Актуальные вопросы лингвистики и лингводидактики: традиции и инновации. Часть 3

Также особо отметим роль прецедентных феноменов, таких как цитатной речи лидеров, как средств воздействия. Цитируются первые лица США и Великобритании, выступившие с порицанием и осуждением, без малейшего сомнения принявшие факт химической атаки: “After Chemical Weapons Attack in Syria, Trump Weighs Retaliation [The New York Times, 9 апреля 2018], “Syria gas attack: Theresa May condemns 'barbaric' targeting of civilians – The Guardian view on the Syrian chemical attack: Assad’s crime – the world’s responsibility” [The Guardian, 9 апреля 2018 12:52], “US will not rule out airstrikes against Assad’s regime in Syria, says Defence Secretary James Mattis” [The Independent, 9 апреля 2018 154:10]. Цитата является одним из способов существования прецедентных текстов и семиотическим знаком, имеющим самостоятельный и автономный смысл и отсылающим к исходному тексту – в данном случае к публичным заявлениям, сделанным лидерами государств или министерств [1].

В качестве средства воздействия используется и другой вид прецедентных текстов – аллюзии. Стилистический прием аллюзии является средством расширенного переноса свойств и качеств мифологических, библейских, литературных, исторических и др. персонажей и событий на те, о которых идет речь в данном высказывании. В анализируемых текстах за эти даты в заголовках используются аллюзии на исторический контекст, говорящие о затяжном и трудноразрешимом характере конфликта: “Burning Eyes, Foaming Mouths: Years of Suspected Chemical Attacks in Syria [The New York Times, 9 апреля 2018]. Аллюзии опираются на экстралингвистические пресуппозиции автора и читателя, на историко-культурный компонент их фоновых знаний и, обращаясь к сфере эмоционального или рационального, обладают серьезным воздействующим потенциалом.

В заголовках статей от 10–12 апреля содержится более эмоциональная оценка события. Это связано, в том числе, с угрожающими твитами, которые Дональд Трамп публиковал три утра подряд. Используется оценочная лексика и метафоры: “Trump’s ‘get ready’ threat to Moscow isn’t just careless, it’s dangerous [The Guardian, 11 апреля 2018 15:15], “The Guardian view on Syria: don’t blindly follow Donald Trump” [The Guardian, 10 апреля 2018 18:45]. Интересным представляется пример “Signs of a Political Armageddon” – заголовок статьи в Нью-Йорк Таймс от 12 апреля. Аллюзия на фильм «Армагеддон» связана с отсутствием у Америки жесткой позиции по Сирии и рядом внутренних скандалов вокруг Дональда Трампа, набирающих в этот период обороты.

В ночь с 13 на 14 апреля США нанесли точечные удары по химическим объектам Сирии. Мнения поляризировались даже в рамках одних и тех же СМИ: реакция большинства – разочарование, так как «возмездие» носило ограниченный характер, но многие посчитали и этот жест опасным. Воздействующая сила заголовков информационно-аналитических медиа-текстов этого периода передается за счет оценочной лексики и метафор: “Trump was right to strike Syria. But the mission is far from accomplished” [Washington Post, 14 апреля 2018], “How Syria’s Death Toll Is Lost in the Fog of War. Military forces often boast about the awe of airstrikes and missile launches, but what’s it like to experience their deadly shock on the ground?” [The New York Times, 14 апреля 2018]. Также используется целый ряд аллюзий, включая аллюзии на политические события и персонажи прошлого: “Syria crisis: danger awaits in rush for influence on crowded battlefield. It’s debatable when the world last found itself in such a perilous situation – and there are disturbing echoes of the eve of the First World War [The Guardian, 15 апреля 2018 12:41], “Trump’s ‘Mission Accomplished’ tweet, and the premature declaration that haunted George W. Bush [Washington Post, 15 апреля 2018]. Также можно привести примеры ссылок на литературные произведения и фильмы: “To strike or not to strike: US and Allies Mull response to apparent Syria chemical attack [The Guardian, 14 апреля 2018 09:00]. При соответствующих культурно-исторических знаниях уже на уровне заголовка можно прочувствовать настроение авторов статей. Так, в следующем примере видим аллюзию на фильм: “The Syrian operation: The good, the bad and the ugly” [Washington Post, 15 апреля 2018]. Автор статьи считает, что хорошо, что удары как таковые были нанесены, но плохо, что это было сделано без поддержки конгресса. Также плохо, что самих ударов было мало. А слово «злой» связано со скандалом с Джеймсом Коми. После увольнения с позиции главы ФБР он ждал 11 месяцев, прежде чем нанести Трампу ответный удар. Его мемуары «Высшая степень преданности. Правда, ложь и лидерство» вышли 17 апреля, и журналисты, ознакомившись с их содержанием, были шокированы откровенностью бывшего руководителя ФБР.

Проанализированные материалы позволяют сделать вывод, что заголовок публикации играет огромную роль в привлечении внимания читателя. Хороший заголовок в сжатом виде представляет главную мысль автора и во многом определяет, захочет ли читатель прочитать весь текст. Этим можно объяснить повышенную экспрессивность и эмоциональность многих заголовков в прессе. Автор использует в заголовках самые разные выразительные средства. Анализ заголовков рассматриваемых текстов показал особую роль прецедентных феноменов, оценочной лексики и метафор.

В завершении хотелось бы отметить, что тексты политического нарратива представляют собой совокупность открытых образований. Ни один из текстов какого-либо политического нарратива не может быть признан фактически закрытым в силу того, что он – лишь часть общего рассказа, посвященного определенному событию. Уже на уровне заголовков видна не только информационная, но и воздействующая сила политических медиа-текстов.

Литература

1. Варченко В.В. Цитатная речь в медиатексте. М.: Изд-во ЛКИ, 2007.

2. Воинова Е.А. Медиатизация политики как феномен новой информационной культуры: Дис. … канд. филол. наук. М., 2006.

3. Грицкевич Ю.Н. Влияние заголовка на построение и реализацию политического дискурса в масс-медийном пространстве // Вестник Псковского государственного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки. 2015. Вып. 1. С. 154–161.

4. Кириллов А.Г. Политический нарратив: структура и прагматика (на материале современной англоязычной прессы): Дис. … канд. филол. наук. М., 2007. 5. Корф О.В. Медиатекст как инструмент формирования дискурса в политическом конфликте (на примере конфликта 1994–1996 гг. в Чеченской Республике): Дис. … канд. полит.наук. М., 2009.

Реализация категории «сверхъестественное» и стратегии перевода единиц с семантикой «потустороннего» (на материале рассказа Дж. Ш. Ле Фаню “The ghost and the Bonesetter”/ «Призрак и костоправ» и его русскоязычных версий»)

Тимофеева А.А.

старший преподаватель

Московский педагогический государственный университет

Аннотация. Статья посвящена анализу реализации категории «сверхъестественное» в рассказе Дж. Ш. Ле Фаню “The ghost and the Bonesetter” / «Призрак и костоправ» и его переводах на русский язык, выполненных А.Г. Бутузовым (1993 г.) и С.Л. Сухаревым (2008 г.). Немаловажным представляется рассмотрение стратегий межъязыковой передачи единиц с семантикой «потустороннего».

Ключевые слова: английский язык, сверхъестественное, языковые единицы с семантикой «потустороннего», переводческие стратегии, русский язык.

REALIZATION OF THE “SUPERNATURAL” CATEGORY AND STRATEGIES OF UNITS WITH THE “OTHERWORLDLY” SEMANTICS’ TRANSLATION (BASED ON THE MATERIAL OF J. SH. LE FANU’S SHORT-STORY “THE GHOST AND THE BONESETTER” AND ITS RUSSIAN-LANGUAGE VERSIONS)

Abstract. The article is devoted to the analysis of the “supernatural” category’s realization in J. Sh. Le Fanu’s short-story “The ghost and the Bonesetter” and its translations into Russian, made by A.G. Butuzov (1993) and S.L. Sukharev (2008). It is also important to consider strategies of units with the “otherworldly” semantics’ cross-language transferring.

Key words: English language, supernatural, linguistic units with the “otherworldly” semantics, translation techniques, Russian language.

Джозеф Шеридан Ле Фаню – ирландский писатель, творивший в традициях готической прозы и являющийся автором классических рассказов о привидениях [7]. Как отмечает исследователь М.Ю. Черномазова, возникновение рассказов с привидениями как литературного жанра, возникшего в русле готической прозы, связывают с именами писателей Чарльза Диккенса, Джеймса Хогга, Томаса Пеккета Преста и Уильяма Харрисона Эйнсворта. Именно у этих авторов выявляются первые рассказы, написанные в жанре ghost stories [6, с. 15].

В Кембриджском справочнике по готической литературе «The Cambridge companion of Gothic fiction» обнаруживается следующая трактовка: «Готика играет с колеблющейся границей между земными законами устоявшейся реальности и вероятностью сверхъестественного [9, с. 2-3].

Как отмечает культуролог А.П. Забияко, религиозное мировоззрение представляет «сверхъестественное» как понятие, противопоставляемое действительному, чувственному миру. Религия отождествляет фантастических существ, свойства, связи с объектом поклонения и относит к категории сверхъестественное. К сверхъестественным аспектам, по замечанию исследователя, относят богов, духов, призраков, ангелов, чудеса, провидений, вампиров и проч. Мир естественных явлений, согласно религиозным представлениям, характеризуется произошедшим от мира сверхъестественного [1].

Британский исследователь К. Балдик в книге «The Oxford Book of Gothic Tales» среди образов викторианской литературы определяет следующие типы сверхъестественных явлений: потусторонние силы и посещение с злой целью, феномен призрак и странное заболевание (ср. вампиризм), жизнь после смерти, живые мертвецы, возвращающиеся из могилы, таинственное предопределение, проклятие [8, с. 8].

Для рассмотрения лингвистических особенностей реализации категории «сверхъестественное» в художественном тексте нами был выбран рассказ «The Ghost and the Bonesetter» / «Призрак и костоправ» (1838). Анализ стратегий перевода единиц с семантикой «потустороннего» проводится нами на материале русскоязычных версий вышеупомянутого рассказа, выполненных А.Г. Бутузовым (1993) и С.Л. Сухаревым (2008).

Так, в русскоязычной версии рассказа у А.Г. Бутузова прослеживается прием калькирования при переводе сравнительного оборота с семантическим компонентом сверхъестественное “My father pulled like the devil” [10]: «Тут мой отец вцепился в его ногу обеими руками и ну тянуть ее, как дьявол» [4].

Калькирование – прием межъязыковой передачи единиц оригинала путем замены их составных частей – морфем или лексем – их лексическими соответствиями в языке перевода [2, с. 75]. В данном случае нас интересует межъязыковая передача именно части с семантикой потустороннего, которая интерпретируется переводчиком посредством пословного воспроизведения лексем, ее составляющих, что свидетельствует об адекватности интерпретации. Передается не только смысловое содержание оригинала, но подбираются полноценные функционально-стилистические и словарные соответствия.

В рассказе «The Ghost and the Bonesetter» обнаруживаем лексическую единицу spirit/дух в значении видимое потустороннее явление: “Oh, blur and agres”, says my father, “isn’t this a hard case”, says he, “that old villain, letting on to be my friend, and to go asleep this way, and us both in the very room with a spirit”, says he” [10]. В обеих русскоязычных версиях рассказа – у А.Г. Бутузова и С.Л. Сухарева видим контекстуально обусловленный прием лексической замены: «Прикинулся моим другом, а сам захрапел, и сиди теперь тут с ним на пару по соседству с призраком, – говорит он» [5]; «Назвался моим другом и заснул, а комната та самая, с привидением, – говорит он» [4].

С.Л. Сухарев в русском переводе рассказа применяет прием конкретизации при передаче лексической единицы he/он: «После чего призрак, как ни в чем не бывало, взялся мерить зал шагами с таким трезвым и внушительным видом, будто сроду не вытворял ничего подобного» [5]. В исходном тексте: “And he began to walk up and down the room, looking as sober and as solid as if he never done the likes at all” [10]. Прием конкретизации представляет собой «замену слова или словосочетания исходного языка с более широким значением, словом или словосочетанием языка перевода с более узким значением» [3, с. 138]. С нашей точки зрения, причиной выбора переводчиком именно этого приема межъязыковой передачи является намерение подчеркнуть сверхъестественную атмосферу повествования и более детально представить в тексте образ призрака.

В русскоязычной версии рассказа у А.Г. Бутузова обнаруживаем прием добавления при переводе отрезка текста, являющегося описанием поведения призрака: «Все знали, что прадед нынешнего сквайра…имел привычку ровнехонько в полночь прохаживаться по замку; …и вот, если случалось ему натолкнуться на полную бутыль – тут же высаживал из нее пробку… – взаправду, хоть и привидение, но не в этом дело» [4]. В исходном тексте: “The neighbors had it, that the squire’s old grandfather…used to keep walking about in the middle of the night, ever since he busted a blood vessel pulling out a cork out of a bottle… − but that doesn’t signify” [10]. С нашей точки зрения, применение добавления обусловлено контекстом, так как речь в предложении идет именно о привидении, в связи с чем, переводчик вводит в текст именование этого сверхъестественного явления.