связать воедино всю эту кутерьму из безумной теории, проявления суицидных факторов у дублей, мнимого контакта с «планетарным разумом» и твоей отправкой сюда?

– Скорее всего взаимосвязь тут прямая. И я так предполагаю, что более, чем весомая. Проверить подобное можно лишь после полной загрузки «Мнемосины».

– Так это задание, – осенившая догадка удерживала меня на месте, – является лишь поводом для твоей окончательной доводки?

– Это и предполагалось априори, и совершенно не скрывалось.

– Да. Но я говорю не о завершении Проекта, как процесса, а о опробовании и проверке твоего функционала полностью зависящего от «Мнемосины». И значит подобная необходимость есть очередной способ того самого контакта. Всё это заранее спланированно: гибель Монаха, пресловутый Полозов, ложь и странность в поведении персонала Станции?

– Не всё уж так печально и истинно.

– Просто начинаешь чувствовать себя разменной фигурой в непонятной игре, пытаясь разобраться в том, что тебя никак не должно интересовать. – Я вышел из – за стола. – Значит, начальству прекрасно известно о НД и происходящем на «Медузе»?

– Возможность слишком большая. При этом, – Берт так же поднялся, – не забывай, что на независимое мнение о нейтринных дублях Администрация ВС ставит большой акцент.

– То есть – это должно исходить из логических выводов биокибера нового поколения с определённым восприятием на основе особой программы.

Пройдя на кухню мне пришлось оставить поднос около моечного автомата – совершенно не хотелось включать его из – за минимума посуды.

– Совершенно так. И тут могут возникнуть непредвиденные сложности…

– Ты, наверное, имеешь в виду возникновение нестандартной ситуации с особой сложностью?

– Именно. Для этого существует высокая вероятность, если прибегать к уравнениям возможного и психологическим анализам.

– Хорошо. – Остановившись у входа я ждал, когда Берт подойдёт. – Тогда ты вполне можешь заняться её вычислением. На это есть время…

– Надеюсь, что я смогу успеть проделать вычисления и ввести все необходимые переменные.

– Тогда поторопись, – я переступил через комингс, – так как завтра я собираюсь посетить Разлом. Пойдёшь со мной?

– С удовольствием. Но существует одна небольшая причина, – стоя уже рядом со мной Берт попытался скрыть скромную улыбку. – Осталось загрузить и проработать последние материалы «Мнемосины». Боюсь, что это займёт целый день.

– Жаль. Хотелось бы узнать и твоё мнение об этом природном феномене.

– Неужели тебе недостаточно того, что я предоставил версию о би – кристаллической додекэдной сетке?

– Просто она выглядит слишком… надуманной.

– А чем ты можешь доказать это, опровергнуть и не принимать полностью? На чём основывается твоя уверенность, что планета есть лишь простой космический объект с определёнными физическими и химическими функциями?

– На проверках и доказательствах науки с многовековой практикой.

– Человечество давно уже осваивает космос. И совсем недавно начало бороздить звёздные просторы. Откуда же берётся такая упрямая уверенность, что условия на терраподобных планетах, впрочем как и они сами, идентичны земным? – Берт прошёл вперёд и обернулся: – Земля свыклась со своими детьми. Но Большой Космос совершенно другой мир. Нам стоит вырасти и понять, что внешний Экстерр не материнская утроба… И измениться. Так что, скорее всего ты будешь разочарован тем, что услышишь от меня.

Какая – то странная тоска и сожаление охватили меня. Я прекрасно сейчас понимал, что Берт абсолютно прав в своих словах. И в том, что мы, как вид и цивилизация не понимали окружающее нас пространство и встреченные миры, подходя ко всем внешним мирам мерками меркантильного, такого привычного и земного конкистадорства. Подобная тенденция уже совершенно перестала добавлять нам героизма или благосклонности в собственных глазах, как при освоении родной Системы. А скорее оставляла лишь высокомерия и снобизм снисходительности.

Догоняя Берта по пути в свою каюту, я машинально подсчитывал оставшиеся время на выполнение миссии. Отметая уже этот прошедший день в запасе было чуть меньше недели – всего шесть дней.

По своей технически – архитектурной компоновке весь комплекс «Медуза» являл собой довольно растянутое сооружение. Иной раз переход из одного целевого корпуса в другой мог занимать по несколько десятков минут. А если речь заходила о технических помещениях или добывающих агрегатов периметрально расположенных на шельфе, то чаще всего для перемещения приходилось пользоваться усилиями «Лошадки». Весь диаметральный размер Станции, включая и отдалённо расположенную «Гирлянду» составлял чуть более километра. Заветный же разлом Дюранга отстоял точно в двенадцати километрах точно в южном направлении и уходил на глубину относительно нулевой точки Станции на три километра.

Проверять собственную догадку с самоличным посещением Информатория я не стал. Хватило и тех доступных общеизвестных материалов об открытии Разлома, которые были доступны из корда моей каюты. Как ни жаль, но Берт был абсолютно прав по поводу Теории и обнаружении странного природного образования. А открытие его аномальности, как раз и принадлежало самому Дьондюрангу посетившему Гекату с Третьей и Четвёртой, последней, экспедицией. Она – то и стала роковой для биокибера, когда после нейтринного выброса из разлома он погиб во время погружения. Вернее, тело не обнаружили и был сделан удручающий, но удовлетворяющий администрацию Четвёртой, вывод, что тело старого биохома попросту распалось, не выдержав природного катаклизма. На мой взгляд, весьма скоропалительно, совершенно по – дилетантски и предательски низко в отношении самого Дьондюранга.

Работы быстро свернули, опасаясь возможных повторов подобных произошедшему и убеждённые в предстоящем и далее посещении планеты и продолжении исследований. Чтож – не зря! Буквально, через три стандартных года на шельфе местного океана появился научно – добывающий комплекс «Медуза».

Данная мной ещё с вечера заявка о необходимости посещения Разлома и предназначенного для подобной экскурсии оборудования была вывесина на положенном месте в Информатории и занесена в регистрационный журнал. Но на всякий случай я всё же продублировал её в виде личной просьбы к самому Фалладе.

Ответ пришёл лишь к полудню по внутреннему времени и в довольно однообразном и простой форме. Личная связь на «Медузе» была не в чести молчаливо почитаемая весьма скверным тоном. Объяснялось это тем, что малый контингент Станции способствовал более частому общению. Да и проблемы решались на прямую в частых встречах в столовой, чем по «незапланированному» вызову через экран. И потому, личное пространство стало на «Медузе» неприкасаемым табу даже для обычных видеовизитов.

Лицо начальника станции выглядело озабоченным решением какой – то определённой задачи. К тому же Фаллада даже не старался смотреть в экран на собеседника:

– Макс, какого чёрта вам понадобилось лезть в эту прорву?!

К непринужденной манере общения на Станции я уже постепенно начал привыкать, и переставал ставить акценты в этикете общения.

– Мне необходимо осмотреть Разлом для более полной картины происходящего.

– Вам мало того, что вы нашли вчера на одном из островов Тетиса? Кстати, данные проб уже известны?

– Да, но для большей убедительности их ещё необходимо сравнить с биоевгенической картой самого Монаха.

– Значит, структурная природа «сирен» становиться более устойчивой, – Фаллада устало потёр лицо. Становилось понятным, что прошедшую ночь он совершенно провёл без сна. Интересно было бы узнать причину его бессонницы.

– Это ещё не известно. Все пробы основаны белковых структурах РНК и ДНК и не имеют никаких побочных примесей. И уж, конечно, там совершенно нет неуловимых нейтрино, которые ещё и непонятно как должны удерживаться в структурной основе НД.

– Оставим эти весьма сомнительные рассуждения на потом, – Генрих надел очки, что меня немного удивило – я впервые видел его с этим офтальмологическим приспособлением. Выглядел он совершенно по – иному, чем всегда. – Вы всё же так и не описали мне чёткой причины для отправки к Разлому?

Громко выдохнув через нос и отведя взгляд в сторону, я попытался сформулировать повод более сжато, но понял, что даже для самого себя не могу внятно определить, каких результатов хотелось бы получить направляясь к этому природному образованию. Ради чего собственно затевать подобную авантюру: внешний осмотр и поверхностная разведка, которые принесут ещё меньше результатов, чем есть те, что накоплены за пару лет и имеются в доступе Информатория? А на собственные впечатления не стоило возлагать особых надежд, так как они могут оказаться малозначительными и не столь информативными. Тем более, что вылазка может продлиться всего несколько часов чистого времени.

Моим решением было сказать Фалладе только часть правды:

– Необходимо проверить кое – какие выкладки и предположения по поводу би – кристаллической Теории Яновского. Взять геологические образцы и необходимые пробы.

– Максимилиан, не пытайтесь за умными словами спрятать собственное любопытство. Такого старика, как я, не проведёшь. Вы надумали посетить это жерло скорее всего наслушавшись всяких баек от Татсона.

– Каких, например? – моё недоумение было совершенно откровенным.

– О сомнительной взаимосвязи Разлома и его тектонической активности с появлением дублей на просторах Станции?

– А вы сами – то сможете в строго объективной и логически обоснованной форме подтвердить существование НД? Ведь из нашей беседы выходило, что все эти «призраки» были лишь плодом ментальной проекции погибшего дельфина?

– То есть, моего объяснения, как научного эксперта, совершенно недостаточно. И теперь, отвергая всякие авторитетности, положиться на собственное осязание?

Последняя фраза, более всего, звучала как утверждение смешанное с сарказмом и насмешкой, чем заданный вопрос.

– Почти что так, – я уже внутренне махнул на всё рукой, лишь бы не ввязываться в очередной бестолковый спор.

– Ладно, – Генрих посмотрел на меня сквозь свои широкие очки, которые придавали ему какую – то солидность и весомость. – Через минут двадцать Роллан будет ждать вас около экипировочной гидрариума. Он должен сменить Филиппа после суточного дежурства на «Рифе». Так что, собирайтесь. Правда, вещей не много берите – пойдёте на любимой «Лошадке» Ро, а она весьма миниатюрная.

– Ну это мне уже хорошо известно. – Моё настроение буквально на глазах становилось всё более оптимистичным, что в свою очередь невозможно было утаить от пронзающего взгляда Фаллады. – Спасибо, Генрих!

– Постарайтесь не поддаваться на всякие странности и остаться с трезвой головой учёного.

Утвердительно кивнув в ответ, только для того, чтоб задобрить Старика, я поспешно выключил экран и стал собирать свой вещевой кейс. Ничего особенного мне брать так и не пришлось. Но вот что – то из экипировки батинавтов для долгого погружения, мне бы могло пригодиться, примером, гидро – дермическая оболочка. Так что я бегом заторопился в сторону гидрариума.

Разветвление коридоров всё ещё путало меня заставляя натыкаться на технические подсобки и ниши, заводя то в тупики с небольшими округлыми иллюминаторами непонятного предназначения, то к откровенно пустым стенам со вскрытой обшивкой. Они напоминали мне более всего рваные раны с выглядывающими внутренностями скрытой проводки, оставленные скальпелем незадачливого хирурга. Забредя в очередной перекрёсток, я с удовлетворением увидел долгожданный намёк на правильность выбранного направления – в дверном проёме, к которому вёл покатый пандус, виднелся освещённый бассейн для афалинов. За ним находилась долгожданная экипировка.

Именно в этот момент в раскрытом проходе мелькнула чья – то тень.

– Эй, Ро, надеюсь я поспел вовремя? – я направился к двери по пандусу.

– Простите, – незнакомый человек вышел из – за переборки, – похоже, что мы ещё не знакомы?

Голос неизвестного был совершенно спокоен и мягок, без всяких тембров напряжения и угрозы. Именно это меня и подкупило. Сам он выглядел довольно просто, мало чем отличаясь от обычного гидронавта – глубоководника. Развитые грудные мышцы выделялись на обтягивающем тело тёмном комбе батинавта. Короткая серебристая шевелюра придавала мужчине больше зрелости, открывая широкий чуть испещрённый морщинами лоб. Это его не старило, а даже наоборот, внося в весь портрет некую моложавость.

– Вы?!. – потянул было я от неожиданности. – Виктор Полозов?!

– Простите, но мне кажется, что мы не весьма знакомы. По крайней мере, на «Медузе» я знаю всех, – он совершенно откровенно, но скромно, улыбнулся. Затем, после очень короткой замешательства произнёс: – Но вот с вами мы…

– Совершенно не встречались. Никогда, – добавил с ударением я, стараясь справиться с мгновенно возникшим волнующим ошеломлением. – Ваше настоящее имя Дьондюранг?

– Чтож, так когда – то меня тоже именовали, ещё в Инканском комбинате биокибернетики. И после…

– Теперь он чуть иначе зовётся, – случайно перебил его я. – Довольно занятно встретить вас тут. Удивительно, но как вы тут оказались?

Он не ответил на вопрос, а только странно посмотрел на меня выдерживая долгую молчаливую паузу. В глазах не было ни испуга, ни лукавой хитрости, а лишь спокойствие и прямота.

– На сколько я могу судить, вы и есть тот самый ксеноэколог, что прибыл несколько дней назад с Бертом. Максимилиан Ковальский?

– Просто, Макс. Так намного короче…

– И привычней? – Дьондюранг прошёл во внутрь чтоб забрать свои вещи. – Кстати, Берт уже успел кое – что разболтать о вас.

– Постойте, – я всё ещё никак не мог поверить, что встретил и лицезрел настоящую легенду бионики. – Мне бы хотелось поговорить с вами более обстоятельно.

– Я совершенно не против этого. Но как видно, сейчас этому не пришло время.

Мы оба стояли у входа загораживая друг другу дорогу.

– У вас определённое задание?

– Да. Вот впрягусь сейчас в «Сельдь» и отправлюсь к плантации. Потом, возможно, придётся посетить «Землю». Если хотите, можем проделать этот вояж вдвоём.

– К превеликому сожалению, у меня совершенно противоположный маршрут. Необходимо отправляться к Разлому, провести там кое – какие работы.

– Вот видите. – Дьондюранг всё же протиснулся и вышел неся в одной руке вещевой кейс в другой держа связку из двух баллонов акваланга. – Так что – до встречи!

– Хотелось бы. Да только, где вас найти, ведь вы настолько неуловимы.

– Не преувеличивайте, Макс, – он прошёл по пандусу и остановился внизу. – Я всегда обитаю в кают – компании. Весьма доступное и довольно общественное место. Так что буду вас ждать.

Дьондюранг уходил спокойно и очень естественно, без спешки, неуклюжести и натянутой на себя, строгой прямоты. Смотря ему вслед, я всё старался понять, что произошло сейчас, какая важность была упущена, не отмечена мной от рассеянности и волнения. Ладно, в первую очередь необходимо было выполнить запланированный визит «Рифа» и Разлом. При этом вполне хватило бы времени обдумать будущий разговор с легендарным биокибером и задать ему не один из щекотливых вопросов, которые беспокоили меня всё более.

Уже у самой двери экипировочной я совершенно отчётливо вспомнил ту высокую и неизвестную фигуру, которая мельком возникла вдали, вчера при посещении острова. Однозначно, фактура и силуэт весьма были схожи с Дьондюрангом.

Кое – что вспомнив, я рванулся к ряду экипировочных боксов ища на одной из узеньких дверец имя встреченного биокибера. С третьей попытки мне удалось остановить свой поиск. В сенсорном окошке опознавания светилось зелёным светом совершенно незнакомое мне имя: Августин Сантос. Затем появился улыбающийся облик самого биохома. Однако, довольно странная ирония назвать самого себя в честь одного из давних святых средневековья.

Дверь помещения резко отварилась и в проёме появился Роллан Гери с вещами. Его борода стала немного больше и неопрятней. Стараясь придать себе образ непосредственности и ознакомления с первые виденным, я с интересом стал водить взглядом по интерьеру экиперовочной.

– Вы вовремя, – фраза прозвучала обыденно и несколько натянуто. – Я тут кое – что прихватил для погружения. Так что можете не беспокоиться, обеспечим всем, что необходимо. Где глайдер уже знаете. – Он дал мне кейс и тяжёлый ранец. – Грузитесь и ждите.

Пришлось подчиниться. Но при этом меня охватывала странная восторженная нетерпеливость от понимания того, что ожидало меня сегодня.

Всю дорогу к «Рифу», шельфовому бакену, Ро старался молчать отвечая односложными фразами. С такой манерой беседы было трудно продолжать расспросы, подыскивать и находить зацепки для интересующих меня тем. Только раз Гери всё же пришлось разоткровенничаться и выдать сдержанный монолог по поводу Элен и её «родственных» отношений с отцом.

– Весь комплекс здесь, на Гекате, это полностью заслуга Старика. И работа «Рифа» около Разлома, особый контингент глубоководников и афалинов однозначно благодаря его усилиям. Фергюсон попала сюда лишь потому, что Филипп оказался неплохим спецом – гидронавтом, а Фаллада её прямым родственником. Тем более предложившем ей работу с дельфинами в особых условиях чужой биосферы.

– На сколько мне известно, Разлом был открыт ещё при Второй экспедиции Яновского. А это примерно, лет эдак, сорок назад?

– Не знаю. Да и зачем мне это, – отрезал Гери, смотря то на приборную панель, то на размытую полутьму за бортом во внешнем экране. – Вас ведь совершенно не станет интересовать история посудины перевозящей какие – то там грузы по дальней транспортной линии Большого Экстерра?

Дёрнув в удручённом согласии бровями, я отклонился на спинку кресла хорошо понимая, что откровенного диалога с Ролланом так и не получается. И дело здесь было не столько в каких – то молчаливых договорённостях между членами команды, особом отношении или дружеских потаканиях. А в обычном человеческом характере…

– Когда вас определили на комплекс, «Риф» уже функционировал на шельфе?

По переносице батинавта пролегла вертикальная морщина недоумения и раздумывания.

– Однозначно. Ему, наверное, без малого лет восемь.

– А Полозов входил в состав команды батинавтов «Медузы» ещё до вас?

– Да, – скосив подозрительно глаза, Роллан недоверчиво взглянул на меня. – А это может быть важным?

– Возможно, – задумчиво протянул я. – если брать во внимание тот момент, что Разлом назвали в его честь.

– Мне как – то всегда казалось, что Виктор Полозов и Дюранг совершенно разные имена, – хохотнул Гери.

– Однако, вам, наверное, вовсе ничего не известно о самом Дьондюранге?

– Историю открытия этой бездонной щели меня мало интересует. Разве что название происходит от имени погибшего там когда – то бедняги десантника.

Наконец, я смог хоть что – то вытянуть из неразговорчивого Гери, нащупав интересующую меня тему.

– Смотрите, – я достал уже довольно погнутый на сгибах листок. – Этому снимку уже более семидесяти лет. Здесь запечатлён коллегиальный состав Института экспериментальной бионики и их выдающиеся достижения. Дюранг как раз среди них.