Кавказ. Выпуск XXIV. Легенды и предания

Дань девушками^{[22]
(Из преданий о Кызбуруне)}

Кабарда переживала черное время. Враги, насильственно захватившие этот край, жестоко обращались с населением и собирали непосильную дань. Народ печалился, словно в дни траура, не видя близкой надежды на избавление.

Крымчаки отнимали у кабардинцев скот и последнее имущество. Но бессовестному хану всё было мало, и разбойник придумал еще одно злодейство: брать дань девушками. Каждый год посланцы хана разъезжали по стране и угоняли в полон молодых девушек. Вопли и стоны стояли в аулах, когда кабардинцы прощались со своими дочерьми и сестрами. А с теми, кто перечил, ханские головорезы сейчас же расправлялись жестоко.

В то время среди кабардинского народа славился умом и храбростью некто Меншак, родом из Малки. Меншак видел, что терпение людей достигло предела.

– Давайте прогоним хана и всю его орду, – сказал он кабардинцам. – Сколько еще он будет пауком сидеть на нашей шее?

Когда привел срок платить очередную дань, Меншак велел спрятать всех девушек и сам выехал на коне навстречу ханским посланным.

– Сколько ни ищите – ничего не найдете, – сказал он, – поедемте-ка лучше к вашему хану.

Посланным не оставалось ничего другого, как согласиться.

Ханская ставка была на поляне, на верху высокой горы над садом. Сюда и приехал Меншак вместе с крымчаками. Хан отдыхал и курил трубку, набитую крепким турецким табаком.

Увидев в своем шатре просто одетого кабардинца, он вскочил. Лицо его налилось кровью.

– А тебе чего здесь надо, вонючий кабардинец?! – заорал он. – Как смели вы допустить в мой шатер этого паршивого барана?! – накинулся он на стражей.

– Не гневайся, хан, – льстиво заговорил старший из стражей, падая к ногам своего властелина. – На этот раз мы не смогли доставить тебе кабардинских девушек. А если ты хочешь получить их, поговори с этим человеком.

– Как это не смогли? Куда девались ваши девки? – с презрением обратился хан к кабардинцу.

Меншак спокойно ответил:

– Девушек у нас нет, а женщин наших ты делаешь вдовами.

– Что ты сказал, негодный?! – вскричал рассвирепевший хан.

Меншак спокойно повторил то же самое.

Хан вышел из терпения. Он поднялся, разжег трубку посильнее, подойдя к Меншаку, стоявшему у входа, высыпал горячий пепел на лысую голову. Обожженная кожа стала чернеть, но Меншак и бровью не повел и не тронулся с места, пока последняя искра на его голове погасла, а потом насмешливо поблагодарил и вышел.

Хан своим глазам не верил. Он видел, что в нескольких местах кожа на голове Меншака сгорела до костей, а кабардинец даже не поморщился. И в улыбке Меншака ему почудилась зловещая угроза. Хан созвал своих людей и сказал, что нужно быть настороже, не то кабардинцы застанут их врасплох.

Не успел он договорить, как в шатер вбежал запыхавшись один из слуг и закричал, припадая к ногам хана:

– Беда, наш властелин, мы окружены!

Хан приказал собрать всех, кто находился в ставке, и сам повел их в битву. Но было уже поздно: кабардинцы окружили врагов и теснили их к краю горы, к пропасти.

Меншак приказал своим не убивать хана, а захватить его живым.

Врагов оставалось все меньше и меньше. Вот пали и последние телохранители хана. Он защищался отчаянно, как затравленный зверь. Но Меншак ловким ударом выбил саблю из его рук.

– Теперь пришел мой черед испытать твою храбрость, – сказал кабардинец, подойдя к тому, кто столько времени терзал и мучил его край. Хан, тяжело дыша, растерянно глядел по сторонам.

По приказу Меншака кабардинцы притащили арбу, сняли верх, оставив только два колеса на оси. Хан чувствовал, что ему готовят ужасную казнь.

Он опустился на колени и припал к ногам Меншака, слезно прося пощады, клянясь Кораном освободить всю Кабарду.

Но кабардинцы стояли вокруг с обнаженными шашками и молчали. Несколько человек подкатили колеса. Отсюда, с вершины горы, начинался пологий скат, свисающий над пропастью, над самым Баксаном.

Хан ползал по земле, целовал кабардинцам ноги, сулил золотые горы, обещав стать вечным данником кабардинского народа. Но всё было напрасно. Люди Меншака схватили изверга, привязали к оси и столкнули колеса вниз. Не успел хан и крикнуть, как колеса быстро покатились к пропасти и слетели вместе с ним в бушующий Баксан.

Оставшись без хана, враги растерялись. Большая часть их, теснимая кабардинцами, пала на поле брани. Лишь немногие добралась до Крыма и принесли с собой весть о бесславной судьбе злосчастного хана.

С тех пор крымчаки не делали больше набегов на Кабарду, и кабардинским девушкам не угрожала опасность попасть в татарский полон.

Битва у горы Кинжал^[23]

Годы текут, как вода в реке, но память о временах минувших жива в народе. О жестокой битве кабардинцев с полчищами крымского хана рассказывает эта легенда.

Было это в предгорьях Эльбруса – там, где гора Кинжал разделяет Баксан и Малку.

В 17** году хан Гирей вторгся в Кабарду с большим войском. Много горя принесли с собой враги. Застигли врасплох, кабардинцы не смогли дать отпор.

Тяжела была неволя. Захватчики вели себя в кабардинских аулах, как дома: обложили жителей данью, самых красивых женщин насильно забирали себе в жены, мужчин заставляли работать на себя и впрягали в арбу вместо лошадей.

Хлеб, скот, баранов, лошадей – всё, что попадалось на глаза, отбирали ханские сборщики. Крымское войско, расположившееся лагерем у горы Кинжал, держало жителей в подчинении и страхе.

Долго переносил народ все мучения, но наконец терпение его истощилось.

Как-то раз кабардинцы собрались в одном из аулов и стали держать совет: что дальше делать? И решили:

– Пошлем к хану своих гонцов. Пусть попросят, чтобы уменьшил дань и приказал своим людям не своевольничать так.

Главным среди гонцов выбрали князя Кургоко – храброго, решительного, прямого по характеру.

Прошло немного времени – и кабардинские послы прибыли в Крым. Они привезли хану богатые подарки. Хан принял подарки и спросил, зачем пожаловали послы.

Тогда Кургоко вышел вперед и сказал:

– Твои сборщики разоряют наши аулы. Народ измучился и прислал нас просить тебя: уменьши размеры дани и позволь нам выплачивать ее самим. А чтобы слово твое было нерушимо, выдай нам о том грамоту.

Хан слушал, сидя на бархатных подушках и поджав под себя ноги, и лицо его мрачнело от гнева.

Когда Кургоко кончил свою речь, Гирей долго сидел молча, обдумывая ответ и поглядывая искоса на стоявших перед ним кабардинцев. А потом процедил сквозь зубы:

– Хорошо. Езжайте в Кабарду и объявите народу о моей милости.

Кабардинцы ехали назад довольные, поверив обещанию. Но пока они добирались домой, ханские сборщики опередили их. Гирей повелел им собрать дани втрое больше прежнего. Стон и плач стоял в аулах, когда послы народа вернулись туда.

Скоро и сам хан прибыл в Кабарду. Среди его телохранителей был один пелуан, огромного роста и необыкновенной силы. Его никто не мог победить, и хан очень гордился этим.

Однажды Гирей велел огородить плетнем место для борьбы и кликнуть клич по аулам: не желает ли кто из кабардинцев помериться силами с его пелуаном.

Долго не находилось охотника бороться с таким силачом, но потом из одного аула пришел крестьянин по имени Бей. Бей был очень силен. Он мог поднять арбу одной рукой, словно вязанку дров. Посмотрев на хваленого крымского силача, Бей усмехнулся и вызвался на борьбу.

Наступил день поединка. Народу собралась тьма-тьмущая. Хан сидел на видном месте, покуривая из длинной трубки. Пелуан стоял, самодовольно усмехаясь, – грудь колесом, ноги что бревна.

Бей вышел из толпы, остановился против пелуана, и не успел опомниться, как крестьянин схватил его, легко поднял вверх, размахнулся и с силой швырнул на землю. Пелуан так и остался недвижим: Бей вышиб из него дух.

Не помня себя от гнева, хан подбежал к Бею и так ударил трубкой по голове, что пробил ее. Бей упал. Кабардинцы подняли крестьянина и унесли. Женщины перевязали Бею голову, приложили целебные травы. Через семь дней рана зажила.

А ханские сборщики продолжали без стеснений грабить народ. Тогда старейшины собрались на тайный совет. Долго совещались и решили:

– Дальше терпеть нельзя. Надо истребить врагов.

Хана и его телохранителей пригласили в один из самых богатых домов аула. Ничего не подозревая, крымчаки пили и ели и, как всегда, насмехались над кабардинцами. Наступила ночь, и перепившиеся гости уснули. По сигналу Кургоко началось избиение врагов. Бей убил нескольких телохранителей Гирея, но самому хану удалось бежать в Крым.

А тем временем кабардинцы под начальством Кургоко напали на ханский лагерь у горы Кинжал. Половину крымчаков перебили тут же. Оставшиеся в живых бросились наутек по ущелью, но кабардинцы догоняли их и топили в Малке. Остальных загнали в сосновый лес в долине Лахрана. Почти все враги полегли там под ударами кабардинских сабель.

После битвы у горы Кинжал Кургоко собрал народ и велел привести пленных, которых кабардинцы нарочно оставили в живых. Он сказал им:

– Идите в Крым и расскажите вашему хану обо всем, что вы видели и слышали. И еще скажите, что мы больше не признаем его власти.

Узнав о случившемся, разгневанный хан прислал в Кабарду большое войско.

Войско Гирея расположилось там, где река Кич-Малка впадает в Малку. Здесь-то и разыгралась битва, какой еще никогда не бывало на кабардинской земле.

На одного кабардинца приходилось по двадцать крымчаков, но люди дрались храбро, предпочитая смерть позору неволи. Рядом со взрослыми становились дети, и древние старики брались за оружие.

Враги не выдержали натиска кабардинцев и бежали. Кабардинцы гнали их до горы Кинжал и почти всех перебили. Лишь жалкие остатки войска Гирея вернулись в Крым.

Так народ освободился от ханского гнета. Гора Кинжал и поныне считается как бы славным памятником геройской битвы кабардинцев с крымскими завоевателями.

Город утонувших девушек

Там, где расположен нынче город Кизляр, был когда-то большой зеленый луг. Весной он покрывался красивыми, яркими цветами. Девушки из соседних селений приходили сюда по праздникам собирать цветы, петь песни.

Крымчаки, проникшие и на берега Терека, нарушили мирную жизнь местных жителей: грабили их дома, силой уводили девушек.

Однажды девушки, как всегда, собрались у Терека, и вдруг их окружили вражеские воины. Испугались девушки. Закричали, побросали цветы. Сбившись вместе, прижались друг к другу.

А крымчаки всё ближе. Что делать? Звать мужчин – далеко, не услышат. Обороняться – нечем.

Тогда одна сказала:

– Лучше умереть, чем терпеть позор в крымских гаремах, – и бросилась в реку.

За ней последовали остальные. Они подходили к берегу и бросались в воду молча, сурово сжав губы.

Враги закричали в испуге:

– Кыз-лар, кыз-лар? («Девушки, девушки, что вы делаете?») – Но на берегу не было уже ни одной. Только круги виднелись на воде.

Крымчаки поплатились за погибших девушек: горцы ни одного из них в живых не оставили.

Позднее на этом месте возник город, который получил название Кизляр.

Охота на арбе^[24]

Ссора между князем Бесланом и княжеским родом Джилахстановых, чьи владения граничили по речке Шекер, случилась из-за теленка.

Как-то раз теленок из стада Беслана перешел через речку и стал пастись на лугу Джилахстановых. Откуда было бедному теленку знать, что за Шекером шли уже чужие владения: ведь трава там была такая же!

Люди Джилахстановых поймали теленка и по приказу своих господ зарезали его. Тушу князья забрали себе, а голову и ноги отдали крестьянам.

Узнав об этом, Беслан разозлился и послал людей угнать из джилахстановского стада корову. Но пастухи заметили воров и спустили на них собак. Крестьяне кое-как выбрались живыми: лютые псы искусали их в кровь, в клочья изодрали одежду.

Еще больше разозлился Беслан и стал думать, как отплатить бессовестным соседям. Он выставил на речке дозорных и велел им докладывать обо всем, что делается на земле Джилахстановых.

Однажды двое крестьян из аула Джилахстановых пошли в лес за грушами. Люди Беслана подстерегли их, поймали и привели к князю.

– А, – встретил их Беслан, – попались! Ходили груши воровать? Теперь я вас накажу.

– Зря, князь, на нас обиду вымещаешь, – сказал один крестьянин. – Мы ходили в лес не по твоей земле. А хоть бы и по твоей, так не ты сажал те деревья в лесу, на которых груши растут.

Беслан даже затрясся весь, услыша такие дерзкие слова, и велел бить обоих плетьми нещадно. Люди Беслана били крестьян, пока те не потеряли сознания, а потом отлили водой и выкинули на джилахстановскую землю.

Ахнули жители аула, когда увидели, что сталось с их земляками, и сами, не спрашиваясь князей, поклялись отомстить за оскорбление.

Были в том ауле два крестьянина – Талкаширов и Жамирбиев, охочие на всякие выдумки. Они узнали, что Беслан собирается на охоту, и решили проучить его.

Беслан любил охоту, но охотился не так, как все, а по-своему. Был он ленив и толст, пешком ходить не умел, на коне держался с трудом, из лука стрелял плохо. Чтобы не утруждать себя, на охоту выезжал на арбе, запряженной буйволами. Его провожали слуги и собаки. Сидя на ковре, обложившись мягкими подушками, князь ожидал, пока слуги сгонят дичь к самой его арбе, чтобы он мог бить без промаха.

Талкаширов и Жамирбиев заранее приготовили птичьи чучела, и перед тем, как Беслану выехать в лес, пробрались туда потихоньку, залезли на деревья и стали ждать.

Вот и Беслан приехал. Поднялась суматоха. Жирный князь сидел спокойно на мягких подушках, а слуги с собаками рыскали по лесу в поисках дичи. Но им ничего не попадалось: джилахстановские люди нарочно всю дичь, какая была в лесу, перед тем разогнали.

Слуги уже возвращались ни с чем к маленькой полянке, где их поджидал на арбе князь, как вдруг перед глазами Беслана мелькнули в траве серые перепелки: это Талкаширов и Жамирбиев спустили чучела вниз и дергали за веревочки, а казалось, что по траве бегают птицы. Беслан стал пускать стрелу за стрелой. Довольный удачной охотой, он приказал собрать перепелок и ехать домой. Слуги были удивлены, откуда вдруг здесь взялись перепелки, но молчали.

Вернувшись домой, Беслан созвал гостей и похвастался, что угостит их обедом из дичи, убитой на охоте. Каков же был его стыд, когда слуга пришел и при гостях объявил, что обеда приготовить не может: у убитых перепелок вместо мяса под перьями оказались тряпки и солома.

Так Беслан был посрамлен на всю Кабарду.

Тогда он решил отплатить: вооружил своих крестьян и пошел на Джилахстановых настоящей войной. Долго шла между ними кровавая распря, пока Джилахстановы не понесли полного поражения. Беслан был труслив и неуклюж, но людей имел в несколько раз больше, владения Джилахстановых отошли к их соседу.

Но хотя Беслан стал еще богаче, крестьяне и князья продолжали над ним смеяться. И когда кто-нибудь упоминал имя шекерского князя, ему отвечали:

– А, это тот, который ездит охотиться на арбе!

Нарзан^[25]

Шел однажды вдоль берега Баксана странник. Шел он издалека и очень устал. Когда добрался, наконец, до аула, то не имел даже сил постучаться в двери ближней сакли, а свалился у дверей.

Вышел хозяин сакли на улицу – а у двери лежит незнакомый человек. По обычаю гор предложил ему приют. Опираясь на руку кабардинца, странник вошел в дом.

– Пить, – попросил он слабым голосом.

Кабардинская земля в те времена была опустошена набегами врагов и засухой. Во всём ауле не было ни куска хлеба, и жители умирали от голода. Даже колодцы и ручьи вокруг иссякли, и кувшин воды, который хозяин принес и подал с ласковой улыбкой незнакомцу, был последним во всем ауле. Но зато закон гостеприимства был соблюден.

Странник сделал один глоток – и вода вернула ему силы, потому что была предложена от чистого сердца.

– Мир дому твоему, – сказал он. – А теперь возьми лопату и иди за мной.

Кабардинец взял лопату и последовал за незнакомцем. Вошли они в ущелье, поднялись на гору.

– Ты помог мне, и я помогу твоему народу, – сказал странник. – Не всякому открыл бы я тайну, которую открою сейчас тебе, но вижу: ты добр и честен и не будешь таить от людей того, что получишь сейчас. Копай здесь.

Кабардинец нажал ногой на лопату и вонзил ее в землю. И скала у него под ногой словно раскололась пополам, и из нее брызнула вода – холодная, прозрачная.

– А теперь прощай!

– Постой! Скажи, как твое имя, как вспоминать тебя? – вскричал кабардинец, только теперь догадавшись, что перед ним не человек, а джинн. Но джинн исчез бесследно.

С тех пор люди зовут воду чудесного источника «нарзан», т. е. богатырская вода. И говорят: кто пьет нарзан, может прожить семь жизней.

Пещера сокровищ^[26]

Это рассказ о далекой, седой старине.

Пастух по имени Таучел был человеком смелого нрава. Он пас стада по склонам Кавказских гор и забирался на самые недоступные утесы, куда не решались подниматься другие. Как-то раз он долго блуждал один среди ледяных скал Эльбруса и сбился с пути.

Вдруг Таучел услышал стон, исходивший как будто из глубины горы. Пастух обычно ничего не боялся, а тут от страха еле удержался у края бездны.

Не успел Таучел прийти в себя, как его словно вихрем перенесло через пропасть и бросило на землю. Пастух долго лежал вниз лицом, не смея повернуть головы, потом наконец поднялся и увидел, что находится в мрачной пещере, вокруг полным-полно золота, серебра, драгоценностей, невиданного по красоте оружия. Ослепленный блеском сокровищ, Таучел медленно двинулся вдоль стен, и вдруг снова до его слуха донесся ужасный стон.

Пастух осмотрелся и увидел в дальнем углу юношу, прикованного к каменной стене тяжелой цепью. Черный коршун сидел у него на ребрах и безжалостно терзал его внутренности. Узник напрягал все силы, чтобы дотянуться рукою до конца короткой цепи, свисающей с другой стены пещеры. Каждое движение причиняло ему страдания, судороги сотрясали тело, и тогда с уст юноши срывались мучительные стоны.

И вспомнил Таучел рассказы стариков о юном нарте, который осмелился когда-то проникнуть в заоблачное царство Тха и был наказан за свою дерзость грозным властелином ледяных высот: Тха приковал его к стенам пещеры, обрек на вечные муки.

Много лет прошло с тех пор, и за все эти годы никто не видел юного нарта. Не знали даже, где находится та пещера. И вот теперь сюда попал Таучел.

Нарт увидел пастуха и говорит ему:

– Помоги мне. Иди домой, достань побольше старого металла и докуй цепь, что против меня, чтобы я мог схватиться за нее руками. Тогда я удушу проклятого коршуна и вновь стану свободным, тебе достанутся все эти богатства. Только смотри, никому ничего не рассказывай, а то все будет потеряно.

Таучел поторопился выполнить просьбу нарта. Но не выдержал придя домой, рассказал обо всем одному молодому пастуху. Они вдвоем выковали длинную цепь, поднялись с ней по ледяным склонам Эльбруса и добрались до пещеры.

Но только они вошли в пещеру, как раздался сильный грохот, скала вместе с пещерой провалилась в бездну.

Таучел, нарушивший слово молчания, погиб сам и погубил нарта. А сокровища, скрытые в той пещере, лежат теперь, говорят, глубоко в бездне, под ледяной толщей Эльбруса.

Нарт на вершине Ошхамахо

Когда-то в древности у подножия Эльбруса жило богатырское племя нартов, славившихся своей необыкновенной силой. Дети нартов, играя и забавляясь, вырывали с корнем вековые чинары, отламывали глыбы скал и бросали вниз, в долину, смущая покой джиннов (горных духов).

Это не нравилось Тха, властителю заоблачных высот. Чтобы прогнать нартов, он сзывал к своему ледяному трону тысячи птиц и крылатых джиннов. От взмахов их громадных крыльев поднималась буря, земля сотрясалась, и вершины гор окутывались туманами. На нартов обрушивались снежные обвалы.

Один молодой нарт решил проникнуть в царство Тха и помериться силами с могущественным владыкой. Он не знал, что все его мысли заранее известны всеведущему Тха. Напрасно отговаривали его нарты, он не послушался никого и пошел.

Когда смельчак поднимался по ледяной дорожке уже к самой вершине горы – обиталищу Тха, джинн, подосланный властителем гор, столкнул его в пропасть. Но нарт успел ухватиться за крылья джинна и не свалился в бездну, а только ударился больно о камни. Цепляясь за выступы скал, он все-таки поднялся на вершину и предстал перед грозным Тха.

– Как смел ты, жалкий нарт, прийти в мое царство! Или ты ничего не слышал обо мне? – закричал Тха громовым голосом, и от звуков его голоса затряслись горы, посыпались вниз каменные лавины, в верховьях ущелий поднялись снежные бури.

– Нет, не слышал, – спокойно ответил нарт. – Но я пришел спросить тебя: доколе ты будешь гнать бедных нартов? Разве они мешают тебе в этих горах?

Тха вскочил. Глаза его извергали молнии. С криком, подобным грому, он ринулся на нарта, готовый превратить его в прах, и между ними завязалась жестокая борьба.

– Покоряешься? – спросил Тха.

– Нет! – отвечал нарт.

Тогда Тха длинной цепью приковал дерзкого смельчака к большому камню в расселине меж двух ледяных вершин.

– Покоришься – отпущу, – сказал жестокий Тха. – Не покоришься – останешься тут навсегда.

Нарт знал, что покорность его принесет гибель всему его племени, и предпочел терпеть любые муки, но не дать нартов в обиду.

Прошли тысячи и тысячи лет. Время состарило цветущего некогда юношу.

Сгорбились у него плечи, и отросла длинная борода, белая, как ледники снежных вершин, к которым приковал его безжалостный Тха. Хищные орлы клюют его тело, и голод терзает его. Когда несчастный старик наклоняется, чтобы смочить губы водой из родника, бьющего рядом из скалы, вода исчезает. Но живительная прохлада подкрепляет силы старца, поддерживает его.

Томится нарт и плачет горько, и из слез его рождаются ручьи, стекающие вниз к подножию горы. Ручьи эти сливаются вместе, и из них образуется бурливая река Баксан. По берегам Баксана цветут сады, пасутся тучные стада, люди воздвигают себе жилища.

Иногда старик впадает в сон, но потом просыпается и обращает к орлам и джиннам, стерегущим его:

– Растет ли на земле трава? Рождаются ли ягнята?

И стражи нарта отвечают:

– И трава растет, и ягнята рождаются.

Вздохнет с облегчением старый нарт и радуется. Обреченный на муки, он передал людям свою могучую силу, свое бессмертное дыхание.

И вечно на земле будет царить весна и расцветать молодая жизнь, потому что Тха никогда не покорит себе смелого нарта.

Ошхамахо – гора счастья. Так зовут кабардинцы ту гору, где к ледяным вершинам прикован нарт, дарующий людям жизнь и весну.