Самому себе не лгите. Том 4

Любовь уже не оживить…

 
Любовь уже не оживить,
Надежду ветром унесло.
Остаться, чтоб тебя забыть?
Разбив доверия стекло
 
 
Так, чтоб осколков не собрать.
И новых встреч не ожидать.
 
 
И те дороги позабыть,
И тот букет, что стал не нужен,
И по ночам в подушку выть,
Жалея, что не стал мне мужем…
 
 
В душе благоухает тот букет
Сирени белой. Но тебя уж нет.
 
 
Есть лишь искрящийся твой взор,
Что светит сквозь усталость лет.
Ты жди. И я войду в наш двор,
Родившись вновь… «Сагын, привет!»
 
 
Узнал? Не смог меня забыть?
Мы вместе будем вечно жить!
 

Перевод Анатолия Лобова

28 мая 2021 г., Тбилиси

Позднее раскаянье

 
Ты как мираж, ты, словно сон, неуловим.
Мне встретиться с тобой не суждено.
Как две шальных кометы мы летим…
Досталось нам разлуки горькое вино.
 
 
Да, я достойна наказания такого.
Когда меня любил ты и ласкал,
Себя представила в объятиях другого.
Прости… Любовью ты меня избаловал.
 

Перевод Анатолия Лобова

21 мая 2021 г., Тбилиси

Жестокая любовь

 
Горячий гейзер чувств в душе кипит,
Из глаз потоки льются слезной влаги.
Их осушить бродяга-ветер норовит,
Но лишь хмелеет, как от пьяной браги.
 
 
И я сама как будто во хмелю:
В дом не войду – дверей не отыскать.
Свекровь вздыхает. Я едва терплю…
Муж говорит с упреком: «Ты же – мать…»
 
 
А я, безумная влюбленная, брожу…
Ком в горле. Душат слезы. Мне обидно.
Того, кого люблю, – не нахожу.
Вот… кажется, идет… Но нет, не видно!
 
 
Коварный ветер приволок туманный мрак —
Не вижу милого лица и снова плачу…
Хохочет Время надо мной – мой злейший враг.
Оно крадет мою любовь, судьбу, удачу.
 
 
Эй, ветер! Ты, прикинувшись невинным,
Завел во мрак меня? Тебя я ненавижу!
И завываниям твоим, вкрадчивым и длинным,
Не верю. Я любимого не вижу!
 
 
За что жестоко так судьба мне мстит?
Угас огонь в груди… и сердце стынет…
И если жизнь с последним вздохом отлетит —
То лишь тогда любовь меня покинет!
 

Перевод Анатолия Лобова

24 мая 2021 г., Тбилиси

Страсть и коварство

 
Живу я как во тьме: мне одиноко,
Мысль ясная меня не посещает;
Мир кажется бездушным и жестоким,
Ревниво у меня Вас отбирает.
 
 
Мое перо иль не мое? – Волнует,
Когда себя не вижу я порою;
Шарф, по лицу скользнув, его целует —
Я трепет сердца от него не скрою.
 
 
Но ветер теплый на меня вдруг дует.
Словила я его иль нет? – Сама не знаю;
Холодная змея взялась откуда? —
Мне в сердце серой тучей проникает.
 
 
Со мною ты жесток и беспощаден:
Рыдает сердце, вновь душа томится…
И предстаю я для тебя проклятьем,
Что пулей роковой к тебе стремится.
 

Перевод Михаила Ананова, Тбилиси

Я вам прочту стихи свои…

 
Я вам прочту стихи свои, поэты!
Они в душе моей, как нежные цветы.
Меня подбадривают ваши комплименты,
И жду от вас достойной прямоты.
 
 
Стихами, словно ландышами белыми,
Всех одарю. Устрою рай земной.
И с вами поделюсь мечтами смелыми,
В мир снов чудесных увлеку вас за собой.
 
 
В тех снах стихи порхают бабочками пестрыми,
Там встретят вас восторг и вдохновение.
А если ранены шипами жизни острыми —
В стихах моих найдете исцеление!
 

Перевод Анатолия Лобова, Тбилиси

Моя любовь

 
Вихрь, снежный скакун, унесет меня
К горной вершине.
В небо ясное сквозь облака
Увлечет меня за собой.
Сброшу платье и тело покину. Отныне,
Превратившись в любовь,
Хлыну с гор я прозрачной водой.
Водопадом любви
Ринусь на пересохшую землю,
Растекусь по равнине,
Надеждой наполню сердца.
Всех, кто жаждет любви, – напою.
Мир бескрайний объемлю.
«Э-ге-гей!» – отзовусь горным эхом
В каждом сердце поэта, творца.
Изумляйтесь мне, люди!
Я – любовь! Я – звонкое эхо!
Откликайтесь стихами и радостным смехом.
 

Перевод Анатолия Лобова

Март 2021, Тбилиси

Осень

 
Бурей прикинувшись, ветер осенний бушует,
Воет, взметая листву, гнусавит назойливо в ухо…
Вдруг улетает, свободный и гордый, и в ветках тоскует,
Листья швыряя небрежно, подчеркнуто сухо.
 
 
Душу тревожит мне ветер, осенний шарманщик…
Вкрадчиво шепчет: «Я осушу твои слезы…»
Кто поверит твоим обещаньям, ветер-обманщик?
Ты улетишь. Листья пожухнут. Ударят морозы.
 
 
Я не верю ни ветру, ни Осени. Просто молчу.
Смолкла ветра шарманка… Бреду одиноко…
И безжалостно мокрые листья топчу.
Воздаю тебе, Осень-разлучница, око за око.
 

Взгляни, Господь!

 
Взгляни, Господь, на эту землю – всюду горе!
Дышать невыносимо, смрадно, душно…
Пусть волны мчат меня подальше, в море,
Пусть мое тело будет всем ветрам послушно.
 
 
С восторгом выпью пены белоснежной
И стану в пену постепенно превращаться…
И пусть душа моя парит, как Ангел нежный,
Чтобы на землю никогда не возвращаться!
 

Перевод Анатолия Лобова

Апрель 2021, Тбилиси

Утро

 
Просыпаюсь, как рождаюсь. Все мне ново.
Пляшут искорки-снежинки за окном,
Будто рой былых обид кружится снова,
Жгут ладонь снежинки ледяным огнем.
 
 
Прочь, обиды! Чувств ущербных мне не нужно.
С ветром споря, ухожу в простор безлюдный.
Завывает о былом метель натужно…
Вдруг послышался мне тихий голос чудный…
 
 
Звучит мелодия снежинкой серебристой,
О моей любви поет неразделенной…
Я прислушиваюсь к ней душою чистой,
Безответной любовью истомленной.
 
 
За мелодией видение струится,
Как таинственный мираж-воспоминание…
На усталые мои присев ресницы,
Сокровенное мне открывает знание.
 
 
Мне открылось, что хотя и не хочу,
Но должна тебя, любимый мой, покинуть.
Миражи зовут. Прощай. Туда лечу,
Где обиды все должны бесследно сгинуть.
 
 
Улетаю! Тороплюсь попасть туда,
Пока радугой не вспыхнул небосвод,
Там шалунья-щебетунья, как всегда,
Дева Лира затевает хоровод!
 

Перевод Анатолия Лобова

Сила любви

 
Ты так красив, что я схожу с ума
И от любви отчаянно сгораю.
Она нести лишь радость нам должна,
Даря цветенье… Я же увядаю.
 
 
Но я тебе благословенье шлю.
Из сердца вырвется тысячекратно
Мой крик, как страстно я тебя люблю,
Стремясь в мечтах навстречу безоглядно.
 
 
Ведь о своей семье забыла я,
Когда в твои вдруг заглянула очи:
В них слез прозрачных светлая струя
От чудо-облаков священной ночи.
 
 
Благодаря тебе я этот мир,
Какой он есть, с восторгом принимаю;
Во имя этой неземной любви
Я жить хочу и жизнь благословляю.
 

Перевод Михаила Ананова, Тбилиси

Альфред Бодров

Город Хотьково Московской области. Работая в журналистике, увлекся литературным творчеством. Выпустил сборники рассказов «Висячая пуговичка», «Ахтиар», «Гримасы судьбы», повесть «Чикшулуб». Печатается в альманахах, журналах и коллективных сборниках, в том числе в многотомном издании «Самому себе не лгите», посвященном 200-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского. Награжден дипломом Издательского дома Максима Бурдина «За видный вклад в сохранение традиционных языковых и нравственных ценностей Российского государства», а также дипломом финалиста конкурса им. Героев Советского Союза М. А. Егорова, А. П. Береста и М. В. Кантария в номинации «Художественное слово о войне», организованного Интернациональным Союзом писателей России.

Ладзарелла, или Адюльтер под прицелом

Мартовским праздничным утром тысяча девятьсот девяносто шестого года Цецилия Галлеранова проснулась на девятом этаже нового дома-высотки в Лубоцком Яре.

Обласканная лучами весеннего солнца, она открыла глаза и, взглянув на витраж копии с картины Леонардо да Винчи «Дама с горностаем», озорно подумала: «Интересно, додж с моей флорентийской тезкой Чечилией Галлерани занимался адюльтером с открытыми или закрытыми глазами?»

Большие напольные часы в гостиной пугающе глухо и как бы нехотя пробили полдень, но Циля все еще находилась под впечатлением любовного свидания с Яковом, покинувшим ее рано утром. Наконец она поднялась на ноги с намерением принять горячую ванну, готовясь к торжественному ужину с Яковом в уютном ресторанчике «Русский дворик», что напротив Лавры. В этот момент в дверь позвонили. Открыв ее, увидела перед собой Киру, свою ученицу, дочку Якова.

Проводив девочку-девятиклассницу в столовую, Галлеранова быстро накрыла на стол и стала приветливо нежданную гостью угощать сладостями и черным кофе. Кирочка обратила внимание, что одна стена почти полностью освещалась удивительным витражом, и спросила:

– Как красиво. Кто эту картину написал?

Цецилия пояснила:

– Это витраж по картине Леонардо да Винчи «Тайная вечеря».

– У вас еще есть такие витражи? – поинтересовалась школьница.

– Да, в гостиной еще есть «Мона Лиза», а в спальне у меня «Дама с горностаем». Могу показать, все они с подсветкой. Не правда ли, впечатляют?

– Как у вас все оформлено богато, это вам мой папа помогал?

Галлеранова густо покраснела, но ничего не ответила.

Поздравив свою учительницу биологии и классную руководительницу с днем Восьмого марта и отхлебнув горячего бразильского кофе, сваренного по-турецки, с французским ликером, Кира спросила:

– Циля Евсеевна, я хочу стать, как вы, Ладзареллой. Скажите, как вы ею стали?

Цецилия удивилась:

– Я не поняла, поясни.

Кира, сильно воодушевившись ароматным кофе с ликером, охотно поделилась своими мыслями:

– Когда-то у нас во дворе напевали итальянские популярные песенки «Марина» и «Ладзарелла». Мама рассказывала, что мальчишки тогда называли Маринами тех девочек, которые проводили ночи с парнями просто так, по любви, а тех, кто это делал за деньги, звали Ладзареллами. Скажите, вы сразу в Ладзареллы пошли или Мариночкой сперва прикидывались?

В глазах Цецилии потемнело, но она сдержалась, сохранив самообладание. Несколько мгновений молча смотрела в бесстыжие глаза юной нахалки, не находя слов, только по-рыбьи открывала рот и тяжело дышала.

– Не тебе осуждать меня, – с усилием едва выдавила из себя Цецилия.

Кира выскочила из-за стола и почти бегом направилась к выходу, но классная руководительница остановила ее у дверей:

– Подожди, я тебе выписала роль Кабанихи для школьного театра.

Но девочка грубо оборвала ее:

– Я терпеть не могу Чехова и потому выступать не буду. Он издевается над людьми.

Цецилия поправила невежественную гордячку:

– Я тоже недолюбливаю драматургию Чехова, но это «Гроза» Александра Островского.

Кира покраснела и выскочила вон, бросив через плечо:

– Спасибо за ликер.

Цецилия посмотрела в окно и ахнула: на улице разыгралась такая пурга, что ничего не было видно. Она в сердцах подумала: «Как я могла ее выпустить в такую погоду и как она доберется до другого конца города? Ужас!»

Ее мысли перебил телефонный звонок. Цецилия подняла трубку и, не слушая, стала скороговоркой наигранно выражать недовольство кокетливым, плаксивым тоном:

– Милый мой Ядрица, ты меня сильно обидел, покинув меня в шесть часов утра и не удосужившись поцеловать. Ты не забыл сегодня меня развлечь в обещанном ресторане «Русский дворик» по случаю женского праздника? Я тебя буду ждать с нетерпением.

Низкий сухой замедленный женский голос поверг Цилю в изумление, когда она услышала тягостные слова на другом конце провода:

– Цецилия, сегодня в шесть часов утра был взорван в своей машине ваш любовник и мой муж Яков Ядрица.

В трубке послышались частые гудки.

Галлеранова без чувств кинулась на голубое шелковое китайское покрывало с красными маками, что лежало на широкой софе. Очнулась она посреди ночи от нового телефонного звонка. Она ленивым движением руки потянула к себе телефон и полусонным голосом сказала:

– Слушаю.

То, что она услышала, заставило ее вскочить на ноги, сон мгновенно слетел с ее лица. Она забегала по комнате, не зная, чем помочь бедной ученице. Словно заклинание, повторяла она про себя слова Киры: «Цецилия Евсеевна, у меня мамы не стало. Помогите, я осталась совсем одна».

Галлеранова, преодолев множество бюрократических проволочек, удочерила шестнадцатилетнюю Кирочку и дала ей свою фамилию.

С покойным Яковом Ядрицей Цецилия познакомилась во время одного из родительских собраний. На него отец Киры попал случайно, так как его супруга Сусанна Арменовна была больна. Увидев убогое состояние учебного класса, он предложил свою помощь в ремонте помещения. Так постепенно их деловые отношения переросли в любовную связь. Кира, узнав об измене отца, возненавидела свою классную руководительницу и рассказала обо всем матери, онкологическая болезнь которой от этого известия ускорилась. Следствие по факту убийства коммерсанта Ядрицы встало в тупик, и преступление осталось нераскрытым.

Вад. Пан

Активный участник Р. Ж. и прочих форумов с 1998 года (понятия «блогер» еще не было). Автор портала «Проза. ру», публиковался в журнале «Край городов».

Книга «Дети питерских улиц» (первая версия повести) издана в 2008 г.

В 2010 году награжден дипломом Международного конкурса малой прозы «Белая скрижаль». Лауреат конкурса «Лито. ру» с правом призовой публикации в журнале «Контрабанда» (2011 г.).

В 2019 году опубликована книга «Дети гранитных улиц» (вторая версия повести).

Лауреат III-й степени Московской литературной премии -2020 в номинации «Роман».

Русская девушка Таня 24 часа

«Русская девушка Таня 24 часа» – гласило объявление на заборе зачуханного промквартала, куда занесла Фёдорова нелегкая да проблема со сцеплением автомобиля.

– Давно пора новую машину купить! – ворчала жена.

– На права сдай и ни в чем себе не отказывай! – отвечал ей тем же Фёдоров.

– Ну уж нет! После того раза я больше за руль не сяду!

– Пожалуй, лучше и не надо… – соглашался он. Приучить супругу к вождению было его несбывшейся мечтой – какой груз слетел бы с плеч! И она, в принципе, была готова… Он уже научил ее заводить машину и трогаться с места. Та уже сама бегала по утрам заводить двигатель на прогрев.

…Пока в один злосчастный день он не оставил машину на сцеплении. До сих пор он воздавал должное чуду, стечению обстоятельств и провидению, которые не позволили жене разворотить весь двор, недоумевая, как у супруги получилось взлететь на высоченный бордюр, на который даже на внедорожниках и по крутой пьяни еще никому не удавалось въехать!

– Ты вообще когда собираешься эту рухлядь менять?! – наседала супруга.

– С тобой поменяешь! Ты уж выбирай что-то одно: или Италия, Франция, или новая машина.

– А что тебе моя Италия?! Это только тебе ничего не надо! А я, между прочим, сама на свой отпуск зарабатываю! Ты мне, что ли, денег дашь?!

– А я не даю?! Кричишь, что больше меня получаешь, так хоть буханку хлеба купи на свои для разнообразия!

– А какое тебе дело до моей зарплаты?! Мужчина должен деньги зарабатывать! Что ты там даешь?! Мужчины столько, сколько ты, давно не получают! Когда наконец вторую работу найдешь?!

Возвращаясь налегке, без машины, Фёдоров предавался приятному чувству беззаботности и свободы, размышляя, куда бы податься посидеть за пивом. Это короткое, в одну строчку, объявление резануло контрастом с его светлым, беззаботным настроением, окатив какой-то напряженностью.

– Да-а… – промычал Фёдоров. – Русские в этом квартале редкость. Она что же, бедолажка, все двадцать четыре часа на телефоне или хоть иногда отдыхает?

Проверить это он решил сразу.

– Алло, слушаю… – ответила трубка сосредоточенным женским голосом.

– Танюша? – вежливо поинтересовался Фёдоров. Ответа не последовало. – Я увидел объявление, просто хотел спросить…

– Вы правильно позвонили, – деловито перебила трубка. – У нас к вашим услугам шесть девушек, мы находимся на улице Майская, дом пятнадцать, круглосуточно.

«Ни фига себе! Это же рядом с домом, через двор, можно сказать, под окнами!» – осенило Фёдорова.

– И сколько это стоит?

– Тысяча за час.

Фёдорова даже покоробило – рядом столь любопытное заведение, а он ни сном ни духом! И дело даже не в том, чтобы «очень хотелось»… Не в том, что предложениями проституток забиты и интернет, и издания в киосках, и торчат они на обочине постоянно…

Но это же надо заморочиться, озадачиться, для этого как минимум надо, чтобы «было надо»! А Фёдорова до такой степени как-то не припирало.

Однако в выборе, куда пойти – в кабак или в бордель, – что-то было!

Выбираясь из промышленной зоны, Фёдоров размышлял, что ни черта не знает об этой грани человеческих отношений. В памяти крутилось что-то про Амстердам с его кварталом красных фонарей да какой-то репортаж из публичного дома в Германии. Большей романтикой веяло от истории вопроса, от роскошных публичных домов Нерона, которые еще Калигула обеспечивал женами высшей знати, от версальского двора Людовика XIV с состоящими при нем тремя сотнями отборных красавиц, от петербургских проституток, лишенных права на благотворительность, но увековечивших себя вкладом в строительство и архитектуру…

Конечно, это было нечто возвышающееся над океаном древнего как мир ремесла, но тем более надо быть полным идиотом, чтобы отказать себе в удовольствии с ним познакомиться!

Сегодня Фёдоров шел в бордель.

Глупо было ждать от этого процесса чего-то принципиально нового, а место и форма рекламы не оставляли никаких иллюзий насчет «куртуазности» или даже «эстетичности» мероприятия, зато гарантировали недорогой билет на занимательное шоу. Да и когда еще будет настроение и время посмотреть в действии механику современного отечественного борделя?

«А может, и знакомых встречу? – улыбнулся Фёдоров. – Соседи как-никак…»

Пятнадцатый дом пестрел массой вывесок. Фёдоров попытался угадать, за какой может скрываться подобное заведение. Но быстро понял, что это бесполезно. Ни тебе намека на массажный салон, сауну или даже парикмахерскую!

«И потом, как ходят в бордель? – задумался он перед витринами. – Ясно, что не со своими тапочками…»

Логика подсказывала, что цветы и презервативы покупать тоже ни к чему. И завалиться на часик с колой и попкорном, пожалуй, перебор. Более подходящим моменту он нашел коньяк и шоколадку и, еще немного поглазев на вывески, снова достал телефон:

– Ну, я у пятнадцатого дома, и где вы?

– А я вас вижу! – огорошила трубка. – Это ведь вы в джинсовой куртке?

– Я… – опешил Фёдоров.

– Сейчас к вам подойдут. А вы пока повернитесь и идите на другую сторону улицы.

– Конспираторы! – фыркнул Фёдоров и поплелся к дому напротив.

Но выпорхнувшая навстречу девчушка с горящими кавказскими глазами светилась таким искренним задором и радушием, что моментально смахнула весь зашевелившийся было негатив.

Преступив врата обители древнейшего культа всех времен и народов, первым делом Фёдоров получил тапочки.

– Проходите, присаживайтесь, – спокойно и уверенно встретила озирающегося клиента миловидная властная дама.

Даже его, не знавшего публичных домов эпохи Калигулы и Нерона, современный храм разврата поразил крайним аскетизмом. Обычная двухкомнатная квартирка большого многоквартирного дома, в которой нет вообще ничего – только тапочки да скамеечка в межкомнатном пространстве. Ощущение покинутости этому месту добавляли забитый фанерой встроенный шкаф да густой, влажный, банный запах. Царящую эстетическую стерильность нарушали лишь три небольших пролома в штукатурке, своеобразным декором запечатлев всплески мужского негатива. Два явно от кулака и один от ноги. Фёдоров с интересом разглядывал и эти вмятины, и устало прислонившуюся к косяку строгую, хорошо сложенную женщину, и промелькнувших за ней в дверном проеме худенькую девочку-негритянку и другую, полную, чернобровую, тюркских кровей.

– Ну вот, всех девушек вы посмотрели, выбирайте!

– Вот это?! – выпучил глаза Фёдоров. – Это все?! Вы же говорили про шестерых…

– Остальные девушки работают.

– А как же та, что меня встречала?

– Ее нельзя, она уезжает.

– Да хоть вот эту, – показал Фёдоров на выпорхнувшую из душа кавказскую красавицу в полотенце.

– Эту девушку нельзя, она работает, – бесстрастно и безапелляционно известила дама. – Работающих девушек выбирать нельзя.

Похлопав глазами, он задумался. Наиболее привлекательной из всех, кого он видел в проеме, была сама дама, но чутье подсказывало, что это чувство бесплодно.

– Знаете, я тут у вас в первый раз, мне надо подумать, – промямлил Фёдоров.

– Думайте, – разрешила дама.

Идея провести час с негритянкой наверняка показалась бы Фёдорову заманчивой в другое время. Предрассудков у него не было. Но начинать свое знакомство с древнейшим ремеслом с такой юной крошки! Бог знает, сколько ей лет, как определишь возраст негра? Он психологически не мог воспринимать ее как сексуального партнера.

Со второй претенденткой было не легче. Эта восточная дама никак не показалась ему красавицей.

«Это ж сколько надо выпить! – думал он, тиская пакет с коньяком. – Здесь точно не хватит! Так мне за нее еще и платить!»

– Вы решили?! – уже с признаками раздражения обратилась строгая дама. – Возьмете негритянку?

– Для меня это слишком суровый экстрим. Я к этому не готов, – честно признался Фёдоров.

– Тогда берите Розу!

– А Роза не мой тип…

– Ну, знаете! Пока вы здесь выбираете, и этих разберут! Сейчас люди придут! Решайте быстрее!

Единственным желанием Фёдорова было вежливо откланяться и уйти…

«А приходил зачем?! – разозлился он на себя. – Решаю чего-то, как девочка! Будто шмотки выбираю!.. Какая, к черту, разница?!»

– Разрешите, я пройду, еще раз посмотрю и определюсь.

– Пожалуйста, – пожала плечами дама, освободив проход к кухне.

Фёдоров прошел к комнате отдыха – наблюдательному пункту и командному центру борделя. Отсюда отлично просматривалась улица и магазины вдоль пятнадцатого дома, на подоконнике лежала груда телефонов, обстановка продолжала поражать аскетизмом – здесь не было ничего, кроме тумбы-холодильника и двух небольших лавок. В комнате отдыха, кухне, не было даже захудалого столика!

«Видимо, чай на работе они не пьют… – удивился он про себя. – И отдыхают на этих жестких скамейках?! Уж поставили бы девчонкам какой-нибудь диванчик!»

– Вы наконец выбрали?

Фёдоров вновь взглянул на сидящих претенденток. Негритянка отрешенно смотрела в стену, а Роза вытянулась в дугу, всем телом демонстрируя готовность к взлету.

– Давайте Розу!

– Ну что? Веди меня! Будешь гидом, я здесь ни черта не знаю, – обратился он к назначенной на пути к алтарю богини Иштар спутнице.

Вообще-то в сумрачной комнате «алтаря» было три, она была перетянута не то простынями, не то занавесками, делящими ее на три отделения с тремя кроватями и тумбами и почему-то двумя креслами. За дальней занавеской, очевидно, проистекало совокупление. Роза, указав на мятое ложе, как фокусница, сгребла постель и взмахнула неведомо откуда взявшейся свежей простыней.

– Раздевайтесь. Я сейчас приду, только деньги администратору отнесу. Если хотите, можете принять душ.

Недолго побыв в борделе, Фёдоров уже ощутил, что первое чувство запустения обманчиво и народа в этой маленькой квартирке куда больше, чем кажется. Кроме прочего, начинал раздражать царящий везде минимализм. На стенах отсутствовал даже элементарный крючок или вешалка! Очевидно, все оскорбляющие алтарь Иштар покровы предполагалось сбрасывать в кресла. Других вариантов все одно не было. Взамен он принял из рук азиатской жрицы полотенце.

Обычная ванная комната жилого дома явно не справлялась с выпавшей на ее долю нагрузкой, обретя весьма специфические черты. Колонка не была рассчитана на нужды заведения – видимо, поэтому вода в ванной не отключалась и все вентили были демонтированы. Стены затянул живописный орнамент из плесени, на полу плескалась лужа.

«Целая квартира баб! – думал Фёдоров с раздражением. – Что, им порядок не навести?!»

Впрочем, с этой бедой здесь боролись – в пустой ванной стояло два нестационарных предмета: жидкое мыло и средство от плесени.

На ложе продажной любви Фёдоров восходил подобно римлянину, с единственным желанием – не напрягаться. У него не было никаких оснований мешать жрице демонстрировать свое искусство.

Возлежа в обители порока, он размышлял обо всем увиденном да слышимом из-за соседней занавески. Там клиент, очевидно, был недоволен…

Фёдоров тоже был не в восторге. Окружающая убогость удручала. Кроме того, принявшаяся за исполнение древнейшего ритуала Роза проявляла какую-то до боли знакомую и странную в этом месте неуклюжесть, не компенсируемую даже ее явным старанием. Он легко мог припомнить пару вполне пристойных подруг, которые управлялись с этим куда профессиональней.

– Нет уж, Роза, извини. Сегодня у тебя ленивый клиент, ты сверху, – вяло отвечал он на ее робкие потуги смыться с рабочего места. И бедная Роза снова пыхтела как паровоз.

«Пожалуй, больше не выжмет… не в той форме, – размышлял Фёдоров, глядя на нее. – Эх, надо было негритянку брать! Та точно пошустрей!.. Может, и поменять? А то что целый час на это смотреть?»

Но самоотверженные усилия Розы вызывали в душе Фёдорова отклик. Он не помнил, чтобы кто-то в этой жизни ради него так старался.

«Жена точно никогда не напрягалась, а эта… и не старая совсем, да в общем и не толстая. И чего я на нее взъелся?! Вполне нормальная, симпатичная женщина. Обстановка была нервозной…»

Ему захотелось отплатить Розе за старания, сделать что-то приятное. К сожалению, ее большая красивая грудь оказалась малочувствительной к ласке, эрогенные зоны располагались по бокам и ниже…

К тому времени недовольство на соседней кровати переросло в более громкую фазу:

– Это мои деньги! Ты понимаешь, что это мои деньги?! – доносилось оттуда.

Всколыхнув покров, мимо пронеслась девица. В сумерках Фёдорову даже показалось, что на ее лице блеснула слезинка. Через минуту в обратном направлении просеменила уже знакомая худенькая негритянка.

– Да! Нет у меня груди! Нету! Вот такая я, безгрудая! – с акцентом раздалось из-за занавески спустя некоторое время.

– Что ты мне даешь?! Это не мои трусы! – возвысился возмущенный мужской голос.

– Эй! Трусы верните! – ответил им Фёдоров: происходящее его страшно развлекало.

– Эльза! Прекрати! Мешаешь! – взмолилась выбивающаяся из сил Роза.

– Запыхалась? Ну, ложись, – вздохнул растроганный Фёдоров, решив, что нет смысла искать в этом мире чего-то нового как под звездами, так и меж этих простыней. Та моментально рухнула, радостно задрав ноги.

Естественное желание мужчины «удовлетворить» или хотя бы «доставить удовольствие» женщине в борделе подвергается серьезному испытанию. Столь раздутым самомнением Фёдоров не обладал. Но все одно заниматься здесь больше было нечем. А то, что телу Розы не чужды обычные живые реакции, стало даже приятным сюрпризом!

– А ты совсем не замучена клиентами, – комплиментом выразил он свое искреннее удивление, когда это занятие ему порядком надоело. – Передохнем? У меня коньяк есть.

– Так клиенты разные бывают, – вздохнула Роза, поднимаясь. – Ты чуткий, а отчего сюда занесло?

– Не знаю… – признался Фёдоров. – Все вокруг сексуально-обеспеченные, материально-озабоченные, с тобой сравнить – никакой разницы! А насколько ты мне дешевле обошлась?!

Хихикнув, она метнулась за стопками, принесла одну.

– А себе? – удивился Фёдоров.

– Нельзя, – помотала головой Роза.

– Ты откуда?

– Из Казахстана.

– Хоть шоколадку возьми, это тоже тебе.

– Спасибо! – обрадовалась Роза, и шоколадка тут же исчезла с тумбочки.

«Видимо, в Казахстане пьют коньяк без шоколадки…» – с грустью подумал Фёдоров и опрокинул стопку.

– А можно и мне глоточек? – робко показала Роза на опустевший бокал.

– А себе стопку не проще принести?

– Нельзя!

Пожав плечами, он налил и ей.

– А эта дама здесь хозяйка?

– Нет, это администратор, их у нас двое, они посменно работают. Хозяин здесь мужик русский.

«Мент, наверное, – решил Фёдоров, – в этой округе все кабаки давно ментам принадлежат. Где у нас еще такой университет успешного предпринимательства?!»

В сумеречные владения богини разврата нырнула следующая пара, тихо засуетившись за занавеской. Роза, очевидно не приученная транжирить оплаченное время клиента, скользнула вниз, к животу, свернувшись на нем калачиком.

– Повезло мне сегодня, как повезло! Я хоть член могу посмотреть! Большой!.. До самого пупка!.. Никогда такого не видела!

От такого заявления у Фёдорова глаза на лоб полезли. Оно вызвало моментальный сбой мозга с переплетением извилин. К подобным комплиментам он привык и относил их к дежурным, то есть обычному вранью, которое дамы говорят всем своим партнерам, дабы просто сделать им приятное… Но чтобы от шлюхи в борделе! Здесь, в этой упрощенной модели человеческих отношений, напрочь лишенной привычных условностей и приличий, сама возможность вранья казалась неестественной и дикой!

– Ты давно здесь?

– В Питере уже год.

– А здесь?

– Здесь почти месяц. Я до этого посудомойкой работала.

– Не обижают?

– Нет! – уверенно ответила Роза.

– Это главное, – вздохнул Фёдоров, поглаживая ей волосы. – И ты все время здесь?

– Нет, нас можно заказать. Но только в эти дома, рядом! Охранник приезжает, привозит, увозит, но стоит это уже две тысячи в час!

Предоставив Розе заниматься своими служебными обязанностями, Фёдоров предавался размышлениям. Давно его представления о жизни не претерпевали столь резкой трансформации. Надо было как-то вправить съехавшую крышу. Но окружающая обстановка этому не способствовала.

Только что занятая койка вдруг взорвалась бурной встречей земляков из Осетии. С перечислением имен, мест и поиском общих знакомых в Питере. Фёдоров слушал это, понимая, что процесс «вправления крыши», очевидно, затянется.

Общего знакомого нашли быстро:

– Ты не представляешь! Он так в меня влюбился! Я просто не знала, что делать! А я же не могу… Это же парень моей лучшей подруги! – доносились из-за штор откровения юной проститутки.

Фёдоров не мог припомнить, где он прочел: «…самое искреннее, чистое и честное место на земле – публичный дом». Он уже воспринимал эту мысль не как парадоксальную метафору.

– Роза! Время! – раздался со стуком в дверь голос строгой дамы, прервав его философские размышления.

– Ну, время так время! – встрепенулся Фёдоров, давая Розе понять, что доступ к телу окончен.

– Ты же не кончил!.. – с искренним огорчением протянула она.

«Чтобы здесь кончить, надо быть еще тем экстремалом! – подумал Фёдоров, нежно отстраняя Розу. – Я тут тебя могу еще хоть целый час трахать, бессмысленно это!»

– Возьми меня еще на час! Ну возьми, пожалуйста! – по-детски заныла Роза, растрогав не ожидавшего такого финала клиента.

– Нет, Роза! Честное слово, денег жалко, – признался он, поднимаясь с согретого ею ложа. И, облачившись в полотенце, побрел в душ.

Проведя час в борделе, он увидел все, что хотел. Под вывеской «Русская девушка Таня 24 часа» на ниве сексуальной жатвы трудились две дочери Средней Азии, красавица осетиночка и целых три негритянки!

«Вот где в Питере все негры! – с удивлением глядел он на их экзотическую стайку. – На улице столько даже по одной за неделю не повстречаешь!» Русской, собственно говоря, оказалась только администратор.

Все девицы были довольно юные, сильно по возрасту выбивалась лишь Роза, но и той не было и тридцати.

Клиенты отличались куда большим разнообразием. Полотенце скрывало и объемное, холеное пузо весьма солидного гражданина кавказской национальности, и совсем не солидного местного бритоголового уголовника: друг с другом все были подчеркнуто тактичны и вежливы.

«А еще говорят: “Баня – пример демократизма!” – ухмылялся Фёдоров. – Куда там бане до борделя!»

В этом храме почитаемой всеми – от Месопотамии до Египта и эллинов – царицы тьмы и ночи властвовали совсем другие, куда более древние правила, презирающие патину цивильного налета. Усмешкой встречает она бегущих от взгроможденной ими же цивилизации мужиков, несущих к ее алтарю и трудовые рубли, и наворованные миллионы. Все будет здесь, все падет к ее ногам.