Зеркало души

V

Я поднялся к кабинету, но не успел открыть дверь, как она с неимоверной скоростью распахнулась, прошла в дюйме от лица и чуть не слетела с петель. Из кабинета Дэвида выскочил мужчина, раздраженный до ужаса и вместе с этим в глубочайшем отчаянии. Дэвид же стоял у окна с нервным видом и трепал пальцами окурок. Я постучал по двери, нехотя вернувшейся на свое место.

– Я же сказал тебе идти на х… – Дэвид вздрогнул. – Господи! Что с тобой?

Я оставил его без ответа. Шеф проморгался, привык к новой версии моего лица. Пригласил садиться, и опять повернулся к окну. В комнате стояла духота и жара из-за недавнего скандала. Мне пришлось снять шляпу и пальто. Откинувшись на кресле, я уперся взглядом в спину Дэвида. Он глубоко задумался. Я решил не отвлекать его, закурил, наслаждаясь каждой секундой тишины.

– Прости, Кит, что так встречаю. – Дэвид повернулся ко мне после пятиминутного молчания.

– Что тут было?

– Увольнение. – Он махнул рукой и сел за стол. – Ну, насмотрелся на мясо?

– Ничего интересного.

Дэвид вперился скучающими пустыми глазами в мои. Если бы кто-то сейчас увидел эту картину, подумал бы, что мы телепатически общаемся. Только никаких слов в мою голову сейчас никто не передавал. Я хлопнул по столу что есть сил. Не сомневаюсь, что хлопок разнесся по всему зданию.

– Я здесь не для посиделок. В свои думы погружайся где-нибудь за пределами рабочего места.

– Да, ты прав. – Дэвид провел ладонями по лицу. – Говори, что у тебя.

– Сначала хочу узнать твои предположения.

– Кто бы это ни был, он определенно псих. Вижу, тут мы оба согласны. И, предвосхищая твой вопрос, мы проверили все лечебницы для душевнобольных. За последние полгода никто не сбегал и не выписывался, наоборот, очень много людей поступило в такого рода заведения. Оно и понятно. Что в мире творится…

– Не отходи от темы.

– В общем и целом, эта вошь ходит среди обычных мирных граждан. Очень может быть, что даже ничем не выделяется. С нашей же стороны тоже не выявлено никаких побегов, а все, кто были освобождены, проверены на два раза, пусть сидели за разбой, грабежи, надругательства. И не тебе ли говорить, что за похожие преступления, убийства с расчленением – сразу казнь. Так что, всех, кто как-то мог быть связан с этим делом уже съели черви. Он просто взял и появился из ниоткуда.

– Говоришь в единственном числе. Не думаешь, что в этом замешана мафия?

– Ох, нет… навряд ли… – Дэвид замялся и отвел глаза. Щеки слегка покраснели. – Просто мы с ними, понимаешь, на короткой ноге.

– Хочешь сказать, берешь взятки?

– Я лишь закрываю глаза на нарушение закона Волстеда.

– Уверен, что только на это? Тебя посадят.

– Никто меня не посадит, Кит. И если это и произойдет, то не в скором времени, уж точно.

Я не переживал за него. У каждого своя судьба. Но, если Дэвид сам того не зная, прикрывает преступника, я сам лично казню его.

– Орудие убийства, части тел? Что по ним?

– Мы проверили все мясные лавки, но ничего. Фрагменты тел пока не найдены.

А искали хоть? Я все смотрел на него, пребывая в смешанных чувствах. Меня поражал этот город – расцвет преступности, подкупленная полиция, которая даже пальцем пошевелить не может или не хочет, полный хаос на улицах. Одно ясно, никому нельзя здесь доверять, да я и не собирался. Но разве один Дэвид виноват в коррумпированной полиции?

– Так как у некоторых жертв отсутствуют органы, – заговорил я, – к тому же не найденные, я предполагаю, что их продали. Что касается конечностей, то их тоже могли продать на опыты или проведение ритуалов каким-нибудь племенам.

В Новом Орлеане последователей культа Вуду, поклонявшихся духам Лоа, тьма-тьмущая. Не сказал бы, что все их обряды были безобидные. Начиная от заколки животного и последующего его поедания, заканчивая странными куклами, вольтами, где главный ингредиент – органический материал человека, и не обязательно живого, будь то кровь или растопленный жир вместо воска.

– Однако, части тела могли и не продаваться. Их могли съесть.

Мне были знакомы и культы, в которых процветал каннибализм. Зрелище довольно интересное. Поедание каждого органа имело прямое значение. Съел легкое – вылечился от чахотки. Съел мозг – перенял жизненный опыт некогда живущего. Неважно в каком виде приготовишь его, но для лучшего эффекта необходимо съесть сырым. Конечно, не во всех племенах было так. Некоторые съедали своих соплеменников, родных, прикрываясь «высшим актом почитания, безусловной любви и преданности». Но все это было где-то далеко. Я не думал, что в Чикаго может происходить что-то подобное. В любом случае, других мыслей у меня не было.

– Житье-бытье с племенами дает о себе знать. Каннибализм… – Дэвид закрыл голову в ладонях, – на какие ужасы способны люди в двадцатом веке.

– Перестань. – Я встал, заходил по его кабинету. Дэвид не возразил. Подошел к стене, к висящей доске с прикрепленными фотографиями, вырезками из газет. Тут все было хаотично переплетено между собой серыми нитками, да так толсто, что едва удавалось разглядеть лица гангстеров, выходящих то из машины, то из увеселительного заведения, а прочитать мелкие буквы на клочке газетенки вообще не представлялось возможным. – Они убивают тех, кого ты поклялся защищать. Как там, «мы служим и защищаем»?

– Это тебя не касается, – буркнул Дэвид. – Уйди оттуда ради Бога!

– Меня касается то, почему в этом кабинете как трофей висят мафиозники, а не те зверства, которые ты на меня перебросил.

– Потому что людей мало, а нераскрытых дел до кучи. – Он угрожающе надвинулся на меня. Костяшки пальцев, сжатых в кулак, побелели от накатывающей злости. – Собрался поучать меня? Капитана? На моих плечах знаешь сколько таких висяков? Мне нужен быстрый результат, который под силу только Киту Соберу, уж не знаю какой у него секрет. А, между прочим, у Дэлайна есть много информации, но ваше величество сбежало от него!

– Думаешь пост отражение качества твоей работы и правильно расставленных приоритетов? Дэлайн мне противен. Раз он такой молодец, почему же не принес хоть палец?

– Так что ты тут стоишь и изображаешь из себя умного? Работай! Показывай в который раз, какой ты! – Он вознес руки к потолку.

Дэвида распирала ярость. Нравилось мне его доводить поучениями, что поделать. Все же, решил не усугублять свое положение.

– Не припоминаешь каких-то важных событий для города за последние полгода?

– Спросил. Тут каждый день как гражданская война. Может Джереми что-то знает. – Дэвид вдруг насторожился. – А где он? Не говори, что убил его.

– Он пожелал остаться в машине.

Дэвид подошел к шкафу для одежды. Вытащил из него аккуратно сложенную темно-синюю форму, фуражку, значок, и торжественно подал мне все это добро.

– Не давай ему револьвер. – Дэвид забарабанил по столешнице пальцами. – Черт знает, как он сдал экзамен по стрельбе, но, когда в его руках оружие, он трясется как мокрая кошка. – Придвинул мне листок с карандашом. – Напиши свой адрес и номер, на который я могу позвонить. Если у тебя все, то не смею задерживать.

Тучи затягивались над городом монолитной серой плитой. Мне под ноги упали первые капли собирающегося дождя. Нет, ливня. Я поспешил до автомобиля. Джереми сидел в той же позе, что и час назад – меланхолично-драматично склонив голову к стеклу.

– Подарок от папочки.

Открыв дверь я первым делом просунул в салон его форму, чтобы ее не намочило. Джереми скривился в улыбке, но положил ее на колени. Взял значок, провел по нему большим пальцем.

Только я скрылся в салоне, как раздался гром. Ливень водопадом ударил по крыше. Ничего нельзя было разглядеть кроме водяной стены, окружающей нас с четырех сторон. Гроза с Нового Орлеана добралась до Чикаго?

Погода, под стать настроению Джереми, заперла нас в груде металла и, видимо, не собиралась отпускать в ближайшие полчаса. Мы оба тоскливо косились в окна на происходящее. Я подумал о том, какого сейчас тем бездомным, которых застал этот холодный осенний ливень.

– Он хоть спрашивал обо мне? – спросил Джереми, загипнотизированный линиями значка.

– Вспомнил под конец нашей встречи.

Джереми холодно усмехнулся.

– Я приехал сюда не решать ваши семейные проблемы. Поговорите.

– Если бы отца это волновало. Он обо мне не переживает. Сбагрил на ваши плечи и рад.

– Поэтому и не переживает. Дэвид знает, что со мной ты в безопасности.

– Вы ничего не знаете, мистер Собер, – вздохнул Джереми.

– И не хочу. Мне не интересно. Ты, кажется, забыл о правиле тишины.

Ливень и не думал прекращаться. Наоборот, набрал силу. Еще немного и крыша продавится под напором воды и лопнет.

Может Джереми упорно учился, чтобы стать достойным своей профессии, и к отцу пошел только в надежде, что он всему научит, как и полагается отцам. Никто не идеален, у всех есть свои слабости и страхи. Это нормально. По-скотски было давить на них, и насмехаться. Я никогда не думаю, прежде чем сказать что-то. Никогда не говорил приятных слов.

Погода специально запрещала мне избегать Джереми, всем своим видом показывала, что не даст сдвинутся с места.

И что ты хочешь?

Нет ответа. Но я догадывался, что она требовала сказать два слова:

– Извини меня.

Все внутри покоробило. Стало даже почти что страшно. Не от возможной реакции Джереми, а от самого себя. Не в моей натуре было просить прощения за себя, допустить лишь мысль об унижении, но почему-то перед ним я полагал должным принести извинения.

Джереми улыбнулся и начал возвращаться в реальный мир, понемногу окрашивался в свои натуральные цвета.

– О чем вы? – Он вдруг неподдельно удивился. – Вы сказали именно то, что мне было нужно, у меня и в мыслях не было обижаться на вас; никогда не извиняйтесь передо мной, я понимаю вашу прямолинейность. Меня просто гложет одно… У меня есть любимая. Моника. В свете последних событий, я места себе не нахожу. И как увидел тело… Я не переживу если с ней случится что-то подобное.

– Сколько ей лет? Чем занимается?

– Двадцать один, как и мне. Работает экскурсоводом в музее естественной истории. Удивительное и интересное место! Мы там и познакомились, полгода назад. Как только увидел ее глаза, ее стан, с каким увлечением она рассказывала про чучела животных, сразу же забыл, как дышать. Я сразу понял, что она…

Бла-бла-бла. Джереми напрочь забыл о правиле тишины, пустился трещать о девушке своей мечты. Я погрузился в себя, представляя ее образ в голове. Хрупкая, в больших круглых очках, волосы аккуратно затянуты в хвост, длинные юбки, закрытые руки. Серая мышка. Она не тянет на следующую жертву. Как минимум не подходит по возрасту.

– Изучил дело? – прервал его я. – Тогда должен знать, что она не подходит под критерии.

– Да, но все равно! Как минимум она женщина, она беззащитна. Она – моя любимая женщина и эти жуткие мысли, хочу я или нет, едят меня. Но, вам может сложно понимать чувства, я ни в коем случае вас не хочу задеть! Просто, по вам видно, что вы… с вами…

Я смотрел на него не отрываясь. Скажет или нет?

– Ах, забудьте! Только не смотрите на меня так, такими глазами, – завертелся Джереми. Ни вчера, ни сегодня мой взгляд не изменился. Он никогда не меняется. Каждый лишь видит в нем то, что хочет. Или боится того, что в нем отражается. – Становится страшно, что вы меня изобьете.

– Насчет материалов, – продолжил Джереми, передавая мне папку, – вы меня обманули. Фотографии достаточно хорошего качества, все можно было разглядеть. Слава Богу, меня почти не тошнило. Отец работал с мясными лавками, и, как мне известно, ничего не нашли.

– Помнишь точки на карте? Назови мне все паршивые места рядом.

– Четыре бара, и думаю, они-то вас и заинтересуют. – Джереми крутил глазами, словно карта материализовалась перед ним. – Рядом с такими местами как раз существует высокий индекс преступлений. Особенно, когда три из них как раз для маргинального слоя общества.

Ну и слог. Я вытащил фотографии. Джереми нехотя, но снова бросил на них взгляд. Потом на меня.

– И точно. Видимо, слишком устал вчера вечером. – Я смотрел на белые зернистые пятна по всей фотографии, которых стало еще больше. Предвестники. Я и забыл, что давненько не был с так долго с кем-то. – Три из четырех, ты сказал. А четвертый?

– Элитный, – начал Джереми и заткнулся. Впился глазами в небо. Оно неожиданно быстро прояснялось. Тучи бежали за горизонт, ища новую жертву. Я порадовал погоду и ту, что ее наслало. – Что прикажете? – Джереми положил руки на руль, пребывая в полной готовности.

– Прокатимся по городу.

– Предлагаю сначала пообедать. – Мотор мягко заурчал. – Тут недалеко есть кафе, там подают вкуснейшие блинчики. Я их просто обожаю! – Джереми завертелся на сидении. – Вы как? Надеюсь, не против?

– Как ни странно, я тоже их люблю.

VI

В закусочной был аншлаг. Мощный ливень загнал в узкое прямоугольное помещение человек сто. Только он сам уже прекратился, а люди и не думали отрываться от еды и увлекательных разговоров. Три официантки, порядком вымотанные, с растрепавшимися прическами, бегали от одного угла в другой, в последний момент огибая посетителей.

– Ого! – Джереми ошарашено оглядывал обстановку. – Мы можем заехать в другое место. Не хочу, чтобы вам было дискомфортно.

Прям по мановению волшебной палочки от дальнего стола отделились двое женщин. На двух персон. Почти в углу.

«Разве интересно жить, когда ты годами не меняешься?» – возник в голове голос Роберта.

– Переживу.

В ожидании заказа мы провели минут двадцать в полном молчании. Правда, Джереми так и распирало что-то у меня спросить. Он не сводил с меня глаз, непонятно какую цель преследуя. Ему было интересно меня рассматривать или Джереми хотел таким образом залезть в мою голову и узнать обо мне больше? Только официантка, запыхавшись до невозможности, поставила два блюда, и два стакана с соком, я спросил:

– Что тебя интересует?

– Как вы так живете… ну, без эмоций? Мне было бы сложно не улыбаться.

– Обычно.

– Это правда жутко выглядит, вы не подумайте, я не хочу вас обидеть! Просто впервые встречаю человека, на лице которого шевелятся только глаза. И говорите вы, почти не раскрывая рта. На вас словно натянули маску.

– Закапывай себя больше.

– Мистер Собер, мне просто интересно узнать вас! – взмолился Джереми. – Не думайте плохо, пожалуйста.

– То, что тебя ко мне приставили, не значит, что мы друзья и будем откровенничать. Как только поймаю убийцу, я уеду и забуду о всем, что здесь происходило.

– Как скажете, – кивнул Джереми. – Ах, да, правило тишины.

Джереми самозабвенно принялся уплетать еду за обе щеки. А я не мог расслабится. Громкие голоса отовсюду. Скрип приборов по тарелкам. Разные одеколоны смешивались в один удушающий запах, пропитавший воздух насквозь.

Дыхание, трение листков плевры о ребра. Стук каблуков, шорох юбки. Шуршание пиджаков и рубашек при вздымании груди или движении. Склизкий звук, с каким расходятся губы и открывается рот, удары языка по зубам, зубов об зубы. Звуки все нарастали и нарастали. Забивались в уши, отбивая чечетку на маленьких косточках.

Стены сдвигались. Потолок поехал вниз, а пол – вверх. Все меньше и меньше пространства. Люди все ближе и ближе, они облепят меня, будут касаться…

Тяжело дышать.

– Расскажи о себе, – попросил я. – Может тогда и я чем-то поделюсь.

Джереми чуть не подавился от такого предложения.

– Я… я даже не знаю с чего начать.

– Говори хоть что-нибудь, черт тебя побери.

Мне необходимо слушать его голос. Переместить фокус на него, иначе я точно задохнусь.

– Мне не дают работать, мистер Собер. Я понимаю, какого вы обо мне мнения, я это почувствовал сразу. Но, может вы ко всем так относитесь. – Он отставил тарелку. Положил руки на стол, начал трепать свои пальцы. В свою очередь я смог приняться за пищу. – Тюфяк, да, тряпка, и все потому, что опыта у меня нет. Я готов ко всему, я бы взялся за все порученное с должным усердием, но отец… шеф мне не дает ничем заняться, кроме как сидеть в архиве и перебирать бумажки, не назначил на патруль, который я обязан отпахать три года, чтобы познакомиться со спецификой работы. В общем, все мои радужные мечты разбились о суровую реальность. Да мне даже платят половину, а не как положено…

Джереми продолжал балаболить, но я уже не особо слушал. Объектом моего удовольствия стало пышное упругое тесто блинов, разрывающееся под напором вилки. Это успокаивало.

Разговаривать Джереми нравилось. Видимо, у всех Харли на роду написано бесить меня своим незакрывающимся ртом.

– Если ты думаешь, что получишь какой-то опыт работая со мной, рекомендую уйти прямо сейчас, – вклинил я свой голос сквозь его. Джереми захлопал ресницами. – У меня другие методы раскрытия преступлений.

– Вы можете мне показать, как вы…

– Я сам не знаю, как работать в полиции. Я числюсь сотрудником, но я так же независим; меня может запросить кто угодно и откуда угодно, почти как частного детектива. Я не пишу отчеты, не сижу в архивах, не участвую в опросе свидетелей. Меня назначают на дело, я расследую его в одиночку, и так, как считаю нужным. В Новом Орлеане привыкли к такому положению дел и не учат меня, как надо работать. Главное – от меня есть толк. – Я смочил горло, осушив стакан. От такого количества слов оно намертво засохло. – Чтобы научить тебя моим методам, ты должен был родится мной.

– У вас и правда талант! – Джереми заулыбался, и я только сейчас обратил внимание на впадины на щеках. Кто бы говорил про мышцы лица. – Работая с гениальным человеком, опыт хочешь не хочешь появится, да какой! Вы себя недооцениваете.

– Не подлизывайся ко мне. – Я закончил трапезу. – Что касается моего лица, я не выражаю эмоций не потому что не хочу, а потому что не могу. Ничего не чувствую, чтобы хоть что-то выражать. – Поднялся. – Ты просто хочешь работать со мной. Не ради опыта, и не потому что так сказало начальство.

– Вы интересная личность, и, учитывая, что мне одному представился шанс побыть с вами в паре, я не хочу его упускать. Рядом с вами я дышу воздухом, а не затхлой архивной пылью. Как я могу не хотеть работать с вами? – Джереми тоже засобирался.

– Обед за твой счет, -сказал я, спешно покидая ад наяву. Но еда здесь вкусная, не спорю.

Глава вторая

Исцеляющий джаз

I

Я не назвал адреса, так что Джереми пришлось попусту тратить бензин пару-тройку кварталов, до тех пор, пока ветер опять не стал нагонять тучи. По асфальту вдруг поползла тонкая струйка дыма, знаменуя собой нужный путь. Ее было прекрасно видно под темным небом.

Я показывал где завернуть, и Джереми подчинялся, не теряя внимательности. Я не спускал глаз с тумана-помощника, минуя лавку за лавкой, пока видимый одному только мне проводник не затух у недавно заброшенных предприятий, стоящих вплотную друг к другу – автомастерская и двухэтажное здание, выступающее складом или гаражом. Окна заколочены досками, выцветшую вывеску на одном болте уныло болтал ветер взад-вперед по бетонному фасаду.

С одной стороны здания огораживала проезжая часть по которой тащились единичные «форды» да «шевроле». Вход располагался со стороны реки, на другом берегу которой стоял наш отель, стискиваемый небоскребами. На главных воротах висел амбарный замок. Я попытался рассмотреть внутренности бывшей мастерской через щели между досками – помещение было окутано темнотой и плывущими и комьями пыли по тусклым полосам света. Джереми обошел здания в поисках лазейки и вернулся ко мне тоже ни с чем.

Замком недавно пользовались не особо-то чистыми руками – на задней части остались четыре темных, смазанных следа от пальцев. На кровь было не похоже, консистенция скорее напоминала высохшую грязь. Я прислонился к массивным дверям, втянул воздух. Сладким не пахло.

– Думаете там может быть логово убийцы? – спросил Джереми, оглядываясь по сторонам.

– Расчленял и издевался над трупами он без спешки.

Может, удастся найти хотя бы орудие или хорошо спрятанные фрагменты тел жертв, если он, конечно, от них еще не избавился. Джереми попросил меня подождать, а сам рванул к машине. Нырнул на заднее сидение, открыл мой портфель, достал папку, вынул из нее что-то. Спустя секунд двадцать он уже появился рядом с двумя скрепками в руках. Я прислонился к двери, приготовившись наблюдать за его последующими действиями.

Тонкими пальцами Джереми ловко разогнул скрепки до почти идеально прямых проволок. Согнул их под прямым углом, засунул одну в скважину, уткнул ее куда-то вбок. Второй, будто искал что-то внутри, начал расшатывал механизм. Через мгновение дужка выскочила и замок упал на землю. Дверь приотворилась под моим плечом.

Вся жара, копившаяся между стен днями, а может и неделями, мигом обожгла лицо. Кислород, казалось, полностью сгорел в этой бане, поглотился парами бензина и едкого спирта.

– Я бы прострелил.

Шагнув внутрь, я туфлями выбил облачка сероватой пыли. Частички ее осели на черную блестящую кожу, что мне показалось мало приятным.

– Буду иметь в виду в следующий раз, – откликнулся Джереми, вешая замок на ручку. Насторожился. – Это же не является проникновением в частную собственность?

– Жди меня в машине, – приказал я, сняв пальто и передав его Джереми. Неимоверно душно было внутри.

– Что? Но…

Я закрыл дверь перед его носом. Со мной бесполезно спорить, разве еще не дошло?

Руками сорвал три доски с окна и встретился с укоризненным взглядом Джереми сквозь мутное стекло.

На первом этаже осветился ржавый подъемник, весь измазанный темными маслеными пятнами, дверь, ведущая в соседнее помещение и лестница на второй этаж.

Я решил подняться по лестнице, и потом уже обследовать то, что находится за дверью, источающей невыносимый запах клея и алкоголя. Хоть и гадать не надо было, чтобы я там обнаружил. Правда, запах мог быть только отвлечением.

Второй этаж представлял из себя маленькую узенькую комнатушку с двумя занавешенными окнами. Освещена она была достаточно чтобы разглядеть двадцать или больше коричневых плетенных мешков и сорок герметично закрытых пятилитровых стеклянных бутылок с виноградным суслом. Я надавил на один мешок, надеясь почувствовать окоченевшую плоть и увидеть расплывающееся багровое пятно, но пальцы нащупали лишь обычные зерна. Теперь в воздухе вместе с ягодным запахом витал и хлебный.

До моих ушей долетел шорох входных дверей, а затем тихая поступь на первом этаже. Но спустившись, я никого не увидел. Не почувствовал.

Соседнее здание отводилось для самогонных аппаратов и дубовых бочек с уже готовой продукцией. Здесь был настоящий завод по производству виски и вина, стояла куча металлических бадей и воронок, пухлых стеклянных еще пустых бутылок.

Ты, видимо, ошиблась.

Все вокруг как-то потеряло свои очертания, будто мои глаза запотели от химозных паров. Да и я уже достаточно надышался этой бурдой.

Я ни разу не пил. Не знаю каков на вкус виски, вино, бурбон и тому подобное. Не понимаю, как людей тянет пить вонючую спиртягу. Нет ничего важнее кристально чистого разума и ничем не разлагаемой личности. Я всегда выбирал себя таким, какой был рожден, за что мне и не было места в обществе. А как будто я хотел в нем быть.

Я видел, как люди убивали себя этим пойлом, как убивали других из-за пустяков под его влиянием. Видел, как загорались алым пламенем и закатывались их глаза, как начинала зловонить душа. Большинство ветеранов, тех, кого не раз прикрывали мои пули, как вернулись домой приложились к бутылке, моментально состарились и уже сгнили в могиле.

Война – это всегда холодный ужас и страх, который никак не забыть. В любом случае ты вернешься далеко не прежним человеком. Вопрос лишь в том, сможешь ли ты дальше жить с тем, что видел, делал и испытывал. Многие не находят сил примириться и справиться с новым «собой». Я ничего доброго не испытывал, глядя на вспоротые животы, оторванные конечности и кровь, смешанную с грязью и кусками органов. На обезображенные тела. Запах свежей, сладковатой крови, смешанный с порохом, с нотками редкой, едва уцелевшей зелени… он заставлял меня вдыхать его чаще и глубже. Сводил с ума с каждым вдохом.

Я не успел развернуться на выход, как яркая и внезапная вспышка света ослепила меня. Голова откинулась назад и в бок от удара холодного металлического вытянутого предмета. Не издал ни звука, гримаса боли не прошла волной по лицу. Я не почувствовал боли.

По мою душу пришел типичный представитель мафиозо, но вместо «томпсона», в руке он держал прямую серебряную трубу. Я рефлекторно потянулся в карман за револьвером, но вспомнил, что передал пальто Джереми.

– Жаль, что так рано уходите, – оскалился мафиозо, молодой итальянец, лет двадцати пяти. Он высоко поднял трубу, целясь нанести еще удар, более точный, прямо по макушке. Швы его дорого костюма в темно-фиолетовую полоску угрожающе заскрипели под напряженными мышцами.

Но получше вглядевшись в свою добычу, весь его запал поутих. Мафиозо вдруг слегка отклонился, раздумывая или припоминая что-то. Труба застыла в воздухе.

– Если мне суждено сдохнуть здесь, так давай. – Я застыл на месте. Тело просто отказалось двигаться. Почему именно сейчас? – Быстрее.

На миг выражение его лица изменилось, и отнюдь не от моих слов. Черные брови подпрыгнули на желтой коже, уголок губ пополз вверх, глаза скользнули в бок. Из-за спины мафиозо выплыл Джереми, держа того на мушке моего револьвера. Полиция Чикаго, мать его.

Джереми медленно переставлял ноги, продвигаясь ко мне, а мафиози стоял на месте, двигая только глазами, нацеленными на Джереми. Мой револьвер, плотно зажатый нисколько не трясущимися руками плавно рассекал воздух, не сводя дуло с намеченной жертвы. Вместо улыбки на лице офицера Харли читалась одна только решимость вышибить ему мозги, если он меня тронет.

Джереми закрыл меня своим телом. Моя жизнь оказалась ему важней своей.

– Разожми ладонь, – скомандовал Джереми, повзрослевшим на двадцать лет голосом.

Мафиозо рассмеялся:

– Какие борзые.

– Захлопнись, скотина.

Я наконец вышел из оцепенения. Прикоснулся к опухшей скуле, к которой приложилась труба. Зубы на месте, кожа была надорвана, из раны сочилась кровь. Следом, потекло из носа.

– К черту ваши самогоны. – Тыльной стороной ладони я прикрыл кровавый водопад, чтобы не запачкать рубашку. – Я здесь, чтобы изуродованные женские тела больше не валялись на улицах у всех на виду, а за это еще получаю по голове.

Труба опустилась. Мафиозо бесстрастно рассматривал мое лицо еще добрых пять секунд и наконец кивнул в сторону выхода.

– Вон. Когда найдете это ублюдка, подвесьте его за крюки, и вспорите брюхо. Так он хотя бы приблизится к искуплению греха за убийство моей сестры.

Я осторожно вынул револьвер из рук Джереми.

– Первая жертва?

– Живо! Пока я не передумал.

Сделав два шага к дверям, я развернулся. Нацелил револьвер на один из четырех самогонных аппаратов.

– Если увижу хоть одного таракана рядом со мной или с ним, эта пуля рассечет головы.

Никто не имеет право со мной обходиться таким образом, а мафия тем более. Пуля проделала дыру в баке одного из аппаратов, из которого тут же потек спирт. Он причинил ущерб мне, а я ему. Мафиозо даже не дрогнул и не повернулся в мою сторону.

Мое пальто валялось на грязном асфальте посреди строительного мусора. Я отряхнул его и водрузил себе на плечи.

– Что ты вытворяешь? – Я преградил путь Джереми. Если бы мог, от души поколотил бы его за этот поступок. – Я не приветствую жертвоприношения, особенно за меня. Не подумал о тех, кого ты там любишь? О Монике? Только посмей еще раз выкинуть такой фортель. Не заставляй меня силой влюблять тебя в самое дорогое, что у тебя есть.

На мне завис пристальный, наполненный ужаса взгляд. Джереми не слушал меня. Его проглотил страх.

– В чем дело?

– У вас кровь черная… – кадык Джереми заходил верх-вниз. Опустил взгляд на мои запястья. Увидел вместо голубых ниток серые.

– Да. Это не заразно.

– Вам нужно в больницу, – обеспокоился он. – Как возможно… жить…

– Как видишь. Это не мешает мне функционировать. В отель.

Пока я оттирался в машине, мой белый платок превратился в серый с черными сгустками вместо крапинок. Кровь быстро загустела и только еще больше размазалась по всему лицу, скрывая собой серый синяк на скуле. А эти черные синяки под глазами. Я будто вышел из шахты.

А я и забыл, каково лицезреть свою же кровь. Забыл, почему работал один.

Какого черта?

«Всему свое время. Мне за тебя дела решать?»

Раньше тебе это нравилось.

Руки Джереми тряслись на руле. Нет, его всего трясло.

– В моей крови много железа, поэтому она и черная, – я предпринял попытку успокоить его небольшой ложью, пока мы не разбились тут к чертям собачим. Думал, он из-за меня так разнервничался.

– Я как мог старался не выдать жуткого волнения, – затараторил Джереми. – Первый раз направил оружие на мафию, да и просто на человека! Очень переживал, что не справлюсь. В тот момент я об этом и не думал, а вот сейчас… Вдруг он бы размозжил бы мне голову этой трубой! А если бы я не успел, вас бы… Я сделал это, потому что должен был сделать. Хоть что-то!

У него начиналась истерика. Он захлебывался в своих словах, нижние зубы стучали об верхние. Я выхватил управление и еле как остановил «понтиак» у мясной лавки под названием «Мясо Маргарет». Чудовищно.

– Простите, это негативные мысли. Вечно они в голове. – Его мутный взгляд забегал по салону. – Сейчас я веду себя неподобающим образом, я понимаю, вы должно быть разочарованы во мне, как и все.

– Джереми. – Я ткнул его в плечо кончиком пальца. – Все живы. Ты и я. Чувствуешь?

– Да! но если бы!

– Этого не произошло.

Через три минуты его руки перестали трястись. В глазах проступил блеск. За все это время я язык натер словами «все живы», а монотонность собственного голоса чуть ли не усыпила меня же.

– Я и правда тряпка. И чего так разнервничался.

– Привыкнешь.

– И зачем вы расстреляли ту бочку? Не боитесь, что нам сядут на хвост?

– Я отомстил. Остальное не волнует.

Из лавки вышли две женщины, весело крича вслед: «Спасибо, Барри!» мяснику и по совместительству продавцу за прилавком, здоровенному мужику лет тридцати, с густой бородой. Белый китель держался на Божьем слове, дабы не разойтись по швам от внушительной массы. Я отметил про себя, что с его лба не упало бы и капли пота, отруби он ногу.

– Как думаете он может быть убийцей? – спросил Джереми, внимательно наблюдая за мясником.

А я наблюдал за другой картиной. Осунувшийся мужчина с землистого цвета лицом, натянутым на череп, пересчитывал мелочь в руке. Его ноги вдруг подкосились, и он вывалил центовики прямо на прилавок. Я опустил стекло. Барри терпеливо собрал монеты, пересчитал. Что-то сказал ему, отчего мужчина задрожал. Барри с виноватым видом развел руками.

– Да мы в одном шаге чтоб сожрать нашу кошку! – Расслышал я задыхающийся голос. – Ты же знаешь у меня трое… как, чем их кормить?! Работы нет, денег нет. Где их брать! Я строил этот город, эту страну! Великие Соединенные Штаты, мать его. И чем они мне отплатили?!