Цифровое общество в культурно-исторической парадигме
TekstИсследование феномена «глубинной медиатизации» повседневности
Хорошилов Д.А.,Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва
Аннотация. В настоящих тезисах аргументируется теоретическое положение, согласно которому классическая концепция социального познания как конструирования образа социального мира требует существенного дополнения и пересмотра с точки зрения феномена глубинной медиатизации повседневности. Новая концепция медиатизации в социологической теории устанавливает взаимосвязь между изменениями медиа и социальными изменениями. Стало возможным говорить о медиа-конструировании образа мира. В процессе медиатизации, по-видимому, складывается новый язык социального познания, где доминирующим средством репрезентации становится не слово, а замкнутая на себе визуальность, которая может быть проанализирована в оптиках эстетической парадигмы (начиная от Н.В. Гоголя и заканчивая сериалом «Черное зеркало»). Основной эффект медиатизации повседневности заключается в следующем: любое персональное высказывание переносится пользователями в широкий виртуальный контекст («лайк», «шер», «ре-пост»), где личность пользователя становится визуальным знаком для обозначения уже не самого себя, а процессов и состояний массового сознания и поведения (как в случаях уголовных дел за репосты и публичных разоблачений в харасменте).
Ключевые слова: медиатизация, повседневность, социальное познание, образ социального мира, эстетическая парадигма в психологии.
В современном обществе, где доминирующим кодом репрезентации становится уже не слово или понятие, а чистая визуальность, замкнутая на самой себе и не предполагающая вербальных конструкций (основной принцип Инстаграма – картинка без комментария), анализ повседневности требует включения медиа как источника порождения и циркуляции образов, а классическая концепция социального конструирования реальности П. Бергера и Т. Лукмана нуждается в дополнении понятием медиатизации (Thompson, 1995), благодаря чему сегодня принято говорить о медиа-конструировании социального мира (Couldry, Hepp, 2017). Приставка «глубинная» к процессу медиатизации указывает на взаимосвязь между изменениями технологий и социокультурными изменениями, которые выходят за пределы физического пространства и времени в виртуальные жизненные миры, артикулированные через медиакоммуникации (Ним, 2017).
Глубинная медиатизация социальной реальности заключается в том, что образ мира выходит за пределы частного мира человека и все чаще складывается из представлений и переживаний, все менее специфичных для него лично, но рассчитанных равно на всех: опыт замещается переживанием, а нарративность, повествование – информацией (Черных, 2015). Психологические исследования скорее дескриптивны в изучении феномена медиатизации социального познания как высшей психической функции, преобразованной виртуальными технологиями (Рассказова, Емелин, Тхостов, 2015; Солдатова, Нестик, Рассказова, 2017), но следует обратить внимание на тот момент, что медиа – не просто культурный инструмент, это новый язык социальной репрезентации реальности. Сказанное позволяет рассмотреть феномен медиатизации в оптиках эстетической парадигмы и психологии повседневности.
Эстетическая парадигма в психологии повседневности – исследовательский тренд, который реализует идеалы трансдисциплинарности (устранения дисциплинарных границ и смешение различных концепций) в изучении репрезентаций повседневной жизни общества, «кристаллизуемых» в символических формах культуры, науки и искусства. Методологией эстетической парадигмы в психологии выступает сравнительный анализ различных языков конструирования образа социального мира, например, языков психологических понятий, образов современного искусства (Марцинковская, 2018) и визуальности медиа. В эстетике повседневности скрываются латентные изменения социального познания, «пропускаемые» традиционными научными теориями и методами (Хорошилов, Машков, 2017).
Эстетическая парадигма в исследовании медиатизации повседневности восходит к Н.В. Гоголю, который дал следующее определение современных ему медиа-технологий: чтение журналов и газет – «страшное царство слов вместо дел» и «стремление к новости», которое поглощает все время и не оставляет места для практической жизни («Рим», 1842). Когда Ж. Бодрийяр рассуждает об исчезновении социального, то он фактически повторяет гоголевское изумление пустыми знаками. Интерактивность и моделирование – принципы виртуального и медиа-искусства – стали элементами жизненного стиля ХХI столетия.
В популярном сериале «Черное зеркало» воссоздаются медиатизированные формы повседневности, которые иной раз производят фантасмагорическое впечатление: например, социальный капитал личности оценивается с помощью специальных приложений, при этом без высокого рейтинга невозможно снять хорошую квартиру или купить билет на самолет; в интернете разыгрывается анонимное шоу – общественное мнение «приговаривает» людей к физической смерти, а впоследствии за счет технологий массового контроля и поражения умирают участники голосования, наивно считавшие свои «дислайки» безнаказанными. На этом фоне подглядывание за частной жизнью через взлом скайпа и шантаж кажутся вполне невинным развлечением.
Эстетико-психологический анализ медиатизации повседневной жизни от Гоголя до «Черного зеркала» уводит от дескриптивных характеристик медиа-конструирования образа мира к эпистемологической проблеме соотношения индивидуального и социального, ибо медиа становится новым культурным знаком или, точнее, знаковой системой, снимающей это условное и роковое для истории социальной психологии разделение. Основной эффект глубинной медиатизации повседневности заключается в следующем. При максимальной интеракции и индивидуализации виртуального медиа-пространства профиль пользователя становится визуальным знаком не его личности, а макропроцессов и состояний массового сознания и поведения, об участии в которых он может даже и не догадываться, пока его не обвинят в харасменте или репосте экстремистских материалов (разновидности тотальной и чистой визуальности, значение которой нельзя дискурсивно эксплицировать). Устранение старых оппозиций воображаемого/реального, частного/публичного в медиатизированной повседневности дает право пользователям размещать любые персональные представления, переживания и идентичности в глобальном виртуальном контексте без ведома их автора (за счет стратегий «лайк», «шер», «репост»), вследствие чего личность человека превращается в «отчужденный» визуальный образ – структурный элемент социальных представлений. Это открывает методологические перспективы анализа единичного «виртуального» случая (например, с помощью нетнографии) как репрезентанта латентных и неартикулированных в публичном дискурсе социальных изменений и проблем.
Библиографический список
1. Марцинковская Т.Д. Язык искусства и язык науки: парадоксы сближения // Психологические исследования. 2018. Т. 11. № 59. URL: http://psystudy.ru (дата обращения: 28.09.2018).
2. Ним Е.Г. Исследуя медиатизацию общества: концепт медиатизированных миров // Социологический журнал. 2017. Т. 23. № 3. С. 8–25.
3. Рассказова Е.И., Емелин В.А., Тхостов А.Ш. Диагностика психологических последствий влияния информационных технологий на человека. М.: Акрополь, 2015.
4. Солдатова Г.У., Рассказова Е.И., Нестик Т.А. Цифровое поколение России: компетентность и безопасность. М.: Смысл, 2017.
5. Хорошилов Д.А., Машков Д.С. «Социальное воображаемое» в психологической структуре повседневности // Психологические исследования. 2017. Т. 10. № 56. URL: http://psystudy.ru (дата обращения: 28.09.2018).
6. Черных А. Ритуалы и мифы медиа. М.: Центр гуманитарных инициатив, Гнозис, 2015.
7. Couldry N., Hepp A. The mediated construction of reality. Cambridge: Polity Press, 2017.
8. Thompson J.B. The media and modernity: a social theory of the media. Stanford: Stanford University Press, 1995.
Aesthetic paradigm in researsh of «deep mediatization» of everyday life
Khoroshilov D.,Lomonosov Moscow State University, Moscow
Abstract. The paper presents the theoretical position: the classical concept of social cognition as the construction of the image of the social world requires a substantial addition and revision from the point of view of the phenomenon of the deep mediatization of everyday life. A new concept of mediatization in sociological theory establishes the relationship between media changes and social changes. It becomes possible to talk about the image of the world, that is media-constructed. In the process of mediatization arises a new language of social cognition. In the new language the word is not the dominant way of representation anymore, but a self-contained visuality. This visuality can be analyzed in the optics of the aesthetic paradigm (from N. Gogol to "The Black Mirror" series). The main effect of the deep mediatization of everyday life is the following: any personal statement is transferred by users to a wide virtual context ("like", "share", "repost"), where the user's identity becomes a visual sign that reflects not himself but processes and states of mass consciousness (social representations) and collective behavior (as in criminal cases for reposts and public exposures in the harassment).
Keywords: deep mediatization, everyday life, social cognition, image of the social world, aesthetic paradigm in psychology.
Научные и обыденные представления о личностных изменениях19
Гришина Н.В.,Санкт-Петербургский государственный университет, г. Санкт-Петербург
Аннотация. Ряд направлений современной психологии объединены общим интересом к психологии изменений, что требует осмысления проблематики изменений и самого концепта изменения. Масштабные эмпирические исследования в социальных науках, посвященные формированию современного типа личности, подтверждают возможность личностных изменений через столкновение с новым опытом. Один из современных трендов в изучении изменений человека – это проблема возможного человека и проблема возможного для человека. На готовность человека к изменениям оказывают влияние его имплицитная концепция изменчивости человека. Исследование имплицитных представлений людей о возможностях изменения показало, что их обыденные представления ограничивают жизненные изменения изменениями объективных обстоятельств жизни человека в основных сферах жизнедеятельности, а изменения человека рассматривают как вынужденную реакцию на эти изменения. Представления обыденного сознания входят в противоречие с представлениями научной психологии, акцентирующей внимание на активности самого человека в процессах изменений.
Ключевые слова: изменение, психология изменений, концепция возможных Я, обыденные представления, имплицитная концепция изменений.
Тема изменений человека в изменяющемся мире за последнее десятилетие стала одной из самых обсуждаемых в гуманитарной и психологической литературе. Проблемы транзитивного общества, цифрового мира, существования человека в условиях неопределенной и сложной реальности становятся частью проблемного поля новой области психологии – психологии изменений. Осмысление содержания и характера процессов изменений личности, поиск методологических решений, позволяющих проведение корректных эмпирических исследований, требуют в том числе и разработку самого концепта изменения.
Понятие изменения широко используется в современной литературе, хотя и не имеет терминологически определенного статуса. Фактически оно начинает приобретать самостоятельное значение именно в связи с обсуждением тенденций изменения современной реальности. Понятие «изменение» оказалось наиболее релевантным для описания феноменологии и процессов, в которые вовлечен человек, существующий в постоянно и непредсказуемо изменяющейся среде с характерной для нее ненаправленностью перемен.
В классической психологии проблема изменений, в основном, обсуждалась как проблема «изменяемости – неизменности» личности, как вопрос о том, насколько способен индивид меняться в течение жизни. Как известно, в разных подходах в психологии личности представлены различные точки зрения по этому вопросу.
Помимо разных позиций, занимаемых учеными, возникает и ряд теоретических проблем. Что имеется в виду под психологическими изменениями? Какова должна быть исследовательская методология, релевантная изучению изменений человека, каким образом сами эти изменения могут быть измерены? И наконец, как соотнести изменения современного мира с его вызовами к культуре, сообществам, отдельным людям с изменениями отдельного человека? (Гришина, 2018).
Мир меняется, если меняются люди. Теоретическое обсуждение детерминант изменений социальных сообществ традиционно было в центре внимания социологических теорий. Предпринимались и попытки эмпирических описаний происходящих процессов социальных изменений.
Одно из самых значительных исследований, посвященных изменениям людей в меняющемся мире, было предпринято группой социологов во главе с Алексом Инкелсом в 60-е годы ХХ века (Inkeles, Smith, 1974). Авторы исследования обозначили в качестве важнейшей задачи социальной психологии объяснение того, каким образом люди двигаются от традиционности к современности, к современному типу личности.
Исходной теоретической позицией, положенной в основу исследования, стала убежденность ученых в том, что люди становятся современными через новый опыт, с которым они сталкиваются и благодаря которому они могут переживать существенные личностные изменения, иногда настолько глубокие, что позволяют рассматривать их как трансформации личности.
Масштабные эмпирические исследования подтвердили существование современного типа личности, который, на основании данных своего исследования, авторы описали в следующих основных категориях: активная позиция в отношении собственной информированности и интереса к событиям в обществе; чувство персональной эффективности как убежденности в своей способности влиять на ход своей жизни и жизнь своего сообщества; активные усилия по улучшению собственной жизни и жизни своей семьи; способность занимать независимую и автономную позицию по отношению к традиционным источникам влияния при принятии жизненно значимых решений; открытость новому опыту и идеям, техническим инновациям и социальным нововведениям.
Авторы исследования настойчиво подчеркивают, что люди могут меняться, меняться достаточно фундаментально, независимо от того, в каких традиционных условиях им приходилось расти. Решающим является тот опыт, с которым человек сталкивается в жизни.
Важнейший вывод, который был сделан на основе результатов исследования, – социальное развитие, в том числе достижение необходимого уровня жизни людей, требует трансформации в самой природе человека, трансформации, которая является как результатом процесса развития, так и средством дальнейшего роста и развития. Изменения в установках и ценностях людей являются одним из важнейших условий эффективного функционирования социальных институтов.
Психология: человек в мире возможностей. В психологии изменения человека традиционно изучались в возрастном аспекте как процессы развития и описывались скорее как изменения отдельных процессов и характеристик. Несмотря на накопленный психологией большой объем эмпирических данных, отражающих различные аспекты индивидуальной вариативности человека, не прекращаются теоретические дискуссии относительно соотношения изменяющегося и неизменного в структуре личности. Сохраняет свое влияние и традиционная парадигма психологии личности, фокусирующая внимание на устойчивости основных личностных структур во времени (Journal of Personality, 2018); соответственно проблема изменений личности также раскрывается как изменение ее отдельных характеристик.
Один из современных трендов в изучении изменений человека – это проблема возможного человека и проблема возможного для человека. Эта тема имеет свою историю в психологии. Как известно, еще У. Джеймс предлагал различать «потенциальное Я», «настоящее Я» и «Я прошлое»; в концепции К. Роджерса существуют понятия актуального Я и идеального Я и др. Противоречия реального и идеального Я рассматриваются как задающие внутреннюю динамику развития человека, как источник возможных изменений человека. Стоит отметить, что для большинства традиционных подходов в психологии личности характерна локализация, «вписывание» источников изменений во внутренние структуры личности.
Методологически принципиальный шаг был сделан в концепции жизненного пространства К. Левина, в которой изменения человека рассматриваются через соотнесение с контекстом его существования и в которой существенное место занимает проблема возможного. Психологическое жизненное пространство характеризуется Левином как множество возможных событий. Любое изменение жизненной ситуации означает, что события, которые прежде были «невозможны» (или «возможны»), теперь являются «возможными» (или «невозможными»).
Тема возможностей человека, «возможного человека» вызывает все более активный интерес современных исследователей, что в немалой степени связано с усилением внимания к динамичным, процессуальным аспектам личности. В современной психологии личности, все дальше уходящей от ее трактовки как устойчивой конфигурации черт, в центре внимания оказываются процессы самодетерминации, свободного выбора, саморазвития и жизнетворчества. Понимание жизненного пространства современного человека как пространства его возможностей приводит к акценту внимания исследователей на способности человека к самодетерминации, его свободному выбору, который по сути и означает «превращение возможности в действительность» (Леонтьев, 2011, с. 23). Предпринимаются попытки обсуждения изменений личности и в связи с социальными изменениями в обществе (Белинская, Дубовская, 2009).
Одним из подходов в развитии темы возможностей человека является концепция возможных Я.
Феномен возможных Я впервые был описан в зарубежной психологии более 30 лет назад. С тех пор по данной тематике выполнены сотни исследований, хотя в отечественной психологии посвященные ей публикации единичны. Исследования Я-концепции как организованной системы когнитивных обобщений индивида относительно самого себя достаточно многочисленны и разнообразны, однако область возможных Я как самостоятельный объект исследования привлекает внимание благодаря работе Х. Маркус и П. Нуриус, опубликованной в 1986 году (Markus, Nurius, 1986). Именно с их именами, а также их последователей, и связана концепция возможных Я.
Возможные Я представляют те Я, которыми человек может стать, хотел бы стать или боится стать. Авторы придают концепту возможных Я фундаментальное значение в личностном функционировании. Возможные Я представляют собой когнитивные репрезентации отдаленных целей, ожиданий, мотивов, страхов, угроз. Предполагается, что индивид будет стремиться достичь позитивно оцениваемых (желаемых) возможных Я и избежать других, негативно оцениваемых (вызывающих опасения) возможных Я. Именно мотивационный потенциал феноменов возможных Я, которые выполняют регулятивные функции, обеспечивает интерес исследователей к данной тематике.
Понятие «возможного Я» позволяет описывать процессы саморазвития личности, ее самоизменения через оценку человеком себя прошлого, настоящего и возможного будущего. В психологической литературе приводятся данные, позволяющие рассматривать представления человека относительно возможности или невозможности самоизменений и изменений собственной жизненной ситуации в качестве значимого фактора, обуславливающих его готовность к изменениям. В ряде исследований показано, что вера личности в возможность собственных изменений связана с большей успешностью в преодолении трудностей в различных сферах жизни, а также с более выраженными личностными изменениями, фиксируемыми в лонгитюде (Dweck, 1999; 2008; Robins, Noftle, 2005). Таким образом, представления людей относительно принципиальной возможности изменений человека и изменений себя играют важную роль в его реальных изменениях.
Имплицитная концепция изменчивости. Имплицитная концепция изменчивости стала предметом проводимых нами исследований. В результате независимо проведенных двух серий интервью (общая численность их участников – 88 человек) были получены данные, отражающие представления людей о жизненных изменениях, их причинах, возможности/невозможности личностных изменений и т. д.
Основные результаты сводятся к следующему.
В свободных описаниях жизненные изменения относились участниками исследования к двум основным сферам жизни – сфере близких (семейных) отношений и сфере профессиональной (трудовой) деятельности. Кроме этого, части респондентов предлагались проективные ситуации, предполагавшие объяснение происшедших с человеком позитивных и негативных изменений. Использованные ими объяснительные модели сводились исключительно к позитивным и соответственно негативным изменениям в семейной или профессиональной сфере, что подтверждает доминирующую локализацию событий-изменений в этих сферах.
Те или иные изменения относятся респондентами к существенным жизненным изменениям, если: 1) происходящие события порождают осознаваемые изменения; 2) сопровождаются интенсивными эмоциональными переживаниями; 3) связаны с необходимостью принятия важных жизненных решений, часто в противопоставлении обстоятельствам или позиции окружающих.
Практически все участники исследования считают, что человек способен изменить свою жизнь, однако лишь половина из них верит, что для этого достаточно желания и стремления человека, остальные ответы указывают на ограничивающее влияние прошлого опыта и существующих обязательств или необходимость соответствующих психологических или материальных ресурсов.
Самоизменения, по мнению участников исследования, могут быть следствием: 1) осознания их необходимости, ощущения, что «так больше жить нельзя»; 2) целенаправленной работы над собой (часто со ссылкой на необходимость преодоления прошлых ошибок); 3) столкновения с ситуациями-вызовами, требующими самоизменений (например, рождение ребенка, смена работы и др.).
В обыденных представлениях участников исследования события (или процесс) личностных изменений описываются как реакция человека на сложившиеся обстоятельства, т.е. поведение человека интерпретируется как реактивное или вынужденное, как отклик на сложившиеся (чаще всего негативные) обстоятельства. Упоминания событий внутренней, духовной жизни, относящихся к области личностных изменений, которые могут интерпретироваться как самоизменения, единичны.
Нашла подтверждение гипотеза о связи представлений о принципиальной возможности кардинальных изменений в жизни и в самом человеке (имплицитной концепции изменений человека) и возможности персональных изменений (самоизменений) (p < 0,05).
Имплицитные представления людей о жизненных изменениях отличаются вариативностью, связанной с допускаемой степенью их возможности или невозможности. Интересно, что для лиц, имплицитная концепция изменений которых основывается на признании возможности лишь частичных изменений, было характерно указание и на частичный характер желаемых для себя изменений (например, получение образования или приобретение каких-то навыков и знаний) и на изменение своих отдельных черт (напр., повышение уверенности, стойкости, сдержанности) (p < 0,05).
Убежденность в возможности начать свою жизнь с чистого листа связана с ситуациями саморазвития в жизни человека: чем больше человек в принципе верит в возможность изменений, тем большее место в его жизни занимают ситуации самоизменений (чтение литературы, посещение специальных занятий и т. д.) (p < 0,05). При этом ситуации саморазвития с большей вероятностью имеют место в жизни более молодых людей (p < 0,1).
Были получены данные о некоторых факторах, оказывающих влияние на имплицитные представления человека о возможности изменений и самоизменений. Ожидаемое влияние на представления людей о возможности жизненных изменений и самоизменений оказывает возрастной фактор: с возрастом увеличивается объем высказываний, указывающих на ограничения, связанные с обязательствами перед близкими людьми (p < 0,05). Некоторые различия были получены по гендерному основанию: оказалось, что мужчины чаще, чем женщины, склонны считать, что кто-то из людей может кардинально изменить свою жизнь, начать с чистого листа, а кто-то нет (p < 0,05).
Анализ представлений людей о своей жизни, жизненных изменениях, возможных или невозможных развитиях их жизненного сценария дает богатый материал для понимания их концепций в отношении как собственной жизни, так и вообще жизненного процесса. Так, М.О. Аванесян разрабатывается понятие альтернативной жизненной истории, отражающее нереализованные или отвергнутые человеком возможности изменения своей жизненной ситуации или – шире – жизненного сценария (Аванесян, 2018).
Выводы. Используемое в современной науке понятие изменений отражает реальную феноменологию и процессы, в которые вовлечен индивид. Этой тематике психология начинает уделять все большее внимание, при этом увеличивается число исследований, в которых личностные изменения рассматриваются не столько как следствие определенных событий или изменений социальных ролей, но как результат активности самой личности, ее саморазвития и самоизменений. Необходимость «ответа» индивида на вызовы изменяющего мира очевидна, но вопрос о том, насколько сам человек готов к изменениям своей жизненной ситуации, повседневного поведения, собственной личности, зачастую остается за пределами внимания исследователей. Результаты изучения имплицитных представлений человека о возможности изменений в жизни людей показывают, что эти представления сводятся к трактовке жизненных изменений как изменения объективных обстоятельств в жизни человека, требующих ответной (часто вынужденной) реакции человека; при этом необходимость собственных изменений, самоизменений слабо рефлексируется индивидом. В целом, полученные результаты свидетельствуют о необходимости более глубокого изучения имплицитных концепций, связанных с представлениями людей о возможности или невозможности собственных изменений, которые могут рассматриваться как значимый фактор, опосредующий активность человека, его жизненные планы и жизненные выборы.
Changes in personality: scientific and common representations
Grishina N.V.,St. Petersburg State University, St. Petersburg
Abstract. A number of areas of modern psychology are united by a common interest in the psychology of change, which requires an understanding of the problems of change and the very concept of change. Large-scale empirical research in the social sciences, dedicated to the formation of the modern type of personality, confirms the possibility of personal change through a collision with new experience. One of the modern trends in the study of human change is the problem of a possible person and the problem of the possible for a person. A person's willingness to change is influenced by his implicit concept of human variability. The study of implicit ideas of people about the possibilities of change showed that their everyday ideas limit life changes to changes in the objective circumstances of a person’s life in the main areas of life, and people’s changes are viewed as a forced reaction to these changes. Representations of everyday consciousness are in contradiction with the ideas of scientific psychology, which focuses on the activity of the person himself in the processes of change.
Keywords: change, psychology of changes, concept of possible I, ordinary ideas, implicit concept of changes.