Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России)

Поворот в истории с коренизацией: «Кубанское дело»

Существенный пересмотр взглядов на проводившуюся в СССР национальную политику произошел в ходе так называемого Кубанского дела в декабре 1932 года. До 1926 года коренизация, инициированная в 1923 году XII съездом РКП(б), осуществлялась преимущественно по методу процентного замещения должностей, когда аппарат учреждения чисто механически заполнялся на определенный процент работниками из коренного населения («механическая коренизация»). С 1926 года «механическая коренизация» заменялась функциональной. Ее цель состояла в замещении решающих должностей в госаппарате работниками, владеющими языком коренного населения. Это позволяло реальнее осуществлять советскую власть в национальных регионах. Впервые такой метод был применен в Казахстане после замены секретаря крайкома К. С. Ходжанова Ф. И. Голощекиным, который тут же приступил к разработке новой политики. Квотное представительство титульных национальностей в органах управления было заменено номенклатурными списками с указанием конкретных должностей, которые считались ключевыми для перевода делопроизводства на национальный язык и обслуживания местного населения; критерием отбора на должность была объявлена языковая компетенция, а не этническая принадлежность. Реформа Голощекина (функциональная коренизация) была лично одобрена Сталиным и довольно быстро, в течение 1926–1927 годов, была распространена на другие республики^[364].

До 1932 года в стране последовательно развертывалась система национальной государственности – появлялись новые союзные и автономные республики и области, множилось число национальных округов, районов и сельсоветов, последовательно проводилась политика коренизации государственного аппарата, уточнялись границы между национально-государственными образованиями. Национальная политика на Украине имела свои особенности. Она во многом определялась намерениями превратить советскую Украину в центр притяжения для разделенного с ней украинского населения Польши, Чехословакии и Румынии и со временем возвратить территории их проживания в СССР.

Истоки же собственно «Кубанского дела» обнаруживаются в территориальном конфликте между УССР и РСФСР. В 1924 году при образовании Северокавказского края новые краевые власти заявили права на большую часть русскоязычного региона вокруг индустриального города Шахты и на большую часть региона вокруг порта Таганрог, входившие до этого в Украинскую ССР. Украинское руководство неохотно согласилось с тем, что экономические соображения и пожелания местного населения говорят в пользу передачи территории. В декабре 1924 года ВУЦИК издал решение, которым отдавал часть региона Шахты и часть Таганрогского округа. Однако в этом же документе выдвигалось требование включить в УССР гораздо больший кусок территории РСФСР в Брянской, Курской и Воронежской губерниях с населением более 2 млн человек. В октябре 1925 года последовало решение центральных властей. Северный Кавказ получил регион Шахты и три четверти округа Таганрог. Взамен Украина получила примерно половину территории, на которую заявляла права. В результате население Украины только за счет этих районов увеличилось более чем на 1 млн человек, среди них 58 % были украинцами^[365].

Из-за этого компромисса возник «украинский вопрос в РСФСР», где по переписи 1926 года насчитывалось 7,8 млн украинцев. При этом только 67 % из них указали, что их родным языком является украинский^[366]. Озабоченное будущностью соплеменников, украинское руководство обвиняло руководителей российских областей и центральные органы в том, что они не проводят украинизации, не создают в РСФСР украинских национальных Советов, национальных школ и культурных центров. Под влиянием критики Северокавказский крайком объявил о начале украинизации в своем регионе. Ключевым регионом по украинизации оказалась Кубань. Здесь проживали 915 450 украинцев (62 % населения), из которых 580 тысяч были кубанскими казаками. В 1924–1925 годах на Кубани было заново открыто около 150 украинских школ. Украинское правительство посылало в регион книги, газеты, командировало учителей^[367].

Местные русские чиновники и члены правительства Северного Кавказа расширение украинизации посчитали ошибкой. Их аргументы сводились к тому, что 1) кубанские «украинцы» говорят на своем особом, «кубанском» языке; 2) они уже ассимилировались; 3) украинизация подогреет неприязнь местного населения в отношении казаков; 4) лидеры казацкого движения воспримут развертывание украинизации как уступку и потребуют большей автономии^[368].

Обострение национального вопроса на Кубани наложилось на негативные последствия коллективизации. К концу заготовительной кампании 1931 года Украина и Северный Кавказ уже были на грани голода. Плохой урожай 1932 года никак не был учтен при разнарядках очередных заготовок. 21 июня И. В. Сталин и В. М. Молотов потребовали от украинского руководства, что их повышенная норма должна быть выполнена «любой ценой». В июле Л. М. Каганович и В. М. Молотов были отправлены на украинский партийный съезд, чтобы обеспечить выполнение решения. Поиски причин провала хлебозаготовок привела московское руководство СССР к выводу о том, что она кроется в разложении руководства Украины националистами, «петлюровцами», служившими Пилсудскому и его планам аннексировать Украину^[369].

Сталинское благоволение к руководству Северного Кавказа и его первому секретарю Б. П. Шеболдаеву оборвалось сразу же, как только секретарь вслед за украинцами попросил о снижении норм хлебозаготовок. Работавшая на Северном Кавказе комиссия под руководством Л. М. Кагановича, усиленная 1 ноября прибывшими из Москвы А. И. Микояном, Г. Г. Ягодой, М. Ф. Шкирятовым, Я. Б. Гамарником, развернула кампанию террора, вошедшую в историю как «Кубанское дело»^[370]. Его главной жертвой стали северокавказские крестьяне и в особенности кубанские казаки. 2 ноября на встрече с партийными лидерами в Ростове Каганович объяснил слушателям, что классовый враг, кулаки, «не смеют больше противостоять нам открыто», но продолжают борьбу тайно – внедряются в колхозы и саботируют реквизиции зерна. В ответ должно «зверски драться и выполнить план»^[371]. Наиболее зверскими репрессиями было помещение трех кубанских станиц на «черную доску». Оно означало полную блокаду голодающих станиц, арест контрреволюционеров силами ОГПУ, публичные суды, чистку партийных органов. Общая численность всех высланных кубанских казаков превысила 60 тыс. человек^[372]. Поначалу главную причину провала хлебозаготовок Комиссия объясняла саботажем кулаков, поддержанных слабовольными сельскими коммунистами. Однако вскоре нашла и другое объяснение – влияние украинских националистов, в частности, тех, что прибывали на Кубань из Украины. Таким образом, и здесь украинизация оказалась причиной провала хлебозаготовок.

14 декабря 1932 года, подводя итоги процессам на Украине и Северном Кавказе, Политбюро ЦК ВКП(б) и СНК СССР выпустили постановление о хлебозаготовках в этих регионах. В нем отмечалось, что недостаток бдительности позволил «кулакам, бывшим офицерам, петлюровцам и сторонникам кубанской Рады проникнуть на руководящие посты в колхозах». Причиной этого названа украинизация: план по хлебозаготовкам провален из-за сопротивления предателей внутри советского и партийного аппарата, причем множество из этих предателей получили должности благодаря политике украинизации. Постановление от 14 декабря было первым, где прямо говорилось о том, что политика коренизации не разоружила национального движения, а, наоборот, усилила его. «Вместо правильного большевистского проведения национальной политики в ряде районов Украины украинизация проводилась механически, без учета конкретных особенностей каждого района, без тщательного подбора большевистских украинских кадров, что облегчило буржуазно-националистическим элементам, петлюровцам и проч. создание своих легальных прикрытий, своих контрреволюционных ячеек и организаций». В Северо-Кавказском крае «легкомысленная, не вытекающая из культурных интересов населения, не большевистская “украинизация” почти половины районов Северного Кавказа при полном отсутствии контроля за украинизацией школы и печати со стороны краевых органов дала легальную форму врагам советской власти для организации сопротивления советской власти со стороны кулаков, офицерства, реэмигрантов-казаков, участников Кубанской рады и т. д.»^[373].

Постановление одобрило проведение дополнительных мероприятий по наказанию виновных на Украине и на Кубани. Постановления Политбюро от 15 и 16 декабря потребовали навести порядок с украинизацией на территории РСФСР и коренизацией в Белоруссии^[374]. Поворот в истории коренизации, вызванный «Кубанским делом», привел к отказу от крайностей коренизации (принудительного внедрения «титульного» языка и культуры в национальной республике, области, районе, сельсовете и выдвижения к власти в них исключительно представителей «титульной» национальности), но не от коренизации как таковой. В той или иной форме она осуществлялась в союзных республиках и на последующих исторических этапах. Именно на основе коренизации, утверждает исследователь национальной политики в Азербайджане, «возникли условия, проложившие путь полной национализации Азербайджана после Второй мировой войны… Азербайджан стал социалистическим. Но он был также превращен в тюркскую республику»^[375].

Выправление националистического уклона на Украине

В 1933 году борьба с ошибками в деле коренизации была переведена на более высокий уровень. Суровой критике подвергся Наркомат просвещения Украины, обвиненный в уклоне к местному национализму. Борьбу с уклонистами возглавил член секретариата ЦК ВКП(б) П. П. Постышев, назначенный вторым секретарем ЦК КП(б) Украины и первым секретарем Харьковского обкома. Осуждая «механическое проведение украинизации», он говорил: «Ведь это же факт, товарищи, что в партию и комсомол принимаем нередко по признаку одной лишь только национальной принадлежности, только потому, что украинец. Безусловно, верно… Но эти коренные кадры нам надо воспитывать и брать в партию из среды рабочих и трудящихся крестьян. Ведь на основе достижений в области индустриализации Украины ширится база украинской культуры, национальной по форме и пролетарской по содержанию. Коренизация же государственного аппарата по Яворским и Баданам нам не нужна, ибо это чужие нам люди, враги рабочего класса и партии»^[376].

Первоначально виновными в уклоне назывались секретарь ЦК КП(б)У по идеологии, редактор органа ЦК КП(б)У газеты «Коммунист» А. П. Любченко и заведующий отделом прессы ЦК КП(б)У А. А. Хвыля. Это были бывшие боротьбисты, члены популярной на Украине мелкобуржуазной националистической партии левых эсеров, возникшей в 1918 году в результате раскола партии украинских эсеров. Они отличались от большевиков тем, что «отстаивают безусловную независимость Украины»^[377]. На Всеукраинской конференция (март 1920 г.) боротьбисты приняли решение о самороспуске и слиянии с КП(б)У. Их прием в компартию производился в индивидуальном порядке. По словам А. А. Хвыли, «каждый член партии, каждый гражданин должен знать одно: национальная политика в действительно ленинском понимании на Украине неминуемо ведет к полной украинизации всего рабочего класса на Украине, украинизации прессы, школы, научной работы»^[378].

Однако вскоре огонь критики за националистический уклон на Украине был перенесен на наркома просвещения Н. А. Скрыпника – именно его ведомство несло основную нагрузку при проведении украинизации^[379]. Скрыпник был видным политическим деятелем. Старый большевик, член партии с 1897 года, он был участником Октябрьской революции в Петрограде, членом Петроградского ВРК, в 1921–1922 годах занимал пост наркома внутренних дел УССР, вел непримиримую борьбу против членов некоммунистических партий; в 1927–1927 – нарком юстиции и генеральный прокурор Украины, преследовал сторонников Л. Д. Троцкого и «новой оппозиции»; с 1927 года – председатель Совета Национальностей ЦИК СССР, в 1927–1933 годах – нарком просвещения СНК Украины^[380]. Отношение И. В. Сталина к нему выражено словами: «вообразил себя Лениным на Украине»^[381].

23 февраля 1933 года Н. А. Скрыпник был снят с должности наркома и переведен на пост заместителя председателя СНК и председателя Госплана УССР. Однако это не избавило его от дальнейшей критики. Основными запевалами в ней оказались А. П. Любченко и А. А. Хвыля^[382].

В июне 1933 года на очередном пленуме ЦК КП(б)У Н. А. Скрыпник вынужден был признавать свои ошибки. П. П. Постышев признанием ошибок не удовлетворился. Усиливая обвинения за ошибочное проведение украинизации, он довел их до предела, до обвинений во вредительстве и шпионаже. «Вредители и шпионы…, – говорил он, – насаждали… не нашу национальную по форме и социалистическую по содержанию украинскую культуру, а культуру националистическую, шовинистическую, буржуазную культуру Донцовых, Ефремовых, Грушевских, культуру, враждебную идеологии и интересам пролетариата и трудящегося крестьянства», с целью «ослабить пролетарскую диктатуру, лихорадочно готовя новые вылазки против СССР, не покидая мечты об отрыве Украины от Советского Союза». «Участок, которым до недавнего времени руководил тов. Скрыпник… оказался наиболее засоренным вредительскими, контрреволюционными, националистическими элементами… Дело украинизации в ряде случаев оказывалось в руках разной сволочи петлюровской»^[383].

Политбюро ЦК КП(б)У потребовало от Н. А. Скрыпника официального документа с признанием ошибок. Представлявшиеся в июне – июле объяснения Политбюро не удовлетворяли. 7 июля было решено «вывести тов. Скрыпника из Политбюро ЦК КП(б)У». Во время заседания Политбюро ЦК КП(б)У, рассматривавшего его вопрос, Скрыпник, не выдержав напряжения, вышел из зала заседания, выстрелил себе в грудь и через несколько десятков минут скончался. Был похоронен «без почестей, принятых для членов ЦК»^[384].

Некролог, помещенный в «Правде», выставил историю борьбы с националистическим уклоном на Украине на всесоюзное обозрение. «7 июля 1933 года, – извещала газета, – покончил жизнь самоубийством член ЦК и Политбюро ЦК КП(б)У тов. Николай Алексеевич Скрыпник… За последние годы… запутавшись в своих связях с украинскими буржуазно-националистическими элементами, имевшими партбилет в кармане, и не имея больше сил выбраться из этой паутины, стал жертвой… пошел на самоубийство». «Баданы, Яворские, Эрстенюки – лютые враги партии и украинских рабочих и крестьян, продажные шпионы, – смогли… втереться в доверие к тов. Скрыпнику, засели в Наркомпросе, расставили своих людей в системе органов просвещения на Украине и, прикрываясь именем т. Скрыпника, вели свою предательскую работу. Под флагом борьбы за украинскую культуру буржуазно-националистические, петлюровские элементы на деньги заграничных охранок работали над тем, чтобы оторвать Украину от Советского Союза, загнать украинских рабочих и трудящихся крестьян назад, в рабство, в кабалу к помещикам и капиталистам, чтобы в угоду Детердингам, германским фашистам, польским панам уморить голодом, истребить сотни тысяч и миллионы трудящихся Украины. Утратив бдительность, т. Скрыпник допустил ряд грубых политических ошибок. Партия и советская власть разгромили вражескую организацию, пытавшуюся укрыться за спиной тов. Скрыпника. Это открыло глаза тов. Скрыпнику и на его политические ошибки. Он осознал их, но не нашел в себе мужества… преодолеть их… пал жертвой национал-шовинистических элементов… Большевики Украины всегда вели и впредь будут вести самую непримиримую борьбу на два фронта, как против великодержавного шовинизма… главной опасностью… так и против национал-шовинизма, выжигая каленым железом всякие шовинистические, петлюровские элементы, под каким бы фальшиво-национальным флагом они ни выступали»^[385].

Принципиальные выводы из всей этой истории были сделаны на партийных съездах в Киеве и Москве. В резолюции XII съезда КП(б) Украины (январь 1934 г.), подчеркивалось: «Под руководством ЦК ВКП(б) и т. Сталина КП(б)У разгромила националистические контрреволюционные организации, стремившиеся оторвать Украину от Советского Союза, вскрыла и разгромила новый националистический уклон, возглавляемый Скрыпником, уклон, который облегчал и помогал деятельности контрреволюционных националистов, который прямо с ними смыкался»^[386]. На XVII съезде ВКП(б) (26 января – 10 февраля 1934 г.) прозвучали обвинения Н. А. Скрыпника в теоретических и тактических ошибках. В выступлении П. П. Постышева к первым отнесены «толкование национального вопроса… как самостоятельного, самодовлеющего», «подмена задачи борьбы за воспитание классового пролетарского самосознания задачей развития национального сознания», «приукрашивание роли контрреволюционной Центральной рады и украинских националистических партий», переоценка украинского вопроса в октябре 1917 года. В практической деятельности задачу борьбы на два фронта в национальном вопросе Н. А. Скрыпник подменил борьбой «только лишь против великорусского шовинизма», насаждая «принудительную украинизацию школ». В конечном счете его действия мешали укреплению «братского союза трудящихся народов». «Националистический уклон во главе со Скрыпником был прямым продолжением уклона Шумского в 1927 году… И тот и другой работали на дело отрыва Украины от Советского Союза, на дело империалистического порабощения украинских рабочих и крестьян»^[387]. В выступлении на съезде вице-президента АН УССР, кандидата в члены Политбюро ЦК Компартии Украины А. Г. Шлихтера главное прегрешение Н. А. Скрыпника усматривалось в его утверждении о том, что «трудящиеся должны развивать свое национальное самосознание, тем самым противопоставляя его пролетарскому интернационалистскому самосознанию. Он фальсифицировал большевизм, подменяя его национал-большевизмом»^[388]. В таком же духе были выдержаны выступления на съезде и других делегатов с Украины: Г. И. Петровского^[389], С. В. Косиора^[390].

Главный вывод на XVII съезде ВКП(б) был сделан И. В. Сталиным. Он кардинальным образом поменял ориентиры в борьбе с «уклонами» в национальной политике. «Спорят о том, какой уклон представляет главную опасность, уклон к великорусскому национализму или уклон к местному национализму? При современных условиях… Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким образом, разрастись до государственной опасности»^[391]. А из всего контекста следовало, что перестали бороться с местным национализмом. Впрочем, Сталин в том же выступлении разъяснил: «На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью»^[392]. Этот вывод касался не только Украины: «Многие думают, что грехопадение Скрыпника есть единичный случай, исключение из правила. Это неверно. Грехопадение Скрыпника и его группы на Украине не есть исключение. Такие же вывихи наблюдаются у отдельных товарищей и в других национальных республиках»^[393].

Националистический уклон на Украине можно рассматривать как одно из проявлений национал-коммунистической идеологии. В отличие от национал-большевизма (попытка соединить коммунизм и национализм великорусского народа и объединяющихся с ним народов СССР в новой исторической общности) под национал-коммунизмом понимается попытка соединения коммунизма и национализма нерусскими меньшинствами. В частности, такую попытку пытался предпринять упоминаемый выше М. Х. Султан-Галиев. Он уже в 1919 г. выражал сомнение в том, что всемирная классовая борьба, начатая русскими большевиками, изменит судьбы народов колониальных стран. Опасался, что развитые страны и после революции могу сохранить, в новом обличье, господство над колониальными народами. Чтобы в корне исключить такую возможность, предлагал учредить над промышленно-развитыми странами диктатуру колоний и полуколоний и заменить Третий Интернационал, в котором доминируют западные элементы, Интернационалом колониальных стран. Предлагалось также создать мусульманскую советскую республику и мусульманскую коммунистическую партию^[394]. Будущая Всемирная республика и коммунистическое общество представлялись союзом самостоятельных государств, исключающих замену разнообразия народов, культур и языков безнациональным человечеством и какой-либо одной всеобщей культурой и языком.

Положив конец националистическому уклону на Украине, XVII съезд ВКП(б) переключил усилия партии на борьбу с местным национализмом как главной опасностью в национальном вопросе.