Актуальные проблемы новой и новейшей истории зарубежных стран. Выпуск II

Американский Юг XIX века: восстания рабов и движение аболиционистов

Максимова А.А.,

аспирант кафедры новой и новейшей истории МПГУ

Аннотация: статья посвящена одному из самых противоречивых исторических моментов американского Юга XIX века – наличию института рабства и отношению общества к нему. Автор анализирует деятельность аболиционистского движения через судьбы его представителей и показывает, что вопрос о рабстве стал намного больше чем проблема между северянами, южанами и рабами.

Ключевые слова: США, американский Юг, рабство, аболиционизм, Габриэль Проссер, Нет Тернер, Уильям Гаррисон.

Когда речь идет об американском Юге XIX века, то первое, что приходит на ум, это палящее знойное солнце, большие основательные дома джонни, огромные хлопковые поля, на которых трудились негры. Такова обычная картина восприятия «рабовладельческого Юга». И рабство в сознании людей неразрывно связано именно с этим регионом, хотя в конце XVIII века рабовладельческий институт на Юге столкнулся с, казалось бы, неизбежной перспективой упадка и деградации – резко снизилась цена на табак, причем в то самое время, когда и само его производство в США упало из-за иссушенной почвы³⁰³. Но в 1793 г. неожиданно обнаружилась возможность восстановить и даже усилить экономический потенциал для рабства.

Эли Уитни, изобретатель из Новой Англии, в 1792 г. совершил поездку по Югу. Путешествовуя по Джорджии и Южной Каролине, он воочию видел трудности, с которыми стакивались хозяйства южных плантаторов³⁰⁴. В особой степени это касалось производство хлопка. Сырой хлопок представляет собой пушистое волокно, содержащее семена. Волокно бесполезно до тех пор, пока семена не будут удалены. Такой процесс требовал колоссального труда. Уитни удалось разработать простейшую модель хлопкоочистительной машины, которую он назвал «очиститель»³⁰⁵. Очиститель был сделан из серии щеток, прикрепленных к механическим колесам, которые протягивали хлопок через щетки и сетчатое сито, отфильтровывая семена в этом процессе. Хлопкоочистительная машина Уитни управлялась механически и позволяла всего нескольким рабочим удалить семена хлопка за долю того времени, которое потребовалось бы, чтобы выполнить это вручную.

В считанные годы машина Уитни Почти широко распространилась на Юге. Рентабельность хлопка возросла так же, как упала прибыль от табака. Его производство росла огромными темпами, обеспечивая работой массу рабов³⁰⁶. За каждое десятилетие после 1800 г. и до 1860 г. производство хлопка увеличивалось в два раза. Уже к 1840 г., южные плантации производили около 75% хлопка в мире³⁰⁷. Хлопок и рабство стали важным элементом экономики США. Американский экономист Роберт Фогель, получивший Нобелевсую премию мира в области экономики за работу «Срок на кресте: экономика рабства американских негров», доказал, что именно экспорт хлопка, произведенного невольниками, способствовали развития и становлению капитализма в Америке³⁰⁸.

Тема рабства вскоре стала одной из наиболее острых для американского общества. Ведь какие бы положительные экономические следствия оно не приносило для Америки, с моральной точки зрения рабство оставалось кощунственным и антигуманным институтом. Не обошлось и без восстаний рабов. Первым был бунт, спланированный Габриэлем Проссером, рабом из Вирджинии. Проссер планировал возглавить восстание в Ричмонде 30 августа 1800 г. Проливные дожди вынудили Проссера отложить его планы на другой день, но в то же время, два раба сказали их хозяину о планируемом восстании. Губернатор Вирджинии Джеймс Монро вызвал полицию, чтобы подавить восстание. Проссер первоначально бежал, но его товарищ, такой же раб, сдал его. Штат Вирджиния осудили заговорщиков. Будучи признанными виновными, Проссер, его два брата, и 24 других раба были повешены за их участие в заговоре³⁰⁹.

Северные и южные штаты опасались восстаний рабов, но, конечно же, в большей степени это проблемой для южных плантаторов. Результатом стали еще более строгие законы в отношении рабов. Так, Проссер пользовался свободой передвижения среди плантаций, что позволило ему спланировать восстание с большим количеством рабов из разных мест. После скандала, связанного с его бунтом, большинство штатов ограничили права рабов в передвижении, а также запретили рабам собираться группами³¹⁰.

Самым нашумевшим восстанием рабов в преддверии Гражданской войны был Бунт Нета Тернера в 1831 г.³¹¹ Нет Тернер был рабом из графства Саутгемптон, штат Вирджиния, области, в которой черные рабы по численности многократно превосходили белых жителей. 21 августа Тернер повел своих сторонников от плантации к плантации, убивая белых и освобождая рабов. Повстанцы без пощады уничтожали всех белых, с которыми сталкивались, независимо от возраста или пола. К тому времени, когда полиция взяли ситуацию под контроль, Тернер и его повстанцы убили по крайней мере 57 белых мужчин, женщин и детей³¹². Сам Тернер первоначально сумел бежать. Его не могли поймать более чем два месяца, пока местный фермер не нашел его скрывавшимся в пещере. 5 ноября суд Вирджинии осудил и признал Тернера виновным в мятеже (восстание против власти). Тернер был приговорен к смертельной казни, экзекуция через повешение состоялась 11 ноября.

Результаты восстания Тернера были еще более драматичными чем результаты восстания Проссера, которое состоялось тремя десятилетним ранее. Южные штаты ввели чрезвычайно строгие ограничения по отношению к рабам. На этом фоне возросла и роль движения аболиционистов на Севере. Необходимо отметить, что антирабовладельческое движение зародилось в Европе и Соединенных Штатах еще до Войны за независимость. В самом начале XIX в. противники рабства одержали первую знаковую победу, когда Великобритания отказалась от участия в международной работорговле. 1 января 1808 г. и Конгресс США запретил ввоз рабов³¹³. Но американское общество оказалось разделено на непримиримые группы сторонников и противников рабства. Нельзя сказать, что первые проживали на Юге, а вторые – исключительно на Севере. Немалая часть предпринимателей из северных штатов были заинтересованы в сохранении рабовладения, приносящего высокую прибыль и превратившегося в один из важных факторов успешности национальной экономики.

Организации аболиционистов ставили во главу угла моральный аспект проблемы. Но многие американцы, отрицательно относившиеся к рабству, не представляли, что делать с освобожденными рабами. Часть аболиционистов призывали к вывозу афроамериканцев из Соединенных Штатов³¹⁴. Речь шла о сборе свободных «черных» и отправке их в Африку или в другое место, удаленное от Соединенных Штатов. Большинство организаций, выступающих за это решение, такие как Американское общество колонизации, не оспаривали законность рабства и предполагали необходимость компенсации рабовладельцам³¹⁵. Начиная с 1820-х гг. несколько групп свободных негров были отправлены на западное побережье Африки, где колонисты основали независимую черную республику Либерию, что означает «земля свободных»³¹⁶. Но в Соединенных Штатах было намного больше рабов и чернокожих, чем любая организация могла бы перевезти в Африку. Кроме того, многие из свободных негров хотели остаться в Северной Америке, где большинство их семей прожили несколько поколений³¹⁷.

К 1830 г. движение умеренных аболиционистов, которое сосредоточилось на «реколонизации», уже находилось в упадке. Движению против рабства было необходимо новое видение проблемы и новое руководство. В эту роль вступил бесстрашный и бескомпромиссный редактор Уильям Ллойд Гаррисон³¹⁸.

Родившийся в 1805 г. в Массачусетсе, Гаррисон еще подростком близко познакомился с газетным бизнесом. После работы в газете, занимающей умеренную антирабовладельческую позицию, молодой издатель решил использовать свои таланты для большего дела. Гаррисон оказался в Бостоне, где в 1831 г. он основал антирабовладельческую газету «Освободитель» (Либерэйтор)³¹⁹. Гаррисон стал самым откровенным критиком рабства США на протяжении 1830-х гг. Автор Диана Равич вспоминает заявление Гаррисона из его первого номера «Освободителя», в котором он заявил: «Я знаю, что многие против строгости моего языка; но нет ли причины для строгости? Я буду столь же суров, как и правда, и столь же бескомпромиссным, как и справедливость. По этому вопросу я не хочу думать, говорить или писать с умеренностью. Нет! Нет! Скажите человеку, чей дом в пожаре, чтобы он дал умеренный сигнал тревоги; скажите ему умеренно спасти свою жену от рук похитителя; скажите матери, чтобы она постепенно выводила своего младенца из огня, куда он упал; – но не призывайте меня использовать умеренность в деле, подобном настоящему. Я серьезен – я не буду уклоняться – я не извиню, – я не отступлю ни на дюйм, – И БУДУ УСЛЫШАН»³²⁰.

В своем радикальном издании Гаррисон потребовал немедленного освобождения всех афроамериканских рабов без выплаты их владельцам. Он отказался принять что-то меньшее, чем быстрое упразднение рабства. Его бескомпромиссные требования раскололи аболиционистское движение. Радикальное крыло потребовало немедленной отмены рабства. Умеренное крыло было против рабства, но останавливалось «в дюйме от отмены»³²¹. Гаррисон трудился практически один в своей войне, чтобы покончить с рабством. Многие американцы не любили рабство, но лишь немногие были аболиционистами в 1830-х гг. Большинство американцев не были готовы к столь радикальному и бескомпромиссному подходу к проблеме рабства. Вместо этого умеренные круги внутри движения выступали за постепенную эмансипацию. Эта часть движения получила поддержку в Республиканской партии, основанной в 1854 г. В платформу Республиканской партии вошло требование запретить расширения рабства на территории США, но не республиканцы не требовали отмены «своеобразного института»³²².

Другой известный аболиционист Элайджа Лавджой столкнулся с противоположной позицией по поводу рабства³²³. Уроженец штата Мэн, он переехал в Сент-Луис в 1827 г. и работал там пресвитерианским священником и редактором еженедельной религиозной газеты. Лавджой написал ряд редакционных статей, критикующих рабство с точки зрения религиозных воззрений. Так, в мае 1836 г. Лавджой написал редакционную статью, в которой критиковал местного судью за то, что он не допустил обвинений против белых, которые собрали толпу и линчевали свободного черного человека, живущего в этом районе³²⁴. Но влиятельные местные лидеры вынудили Лавджоя покинуть город.

Лавджой переехал в Элтон, где стал редактором местной газеты «Элтон наблюдатель»³²⁵. Он продолжал пропагандировать аболиционистские идеи, вызывая недовольство своих противников. Трижды толпа сторонников рабства уничтожала его печатный станок, три раза Лавджой покупал новое оборудование³²⁶. 7 ноября 1837 г. толпа сторонников рабства собралась еще раз, чтобы уничтожить типографию Лавджоя. В этот раз аболиционист попытался защитить свое имущество и был застрелен.

Илаия Лавджой, белый северянин, живущий в свободном штате, был убит за выступление против черного рабства. Аболиционисты по всей стране изображали Лавджоя как мученика, человека, который погиб за свои убеждения. По словам публициста Арнольда Уатриджа, убийство Лавджоя сделало гораздо больше для аболиционисткого движения, чем статьи Гаррисона в Либераторе. Нападение на Чарльза Самнера в Сенате, убийство Джона Брауна в Канзасе, погром городе Харперс Ферри – все это способствовало растущему влиянию противников рабства. Все чаще раздавались призывы «разделить две части страны»³²⁷. В итоге «вопрос о рабстве» стал более значимым, чем судьба самих афроамериканцев. Он способствовал усилению противоречий между Севером и Югом, которые, в конечном счете, и привели к Гражданской войне. В то же время нет основания переоценить роль аболиционистского движения в этих событиях, отразивших цивилизационный раскол американского общества. Последствия этого раскола сказываются и в наши дни.

Библиография:

1. Mountjoy S. Causes of the Civil War: the differences between the North and South. NY, Infobase Publishing, 2012.

2. Wilson M. He can make anything / American Science and Invention: A Pictorial History, New York, 1954.

3. Brown D., Webb C. Race in the American South from slavery to civil rights. Edinburgh: Edinburgh University Press, 1988. P

4. Fogel R. W., Stanley L. Engerman. Time on the Cross, Vol 1: The Economics of American Slavery. N.-Y.: Norton, 1995.

5. Foner Е. Give me liberty!: An American History. Volume I. New York: W. W. Norton & Company, 2006. Р.

6. White Deborah G. Freedom on my mind: A history of African Americans. NY Bedford / St. Martin's, 2013.

7. Colonization: Thirty-Sixth Anniversary of the American Colonization Society. [Электронный ресурс]. URL: https://timesmachine.nytimes.com/timesmachine/1853/01/19/75123908.pdf (дата обращения 11.03.2018).

8. Mayer H. All on Fire: William Lloyd Garrison and the Abolition of Slavery. NY: St. Martin's Press, 1998.

9. Garrison W.L. The Liberator. [Электронный ресурс]. URL: http : //fair-use.org/theliberator/1865/12/29/valedictory (дата обращения 11.03.2018).

10. Aistrup J.A. The Southern Strategy Revisited: Republican Top-Down Advancement in the South. Kentucky: University Press of Kentucky, 1996.

11. Jennifer P. Elijah Lovejoy's Fight for Freedom. Publisher: Nose in a Book Publishing, 2009.

12. Winthrop S. Gilman Dead.; an original abolitionist and successful business man and banker. [Электронный ресурс]. URL: https://www.nytimes.com/1884/10/05/archives/winthrop-s-gilman-dead-an-original-abolitionist-andsuccessful.html (дата обращения 11.03.2018).

Феномен «прямого политического действия» как актуальная форма политического активизма

Белышев А.А.,

магистрант кафедры новой и новейшей истории МПГУ

Аннотация: в статье рассматривается особый тип политического активизма, получивший название «прямого действия». Автор соотносит актуальность этого явления с институциональным кризисом современной представительной демократии и нарастанием в обществе протестных настроений. Сущность концепта «прямое политическое действие» раскрывается в корреляции с понятиями «политическое участие» и «прямая демократия», а также с учетом исторической терминологической традиции.

Ключевые слова: прямое политическое действие, прямая демократия, политическое участие, протестные движения, евроскептицизм.

Развитая культура политического активизма считается признаком высокого уровня социальной модернизации общества и эмансипации человеческой личности. В этом смысле политический активизм зачастую соотносится с демократичностью государственно-политической системы, открытостью, состязательность, плюрализмом политического процесса. Характерный подход представлен на сайте Российского социалистического движения: «Любая организованная политическая сила ставит целью завоевание власти…, для этого она должна мобилизовать общественную поддержку и добиться представительства в той или иной форме, следовательно сущность политического активизма заключается в том, что люди объединяются вокруг идеологий и программ, стремясь обеспечить продвижение и доминирование своих социальных интересов»³²⁸. Таким образом, подразумевается, что политический активизм сопряжен, прежде всего, с институционализацией политического поведения граждан в рамках системы представительной демократии. Это, с одной стороны, отличает его от более широкого явления – социального активизма, который не направлен на участие во властных отношениях, а с другой противопоставляет девиантным формам политической активности, которые варьируются от протестного давления на власть до экстремизма и хулиганства.

В современных условиях такая трактовка политического активизма не устарела, но выглядит отнюдь не исчерпывающей. Причина заключается в том, что на рубеже XX-XXI вв. не только политический процесс, но и все сферы общественных отношений претерпели значительные изменения. В основе их лежит сложная трансформация социальности общества, связанная с реакцией на процессы глобализации и наднациональной интеграции, инновационной изменчивости и информационной открытости жизненной среды современного человека. В этих условиях растет множественность моделей социального поведения, снижается роль стереотипных практик и привычных институтов. Как следствие, растет и значимость таких информальных явлений как «прямое политическое действие».

Строго говоря, никакой «теории» прямого политического действия не существует, и сам этот термин является условным. Но при этом «прямое действие» уже более ста лет является вполне узнаваемым концептом, используемым самыми разнообразными общественно-политическим движениями. Низкий уровень его теоретического осмысления в каком то смысле предопределен – речь идет о недвусмысленном противопоставлении двух типов политического активизма, один из которых опирается на рационализированные идеологические доктрины, партийные программы, институциональный опыт демократии и парламентаризма, а второй отличается нарочитой экспрессией, спонтанностью, использованием методов, которые с точки зрения «системной политики» зачастую выглядят как экстремизм или, по крайней мере, хулиганство. Отсюда и распространенный подход, согласно которому «прямое политическое действие» протестного характера трактуется как своего рода девиантность. Однако существуют основания для более глубокого анализа этого явления.

Во-первых, концепт «прямого политического действия» явно коррелирует с двумя общепризнанными и весьма значимым и понятиями – «политическое участие» и «прямая демократия». В мировой науке термин «политическое участие» имеет множество трактовок, но в целом они сводятся к трем тезисам. Их достаточно емко сформулировал российский исследователь С.А. Пфетцер: во-первых, политическое участие противопоставляется абсентеизму (политическому бездействию, «неучастию»), во-вторых, под политическом участием подразумевается именно личностное политическое поведение личности, хотя и сопряженное с активностью тех или иных социально-политических групп или организаций;

политическое участие понимается как «осознанная, рациональная форма политического поведения, противоположная бессознательным, стихийным действиям, продиктованным неосознанными или же частично осознанными мотивами»³²⁹. Таким образом, политическое участие трактуется именно как действие, тесно связанное с личностной мотивацией и рефлексией. Необходимость ввода такого понятия объясняется попытками показать более широкий характер «развитой демократии», опирающейся не только на классические институты электорального волеизъявления и представительства, но и разнообразные формы гражданского активизма. Но отсюда же и оговорка об «осознанности и рациональности» политического участия, его ограниченности паттернами «правильного» (системного) гражданского поведения. Эта установка вызывает сомнения в точки зрения реального плюрализма демократических форм политического процесса – паттерны либеральной демократии, тесно связанные с культурой политического рационализма и договорным правопониманием, не могут обладать монополией в современном обществе. Не менее значимы и другие формы политического самовыражения, в том числе именно «продиктованные неосознанными или же частично осознанными мотивами» и выраженные в «бессознательных, стихийных действиях». Их и можно считать подлинно прямым политическим участием, которое «непосредственно и наступательно апеллирует не только к этике, эстетике, но и инстинктам, подсознанию»³³⁰.

Аналогично выглядит корреляция понятий «прямое политическое действие» и «прямая демократия». Здесь схожесть понятий заключается именно в «прямом» характере политического активизма. Но при этом термин «прямая демократия», как правило, трактуется очень узко и в рассматривается в только «классических» формах: «Прямая представляет собой способ осуществления публичной власти непосредственно самим народом путем принятия им публично-властных решений… на основе институтов, действующих в рамках представительной системы»³³¹. Поэтому прямая демократия сводится к непосредственному волеизъявлению граждан в ходе референдума или в рамках самоуправления. При такой трактовке значимость прямой демократии оценивается двусмысленно. С одной стороны, речь идет о прямом волеизъявлении народа как суверена, что подразумевает решение важнейших общенациональных вопросов. Но, с другой, признание плюралистического характера современной демократии заставляет рассматривать ее «прямые» формы как локальные, связаннее скорее с самоуправлением общин, а «государственный уровень» политического процесса ассоциировать с парламентаризмом и многопартийным представительством. Но в современных условиях такой подход выглядит не вполне корректным. Как афористично подчеркивает французский политолог Иван Бло, «современную демократию, которая считается представительной, но на самом деле подвержена влиянию административного аппарата и организованных заинтересованных групп, можно сравнить с продовольственным магазином, в котором покупатели могут только сделать выбор между тележками, предварительно наполненными сотрудниками аппаратов политических партий и государственными чиновниками. В системе же прямой демократии покупатель сам выбирает те продукты, которые ему нужны»³³². Отсюда и мощный влет протестных настроений в современном обществе, которые можно считать угрозой существующей институциональной демократии, но питательной почвой для возрождения подлинно демократического гражданского духа. И «прямое действие» становится ключевым элементом такой неформальной и протестной демократии. К тому же нельзя забывать и о том, что суть демократии не заключается в процедуре «отдачи голоса». Напротив, основой гражданской активности является политическое самовыражение, репрезентация своих взглядов и политические коммуникации. А в современных условиях эти функции более успешно выполняют сетевые формы, а не классические партийные механизмы или регламентированные формы «уличных шествий и собраний». Поэтому сетевое пространство становится мощной опорой для развития прямой демократии. А сетевой активизм по своей сути является «прямым действием».

Второй аспект анализа концепта «прямого политического действия» связан с исторической ретроспективой. Несмотря на отсутствие общепризнанной теории «прямого политического действия» на протяжении последних ста лет эта тема поднималась многими идеологами и общественными деятелями. Основателем «жанра» считается французский философ и публицист Жорж Сорель. Его идеи оказали большое влияние на становление анархо-синдикализма. В книге ««Размышления о насилии» Сорель представил развернутое обоснование особого политического стиля, который противостоит иллюзорному миру «буржуазной демократии» и «дает ключ к пониманию деятельности, чувств и мыслей народных масс, готовящихся вступить в решительную борьбу»³³³. Основой этого стиля, по Сорелю, является особая культура политического действия, связанная с одной стороны, с «господством мифа», а с другой, находящая выражение в насилии. Причем, понятия «миф» и «насилие» Сорель рассматривает в особом ключе, отмечая, что в основе истинного политического мифа лежит не утопия и не описание явлений, а «выражение воли». Миф – это совокупность образов, которые способны инстинктивно вызывать у людей чувства, необходимые для совершения политических действий (так всеобщая стачка, как миф, способна «вызвать именно те чувства, которые соответствуют различным проявлениям социалистической борьбы против современного общества»³³⁴). Политическое действие, связанное с влиянием «подлинного» мифа, неизбежно приобретает форму насилия, поскольку в нем раскрывается само волевое начало человека, а не рационализированные мотивы. И такое насилие принципиально отличается от отчужденного насилия государства по отношению к обществу. Подобный ход размышлений впоследствии прослеживается у многих идеологов революционного и протестного движения. Так, Петр Кропоткин писал о «инициативе действия», которая является непременным условием подлинного революционного подъема масс, в основе которого лежат не политические программы и конституционные проекты, а «страсти хорошие и дурные, самоотвержение и падение, трусость и героизм, … уличные волнения, неуверенность в завтрашнем дне, борьба интересов и столкновение антипатий»³³⁵. Концепт «торжества воли» стал одним из лейтмотивов «арийского мифа», противопоставляя рассудочное действие и договорные формы социальности таким явлениям как «высшая воля» и «героический дух» (как писал Жорж Ваше де Лапуж: «Повышенный боевой дух сделал из арийца не только завоевателя, военного и промышленника, но при этом еще и свободного человека»³³⁶). Приведем и характерные рассуждения Эрнесто Че Гевары, обосновывавшего философию «герильи»: «Мы не должны бояться насилия – насилие является повивальной бабкой нового общества… В общественных процессах различие между насилием ненасилием не может быть выведена из сравнения числа выстрелов»³³⁷.

Таким образом, концепт «прямого политического действия» раскрывается в двух плоскостях: во-первых, речь идет о политическом активизме, который связан со спонтанной гражданской самоорганизацией людей и их личностным протестным самовыражением, а не институционализированными формами «участия» и «представительства»; во-вторых, подразумевается не только сам факт «действия», но и формирование особой общественной атмосферы, активное воздействие на умонастроения масс, своего рода «мобилизация эмоций». Оба эти аспекта очень близки идеологической платформе современных право-радикальных движений и, по сути, формируют их политическую культуру.

Библиография:

1. Введение в активизм (05.06.2017) // Российское социалистическое движение [Электронный ресурс] URL: http://anticapitalist.ru/2017/06/05/введение-в-активизм-видео/ (дата обращения: 24.01. 2018)

2. Пфетцер С.А. Теоретико-методологические основания анализа проблемы политического участия // Политические науки и социология. 2013. № 3-1 (55).

3. Салмин А.М. Современная демократия. очерки становления и развития. М.: Форум, 2009.

4. Руденко В.Н. Прямая демократия: модели правления, конституционно-правовые институты. Екатеринбург: УрО РАН, 2003.

5. Бло И. Прямая демократия. Единственный шанс для человечества. М.: Книжный мир, 2015. Сорель Ж. Размышления о насилии. М. Фаланстер, 2013.

6. Кропоткин П. Революционная идея в революции // Кропоткин П. Анархия, ее философия, ее идеал. М.: Эсмо, 2004.

7. Лапуж Ж. Ваше де. Ариец и его социальная роль. М.: Кучково поле, 2014.

8. Че Гевара Э. Партизанская война как метод // Че Гевара Э. Статьи, выступления, письма. М., Роза революций, 2006.