Czytaj książkę: «Змей. Сборник», strona 2

6 февраля 1942 года.

Я не проснусь завтра, я знаю это. Я слишком ослаб. Я один. Мне никто не поможет. Это последняя запись. Я не знаю кто найдёт этот дневник, но пожалуйста, не совершайте наших ошибок, живите в мире. Мир – самое замечательное в нашей жизни, цените его. Это говорю вам я, блокадник Коля Волков. Прощайте!

Тетрадь выпала из моих дрожащих рук. Я не мог до конца осознать прочитанное, Коля не мог умереть! Не мог! Я сидел в оцепенении: только что я прочёл дневник из блокадного Ленинграда. В голове крутилось множество мыслей: я вспомнил, как нам рассказывали в школе про войну, про блокаду, про то, как люди пытались выжить в этих нечеловеческих условиях. И теперь передо мною была тетрадь одного из детей блокады – моего сверстника. Он был таким же человеком, как я: молодой, мечтающий о будущем подросток. Но у него отняли детство! Я ещё раз посмотрел на записи: я представил, как он ходит в мороз за хлебом, прячется от бомбёжек, спит в тёмной холодной квартире, голодает, а когда он находит свою маму с сестрой… На глазах у меня появились слёзы. Я медленно протянул руки к тетрадке и осторожно, боясь помять её, взял. Медленными шагами я побрёл к отцу.

– Как эта тетрадь попала в стол? – спросил я отца и протянул ему тетрадь. Отец сперва посмотрел на моё лицо в слезах, а потом опустил взгляд на мои руки. Он быстро прочитал записи, глубоко выдохнул и сел на табурет.

– Когда дачу только покупали, – начал он, – у хозяев спросили, откуда у них так много старой мебели. Те, в свою очередь, ответили, что когда-то они собирали бесхозные предметы в домах перед сносом в Ленинграде. Я думаю, как раз там они и нашли этот письменный стол с тетрадью.

– Но что стало с Колей? Он выжил? – судорожно спросил я.

– К сожалению, я этого не знаю, – с досадой произнёс отец, – но если ты хочешь, мы можем поехать в Питер и попробовать узнать о нём в архивах.

– Хочу, – тихо сказал я и вышел на улицу. Я посмотрел на голубое небо, на зелень под ногами, на соседских ребят и на ручей возле леса. «Мы должны ценить то, что имеем» – пронеслось у меня в голове.

Чёрная Верста

История знает много примеров мужества, отваги и доблести, но не каждый из них становится известным.

Шла холодная зима 42-го года, я с караула возвращался к позициям. Холодный ветер с острыми снежинками бил в лицо и яростно обжигал кожу, но я не обращал на него внимания. Я находился на фронте с самых первых дней и успел многое повидать: довелось и из «котлов» прорываться с боем, и в Крыму воевать, и Москву оборонять, и вот теперь Сталинград – самая жестокая битва из всех на моей памяти. Много наших там полегло, часто мы были на краю, но город так и не сдали. Сколько сил было приложено, чтобы устоять, не сдать город врагу! Теперь немцы окружены, зажаты в городе, им нет выхода, нет спасения. Они поплатятся за свои зверства, весь мир услышит про Сталинград!

На позициях тихо, ночь давно окутала их и взяла под своё крыло, лишь воронки на земле давали знать о недавних боях. Нас было немного – человек 200-300, мы обороняли маленькую неизвестную деревню, которую и на картах-то не сыщешь, но все мы знали: за деревней – Сталинград. Нужно было держать её любой ценой, не дать врагу прорвать котёл, иначе все усилия наших войск были бы напрасны. Изрядно устав после караула, я направился в небольшую избу на краю дороги, где уже несколько часов спали люди из моего взвода. У входа стоял человек пожилого возраста – Алексей Степанович, мы звали его Отцом за возраст. Он был уроженцем Сталинграда и всегда воевал с нами бок о бок, несмотря на свой возраст и проблемы со здоровьем; мы все глубоко уважали его и ценили. Зачастую он любил рассказывать истории из своей молодости и вспоминать дела давно ушедших дней, но то было только приятнее для бойца – в перерывах между боями всегда было интересно послушать неизвестные рассказы или посмеяться над его байками.

– Игорёк! Ты что ль? – окликнул он меня своим приятным старческим голосом.

– Вечер добрый, Отец, давно меня ждёшь? – с ухмылкой спросил я его и подошёл поближе.

– А кого мне ещё прикажешь ждать? Только ты у нас и ходишь по ночам, все уж спят давно.

–Знаешь ведь, меня на караул поставили, вот поэтому так поздно и возвращаюсь. Была бы моя воля…

– Была бы наша воля, не было б войны, – опустив глаза, перебил он и с долей досады в голосе продолжил, – устал небось? Проходи скорее, тебе уже давно спать пора.

– Спасибо, Отец, береги себя, – хлопнув его по плечу, сказал я и вошёл в избу.

Наутро нас всех срочно вызвали в штаб. Когда я вышел из избы, погода была прекрасная – светило зимнее солнце, белый снег походил на скатерть, а снежинки громко хрустели под ногами. Штаб располагался по ту сторону дороги, так что дойти до него не составило никакого труда. А вот сама новость была ужасна – недалеко от нас немцы прорвали оборону и теперь быстро двигались в нашу сторону.

– Товарищи! – начал командир, – К Сталинграду с юго-запада движется немецкая танковая колонна для прорыва кольца и соединения с окруженными войсками. Мы любой ценой должны их остановить и не дать войти в город, отступать нельзя. Мы обязаны драться до последней пули и последней капли крови. Мы умрём, но не дадим немцу пройти! Подкрепление уже в пути, но оно доберётся до нас только через день. Я не знаю, кто из нас выживет, но наша задача должна быть выполнена в любом случае. Мы долго воевали за наш родной город, так не дадим же его врагу!

После его речи всё пришло в движение – кто занимал оборонительные позиции, кто подтаскивал ящики с патронами, а кто окапывал пушку. Я был артиллеристом и быстро оказался рядом с пушкой вместе с боевыми друзьями. Справа от меня сидел Олег и курил сигару.

– Олег, – окликнул я его, – ещё сигара найдётся?

– Перед смертью не накуришься, – бросил он и протянул мне старую мятую немецкую сигару.

– Брось нести чушь, мы и не через такое проходили. Лучше скажи откуда сигару такую достал.

– Под Москвой у немецкого офицера, – сказал он, выдыхая дым – даже не верится, однако.

Некоторое время мы сидели молча в ожидании противника, но его всё не было.

– Скажи мне, – наконец не выдержал я, – у тебя есть семья? Жена? Дети?

Он посмотрел на меня тяжёлыми серыми газами, долго молчал, но потом тихо ответил.

– Были… И семья была, и жена была, и дети… – по его щеке скатилась слеза и быстро замёрзла на морозе – были… Как сейчас помню: думал, после Москвы возвращусь домой, хоть ненадолго. А как вернулся, – дыхание его было тяжёлым, как у человека, умирающего мучительной смертью, – дома-то и нет. Как потом узнал – бомба ровно на него упала, а то ночь была, все дома были… Вот и нет теперь никого.

Я сидел тихо, стараясь даже не шевелиться, в голове постоянно крутилась мысль: сволочи! Кто им дал право вершить человеческие судьбы? Кто позволил им убивать семьи? Как они могли посметь делать такое?

– Олег, попомни мои слова. Я обещаю, они поплатятся за это. Они за всё ответят. Ни один фашист сегодня не перейдёт у меня этот рубеж!

Через время на горизонте послышался одинокий гул мотора.

– Разведчик, – поглядывая на горизонт, доложил Костя, самый младший из нас, –должно быть, нашу оборону ищет.

– Пусть ищет сколько хочет, я эти пушки лично маскировал, – отвечал ему Иван, – а если хоть попробует… Во! – он поднял в небо пулемёт с явной угрозой в сторону далекого самолёта, – будет знать, гад, как над нами летать.

Самолёт снизился, несколько раз облетел нашу деревню и отправился восвояси.

– Если ещё раз прилетишь, я за себя не ручаюсь! – прокричал Иван вслед.

– Ты бы лучше все пушки ещё раз проверил, а не кричал самолётам.