Тайна старой усадьбы. Серия «Семнадцатый отдел»

Я принимаю важное решение

Я нашел в себе достаточно мужества, чтобы спокойно ответить: «Доброе утро». Но больше не мог выговорить ни одного слова. Сеймор беззаботно прошелся по комнате и придвинул мне кресло, предлагая сесть. Первое, что помогло мне оправиться, было крепнувшее убеждение, что мистер Сеймор не подозревает во мне нарушителя его покоя двенадцать часов тому назад. Я вспомнил, что он стоял напротив света, тогда как я и Джордж стояли на противоположном конце комнаты, и что он сразу же потушил свечу, как только я крикнул. Сообразив это, я вновь вздохнул свободно и оправился окончательно от изумления.

– Я пришел к вам прямо от господ Блэр и Баллэнтейна, – начал я. – Они сообщили мне, что вы хотели бы снять Брэкенбридж-Холл.

Мистер Сеймор кивнул.

– Да, я предложил им сдать мне дом… Не угодно ли вам сигару, сэр?..

Он придвинул мне коробку хороших сигар, от которых я отказался. Он зажег свою, тогда как я продолжал говорить.

– Мистер Блэр хотел, чтобы я переговорил обо всем лично с вами.

– Да, он был прав, – кивнул мистер Сеймор, дружественно добавляя: – Могу я вам предложить выпить чего-нибудь? Какой коктейль вы предпочитаете?

– Мне будет совестно принять от вас коктейль, – сказал я, смеясь, – поскольку я пришел заявить вам, что я не могу сдать вам Брэкенбридж-Холл.

Мистер Сеймор негромко рассмеялся и помахал в воздухе толстенькой ручкой. На его мизинце пурпуровыми отливами горел темный рубин.

– Два мартини, – приказал он в телефон, стоящий возле камина. – Принести в частную приемную мистера Сеймора.

Он снова поглубже уселся в свое кресло и затянулся сигарой.

– Брэкенбридж такое чудное место, – произнес он своим отрывистым голосом, выпуская при этом клубы белого дыма. – Вы знакомы с этим местом… э…? – он взглянул на мою визитную карточку, лежавшую рядом со мной на столе. – Мистер Драйсдейл?..

– Я только проехал через деревушку, – ответил я, стараясь быть все время начеку.

Я все еще пытался решить, догадывается ли он все-таки о событиях прошлой ночи и не сделает попытку как-нибудь ненароком выманить у меня признание. Но следующее замечание было другого рода:

– Я довольно долго жил в деревне, в отеле. Я занимаюсь рыболовством, а в часы досуга рисую. Я больше всего люблю замарать акварелью картину. Для художника окрестности Брэкенбриджа – это настоящий рай. Ну и, в конце концов, отель мне сильно надоел.

– Это понятно, – учтиво согласился я. – Все отели быстро приедаются.

– Да, конечно. Мне очень не хотелось покидать здешних мест, поэтому я стал искать и в конце концов нашел для себя помещение. Там и прожил около года. Надо сказать, помещение весьма примитивное, но уютное. На это совсем не похоже. – Он, улыбаясь, обвел рукой свою приемную. – А вот и наши напитки. За ваше драгоценное здоровье, мистер Драйсдейл! За более близкое знакомство!

Я, в свою очередь, выпил за его здоровье.

Так как ему, видимо, нравилось говорить о себе, я стал ждать продолжения его рассказа.

– Моя хозяйка – премилая старушенция, – сказал он, попивая из своего стакана. – Сестра одного фермера. Мне говорили, что он у вас снимает землю и служит чем-то вроде управляющего в вашем имении. Зовут его Форсит.

– Да, он – управляющий имением, – согласился я, вспомнив, что уже слышал это имя. – Мне о нем только что говорил мистер Блэр.

– Конечно, – сказал мистер Сеймор. – Говоря между нами, он настоящий бирюк, – прибавил Сеймор конфиденциальным тоном. – Но так как Форсит не встречается со мной, меня не очень беспокоит его желчность. Я прожил там спокойно и счастливо целый год. Теперь мне хотелось бы покончить с делами – я ведь торговец, работал на востоке – и хотел осесть поудобнее. Итак, мне хочется жить оседло… в Брэкенбридж-Холле. – Он снова рассмеялся и посмотрел на меня. Лицо его озаряла широкая, откровенная улыбка. – Что вы на это скажете, мистер Драйсдейл?..

– Да вот, – начал я. – Я сам еще не знаю, что вам сказать. Я уже почти решил жить там сам.

– Если бы вы знали окрестности и дом, милый сэр, вы бы не сомневались больше. Место чудесное – если есть деньги, – он вопросительно взглянул на меня. – Ну, а если нет… – он пожал плечами.

– Разумеется, у меня есть годовой доход, – поспешил я ответить и показать свою смелость.

– Простите меня, – ответил он, и глаза его потускнели. – Я не хотел показаться нетактичным. Я прошу извинения, я сказал глупость.

– Нисколько, – ответил я. – То, что вы сказали – сущая правда. Надо иметь большие деньги, чтобы самому жить в Брэкенбридж-Холле как следует. Это одно из соображений, которые заставляют меня колебаться. В ином случае я не пришел бы к вам вообще.

Мистер Сеймор утвердительно кивнул головой.

– Да, да, я вполне вас понимаю.

– Я, понятно, очень благодарен вам за ваше предложение, – прибавил я, – но мне хочется сначала все толком обдумать. Давайте оставим пока этот вопрос открытым. Через несколько дней мистер Блэр письменно известит вас о моем решении.

– Мой милый мистер Драйсдейл, – сказал мистер Сеймор, придвигая свой стул поближе ко мне, – вы очень любезны. Но послушайте, зачем говорить обиняками? Мне кажется, что мы уже признали друг друга за – как бы сказать? – птиц одного полета. Что бы то ни было, мы оба принадлежим к одному обществу и как-то можем договориться, поскольку одинаково смотрим на вещи. Я вам предлагал двести фунтов в год. Говоря правду, мне противна мысль о том, что я снова буду гоняться по окрестностям в поисках дома, и, наконец, должен буду поселиться где-нибудь, где мне совсем не по душе жить. Поэтому я прямо предлагаю вам триста фунтов в год. Весь ремонт я беру на себя. Идет?

Он выпрямился на стуле и прямо посмотрел на меня. Рука его застыла в воздухе с сигарой, зажатой между вторым и третьим пальцами. Затем он снова откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– Что же, и это предложение вас не соблазняет? – спросил он.

– В том-то и беда, что соблазняет, – ответил я. – Очень даже соблазняет…

– Я хорошо вас понимаю, – медленно произнес он. – Дело ведь не только в трехстах фунтах, кроме этого все расходы на ремонт минуют ваш карман. Конечно, вы правы, мистер Драйсдейл, – голос его как бы отрезал слова. – Чего же сомневаться из-за каких-то нескольких фунтов? Вот мое последнее слово, – он смахнул пепел с сигары на пепельницу и протянул руку, как бы желая пожать мою. – Я даю триста пятьдесят фунтов в год – заключим нашу сделку.

Он улыбнулся. Полная, белая рука, сверкая красным камнем, раскрылась и вытянулась в моем направлении.

– Я уверен, что вы согласны, – улыбка его растянулась еще шире. – Нет, вы, я вижу, шотландец старого покроя. Что ж, я этим восхищаюсь.

Он подернул плечами и рассмеялся. Я поднялся с места.

– Простите меня, – сказал я, – но я, право, не могу решить прямо сейчас. Я обещаю, что вы услышите о моем решении от моего нотариуса через два-три дня.

– Выпейте еще что-нибудь до вашего ухода, – сказал он.

Он уже подошел к телефону, но я вовремя остановил его.

– Через несколько дней, – сказал я еще раз, прощаясь с ним, – вы будете знать. Не позднее, чем через три дня. Это я могу вам обещать.

– Я возвращаюсь в понедельник на ферму. Может быть, мы там встретимся, – сказал он медленно. На его лице сияла довольная улыбка. – Думаю, что вы к тому времени решите принять ли мое предложение. Я, во всяком случае, не теряю надежды. До свидания.

***

Джордж опоздал на две минуты. Я уже сидел в ресторане отеля «Каледония». Всю первую половину нашего завтрака я занимал подробным рассказом о моих деловых свиданиях.

– Судя по твоему рассказу, – сказал Джордж, когда я закончил, – я решил, что этот тип Блэр, нотариус, ловкий мошенник, который постарается прикончить тебя, если представится возможность. Тогда как этот Сеймор, согласно твоим же словам, обладает всеми хорошими качествами. А что, Блэр не пробовал занять у тебя десятку или что-нибудь в этом духе?

– Конечно, нет! Он был весьма деловитый человек.

– Мерзавец ужасный! Ну, а тот, Сеймор? Из твоего описания возникает очень благоприятная картина. Вы просидели вместе целое утро, пили, курили, рассказывали друг другу всякие истории, – точно два старых приятеля, не правда ли? Это то, что ты хотел сказать?

– Не совсем, – улыбнулся я. – Конечно, Сеймор был весьма милым и гостеприимным, тогда как нотариус был резким и холодным. Но Сеймор был не только дружелюбен – он был, несомненно, невероятно хитер. Было ясно, что он всю свою жизнь был дельцом. А также ясно, что он во что бы то ни стало хочет снять Брэкенбридж-Холл. Ведь он почти удвоил под конец предложенную им сумму.

Джордж свистнул.

– Удвоил, черт возьми! Хорош делец! Я бы, скорее, понял, если бы он постарался тебя как-нибудь ущемить. А что ты ему ответил на это?

– Я ответил, что дам ему знать о своем решении через несколько дней.

– Правильно. Вот, пусти только какого-нибудь Драйсдейла в такую домину, в нем сразу же заговорит кровь предков. Ты так разволнуешь милейшего друга Сеймора, что он готов будет умножить первоначальную цифру на четыре, но не захочет отказаться от мысли снять твой Брэкенбриджский дом.

– Я думаю, что это так, – медленно произнес я.

Джордж серьезно посмотрел на меня.

– Ты согласен с тем, что я сказал? Интересно знать, почему именно.

– Это, – ответил я, – я и хочу выяснить.

– Да, – согласился Джордж. – За всем этим что-то кроется. Давай, завтра же попытаемся разузнать, в чем дело.

– Завтра? Сегодня, ты хочешь сказать? Я не хочу терять ни минуты.

Лицо Джорджа затуманилось.

– Ты меня простишь, если я скроюсь до завтрашнего утра. Мне ужасно неловко, но я не вижу, как поступить иначе. Я тут встретил одного человека из министерства, и он пригласил меня поужинать с ним сегодня вечером. Это дело не совсем официальное, надо переговорить кое о чем. А, кроме того, я должен многое тут купить. Мне хочется закончить со всеми этими делами до завтрашнего утра. А если ты хочешь сегодня побывать в Брэкенбридже – поезжай. Если же тебе надо купить что-нибудь, я с удовольствием сделаю это за тебя.

– Спасибо, – ответил я. – Я тебе очень благодарен.

Я перечислил несколько нужных вещей.

– И потом, – прибавил я, – достань мне хороший, удобный и небольшой револьвер системы Уэбли⁵.

– Вот это я понимаю, – сказал Джордж, прибавляя к списку револьвер. – При одной мысли об этом душа радуется. Я куплю два револьвера, ведь ты не хочешь лишить и меня удовольствия? А теперь, если ты хочешь возвращаться в Брэкенбридж, нужно только узнать время отправления поезда.

Заглянув в расписание, я убедился, что у меня остается достаточно времени, чтобы, не спеша, пройтись по Принц-стрит к станции. Джордж пошел покупать рыболовные снасти.

– Оставь хоть что-нибудь из приключений на мою долю, – сказал он мне при расставании. – Не заканчивай своего расследования до моего появления. Ну, так до свидания, до завтра!

Меня поразил оптимизм моего приятеля. Неужели он вообразил, что все так просто выясниться за одну ночь? Конечно, могло случиться и так, что я ненароком нападу на какое-нибудь пустяшное обстоятельство, которое поможет мне раскрыть всю цепь происшествий, выражаясь мягко, необычных.

– Какой-нибудь пустяк, – мысленно повторил я и вздрогнул. Передо мной был весьма большой и не пустяшный факт. Каким образом мог он повлиять на дальнейшее – я еще не знал. Но факт был налицо, и мне предоставлялся выбор: принять, заметить его, или же пройти мимо, не обратив внимания. Но вразумительно объяснить этого обстоятельства я не мог.

Я как раз подходил к «Норт Бритиш отель» и собирался свернуть на маленькую улочку, ведшую к станции, когда мой взгляд случайно остановился на одном из окон мистера Сеймора, как раз на окне той гостиной, где я провел часть утра. Вдруг я в этом окне увидел фигуру, которую я узнал с неприятным чувством удивления. Это была Маргет Шоу, дочь Брэкенбриджского священника. Ее прелестное лицо было мрачным и озабоченным. Она бесцельно смотрела на проходившую по улице толпу.

Я рад, что в ту минуту у меня нашлось достаточно сообразительности, чтобы отойти на шаг и встать так, чтобы она не могла меня видеть. Должен признаться, прежнее спокойствие покинуло меня. Значит, Сеймор, действительно, что-то затевал в Брэкенбридж-Холле и поэтому желал выдворить меня. Для этого он собирался снять мой дом. Но мне было особенно горько думать, что Маргет был соучастницей в этом деле.

За пять минут до этого я бы решил, что такая вещь вообще немыслима. Я мог допустить, что они знакомы между собой, живя в одном местечке, но то, что Маргет окажется в гостиной Сеймора через два часа после моего ухода оттуда – это мне казалось невероятным. А вместе с тем я сам только что видел ее там.

Пока я стоял, погруженный в размышления, скользя взором по прохожим, я увидел еще одну вещь, заставившую меня снова вздрогнуть.

– А! – подумал я. – Вот кого она дожидается!

Черная фигура выделилась перед входом в отель из потока толпы и, остановившись, стала быстро озираться. Затем, удовлетворившись, по-видимому, наблюдениями, она быстро вбежала по ступенькам и скрылась в подъезде отеля. Это был священник Данкан Шоу. Я бы везде узнал это бледное лицо с живыми, черными глазами.

Все это давало достаточно пищи для размышлений – не очень мирных, поскольку я не мог спокойно думать о том, что Маргет имеет что-то общее с Сеймором. Пока я стоял на углу, мой ум лихорадочно работал. Наконец, я решил действовать. Тростью я поманил проезжий автомобиль и, быстро перейдя через улицу, вскочил в него.

– Кастл-стрит! – приказал я ему, называя номер дома мистера Блэра. – Только поскорее! У меня осталось всего двадцать минут до отхода поезда! – прибавил я.

Ночью

Я не опоздал на поезд, даже приехал на станцию за несколько минут до отхода. В кармане у меня лежали ключи моего покойного родственника, а на столе у Блэра записка, напоминавшая ему о необходимости написать на следующий день письмо мистеру Сеймору с отказом в аренде Брэкенбридж-Холла. Причиной этого отказа служило то обстоятельство, что мистер Рональд Драйсдейл сам намеревался поселиться в вышеназванной резиденции. Мой разговор с мистером Блэром длился недолго и носил весьма деловой характер.

Чтобы попасть в Брэкенбридж, пришлось пересаживаться в Ильтоне. На этой-то станции я буквально наткнулся на Маргет Шоу и на ее отца. Я подозревал о том, что они поедут домой тем же поездом. Вероятность подобной встречи, во всяком случае, не была исключена. Поэтому я не потерял самообладания, когда увидел их на станции и даже поздоровался с ними. Но чувства мои были достаточно «взъерошены». Я намеревался довести мое расследование до конца, пренебрегая собственными симпатиями и антипатиями, подозревая всех и каждого, в поисках всего подозрительного, что могло бы навести меня на след. Хотел разобраться в этом деле или же, в противном случае, признать себя дураком и трусом. Принимая все это во внимание, я обрадовался случаю, позволившему мне приехать на север в обществе мистера Шоу и Маргет.

Маргет – вот, где таилась разгадка. «Подозревать всех и каждого» было моим решением. Но как я мог подозревать эту девушку, сидевшую напротив меня в вагоне, такую молодую и красивую, загоревшую от солнца и ветра на этих высоких холмах? Неужели она в состоянии совершить что-либо, недостойное ангела? Глаза ее без боязни встречались с моими. А все подозрения казались беспочвенными и несправедливыми. Однако факты говорили об обратном.

В разговоре мистер Шоу объяснил причину своей поездки в Эдинбург. Он присутствовал на церковном собрании.

– Я люблю брать Маргет с собой в подобных случаях, – сказал он. – Мне думается, что ей в Брэкенбридже должно быть очень скучно, вечно сидеть со старым отцом занудой.

С этими словами он любовно похлопал девушку по руке.

– А я повидался со своим нотариусом, – сказал я, – и дал ему знать о своем решении по поводу Брэкенбридж-Холла.

Мистер Шоу наклонился и выжидательно стал вглядываться в мое лицо, как бы желая прочесть мои мысли.

– Да, да, – нетерпеливо сказал он, – так вы окончательно решились?..

– Да, решился, – ответил я равнодушным тоном. – Я сам буду жить там, и значит, мы с вами, будем соседями.

Рот мистера Шоу раскрылся, и он выпученными глазами посмотрел на меня. Затем отвернулся и молча стал смотреть в окно. Я решил не прерывать этого молчания, а на своем лице я чувствовал пристальный взгляд Маргет.

– Мистер Драйсдейл! – снова обратился ко мне священник. – Я надеюсь, что вы будете счастливы в Брэкенбридже. Если есть что-нибудь на свете, чем бы я мог способствовать вашему благополучию – вы только скажите… вашему удобству… гм… вашей безопасности… – голос его понизился на последнем слове.

– Спасибо большое, – сказал я, – я уверен, что должен буду прибегнуть к вашей помощи во многом. Что же касается моей безопасности – я уверен, что могу сам сохранить себя от любой опасности.

– Вы переночуете на постоялом дворе? – спросил меня мистер Шоу. – Если нет, то мы будем рады, если вы придете к нам. Ведь это можно устроить, не правда ли, Маргет?..

– Конечно, можно, – улыбаясь, согласилась девушка. – Мы будем рады вам, мистер Драйсдейл. Почему бы вам не остаться у нас до того, как вы сможете перебраться в Брэкенбридж-Холл?

– Еще раз благодарю вас, – ответил я, – но если вы позволите, не стану вас стеснять. Мне хочется хорошенько осмотреть дом в течение сегодняшнего дня и вечера, и решить, что там надо сделать. Кстати, не могли бы вы мне помочь? Пожалуйста, объясните мне, как пройти к ферме мистера Форсита? Ведь он управляет имением, не так ли?..

– Маргет с удовольствием проводит вас туда, – сказал мистер Шоу. – Эта ферма находится с четверть мили от Брэкенбридж-Холла. Но сначала выпейте с нами чашку чая.

Перед маленьким домом, под сенью развесистого дерева, я вволю насладился спокойствием и тишиной окружавшей меня природы и умиротворяющей красотой Маргет. Красота была настоящая и выражалась она во всем: в чудных глазах девушки, в каждом повороте ее головы, во всех движениях. От этого мир, мне казался поверхностным. Над этой поверхностью проносились бури, отголосок которых докатился до меня. После чая я пожал руку любезному хозяину, а молодая хозяйка провела меня по узенькой дорожке среди полей к Мызе. Так называлась ферма, на которой жил Форсит, мой управляющий. Дом, низенький и старый, скрывался в роще деревьев. С одной стороны к нему был пристроен флигель, вдававшийся в сад. Маргет собралась, было, обойти дом и войти через черный ход, но вдруг остановилась и расхохоталась.

– Какая оплошность моей стороны! – воскликнула она. – Провожать лэрда через черный ход! Нет, это совсем не годится! Я-то постоянно прихожу сюда за маслом и яйцами и, конечно, вхожу через черный ход. Идемте сюда, мистер лэрд, пройдемте к парадному ходу.

Мы повернули обратно и прошли через маленькую белую калитку. Маргет позвонила, а я с любопытством стал оглядываться. В дальнем конце сада виднелась другая белая калитка, ведшая к домику, обсаженному с обеих сторон густой живой изгородью. Стеклянная дверь выходила из флигеля на прилично остриженную лужайку. В этом-то флигеле, вспомнил я, и живет этот тип Сеймор. Хотя ферма и казалась темной, она не была лишена красоты, я мог себе представить удовольствие Сеймора от тишины и нелюдимости, которые тут царили. Ферма была расположена в защищенной котловине. Мне хотелось знать, в какой комнате он живет, но так как Маргет ни разу не произнесла имя Сеймора, то я решил промолчать не спрашивать ее о постояльце.

На наш звонок никакого ответа не последовало. Даже собак не было слышно.

– Видите, – рассмеялась Маргет, – этот звонок почти никогда не используется. А что, мистер лэрд, можете вы на этот раз забудете о своей гордости и все-таки пройдете со мной через черный ход?..

Она побежала вперед, и в то время, как мы подходили к задней двери, из амбара вышла маленькая, седая женщина с глазами пугливыми, как у зайца.

– Простите меня, мисс, – сказал она, – я кормила кур. Вы долго ждали?..

– Всего минуту, – ответила Маргет. – Джесси, это наш новый лэрд. Мистер Драйсдейл, это сестра мистера Форсита. Вам Джесси понравится.

Женщина сделала реверанс и пожелала мне доброго дня.

– Мистер Форсит тут? Мистер Драйсдейл хочет осмотреть большой дом: вы можете найти ключи?

– Да, они в конторе, – ответила женщина и, быстро затопотав своими тяжелыми сапогами, ушла.

Через минуту она вернулась со связкой ключей, которую отдала в руку Маргет.

– Может, вы будете так добры, мисс, и проведете лэрда в дом? У меня очень грязная одежда, и я не могу пойти, – с этими словами она грустно посмотрела на свой передник и свое платье.

– С удовольствием, Джесси, – согласилась Маргет. – Если вы полагаете, что мистер Форсит не будет иметь ничего против.

Глаза Джесси беспокойно забегали.

– Как вы думаете, мисс, он не рассердится? Мне не хочется его рассердить. Но если лэрд хочет сейчас идти…

– Ничего, Джесси, – рассмеялась Маргет. – Вы можете сказать вашему брату, что вина целиком лежит на мне, и что мистер Драйсдейл непременно хотел сейчас же осмотреть дом.

Джесси снова сделала реверанс, и мы отправились в Брэкенбридж-Холл.

– Это долина ведет к главной дороге в сторону парка, – объяснила Маргет. – Когда мы поднимемся на вершину этого холма, вы увидите задний фасад вашего дома между деревьями. Знаете, отец совершенно искренне приглашал вас остановиться у нас. Переезжайте к нам и оставайтесь, сколько захотите. Правда, почему бы вам не пожить у нас до тех пор, пока все будет подготовлено в большом доме?..

– Спасибо, но, – я отрицательно покачал головой, – со мной мой приятель Джордж. Он в отпуске, и мы намереваемся проводить наши вечера за рыбной ловлей. Мы никогда не осмелимся нарушить покой вашего дома шумными ночными возвращениями. Ведь мы будем возвращаться часа в три и, кроме того, совсем мокрые.

– Это было бы только интересно, – настаивала Маргет.

– Для нас с Джорджем – да. Нет, нет, это с вашей стороны очень любезно, но мы слишком уж шумные. А разве в парке или в саду Брэкенбриджа нет домика, в котором мы могли бы устроиться? Какой-нибудь хижины, где мы могли бы поставить походные кровати и готовить на примусе?

– Вы хотите пожить в примитивной обстановке. Это, пожалуй, еще интереснее. Там, около задних ворот, есть коттедж садовника. Конечно, там давно никто не жил, но, кажется, там стоит какая-то мебель.

– Это нам отлично подойдет, – уверил я ее. – Проводите меня и покажите, где это. Я сегодня вечером перетащу свои вещи туда.

– Быстро у вас все делается! – откровенно рассмеялась Маргет. – Вы куете железо, пока горячо. Ну, вот, мы и пришли.

Живая изгородь на краю дороги сменилась высокой стеной, из-за которой свешивались сучья громадных деревьев. Наконец, мы подошли к деревянным воротам.

– Позвольте мне.

Я выдвинулся вперед и взял у нее ключи. Тяжелые ворота распахнулись. За стеной нас встретило настоящее запустение. По краям аллей, ведших к группе полуразвалившихся зданий, похожих на конюшни, росла крапива. Я закрыл ворота и последовал за Маргет по тропинке к коттеджу, в котором когда-то, по-видимому, очень давно, жил садовник.

– Как раз то, что мне надо, – коротко отрезал я, когда мы осмотрели коттедж. – Три комнаты и кухня. Есть в деревне кто-нибудь, кто может заняться уборкой?

– Джесси с Мызы в свое время стряпала и убирала для старого мистера Драйсдейла. Я уверена, что она согласится работать также и у вас.

– Ну и чудесно. Лучше придумать нельзя. Вы хорошо сделали, мисс Шоу, рассказав мне об этом коттедже.

– Я очень рада, что вам нравится ваш бивуак, – ответила Маргет.

Она закрыла дверь и провела меня по другой тропинке к конюшням и домам служащих. Все это имело такой вид, будто здесь никого не было в продолжение нескольких лет. Стекла в окнах были выбиты, замки заржавели, и между плитами конюшенных дворов кустиками росла трава.

Мы с ней бродили из комнаты в комнату.

– Большая часть дома оставалась нежилой, – пояснила мне Маргет. – Джесси время от времени проводила генеральную чистку, но старый мистер Драйсдейл жил в библиотеке. Библиотека, его спальня и крошечная каморка, в которой он ел – вот единственные помещения, в которых он когда-либо бывал. Казался он очень странным, но, в сущности, это был очень милый человек. Он умел быть очаровательным, даже галантным, когда хотел. Вот и библиотека. Уф, как темно!

Маргет прошла вперед и раздвинула занавески. Перед камином валялся опрокинутый стул, а маленький столик лежал посреди комнаты вверх ногами. Все это были результаты событий прошлой ночи. Мой взгляд остановился на письменном столе, который этот тип Сеймор старался вчера открыть. Это была старинная, массивная вещь, какие теперь еще можно найти в магазинах старьевщиков. Стул, которым оглушили меня, как я теперь заметил, оставил трещину в боковой части письменного стола.

«Это мы исследуем завтра вместе с Джорджем», – подумал я.

– Кто-то неосторожно ходил в темноте, – заметила Маргет, переворачивая и ставя на место опрокинутые вещи. – Вы когда-нибудь видели такое количество книг? Что это вы так внезапно притихли? Даю пенс за ваши мысли! В чем дело?

– Простите, – очнулся я. – Я только раздумывал о странном образе жизни моего старого дяди. Я не удивляюсь теперь, что на нас смотрели с удивлением, когда мы спрашивали сюда дорогу. Господи, провести столько лет в этом помещении! Целую вечность просидеть тут, не видеть почти никого! Вот так жизнь!

– А вы теперь, – сказала Маргет, – предполагаете последовать его примеру? Но я надеюсь, что вы время от времени будете забегать к нам и пропоете иногда нам комическую песенку или расскажете что-нибудь веселое, чтобы спугнуть черные мысли.

– Вы уже точно решили поселиться в Брэкенбридж-Холле? – голос ее ушел куда-то вглубь, в нем теперь звучала нотка беспокойства, тогда как в глазах ее снова появилось испуганное, тревожное выражение. Может быть вы возьмете свое решение назад?

– Нет, я отступать не намерен! – воскликнул я. – Об этом и речи не может быть! J'у suis, j’y reste⁶… Я хочу тут прочно основаться.

Тогда случилось то, чего я никак не мог ожидать. Я мог лишь молча стоять и сознавать, какой я глупый и неповоротливый осел. Маргет отвернулась от меня и, прислонившись к ставне одного из окон, закрыла ладонями лицо. Рыдания сотрясали ее маленькое худенькое тело. Я растерялся. Почему она так внезапно расплакалась? Казалось, этому не было никакой причины. В моих словах ведь не было ничего обидного. Неужели – мысль эта внезапно осенила меня – неужели она плакала из-за меня, из-за того, что я так твердо и бесповоротно решил поселиться тут? Неужели она боялась за меня?

Исполненный нежности и жалости, я осмелился подойти к ней. Я бормотал разные глупости, чтобы утешить ее, а мое сердце билось в порыве любви к этой девушке. Это чувство толкало меня, и я, протянув руки, обнял плачущую, дрожащую Маргет. Ее худенькое тело нервно вздрагивало. Она положила голову мне на плечо. Лицо ее все еще оставалось зарытым ладонями. Ее красота, ее свежесть очаровывали. Осторожным движением я отвел ее крепкие, загорелые пальчики от лица. Глаза, наполненные слезами, широко раскрылись и поднялись к моим, тогда как рыдания еще заставляли ее нервно вздрагивать. Я нагнулся с намерением поцеловать ее мокрые от слез губы, но она с легким криком вырвалась от меня и уцепилась испуганно за занавеску.

– Маргет, дорогая! – произнес я. – Вы знаете, что я люблю вас. Я полюбил вас с первой минуты нашего знакомства.

– Тсс, – сказала она, смахивая слезы со щеки, – вы не должны говорить этого. Никогда, никогда не повторяйте этих слов!

– Почему, неужели вы меня так ненавидите?

– Вы знаете, что это не так, – сказала она с оттенком горечи в голосе. – Но, я лишь хочу, чтобы мы были добрыми друзьями.

– Скажите мне, Маргет, – настаивал я, снова придвигаясь к ней, – вы совсем, совсем не любите меня?

– Нет, нет, – воскликнула она, – я не должна вам отвечать, я не могу! Мы должны оставаться друзьями, неужели вы не можете понять?

Она сложила руки, и лицо ее потемнело, точно на него нашло облако.

– Вы хотите сказать, что любите другого?

Она как-то неопределенно покачала головой.

– Вы не должны задавать мне таких вопросов. Обещайте больше никогда не повторять их. Это бесполезно,.. невозможно.

С этими словами Маргет протянула мне руку.

– Пожмем друг другу руки в знак дружбы, Ронни, – сказала она, немного успокоившись. – Мы – товарищи.

Мы серьезно пожали друг другу руки, и вдруг оба разом расхохотались. Этот смех был только реакцией после нервных переживаний, но я думаю, что именно он, этот смех, запечатлел нашу дружбу. Но он же и заставил меня молчать. Рукопожатие и взрыв смеха как бы выстроили между нами непроницаемую стену. Маргет должна была оставаться верной кому-то, и я не должен был вмешиваться в ее дела – во всяком случае, я не должен был спрашивать у нее объяснений. Какое отношение эти секреты имели ко мне и к тем странным обстоятельствам, которые вмешались в мою жизнь, – я не мог понять.

– Маргет! – обратился я к ней после долгого молчания, в течение которого мы бродили вдоль стен библиотеки, осматривая все. – А я знаю, почему вы только что заплакали.

– Я тоже знаю, – улыбнулась она. – Потому что я – глупая дурочка.

– Нет, потому что вы убедились, что я дурак, то есть, что я делаю глупость, решая жить тут. Вы плакали, потому что тут происходят непонятные вещи, которые угрожают моей жизни.

– Да, я об этом говорила. Я ведь еще вчера вечером предупреждала вас, но я сама не знаю ничего. Я даже, наверное, не знаю толком и того, о чем я вам говорила. Я могу лишь догадываться. Конечно, мои подозрения могут оказаться ложными.

– Я не думаю, что все это чепуха, – живо возразил я. – Вернее, наоборот. Но я хочу поселиться тут в Брэкенбридж-Холле и добраться до сути.

– Только обещайте, – серьезно сказала она, кладя мне на рукав свою руку, – дайте мне слово, что будете осторожны.

– Я могу обещать только тем, кто сует сюда свои нос, – злобно сказал я, – что им несдобровать.

Маргет рассмеялась, присущим ей движением закидывая голову.

– Ну, – сказала она, – теперь я не так сильно боюсь за вас. Особенно сейчас, когда у вас такой свирепый вид. Вы из числа храбрецов.

– Не только храбрый, – ответил я. – Я то, что называется «сорвиголова».

– Идемте, вы потом сами посмотрите остальную часть вашего дома, – позвала меня Маргет.

Со странными мыслями улегся я спать тем вечером в коттедже садовника. Еще два дня тому назад я принадлежал к корпорации служащих большой автомобильной фирмы на Пикадилли – а теперь стал шотландским лэрдом. Но, поистине, ни один лэрд еще не вступал во владение своим имением при более странных обстоятельствах, чем я. Я снова и снова перебирал в уме все происшедшее со мной: встреча с Маргет, случай в библиотеке, предупреждение священника, мистера Шоу, совет Маргет, вырвавшийся с такой нежностью у девушки в темноте, желание настойчивого нотариуса, мистера Блэра, чтобы я сдал старый дом, свидание с Сеймором, появление Маргет с отцом в его гостиной спустя два часа после моего ухода, непонятное нежелание Маргет дать мне объяснения – все это каким-то фантастическими узорами сплеталось в моем уме и воображении. Наконец, я потушил свечу и приготовился спать.