Координация экономической деятельности в российском правовом пространстве

– в соответствии с Федеральным законом от 26 марта 2003 г. № 35-ФЗ «Об электроэнергетике»: а) «организации по управлению единой национальной (общероссийской) электрической сетью и ее аффилированным лицам, группам лиц запрещается заниматься деятельностью по купле-продаже электрической энергии и мощности (за исключением покупки электрической энергии (мощности), осуществляемой для собственных (хозяйственных) нужд; покупки электрической энергии (мощности), осуществляемой в целях компенсации потерь в электрических сетях и технологического обеспечения совместной работы российской электроэнергетической системы и электроэнергетических систем иностранных государств, а также в случаях и в порядке, которые определяются Правительством Российской Федерации, при исполнении функций гарантирующего поставщика)» (ст. 8); б) «системному оператору и его аффилированным лицам, группам лиц запрещается заниматься деятельностью по производству и купле-продаже электрической энергии, за исключением купли-продажи электрической энергии (мощности), осуществляемой в целях технологического обеспечения совместной работы российской электроэнергетической системы и электроэнергетических систем иностранных государств» (ст. 12);

– в соответствии со ст. 33 Федерального закона от 11 ноября 2003 г. № 152-ФЗ «Об ипотечных ценных бумагах» учет и хранение имущества, составляющего ипотечное покрытие, не могут осуществляться специализированным депозитарием, являющимся по отношению к эмитенту облигаций., выпущенных с ипотечным покрытием, или управляющему ипотечным покрытием аффилированным лицом.;

– в соответствии со ст. 25 Федерального закона от 21 июля 2005 г. № 115-ФЗ «О концессионных соглашениях» членами конкурсной комиссии, независимыми экспертами не могут быть граждане, представившие заявки на участие в конкурсе или состоящие в штате организаций, представивших заявки на участие в конкурсе, либо граждане, являющиеся акционерами (участниками) этих организаций, членами их органов управления или аффилированными лицами участников конкурса;

– в соответствии со ст. 17 Федерального закона от 30 декабря 2006 г. № 275-ФЗ «О порядке формирования и использования целевого капитала некоммерческих организаций» управляющая компания не вправе: а) приобретать за счет имущества, составляющего целевой капитал, имущество своих аффилированных лиц; б) отчуждать имущество, входящее в состав целевого капитала, своим аффилированным лицам;

– в соответствии со ст. 12 Федерального закона от 26 декабря 2008 г. № 294-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля» органы государственного контроля (надзора), органы муниципального контроля привлекают к проведению выездной проверки юридического лица, индивидуального предпринимателя экспертов, экспертные организации, не состоящие в гражданско-правовых и трудовых отношениях с юридическим лицом, индивидуальным предпринимателем, в отношении которых проводится проверка, и не являющиеся аффилированными лицами проверяемых лиц;

– в соответствии со ст. 28 Федерального закона от 24 июля 2009 г. № 209-ФЗ «Об охоте и о сохранении охотничьих ресурсов и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» членами комиссии не могут быть физические лица, лично заинтересованные в результатах аукциона, в том числе физические лица, подавшие заявки на участие в аукционе или состоящие в штате организаций, подавших заявки на участие в аукционе, а также физические лица, являющиеся аффилированными лицами по отношению к заявителям, в том числе физические лица, являющиеся участниками (акционерами) этих организаций, членами их органов управления и их кредиторами;

– в соответствии со ст. 2 Федерального закона от 28 ноября 2011 г. № 335-ФЗ «Об инвестиционном товариществе» политика ведения общих дел (инвестиционная декларация) может включать обязательные для выполнения управляющим товарищем требования к размеру исполнения по сделкам, заключаемым одним, несколькими или всеми управляющими товарищами, в том числе в отношении одного лица или группы лиц, включая лиц, являющихся аффилированными по отношению к управляющим товарищам и (или) их аффилированным лицам;

– в соответствии со ст. 18 Федерального закона от 7 декабря 2011 г. № 414-ФЗ «О центральном депозитарии» аудитором центрального депозитария не может являться его аффилированное лицо;

– в соответствии со ст. 9 Федерального закона от 21 декабря 2013 г. № 353-ФЗ «О потребительском кредите (займе)» значения переменной величины должны определяться исходя из обстоятельств, не зависящих от кредитора и аффилированных с ним лиц.

8. Отношения аффилированности используются для процессуальных целей.

К примеру, в одном из дел (постановление Президиума ВАС РФ от 26 марта 2013 г. № 14828/12 по делу № А40-82045/11-64-444) суд указал, что при наличии аффилированности между ответчиком по ранее рассмотренному делу об истребовании имущества и ответчиком по делу об истребовании того же имущества представление новых доказательств, как и инициирование нового судебного процесса, является злоупотреблением процессуальными правами со стороны компании.

2.6.4. Выводы и предложения

Как видно из представленного анализа «аффилированность» используется в самых разных значениях. Однако если внимательнее присмотреться ко всем случаям его использования то, помимо того, что этим понятием обозначают ту или иную связь между двумя и более субъектами, влекущую возникновение определенных правовых последствий, можно увидеть и качество такой связи. А именно, через это понятие законодатель пытается описать потенциально конфликтогенную связь двух и более субъектов, которая может повлиять на отношения одного из субъектов такой «связанности» с третьими лицами, с которыми, в свою очередь, связан другой субъект «связанности», на права и обязанности таких третьих лиц.

С нашей точки зрения, институт аффилированности в нынешнем его виде, вне всякого сомнения, нуждается в реформировании. Однако вовсе не в таком реформировании, как это было предложено в ходе дискуссии вокруг проекта изменений в Гражданский кодекс в 2012–2014 гг. В частности, идея ряда участников дискуссии состояла в том, чтобы внести в ГК РФ общее и детальное определение аффилированности, которое бы стало общеотраслевым^[197]. Критике этого проекта, а также проектов, направленных на его улучшение автор настоящей работы посвятил довольно много места, и повторять здесь аргументы не имеет смысла, можно посмотреть соответствующие работы^[198]. Попытка эта оказалась неудачной, как и в 1999–2000 гг., когда пытались принять отдельный закон об аффилированных лицах. Как справедливо указывают некоторые авторы, оценивая соответствующий законопроект: он не стал законом «в силу разногласий относительно возможности найти единые для всех отраслей критерии аффилированности»^[199]. Та же история произошла в 2012–2014 гг.: попытки найти какой-то общий термин для всех отношений экономической связанности (и даже зависимости) не увенчались успехом. И опять здесь не повезло слову «аффилированность», поскольку опять именно его почему-то упорно выбирают некоторые исследователи на роль обобщающего все указанные связи понятия. В результате: два года бесплодных дискуссий и никакого позитивного результата, разве что еще большая неопределенность, внесенная в закон путем отождествления аффилированности и связанности. А между тем, всего этого могло и не быть, могла состояться дискуссия, в которой следовало бы определить то, какие отношения связанности (и зависимости) и почему надо регулировать; в каких отраслях, какими средствами. И, возможно, при непредвзятом подходе, это случайно занесенное из некоторых правопорядков слово – «аффилированность» – вообще бы не рассматривалось ни в качестве какого-то универсального понятия, ни в качестве какого-то отраслевого понятия.

Понятие это «занесено» из американского права, при этом никто не задумывался, к примеру, а чем хуже, если бы вместо слова affiliation (аффилированность) мы взяли бы и просто русскими буквами изложили немецкое, закрепленное в § 15 Aktiengesetz^[200] понятие Verbundene Unternehmen? То есть не стали бы переводить его на русский и использовать понятие связанные предприятия, а сделали бы так же, как ранее – в 1992 году – поступили с аффилированностью, т. е. ввели бы понятие фербундене унтернемен? Тогда бы и статья 53.2 ГК РФ могла бы выглядеть иначе, к примеру: «если настоящий Кодекс или другой закон ставит наступление правовых последствий в зависимость от наличия между лицами отношений фербундене унтернемен, наличие или отсутствие таких отношений определяется в соответствии с законом». Выглядит непривычно. А ведь с аффилированностью то же самое: заимствовали из английского языка слово, даже не переведя его на русский, и уже много лет обсуждаем: как бы нам его наполнить каким-то новым и необходимым содержанием^[201]. Может быть, слово красивым кажется, однако не могу не напомнить слова А.Ф. Черданцева, что «формой правовой информации выступает язык как определенная знаковая система. Специфика работы юриста состоит в том, что его основной инструмент – язык. Он оперирует в своей деятельности языковыми феноменами (явлениями), которые не просто представляют собой знаки… но имеют смысл и значение»^[202].

2.7. Значение рыночного положения субъектов координации экономической деятельности

1. Соотношение координации экономической деятельности и «вертикальных» соглашений. П. 14 ст. 4 ЗоЗК в редакции третьего антимонопольного пакета прекратил практику, признающую в качестве антиконкурентного поведения координацию экономической деятельности покупателей их прямым поставщиком. В редакции третьего антимонопольного пакета в ЗоЗК введено правило об общей допустимости «вертикальных» соглашений, согласно которому любое «вертикальное» соглашение, направленное на координацию экономической деятельности, не должно признаваться антиконкурентным действием. Кроме того, устанавливая запрет на координацию экономической деятельности, имеющей последствия, тождественные совершению картельных соглашений, в ч. 5 ст. 11 ЗоЗК законодатель в качестве исключения указывает на возможность допущения такой координации, если она приводит к последствиям, регламентированным ст. 12 и 13 ЗоЗК.

В данном случае сразу же возникает юридико-техническая конкуренция правового режима общей (диспозитивной) допустимости координации экономической деятельности, осуществленной в рамках «вертикального соглашения» (п. 14 ст. 4 ЗоЗК), с исключительным (разрешительным) правовым режимом допустимости «вертикальных» соглашений, устанавливаемым ст. 12 ЗоЗК. Практически создается положение, при котором координация экономической деятельности, допустимая в рамках «вертикального» соглашения, может приобрести характер неправомерной в силу неправомерности самого «вертикального» соглашения. Однако буквальное толкование закона свидетельствует о том, что положение создается как раз обратное.

Например, недопустимое с точки зрения ст. 12 ЗоЗК соглашение между поставщиком и каждым из их его дистрибьюторов в пределах определенной территориальной единицы товарного рынка приобретает признаки допустимости в отношении координации экономической деятельности. Другими словами, «вертикальное» соглашение между хозяйствующими субъектами, доля каждого из которых на любом товарном рынке превышает 20 %, является недопустимым с точки зрения ст. 12 ЗоЗК, но одновременно с этим не ограничивает возможность осуществления координации экономической деятельности между такими субъектами.

По существу, вопрос о разрешении данного противоречия находится в совершенно практической плоскости. Ведь основанием координации экономической деятельности в данном случае и является «вертикальное соглашение», поэтому действительность (правомерность) координации находится в прямой зависимости от действительности (правомерности) данного «вертикального» соглашения.

Кроме того, представляется неверным наименование ст. 12 ЗоЗК «Допустимость “вертикальных” соглашений». При этом создается впечатление, что допустимыми являются лишь указанные в ст. 12 ЗоЗК условия заключения «вертикальных» соглашений, а все иные «вертикальные» соглашения запрещены законом, что совершенно неверно. Буквальное толкование существующего названия ст. 12 ЗоЗК предполагает, что в ней изложены исключения из общего запрета per se (ч. 2 ст. 11 ЗоЗК) на совершение «вертикальных» соглашений, регламентирующие случаи, когда из имеющегося общего запрета возможны исключения. По существу в действующей редакции ст. 12 ЗоЗК и излагаются условия «допустимости», то есть возможности совершения «вертикальных» соглашений между поставщиком и покупателем товара в случаях, когда другими нормами закона на эти соглашения наложен запрет.

В литературе справедливо отмечается, что «на практике зачастую допустимые “вертикальные” соглашения квалифицируются антимонопольным органом как запрещенная координация экономической деятельности. Правомерность данного подхода вызывает сомнения, поскольку запрещена не любая координация экономической деятельности, а только та, что приводит к заключению соглашений с антиконкурентными последствиями (ч. 1 ст. 11 ЗоЗК)^[203]. Кроме того, до принятия третьего антимонопольного пакета складывалась практика, в соответствии с которой несколько однотипных вертикальных соглашений (как правило, договоры поставщика с дистрибьюторами или дилерами) рассматривались все вместе как элемент координации со стороны производителей^[204]. При этом тот факт, что каждый из таких

договоров являлся отдельным вертикальным соглашением, не принимался антимонопольными органами во внимание^[205]. В результате такая координация попадала под признаки картеля, несмотря на то, что каждое отдельное соглашение могло не нарушать критериев допустимости, установленных ст. 12 ЗоЗК, а «вертикальные» соглашения, например, между производителем товара и его дилерами или дистрибьюторами^[206] квалифицировались в качестве координации экономической деятельности. В литературе справедливо подчеркивается, что «выведение из-под понятия координации действий в рамках “вертикальных” соглашений, должно способствовать проведению антимонопольными органами более осмысленной экономической оценки вертикальных соглашений и их влияния на конкуренцию в каждом конкретном случае»^[207].

Проблема заключается в том, что в антимонопольном законодательстве в принципе отсутствует запрет на совершение «вертикальных» соглашений, поскольку такие соглашения составляют основу хозяйственного оборота (согласно дефиниции п. 19 ст. 4 ЗоЗК «вертикальным» соглашением признается соглашение между хозяйствующими субъектами, один из которых приобретает товар, а другой предоставляет (продает) товар).

Другое дело, что ЗоЗК вводит ряд ограничений на совершение «вертикальных» соглашений в случаях, когда последствия заключения таких соглашений могут наносить вред конкуренции. Практически единственным основанием для запрета «вертикальных» соглашений являются случаи, когда последствия их заключения попадают под признаки запретов per se (ч. 2 и 4 ст. 11 ЗоЗК). Иных ограничений для совершения «вертикальных» соглашений антимонопольное законодательство не предусматривает, что совершенно закономерно. Поэтому «допустимость “вертикальных” соглашений», которая предполагается в ст. 12 ЗоЗК, относится исключительно к случаям, когда на такие соглашения установлен запрет, то есть только тогда, когда последствия заключения таких соглашений имеют признаки картельных соглашений.

Данный подход, суть которого заключается в том, что установленные ст. 12 ЗоЗК случаи допущения «вертикальных» соглашений являются исключениями по отношению к запрещенным соглашениям в целом, подтверждает позицию ВАС РФ, выраженную в утратившем ныне силу п. 7 постановления Пленума ВАС РФ от 30.06.2008 № 30 «О некоторых вопросах, возникающих в связи с применением арбитражными судами антимонопольного законодательства»^[208]. Остается лишь сожалеть, что настолько существенное разъяснение высшей судебной инстанции было исключено из данного постановления в связи с принятием третьего антимонопольного пакета, значительно изменившего правовой режим картельных соглашений. В отсутствие этого разъяснения страдает и судебная практика, и юридическая доктрина. Думается, что данное разъяснение в скорректированном варианте должно быть обязательно возвращено в юридический оборот.

В итоге формируется весьма интересный режим правового регулирования, устанавливающий специальное дозволение (исключение) из специального запрета, существующего в рамках общего дозволения.

В отношении координации экономической деятельности антимонопольное законодательство не содержит ограничений в смысле запрета «вертикальных соглашений». Дополнение, легитимирующее отсутствие ограничений на «вертикальные» соглашения, введенное третьим антимонопольным пакетом (вместо дозволения на координацию экономической деятельности саморегулируемыми организациями в отношении установления для своих членов условий доступа на товарный рынок или выхода из него), было необходимо для того, чтобы на координацию экономической деятельности, в отношении которой и ранее были установлены запреты, связанные с возможностью заключения картельных соглашений (нынешняя ч. 5 (бывшая ч. 3) ст. 11 ЗоЗК), по аналогии закона (ст. 6 ГК РФ) невозможно было распространить правила о запрете «вертикальных» соглашений и, в соответствии с этим, нормы об их допустимости (ст. 12 ЗоЗК). Неверной видится позиция, согласно которой применение критериев допустимости к координации касается случаев, когда координация осуществляется вне рамок какого-либо соглашения, но результатом такой координации является заключение антиконкурентного соглашения, которое, тем не менее, может быть признано допустимым согласно существующим критериям допустимости^[209]. Критерии допустимости, зафиксированные в ст. 12 ЗоЗК, относятся исключительно к соглашениям хозяйствующих субъектов, поэтому иная допустимость (не имеющая отношения к соглашениям, запрещенным антимонопольным законодательством) в принципе невозможна.

Представляется вполне закономерным, что в отсутствие специального запрета на заключение «вертикальных» соглашений и, более того, при наличии прямого их дозволения при координации экономической деятельности (п. 14 ст. 4 ЗоЗК) при осуществлении координации условия допустимости заключения «вертикальных» соглашений не должны приниматься во внимание ни при каких обстоятельствах, поскольку данные условия допустимости действительны только в отношении действующих запретов на «вертикальные» соглашения, а в случае координации экономической деятельности такие запреты в принципе отсутствуют. В соответствии с этим и ограничения допустимости «вертикальных» соглашений, регламентированные ст. 12 ЗоЗК не действуют в отношении координации экономической деятельности. Поэтому запреты на «вертикальные» соглашения для финансовых организаций, предусмотренные как п. 1, так и п. 2 ст. 12 ЗоЗК не должны распространяться на координацию экономической деятельности, осуществляемую в рамках «вертикальных» соглашений.

Необходимо отметить, что ч. 5 ст. 11 ЗоЗК связывает запрет на осуществление координации экономической деятельности вследствие возникновения последствий, указанных в частях 1–4 ст. 11 ЗоЗК, с допустимостью «вертикальных» соглашений только внешне. Практически речь идет о том, что запрещается координация экономической деятельности, приводящая к последствиям, аналогичным последствиям заключения картельных соглашений в нарушение запретов per se. При этом допустимость таких картельных соглашений в соответствии со ст. 12 и 13 ЗоЗК никакого отношения к запрету на координацию экономической деятельности не имеет. В связи с этим представляется, что во избежание неверного правоприменения наименование ст. 12 ЗоЗК должно быть изменено. Возможен следующий вариант: «Допустимость запрещенных “вертикальных” соглашений».

Таким образом, допустимость координации экономической деятельности, производимой на основании «вертикального» соглашения, не может и не должна находиться в зависимости от правомерности (допустимости) этого «вертикального» соглашения.

2. Ст. 12 ЗоЗК устанавливает режим исключительной допустимости «вертикальных» соглашений. Такие соглашения не являются антиконкурентными в двух случаях: 1) «вертикальные» соглашения заключаются в письменной форме и являются договорами коммерческой концессии; 2) «вертикальные» соглашения заключаются между хозяйствующими субъектами, доля каждого из которых на любом товарном рынке не превышает 20 %. Однако практическое применение последнего положения в отношении координации экономической деятельности вызывает серьезные сомнения.

В качестве правовой модели можно представить, что несколько поставщиков имеют с торговой сетью однородные договоры поставки однотипного вида товара. Такие договоры, в частности, могут содержать условия о рекомендованных ценах на условиях премирования при соблюдении указанных цен. ФАС России расценивает такие условия как создание правил реализации товара, не принадлежащего покупателю, что нарушает ч. 3 ст. 11 ЗоЗК^[210]. Такие соглашения в силу дефиниции, содержащейся в п. 19 ст. 4 ЗоЗК, должны быть квалифицированы как «вертикальные» соглашения, а их одновременное заключение в соответствии с п. 14 ст. 4 ЗоЗК не может расцениваться в качестве координации экономической деятельности.

Аналогичные комплексы договорных отношений, которые могут быть охарактеризованы как «совокупность однородных сделок (договоров)», которые могут иметь совершенно различную договорную природу. Например, принципал-поставщик, выступающий в роли координатора, может заключить массу однородных договоров агентирования торговыми агентами (как юридическими, так и физическими лицами), в качестве которых могут выступать перекупщики товара (перепродавцы), существенно увеличив при этом долю своего товара на рынке и получив возможность контроля над ценой его реализации (см. рис. 1). Такие соглашения нельзя не признать «вертикальными», поскольку они заключаются между поставщиком и покупателем товара, особенно в случаях, когда в соответствии с п. 1 ст. 1005 ГК РФ агент сам приобретает права и становится обязанным по таким договорам с третьими лицами (оптовыми потребителями, например, торговой сетью). В этом смысле положение п. 19 ст. 4 ЗоЗК о том, что «не является “вертикальным” соглашением агентский договор» выглядит несостоятельно, так как в данном случае «вертикальность» агентского соглашения неоспорима, а координация экономической деятельности, осуществляемая посредством заключения совокупности таких соглашений, приобретает признаки антиконкурентных действий по ч. 1–4 ст. 11 ЗоЗК. Поэтому вполне закономерным выглядит включенное в «четвертый антимонопольный пакет» предложение ФАС России об исключении положения о непризнании агентских договоров в качестве «вертикальных» соглашений из дефиниции категории «вертикальное соглашение».

Рис. 1. Антиконкурентная координация экономической деятельности, осуществляемая путем заключения большого количества однородных сделок

В литературе неоднократно приводится пример дела, возбужденного Санкт-Петербургским У ФАС России в отношении ООО «Ангстрем», в котором данное общество посредством переписки и переговоров согласовывало изменения цен на свою продукцию в нескольких розничных сетях, тем самым координируя их ценовую политику. Результатом координации было установление цен на продукцию ООО «Ангстрем» в розничных сетях (ч. 1 ст. 11 ЗоЗК), при этом соглашения непосредственно между координируемыми розничными сетями отсутствовали^[211]. Основанием для координации экономической деятельности также может служить условие дистрибьюторского договора^[212] или договора коммерческой концессии об ограничениях территории продаж или распространения действия договора^[213].

В соответствии с ч. 2 ст. 12 ЗоЗК каждое из заключенных «вертикальных» соглашений является допустимым с точки зрения конкурентного законодательства, поскольку доля каждого из поставщиков не превышает 20 % на рынке определенного товара. Однако совокупная доля поставщиков в данном примере составляет 80 % на рынке поставок определенного товара. И данном случае уже возникают признаки доминирующего положения, соответствующие фактическому составу доминирования, регламентированному ч. 6.1 ст. 5 ЗоЗК. В приведенном примере координатор, в роли которого выступает торговая сеть, вне зависимости от того, что его доля на рынке определенного товара составляет менее чем 35 %, приобретает фактическую возможность оказывать решающее влияние на общие условия обращения конкретного товара на определенном товарном рынке, если при этом в совокупности соблюдаются следующие условия: 1) торговая сеть имеет возможность в одностороннем порядке определять уровень цены товара и оказывать решающее влияние на общие условия реализации товара на соответствующем товарном рынке; 2) доступ на соответствующий товарный рынок новых конкурентов затруднен, в том числе вследствие наличия экономических, технологических, административных или иных ограничений; 3) реализуемый или приобретаемый хозяйствующим субъектом товар не может быть заменен другим товаром при потреблении (в том числе при потреблении в производственных целях); 4) изменение цены товара не обусловливает соответствующее такому изменению снижение спроса на товар.

Практическое выявление совокупности указанных признаков может быть осуществлено только в результате анализа состояния конкуренции, проведенного антимонопольным органом на основании ч. 6.1 ст. 5 ЗоЗК. Согласно п. 1.4 «Порядка проведения анализа состояния конкуренции на товарном рынке»^[214] (далее – Порядок 2010) при установлении доминирующего положения хозяйствующего субъекта (хозяйствующих субъектов) в случае, если хозяйствующий субъект осуществляет производство (реализацию) товаров в условиях естественной монополии, а также при рассмотрении дел о нарушении антимонопольного законодательства, возбужденных по признакам нарушения ч. 5 ст. 11 ЗоЗК не требуется проведение анализа состояния конкуренции на товарном рынке. Проблема заключается в том, что ограничения на координацию экономической деятельности, установленные ч. 5 ст. 11 ЗоЗК, практически невозможно распространить на последствия координации, имеющие признаки доминирующего положения, поскольку ЗоЗК связывает недопустимость координации экономической деятельности исключительно с последствиями, аналогичными последствиям заключения картельных соглашений.

В представленном примере отсутствуют признаки картеля, хотя, совершенно очевидно, что фактически имеет место координация экономической деятельности, приводящая к возникновению доминирующего положения координатора. Поэтому представляется, что с юридико-технической точки зрения будет правильно соотнести последствия координации экономической деятельности, осуществляемые координатором путем заключения однородных договоров, не только с признаками последствий картелей, но также и с критериями доминирующего положения хозяйствующего субъекта, закрепленными в ст. 5 ЗоЗК. Совершенно не случайно, что Стратегия развития конкуренции и антимонопольного регулирования в Российской Федерации на период 2013–2024 гг. предусматривает необходимость разработки рекомендаций к содержанию торговых политик доминирующих хозяйствующих субъектов (в том числе с целью недопущения их использования для координации экономической деятельности и согласованных действий)^[215].

При этом, полагаю, что проведение антимонопольным органом анализа состояния конкуренции совершенно обязательно. Поэтому представляется неприемлемым исключение анализа состояния конкуренции из критериев доминирующего положения хозяйствующих субъектов, которое предполагает проект «четвертого антимонопольного пакета». Применение для определения доминирующего положения координатора на рынке определенного товара частей 1, 3 и 6.1 ст. 5 ЗоЗК, представляется недостаточным. Думается, что такой подход законодателя является неверным, несмотря на то, что он, отчасти, строится на существующей судебно-арбитражной практике, которая в настоящее время формируется в отсутствие проведения анализа состояния конкуренции.

Однородные договоры являются частым явлением на товарных рынках. Такие договоры заключаются не только торговыми сетями, но достаточно распространены в иных областях поставок (договоры на подачу технической воды для полива садовых участков садоводческих товариществ^[216]; оптовая реализация газового конденсата стабильного, применяемого в качестве котельного топлива, и газоконденсатного печного бытового котельного топлива^[217]; розничная реализация нефтепродуктов с АЗС^[218]), а также в сфере оказания услуг, например: услуги по безопасной стоянке судов^[219]; услуги паромной переправы^[220] и др.

3. С учетом того, что между субъектами субординационного правоотношения существуют отношения «власть-подчинение» частноправового характера вне зависимости от основания осуществления координации экономической деятельности третьим лицом, подчиненные лица находятся в состоянии «зависимости» от властных волеизъявлений координатора. В итоге формируется правовая модель «взаимозависимости» координантов от управленческого воздействия координатора. Действующее антимонопольное законодательство не содержит конкретного правового механизма регулирования данной группы отношений, что (как демонстрирует многочисленная судебная практика) является серьезным упущением законодателя.

Отношения «зависимости» подчиненных субъектов от власти координатора, так же как и отношения контролируемых субъектов в составе группы лиц (ст. 9 ЗоЗК) нуждаются в специальном правовом регулировании, в частности: 1) в наличии законодательного механизма выявления факта координации экономической деятельности; 2) в наличии ограничительного механизма воздействия координации экономической деятельности на состояние конкуренции; 3) в правовом механизме устранения неблагоприятных последствий координации экономической деятельности (поскольку в редакции третьего антимонопольного пакета координация экономической деятельности как вид правонарушения определяется не по возможным, а по уже возникшим неблагоприятным последствиям на состояние конкуренции (см. ч.5 ст. 11 ЗоЗК)).

В отечественном праве уже существует подобный механизм выявления и воздействия на сделки взаимозависимых лиц. Он реализован в рамках Налогового кодекса РФ^[221] (далее – НК РФ) в положениях гл. 14.4 НК РФ, посвященных контролю над сделками между взаимозависимыми лицами. Не останавливаясь на правовых основаниях возникновения и сопоставлении содержания категорий «взаимозависимые лица» и «субъекты координации экономической деятельности», можно ограничиться лишь указанием на различные сферы применения налогового и антимонопольного законодательства: налоговое законодательство преследует фискальные цели, а антимонопольное необходимо для создания благоприятной конкурентной среды на товарных рынках. Этим определяется и более широкий субъектный состав категории «субъекты координации экономической деятельности» по отношению к категории «взаимозависимые лица». Несмотря на то, что п. 1 ст. 105.1 НК РФ определяет понятие «взаимозависимые лица» через их возможность оказывать влияние на условия и (или) результаты сделок, совершаемых этими лицами, и для признания взаимной зависимости лиц предполагает принимать во внимание влияние, которое может оказываться в силу участия одного лица в капитале других лиц, в соответствии с заключенным между ними соглашением либо при наличии иной возможности одного лица определять решения, принимаемые другими лицами, п. 2 той же статьи регламентирует сугубо корпоративные критерии «взаимозависимости», не оставляя места для случаев, когда возможность «оказывать влияние на условия и (или) результаты сделок, совершаемых этими лицами» основывается не на корпоративном правоотношении, а на правоотношении иной природы, например, на обязательстве, возникшем в результате заключенного гражданско-правового соглашения между этими лицами.