…Население Европейской России, – пишет далее русский социолог, – потеряло в войне почти одну седьмую часть, население Азиатской России – только 1/30. Это значит, что война и революция унесли главным образом те элементы, которые строили Россию, составляли ее ядро и по своим свойствам были выше азиатских инородцев».

Процесс разрушения традиционных социокультурных структур в России был стимулирован насильственной коллективизацией сельского хозяйства 1929–1932 гг. Этот социальный катаклизм нередко именовался «второй тоталитарной революцией», «революцией сверху». Коллективизация означала навязывание основных политических и экономических принципов тоталитаризма важнейшей социальной страте России – крестьянству. Она, писал Л. Колаковский, «лишила собственности самый многочисленный социальный класс в России, раз и навсегда установила государственный контроль над сельским хозяйством, аннигилировала последнюю социальную группу, в какой-то мере независимую от государства… и с помощью голода, массового террора и убийства миллионов сломила дух населения и беспощадно выжгла последние следы сопротивления режиму». Направленность коллективизации сельского хозяйства на разрыв с традицией подчеркивал французский советолог А. Безансон. «В проекте было уничтожение первичной ячейки крестьянского мира, последней материальной связи со старым режимом – деревни… – писал он. – Предусматривалась ликвидация деревни и избы, традиционных элементов организации сельской жизни, и поголовное переселение крестьян в крупные жилищные блоки». В русской деревне в 1929–1932 гг. был уничтожен слой наиболее трудолюбивых, продуктивных и зажиточных крестьян. В ходе коллективизации было ликвидировано более 1 млн крестьянских хозяйств и из деревень было депортировано в Сибирь и Казахстан, по некоторым оценкам, до 8 млн чел. В результате вызванного коллективизацией голода 1932–1933 гг. погибло, по-видимому, 56 млн человек; от голода особенно пострадали Украина, Северный Кавказ, Средняя Волга.

Коллективизация стала демографической и социальной катастрофой. Резко упала квалификация совокупного сельскохозяйственного работника страны. Фактически в ходе коллективизации крестьянство было отчуждено от земли и, следовательно, утратило свою социальную сущность.

Помимо этого, в результате коллективизации из деревни было выброшено от 15 до 25 млн крестьян, которые составили основную массу новых работников промышленности. Миллионы выходцев из деревни стали рабочими на стройках пятилеток, приняли участие в сооружении индустриальных гигантов. Если в 1928 г. примерно 80 % всего работающего населения СССР было занято в сельском хозяйстве, то в 1940-м – только 54 %, а городское население в 1926–1939 гг. увеличилось на 30 млн человек, численность же советского рабочего класса за тот же период возросла с 9 до 24 млн человек – преимущественно за счет крестьян, ушедших из деревни в ходе коллективизации.

С началом коллективизации в 1929 г. новая волна гонений обрушилась на православие. Всего в СССР с октября 1917-го по начало 1940 г. было физически уничтожено 42 000 священнослужителей Русской Православной Церкви. В 1932 г. была объявлена «безбожная пятилетка»: коммунистическое руководство к 1936 г. планировало закрыть последнюю церковь, а к 1937-му – добиться того, чтобы имя Бога в СССР не произносилось. Только стойкость верующих и их готовность идти на мученичество заставили Сталина впоследствии отказаться от плана полного уничтожения религии. Несмотря на все преследования и массированную атеистическую пропаганду, в 1937 г., по оценке руководителя Союза воинствующих безбожников Е. Ярославского, верующими оставалось около двух третей населения сельских районов и около одной трети в городах, т. е. около 45 % всего населения страны.

Итогом насильственной коллективизации стало полное уничтожение в деревне традиционного уклада и традиционных общественных структур. (Отметим, что разрушение русского крестьянского уклада и народных традиций было продолжено проводившейся в 60–70-е гг. политикой ликвидации «неперспективных деревень».) Как показано выше, в ходе «революции сверху» возросла и социальная мобильность населения. «Насильственная коллективизация и ускоренная индустриализация, – пишет французский историк Н. Верт, – вызвали в стране огромную миграционную активность и высокую степень социальной мобильности (как восходящей, так и нисходящей). На какое-то время советское общество превратилось в гигантский «табор кочевников», стало «обществом зыбучих песков». А в соответствии с оценкой итальянского историка, «с 1928-го по 1932 г советское общество в том виде, как оно сложилось во времена нэпа, претерпело своего рода всеобщее перемешивание, преображение целых общественных классов, переселение огромных людских масс, ломку обычаев и уклада жизни». Таким образом, в эти годы были сделаны дальнейшие шаги по превращению народа в массу атомизированных индивидов.

Завершающим этапом сталинской «революции сверху», окончательно превратившим общество в бесструктурную массу, стал Большой террор 1935–1939 гг. По оценке одного из крупнейших исследователей этого периода советской истории Р. Конквеста, во время апогея террора (с января 1937-го по декабрь 1938 г.) было арестовано примерно 7 млн человек, из них около 1 млн расстреляно, а численность заключенных ГУЛАГа в конце 1938 г. составила 8 млн чел. Всего же, согласно наиболее точным на сегодня оценкам, между 1929-м и 1953 г. в СССР погибло 21,5 млн человек.

Тоталитарный террор имел еще одно последствие, немаловажное для правильного понимания современной ситуации в России. «В иных странах, – пишет А. Солженицын, – нынешней ситуации было бы достаточно для крупного социального взрыва, – в России после 70-летнего обескровления, селективного уничтожения всех активных протестующих элементов… на такой взрыв не осталось сил, он не воспоследует».

Помимо террора, для поглощения гражданского общества тоталитарное государство использовало и другие методы. Гражданское общество, представляющее собой совокупность социальных связей и добровольных объединений людей (ассоциаций, союзов, клубов), подвергается разрушению путем унификации всей социальной жизни. Все независимые и добровольно образовавшиеся негосударственные организации и союзы в ходе тоталитарной революции либо распускаются, либо подвергаются этатизации и превращаются фактически в филиалы партии-государства, «приводные ремни» от партии к массам. К середине 30-х гг. советское общество было полностью охвачено системой официозных массовых организаций, в которые было принудительно объединено большинство населения страны. Таким образом, советский социум был, с одной стороны, бесструктурным, а с другой – сверхструктурированным.

Конечно, эти официозные организации (ВЦСПС, ВЛКСМ, всевозможные «творческие союзы» интеллигенции, спортивные, женские организации и т. д.) не выражали и не защищали интересы своих членов. Все они выполняли «трансмиссионные» функции, т. е. занимались индоктринацией своих членов и мобилизовывали их на выполнение директив партии. Огромные различия в заработной плате и произвольно предоставляемые привилегии внесли острые социальные конфликты в среду советского рабочего класса. «Править огромной, сведенной к ничтожеству человеческой массой – и притом ненавидящей власть – невозможно, не внося классового разделения в эту массу, – писал в 1936 г. Г. П. Федотов. – Извлекая непрерывно все активные и даровитые элементы народа для создания новой аристократии, режим обеспечивает себе добровольную и крепкую основу… Стахановское движение ставит своею целью вовлечь в эту новую аристократию верхи рабочей и крестьянской массы, расслоить ее, соблазнить наиболее энергичных и сильных высокими окладами и поставить их на недосягаемую высоту над их товарищами». X. Арендт совершенно верно констатировала, что стахановское движение «подорвало солидарность и классовую сознательность рабочих».

Не смогли консолидироваться в прочный социальный слой ни интеллигенция, ни партийно-государственная бюрократия. С помощью охвата интеллектуалов официозными союзами и террора подлинные интеллигенты были уничтожены или превращены в маргиналов. На смену им пришли посредственности, преданные режиму полуинтеллигенты-конформисты («образованщина», по удачному выражению Солженицына). Тоталитаризм у власти, как показала Х. Арендт, неизменно замещает все первостепенные таланты фанатиками и посредственностями, «недостаток умственных и творческих способностей у которых остается лучшей гарантией их послушания».

Периодические чистки не дали возможности консолидироваться в подлинную властвующую элиту и партийно-государственно-хозяйственной бюрократии (номенклатуре). К концу 30-х гг. бюрократия «стала частью огромной массы работающих принудительно». Такое положение сохранялось вплоть до смерти Сталина в 1953 г.

Таким образом, гражданское общество в России в течение примерно двадцати лет после Октябрьской революции 1917 г. было разрушено с помощью национализации частной собственности, подорвавшей возможность человека действовать самостоятельно и проявлять личную инициативу, террора и охвата населения сетью официозных массовых организаций. Ликвидация дореволюционных классов, атомизация общества и рост социальной маргинализации привели к тому, что советское общество к концу 30-х гг. представляло собой, по словам Н. Верта, «общество разрушенных структур». Коммунистическая тоталитарная революция в России на своей «горячей» стадии (1917–1953 гг.) не только деструктурировала социум, но и аннигилировала традицию, уничтожила национально-исторические, моральные ценности и устои и денационализировала русскую нацию. В итоге сложилась «новая историческая общность людей», безнациональная нация – советский народ. Как и другие тоталитарные революции (1922 г. в Италии и 1933 г. в Германии), большевистская революция создала новый антропологический тип. «…Коммунизм в России и фашизм в Италии (я спрашиваю себя: и расизм в Германии?) имели одинаково денационализирующее действие на подвергшиеся им народы, – писал Г. Федотов. – Все новейшие революции создают один и тот же психологический тип: военно-спортивный, волевой и антиинтеллектуальный, технически ориентированный, строящий иерархию ценностей на примате власти… В нем нет ничего русского, немецкого, итальянского». Таким образом, большевизм принес русскому народу не только демографическую (гибель значительной части генофонда нации в 1917–1953 гг.), но и социокультурную и антропологическую катастрофу.

Русская нация в системе тоталитарного советского государства

Появление асимметричной федерации на территории России имеет свою предысторию. В самом начале XX в. социал-демократы, рассматривая возможности решения национального вопроса в Российской империи, предложили образование национально-территориальных автономий, в рамках которых этнокультурные проблемы, в том числе языковые, решались бы демократическим большинством. Эта идея была отражена в Программе РСДРП (1903 г.) тезисом о праве наций (народов) на самоопределение, вплоть до полного отделения и создания своего независимого государства. Парадоксальная логика вождя большевиков привела его к выводу, что подобное право – необходимое условие процесса интернационализации пролетариата, интеграции народов в единую общность, лишенную этнонациональных различий. Кроме того, национальный вопрос в России усложнялся многоукладностью экономики, которая им же постоянно отмечалась. Если в центральных и западных губерниях развитие капитализма привело к межнациональной экономической интеграции и этнически дисперсному расселению, то многие народы Сибири, Северного Кавказа и Средней Азии находились на стадии родового строя. Но в данном случае он не обращает на это внимание и утверждает: «Целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их». Естественно, находясь на такой позиции В. И. Ленин, критиковал концепцию национально-культурной автономии, наиболее подробно разработанную О. Бауэром. Им даже отрицалась целостность национальной общности: «Есть две нации в каждой современной нации – скажем мы всем национал-социалам. Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре». Здесь нет необходимости в детальной критике этого положения. Но именно установка на поддержку только так называемой пролетарской культуры имела весьма негативные последствия.

Национальная политика большевиков, с самого начала основанная на национально-государственном строительстве, оказалась ошибочной и в конечном итоге приведшей к распаду наследника Российской империи – СССР. В результате этого строительства все республики и другие автономии получились не национальными, а многонациональными, в которых «титульная» национальность не составляла большинства населения. Однако представители титульной национальности, даже будучи в меньшинстве, получали большую часть из бюджета республики, выделяемую на культурное строительство, а более многочисленные, например русские, оставались обделенными. Все это вело к обострению русского вопроса, переносу его на региональный уровень. Кроме того, проявились новые аспекты национального вопроса, связанные с взаимоотношениями между национальными республиками, с одной стороны, и между национальными республиками и центром с другой. Большевистская политика национально-государственного строительства создала условия для развития активного национализма в регионах. Она позволила противопоставить титульные нации в национальных республиках великорусскому этносу, так как он не получил ни своей, русской республики, ни каких-либо форм национальной русской автономии в нерусских республиках. Этническое бытие русских не было оформлено национальной государственностью. Так были заложены основы русофобии.

Следуя выдвинутому тезису о великорусах как «угнетающей нации», после большевистского переворота ответственность за отдельные негативные проявления в области национальной политики при царизме была перенесена на всех русских. Русская нация в Программе РКП(б), принятой на VIII съезде в 1919 г., упоминается как «бывшая угнетающая нация». Было введено понятие «великодержавного шовинизма» как присущего русским стремления к восстановлению «имперского» статуса и господствующего в стране положения. В своем «политическом завещании» (1922 г.) В. И. Ленин, как никогда, высказался определенно он призвал не только «соблюдать формальное равенство наций», но и осуществить такое неравенство, «которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически». Все эти пожелания реализовались в полной мере после создания в конце 1922 г. Союза Советских Социалистических Республик. Особое внимание стало уделяться подготовке руководящих партийных и государственных кадров (номенклатуры) в национальных республиках, установке проводить «линию постепенной национализации правительственных учреждений», причем указывалось, что «необходимо создать некоторые льготные условия, облегчающие вступление в партию и выдвижение в ее руководящие органы местных людей менее культурных и может быть менее пролетарских национальностей».

При создании национальных автономий и республик в них были включены волости и уезды, заселенные для стимулирования экономического развития этих искусственных образований практически только русскими. Приведу здесь всего лишь один пример. При формировании Казахской (тогда Киргизской) АССР в составе РФ в нее на северо-западе были включены населенные русскими земли Уральского казачьего войска, а на юго-востоке земли семиреченских казаков с поселком Верный (будущий г. Алма-Ата). Перепись населения 1926 г. свидетельствовала, что в союзных и автономных республиках проживало 10 млн русских, т. е. почти 13 % от их общей численности.

Кроме эксплуатации этого русского населения, оказавшегося в национальных образованиях, стала проводиться эксплуатация русских и в областях РФ. Из заселенных преимущественно русскими областей в национальные регионы направлялись материальные и людские ресурсы с целью выравнивания экономического развития. Туда же направлялись (и направляются по настоящее время) крупные дотации из общегосударственного бюджета. Даже закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию в республиках Закавказья и Средней Азии устанавливались намного выше, чем в РФ, что приводило к снижению жизненного уровня русских крестьян по сравнению с уровнем жизни крестьян национальных окраин.

В 50-е гг. нашего столетия ежемесячный доход колхозников Таджикской и Узбекской ССР был в 9 раз выше, чем в РСФСР и почти в 15 раз выше, чем в Белоруссии. Подобные перераспределения происходили и в то время, когда русские рабочие и крестьяне умирали от голода. Доказывать наличие геноцида русского народа в политике, периодически проводимой властями СССР, нет необходимости.

Искусственными мерами Центр подтягивал уровень образования ранее отсталых народов за счет «бывшей угнетающей нации». Их представителей из союзных и автономных республик принимали в вузы в соответствии с утвержденным процентным соотношением, практически не учитывая уровень их подготовки и способности получать высшее образование. В бывших отсталых регионах Узбекистана, Казахстана, Татарии, Чувашии, Якутии и др. число людей с средним и высшим образованием по данным переписи населения 1979 г. превосходило средний показатель по СССР. Русские постепенно вымывались из интеллигенции. Среди научных работников СССР наименьший процент лиц с учеными степенями кандидатов и докторов наук был у русских и белорусов.

В национальных республиках сложилась следующая этническая картина социостратификационного структурирования:

1) русские вытеснены из сферы управления и заняты в основном в промышленности на инженерно-технических и рабочих должностях;

2) республиканская бюрократия почти исключительно принадлежит к титульной нации.

Подбор номенклатурных кадров и продвижение в сферу образования и науки лиц по принципу принадлежности к соответствующей национальности, а не по уровню компетенции создал условия для формирования в стране этнократических элит.

Однако если отойти от формальных показателей и сделать реальную оценку «стоимости» дипломов и ученых степеней, полученных в национальных республиках, сопоставив с реальной отдачей их обладателей в культуре, науке и технологиях, то она окажется весьма невысокой. Как следствие проводимой политики, уровень потребления во всех союзных республиках был выше уровня производства, кроме РСФСР и Белоруссии.

В РСФСР на конец 1980 г. более 51 % всего занятого русского населения и более 58 % городского составляли работники промышленности, строительства, транспорта и связи, что превышало аналогичные показатели у других народов Союза. А по численности работников народного образования, здравоохранения, науки, культуры искусства русские в РСФСР отставали от числа занятых в соответствующих отраслях представителей титульных национальностей в других республиках. Сельское население России в первую очередь страдало от политики сначала коллективизации, а затем и кампаний по укрупнению колхозов, ликвидации «неперспективных» деревень. По уровню дохода на душу населения РСФСР занимала 10-е место среди других республик Союза, по обеспеченности населения жильем она оказалась на 8-м месте и на последнем месте по удельному весу расходов на социальные нужды в ее национальном доходе.

Развитию этнически окрашенной коррупции, приводившей к усилению эксплуатации «русскоязычных» как в РСФСР, так и в союзных республиках, способствовало то обстоятельство, что представители титульных народов монополизировали такие сферы, как торговля и обслуживание, в которых в советский период реализовалась специфическая «теневая» предпринимательская активность. Велико среди титульного народа республик было и число социальных иждивенцев, не участвовавших в общественном производстве. Так, в 1980-е гг. в Узбекской ССР таковых было 22,9 % от трудоспособного населения республики, в Азербайджанской ССР – 26,7 %.

Подобное стало возможным вследствие сознательной трансформации социокультурных стереотипов, наиболее последовательно проведенной за годы «социалистического строительства» среди русского населения, которое оказалось самым разобщенным среди народов СССР. Была разрушена социально-корпоративная структура, опосредующая отношения индивидуума с внешним миром. Так, этническая солидарность, этническая общность не были сохранены. Появились даже работы, утверждающие, что традиционная характеристика русского национально самосознания связана с тем, что русское «МЫ» не содержит в себе «выраженного нормативного элемента солидарности».

Последняя всецело приписывалась «советскому народу» – понятию, которому на XXIV съезде КПСС в 1971 г. придано концептуально-методологическое значение как новой исторической общности людей. История показала, что это было очередным мифом.

Подводя итог сказанному, подчеркну: основой государственной архитектоники бывшего СССР стал сталинский план национально-культурной автономии. Причем русский народ был лишен даже ее, а национальные республики имели лишь номинальную государственность. В конечном итоге, национально-государственное построение СССР и обусловило с крушением тоталитаризма распад Союза.