Патрология. Период Древней Церкви. С хрестоматией

13.3. Особенности апологетического богословия

Сохранившийся фрагмент Апологии святого Мелитона интересен тем, что в специфическом, миссионерском, контексте поднимает проблему отношений Церкви и государства: миссия Церкви, ради которой и осуществляются все труды апологетов, направлена не только на отдельного человека, но и на государство в целом, на социум, на общество, существующее в его исторических организационных формах. Государство (и конкретно – римский император), по справедливой и важной мысли святого Мелитона, призвано взращивать и принимать все лучшее; наилучшее же и высочайшее из всего есть учение Христа, «наша философия». Истинная слава государства и расцвет Церкви Христовой неотделимы друг от друга – таково заключение святого.

«Наша философия окрепла и утвердилась сначала у варваров; расцвет же ее у твоего народа приходится на великое царствование Августа, твоего предка. Она принесла счастье твоей империи: с тех пор росли и мощь, и слава Рима. Ты желанный наследник их и пребудешь им вместе с сыном, храня философию, которая возросла вместе с империей и получила начало с царствованием Августа; предки твои чтили ее, как и прочие религии. А вот неоспоримое доказательство, что на благо счастливо начавшейся империи росло и крепло наше учение: начиная с царствования Августа на Рим не надвигалось никакой беды, наоборот, по молитвам всех все было прекрасно и славно. Только Нерон и Домициан, подстрекаемые какими-то злодеями, пожелали оклеветать нашу веру и с тех пор, по бессмысленному обычаю доносить, на нас льются потоки лжи. Твои благочестивые предки старались исправить это невежественное представление: часто отправлялись письменные выговоры тем, кто осмеливался вводить какие-то новшества относительно христиан. Твой дед Адриан писал об этом многим, и в том числе Фундану, проконсулу Асии, а твой отец, когда ты уже был его соправителем, писал городам, чтобы не было по отношению к нам никаких новшеств: лариссейцам, фессалоникийцам, афинянам и всем грекам. Ты разделяешь его мысли по этому поводу; ты и более человеколюбив, и более предан философии – и мы верим, что ты сделаешь все, о чем мы тебя просим» (свт. Мелитон Сардийский. Отрывок из Апологии, сохранившийся в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. 4:26:7–11).

13.4. Особенности богословия (на примере гомилии «О Пасхе»)

Гомилия «О Пасхе» – прекрасный образец поэтического богословского творчества древней Церкви – содержит несколько простых, но вместе с тем емких и важных идей, многократно и художественно проговоренных, повторенных, буквально впечатанных в мысль слушателя или читателя.

Богословие этого произведения строго поступательно, оно разворачивается согласно выверенному смысловому плану автора:

– Богословие единства образа и реальности. Таинство Пасхи – Христос, обнимающий в себе все (1–34).

– Смысл образа – в подготовке к реальности. Но реальность, придя, обесценивает образ (35–45).

– Смысл таинства Пасхи – спасение человека, природа которого испорчена грехом (46–56).

– Страдания Христовы прообразуются в ветхозаветных праведниках – образах Пасхи (57–65).

– Таинством Пасхи Христос искупает грехи мира; оно продолжается в Евхаристии (66–71).

– Вина Израиля и ее следствия – духовная смерть отвергших Христа (72–99).

– Победа Христова (100–105).

Главнейшие богословские темы этого произведения – христология, соединенная с сотериологией, и тема единства и взаимоотношения образа и реальности.

Христос обнимает Собою пределы всего: Он Бог и человек, Альфа и Омега, Спаситель мира, Единство образа и реальности, обнимает Собою все пределы истории и человеческого бытия, – такова главная мысль этого произведения. В концентрированно-сжатом виде гомилия «О Пасхе» содержит в себе всю христологию и сотериологию Церкви!

«О Пасхе» – произведение исключительно поэтическое и художественное. Поэтому вряд ли можно говорить о какой-то целенаправленной методологии автора, кроме выверенного плана и силы и особенностей поэтического и риторического языка. Однако в силу самого характера богословия этой гомилии святитель Мелитон стоит у истоков зарождения типологического метода толкования Священного Писания – метода, который впоследствии станет основополагающим методом экзегезы как антиохийской богословской школы, так и вообще всего восточного (в широком смысле) богословия (к которому, помимо Антиохии, следует причислить также Малую Азию и Палестину, см. п. 2.3.1).

13.5. Христос, «Который есть все»

Христос есть цельность всего, содержит в Самом Себе эту цельность и полноту.

«Христос, Который вместил в Себе все» (п. 5. Хрестоматия, с. 410);

«Который есть Все» (п. 9. Хрестоматия, с. 410);

«И вот, заклание овцы и пасхальное празднество, и писание закона – заключены во Христе, через Которого было все в древнем законе, но еще более – в новом слове» (п. 6. Хрестоматия, с. 410).

Христос соединяет в Себе все пределы истории, ее начало, сердцевину и конец, что свт. Мелитон показывает самой структурой произведения, в которой можно проследить начало замысла Божия о человеке, осуществленное в Боговоплощении, соединении Бога и человека (1–34), затем в реализации этого замысла через Пасху Господню (66–71), и наконец в окончательном торжестве Христа, Которому не может противостать никто (100–105).

Произведение завершается гимном торжествующему и победившему Христу. В последних словах этого гимна богословие единения Христова переходит в интуицию богословия внутритроического единства и общения.

«Кто спорящий со Мною? Противостань Мне <…> Кто противоречащий Мне?» (п. 101–102. Хрестоматия, с. 430);

«Сей есть Альфа и Омега. Сей есть начало и конец – начало неизъяснимое и конец непостижимый. Сей есть Христос. Сей есть Царь, Сей есть Иисус, Сей – Полководец, Сей – Господь, Сей – воскресший из мертвых, Сей сидящий одесную Отца. Он носит Отца и носим Отцом. Ему слава и держава во веки. Аминь» (п. 105. Хрестоматия, с. 431–432).

Особенно важно ясное исповедание свт. Мелитоном Христа Спасителя Богом и человеком, причем Богом и человеком по природе. Вероятно, именно у него мы впервые находим столь ясное в своей догматической формулировке основание христологического догмата.

«Ибо вместо агнца был Бог, и вместо овцы человек» (п. 5. Хрестоматия, с. 410);

«И как человек погребен, воскрес из мертвых как Бог, будучи по природе Бог и Человек» (п. 8. Хрестоматия, с. 410);

«Человек – как погребаемый, Бог – как воскресающий» (п. 9. Хрестоматия, с. 410);

«Сей, сошедший с небес на землю ради страждущего, облекся в него благодаря утробе Девы, из которой Он вышел как человек, воспринял страдания страждущего через тело, способное к страданию, и разрушил страдания плоти, а духом, который не мог умереть, умертвил человекоубийцу – смерть» (п. 66. Хрестоматия, с. 422).

Христос соединяет в Себе также образ и реальность, каждому из которых необходимо свое историческое время (см. об этом ниже, в теме «Образ и реальность»), чтобы совершить дело спасения человека. В конечном итоге в Самом Себе Христос соединяет, собирает распавшегося грехом человека. Эта мысль еще не звучит у свт. Мелитона столь явно, как, например, прозвучит позднее в произведениях прп. Максима Исповедника, однако уже здесь возможно обнаружить ее зачатки. Об этом свидетельствуют и мысли свт. Мелитона о разделении человека грехом и смертью (см. ниже).

«Итак, приидите все семьи людей, запятнанные грехами, и получите отпущение грехов. Я есмь ваше отпущение, Я – Пасха спасения, Я – Агнец, закланный за вас, Я – искупление ваше, Я – жизнь ваша, Я – воскресение ваше, Я – свет ваш, Я – спасение ваше, Я – Царь ваш. Я вас возведу на небесные высоты. Я вам покажу превечного Отца. Я вас восставлю Моею десницей» (п. 103. Хрестоматия, с. 431).

13.5.1. Тема образа и реальности

Богословско-концептуальная по своей сути тема единства образа и реальности, раскрываемая в гомилии «О Пасхе», имея главной целью показать единство Ветхого и Нового Заветов, выходит за пределы этой задачи. От нее тянутся невидимые нити истории к позднейшему литургическому богословию образа (богословию про-ображения и от-ображения реальности), неразрывно связанного с отображаемым; и далее – к богословию Евхаристии, где приобретшая вневременное измерение реальность и ее образ представляют собой одно неразрывное целое.

Образ и реальность, согласно с великолепной поэтической мыслью святого Мелитона, есть одно целое. Это целое являет в себе Христа, Который Сам и есть таинство Пасхи!

«Итак, разумейте, возлюбленные: это – новое и ветхое, вечное и временное, тленное и нетленное, смертное и бессмертное таинство Пасхи» (п. 2. Хрестоматия, с. 409);

«Таинство Господне ветхое и новое – ветхое по прообразу, новое же по благодати. Но если взглянешь на этот прообраз, увидишь истинное через его исполнение» (п. 58. Хрестоматия, с. 421);

«Таинство Пасхи, которое есть Христос» (п. 65. Хрестоматия, с. 422).

История поступательна. Поэтому все хорошо в свое время. В свое время необходим образ, в свое время – реальность. Но единство ветхого и нового, образа и реальности, не означает их равноценности. Смысл образа – в подготовке к реальности; но реальность, придя, обесценивает образ. Передав силу истине, образ исчерпывает себя, становится более не нужен.

Закон – образ Евангелия. Народ (израильский) – образ Церкви. А ветхозаветный пасхальный агнец – образ Жертвы Христовой и Самого Христа. Эта реальность – Христос, Его Евангелие и Его Церковь – есть то, что ценно «по природе», по самой сущности совершенного и обоженного человечества.

«То, о чем говорится и что происходит – ничто без притчи и предызображения. Все, что бы ни происходило и ни говорилось, есть притча: повествуемое – притча, а происходящее – прообраз, чтобы, как происходящее было показано через прообраз, так и повествуемое стало ясно через притчу. Изделие не создается без приготовления. Разве не видится будущее через прообразовательный образ? Поэтому совершается предызображение будущего» (п. 35–36. Хрестоматия, с. 415);

«Когда же возникает то, к чему [относился] прообраз, тогда то, что некогда носило [в себе] образ будущего, разрушается как ставшее ненужным, и образ истины уступает место самой истине. И становится некогда ценное обесцененным, когда появляется ценное по природе. Всему свое время: образу – свое время, а реальности – свое время» (п. 37–38. Хрестоматия, с. 416);

«Прообраз исчерпал себя, передав силу истине, и закон исполнился, передав силу Евангелию» (п. 42. Хрестоматия, с. 417);

«Закон исполнился, когда воссияло Евангелие, и народ стал ненужным, когда была основана Церковь, и прообраз разрушился, когда явился Господь, и сегодня обесценилось то, что когда-то имело ценность, ибо явлено то, что ценно по природе» (п. 43. Хрестоматия, с. 417).

13.5.2. Тема смерти падшего человека

Заслуживает внимания и антропология свт. Мелитона, а также его учение о грехе. Адам передает в наследство своим детям поврежденную грехом человеческую природу. Сильным поэтическим языком изображает святитель духовную и телесную смерть, поглощающие согрешившего человека. Образы тюрьмы, рабства, тирании, неустроенности, тени смертной и прочих подобных фантомов, пленяющих человека, противопоставляются святителем той свободе, которую приносит Христос.

«Человек <…> выброшен в этот мир, как в тюрьму для осужденных» (п. 48. Хрестоматия, с. 418);

«Осталось от него наследство детям его. Ибо он оставил в наследство детям не чистоту, но блуд, не нетление, но тление, не честь, но бесчестие, не свободу, но рабство, не царство, но тиранию, не жизнь, но смерть, не спасение, но гибель. Ужасной же и страшной стала гибель людей на земле. Ибо вот что тогда случилось с ними: они были похищаемы тиранствующим грехом» (п. 49–50. Хрестоматия, с. 418–419);

«Грех <…> готовил ей [смерти] в пищу тела мертвецов» (п. 54. Хрестоматия, с. 420);

«Человек был разделяем смертью. Ибо новое несчастье и пленение объяло его. Он был влеком, как пленник, тенью смертной, и образ Отца лежал заброшенный. Именно по этой причине совершилось в теле Господа таинство Пасхи» (п. 56. Хрестоматия, с. 420).

Находим мы у святого Мелитона и отголоски того антиномического богословия, которое столь характерно для свщмч. Игнатия Антиохийского (см. п. 8.4.1 настоящего учебника), – тему жизни и смерти в ее парадоксальном измерении, где человек убивает Бога, но сам оказывается мертвецом в безжизненном «пространстве» своего богоотвержения. Таковым, предназначенным к смерти, оказывается израильский народ, отвергший своего Бога.

«Повесивший землю – повешен. Распростерший небеса – распростерт. Утвердивший все – утвержден на древе. Владыка – оскорблен. Бог – убит» (п. 96. Хрестоматия, с. 429);

«Ты же не оказался Израилем, потому что не увидел Бога» (п. 82. Хрестоматия, с. 426);

«Бесценны Его дары тебе. Ты же, не оценив их, воздал Ему неблагодарностью, воздал Ему зло за добро, и скорбь за благодать, и смерть за жизнь, за что и должно было тебе умереть» (п. 90. Хрестоматия, с. 428);

«Ты убил Господа – и погребен в земле. И ты лежишь мертв – а Он воскрес из мертвых» (п. 99–100. Хрестоматия, с. 430).

В целом, повторим, христология и сотериология свт. Мелитона предваряют концепции другого, еще более известного святого III века, свщмч. Иринея Лионского. Решая несколько различные исторические задачи, стоявшие перед Церковью в то время (периферийные по отношению к центральной апологетико-миссионерской задаче, но оттого не менее важные), оба святых послужат делу развития христологического догмата. И антииудейская направленность гомилии «О Пасхе», и антигностическая направленность «Пяти книг против ересей» святого Иринея Лионского поспособствуют также выработке единого сотериологического богословия, которое впоследствии будет использовано и продолжено другими святыми (свв. Афанасий Великий и Кирилл Александрийский) для решения совершенно иных историческо-богословских задач (см. том II нашей «Патрологии»), – триадологических и христологических.

Тема 14
Священномученик Ириней Лионский

14.1. Сведения о жизни

Святой Ириней Лионский, принадлежа к эпохе апологетов и даже завершая саму эту эпоху, в своем творчестве уже значительно выходит за ее пределы. Слово его было нацелено не на диалог с внешним миром, но – на борьбу с внутренним врагом: не привлечение язычников в Церковь, но отсечение от нее еретиков – та задача, которая на протяжении всей эпохи апологетов находится как бы в тени миссии, но оттого не становится менее важной. Исполняя ее, святой Ириней становится крупнейшим богословом периода апологетов, занимает место, подобное тому, какое занимает среди мужей апостольских свщмч. Игнатий Антиохийский или впоследствии, среди богословов и учителей III века, будет иметь Ориген.

Родился святой в Малой Азии, вероятно, в Смирне, с которой было связано время его возмужания как христианина и богослова; в греческой христианской семье. Год его рождения точно не известен, приблизительно между 130 и 140 годами или несколько ранее. Огромное значение для формирования духовного облика и взглядов святого имел свщмч. Поликарп Смирнский, которого он долгое время знал лично (был его учеником, а потом и сотрудником), знаменитый муж апостольский и ученик апостола Иоанна Богослова; не меньшее влияние оказали на него и пресвитеры Смирнской Церкви, среди которых было много замечательных людей. Очевидно и значительное (если не сказать, огромное) влияние на формирование взглядов св. Иринея выдающегося богослова старшего поколения его времени – свт. Мелитона Сардийского. Итак, св. Ириней получил прекрасное духовное и богословское воспитание, сделавшее из него подлинного богослова. Следующими словами, полными любви, вспоминает святой Ириней о своем главном учителе и о времени своей молодости:

«Я мог бы описать даже место, где сидел и разговаривал блаженный Поликарп, могу изобразить его походку, образ его жизни и внешний вид, его беседы к народу, как он рассказывал о своем общении с Иоанном и прочими самовидцами Господа, как он припоминал слова их и пересказывал, что слышал от них о Господе, Его чудесах и учении. Так как он слышал все от самовидцев жизни Слова, то он рассказывал согласно с Писанием. По Божией милости ко мне, я и тогда еще внимательно слушал Поликарпа и записывал слова его не на бумаге, но в моем сердце, – и по милости Божией всегда сохраняю их в свежей памяти» (Евсевий Кесарийский. Церковная история. V.20.4–8).

В то время Малоазийские Церкви поддерживали тесные связи с дочерней Галльской Церковью, имевшей епископскую кафедру в Лионе. Первый Лионский епископ священноисповедник Пофин (как и св. Ириней, ученик святого Поликарпа Смирнского) прибыл из Малой Азии в Галлию около 160 года. Туда же, по стопам многих малоазийских христиан и с благословения своего учителя Поликарпа, будучи уже в сане пресвитера, прибывает и святой Ириней. Он становится близким сотрудником святого Пофина, а затем и его преемником (св. Пофин в возрасте 90 лет умирает в темнице при одном из гонений императора Марка Аврелия). Точное время прибытия святого Иринея в Лион неизвестно; известна лишь дата его поставления на Лионскую кафедру – 178 год, следующий после смерти св. Пофина.

Как до, так и после своего поставления во епископы святой совершает поездки в Рим или иным образом сносится с Римской Церковью (есть свидетельства даже самой первой такой поездки св. Иринея вместе со св. Поликарпом Смирнским около 154 года), что свидетельствует об органических связях этих кафедр, Лионской и Римской. Вообще, став Лионским епископом, святой Ириней оказывается как бы на стыке двух культур, двух традиций: малоазийской (восточной) и римской (западной). Этот симбиоз проявится как в его богословии (впитавшем элементы обеих традиций), так и в той роли миротворца между Римской и Малоазийскими Церквами, которую ему предстоит сыграть впоследствии.

Обстоятельства миротворчества св. Иринея, оправдавшего им свое имя («Ириней» переводится с греческого как «мирный»), таковы. Около 190 года между Римским епископом св. Виктором и Малоазийскими Церквами разгорелся спор; причиною его были две календарные практики празднования Пасхи, восходящие к двум традициям, причем обе они почитались апостольскими (синоптиков, с одной стороны, и ап. Иоанна Богослова, с другой). В христианском мире позиция Малоазийских Церквей оказалась в меньшинстве, и вопрос стоял уже о прекращении общения между Церквами из-за неуступчивости Римского епископа: наличие подобных разногласий казалось ему недопустимой несообразностью. Святой Ириней не только угасил спор, показав и доказав святому Виктору, что подобное «разногласие… [лишь] утверждает единство веры» (Евсевий Кесарийский. Церковная история. V.24.16–17), но и обозначил точки соприкосновения, возможность примирения обеих позиций.

Важной задачей святого Иринея Лионского на протяжении его епископского служения станет борьба с гностицизмом. Помимо своего грандиозного труда, посвященного этой борьбе – «Пяти книг против ересей», – святой обличает последователей гностицизма в письмах, употребляет против них власть епископа, простирая свой авторитет в этом вопросе и за пределы собственной кафедры.

После многопопечительного, более чем двадцатилетнего управления Галльской Церковью святой Ириней претерпел мученическую кончину в 202 году при гонении императора Септимия Севера; подробности ее неизвестны.

14.2. Творения

Многие из сочинений, написанных святым Иринеем, не сохранились – от них остались лишь упоминания или незначительные фрагменты. Тем не менее, главное его произведение, дошедшее до наших дней, имеет значение несоизмеримо большее, чем все утраченное исторической памятью. Это – грандиозный труд, известный, как правило, под названием «Пять книг против ересей» (или просто «Против ересей»); впрочем, в оригинале его название звучит иначе: «Обличение лжеименного знания (гнозиса)». Оба имени вошли в историю.

Этот труд невиданно объемен (около 500 страниц стандартного книжного печатного формата); предшествующая эпоха церковной письменности не знала ничего подобного. Посвященный обличению ереси гностицизма, труд святого Иринея представляет многочисленные сведения о формах и вариациях этого лжеучения; в контексте обличения гностицизма святой поднимает многие глубокие вопросы богословия, по праву становясь самым значительным богословом эпохи апологетов. Примечательно, что практически все богословские достижения святого Иринея стали плодом совершенно конкретных, «узких» задач – противопоставления православной мысли тем или иным положениям гностической доктрины (взятой в целом или в ее вариациях и деталях).

До наших дней дошло и другое, значительно менее объемное произведение святого – «Доказательство апостольской проповеди». Наследие святого Иринея ценно не только своим богословием. Вместе с трудами св. Ипполита Римского, принадлежащего к следующему поколению святых отцов Церкви, труды св. Иринея Лионского служат для нас главными источниками многочисленных исторических сведений о жизни древней Церкви.