Путешествие белой медведицы

Глава 6
Письмо

Это письмо коновал^[4] передал в руки моей матери. Он получил его от кузнеца, который в свою очередь получил его от извозчика, которому дал его капитан корабля, пришедшего из Англии прошлой осенью.

Коновал немного умел читать. Он смог разобрать имя моей матери на письме, а также название ближайшего города. По его словам, надписи были сделаны двумя разными людьми.

– Я могу попробовать разобраться, – предложил он.

Мама провела пальцами по толстому пергаменту цвета сливок, запечатанному сургучом, и смахнула с глаз прядь золотистых волос. Я понятия не имел, что она будет делать. Обычно мама не делилась ни с кем своими бедами, и содержание письма коновала точно не касалось. Но если бы она отказалась от помощи, пришлось бы ждать священника, а это заняло бы не менее недели. Мой отчим… он мог забрать у неё письмо по праву супруга и пообещать: ему его прочтут и он расскажет всё, что маме нужно знать.

Тем временем вокруг нас уже собралась толпа. Не припомню, чтобы письма до этого приносили прямо в поместье, хотя я знал: отчим хранит пару-тройку писем в маленьком закрытом сундуке.

Всё это произошло сразу после обеда. Отчим уехал покупать новую жерёбую^[5] кобылу, а мы стояли в окружении трёх моих сводных братьев и слуг, снующих неподалёку. Собаки бегали, принюхиваясь и надеясь на подачку, а старый пёс сел мне на ногу и прильнул к моему колену седой головой.

Мать наконец оторвала взгляд от письма и посмотрела на коновала с мольбой, что я редко за ней замечал.

– Да, – сказала она тихим дрожащим голосом, – прочтите. Пожалуйста.

– Дай посмотреть, – сказал Эдвин, мой сводный брат.

Мама подняла голову, взглянула на него, а затем неуверенно обвела всех взглядом. Брат наклонился вперёд, протянув руку к пергаменту, но мама повернулась к нему спиной, вручила письмо коновалу и повторила:

– Читайте.

Лицо Эдвина покраснело, он насупился, а коновал тем временем сломал печать и торжественно развернул жёсткую бумагу. Щурясь, он поднёс письмо к глазам, затем, напротив, вытянул руки во всю длину. Наконец он повернулся к матери:

– Не могу сказать, что это за язык. Точно не наш. Может, французский или латынь, хотя тоже не похоже. Я никогда не видел ничего подобного.

Он вернул послание матери, и она принялась изучать его, водя пальцем по поверхности пергамента. Вдруг палец замер.

– Я знаю это слово, – прошептала она, переводя взгляд с письма на меня и обратно.

– Я его видела на… на камне.

Одной рукой обняв меня, мама поднесла другую, с письмом, к моим глазам.

– Смотри, Артур, – сказала она, указывая на слово. – Это имя твоего отца: Моркан. Письмо пришло к нам из Уэльса!

На следующий день, до того как вернулся отчим, мы с мамой сели вместе у очага и изучили письмо. Время от времени сводные братья – то Эдвин, то Хальфдан, то Сорен – заходили к нам, требуя то кружку эля, то лепёшку, то кусок сыра. Мама быстро давала им, что они хотели, и возвращалась ко мне и к письму. У верхнего края пергамента был цифрами указан год – 1251. Его мы оба могли прочитать. А ещё мама показала мне слово Моркан, которое упоминалось ещё четыре раза.

Мой отец был аристократ, добрый приятель и шталмейстер^[6] принца Давида. Они умерли от одной и той же болезни с разницей менее чем в неделю. Мама не знала валлийского языка и так и не смогла почувствовать себя в Уэльсе как дома. Она происходила из обеспеченной норвежской семьи, хоть и не голубых кровей. После смерти отца мы с матерью вернулись в Норвегию, и в первый же год она снова вышла замуж.

Мама указала на другое сочетание букв, которое многократно повторялось.

– Я думаю, это ты, – сказала она, обведя слово пальцем. – Я думаю, это значит «Артур».

– Почему? – спросил я, поглаживая Балдура, который мурчал на моих коленях. – Зачем им писать обо мне?

Когда я спросил в первый раз, мама быстро и пронзительно посмотрела на меня, и мне показалось, я услышу ответ. Но её губы тут же сжались, и она будто проглотила слова. Я спросил второй раз, и мама выпалила:

– Там есть земля, которая принадлежит тебе по праву. Но откуда нам знать, оставили ли её тебе?

Я задал вопрос в третий раз – она, сложив письмо, указала мне на дверь и приказала идти работать в поле.

Пока отчим показывал послание священнику, который тоже не смог его прочитать, я быстренько придумал собственную версию того, о чём говорится в письме и с какой целью оно было отправлено. Я не знал, умер ли кто-то в Уэльсе или же скоро умрёт. Я не знал, связано ли оно с тем, что мне недавно исполнилось двенадцать лет и я стал взрослым, или с другими обстоятельствами. К примеру, с новой войной между Англией и Уэльсом.

Время бежало, а я становился всё более и более уверенным в том, что родня хочет меня видеть; что они вызывают меня в Уэльс, чтобы я дрессировал королевских лошадей, катался верхом с юными принцами и получил то, что мне принадлежит по праву как единственному сыну и наследнику своего отца.

Глава 7
Проклятый горшок

Доктор поднялся из-за стола и попросил меня подождать его здесь. Он сказал, что капитан остановился в одной из комнат трактира. Они посоветуются, и доктор тотчас же вернётся за мной. Если капитан даст добро, я окажусь на борту корабля вместе с моряками уже сегодня вечером. И тогда мне нужно будет всего лишь кормить медведицу и убирать за ней по пути в Лондон. Всего лишь!

Доктор, по-видимому, заметил мои сомнения и поспешил приободрить меня.

– Ты прекрасно сможешь делать всё это, не заходя в клетку. Мы выдадим тебе мётлы и грабли с длинными черенками. Ты будешь в полной безопасности. Даю честное слово.

Но я уже мысленно вернулся в клетку, вспоминая запах медвежьей шерсти, огромные чёрные когти и дыхание медведицы на своих щеках. В моих ушах до сих пор звучали рёв и ужасающий хруст кроличьей ножки, а перед глазами стоял глубокий багровый рубец на руке доктора.

Доктор ушёл, и я в очередной раз подумал, что, возможно, мне стоило остаться в поместье: там меня всегда могли накормить и обогреть. Правда, никому никогда до меня не было дела, кроме мамы, конечно же. И не будет.

Я спрятал ложку и нож обратно в котомку и положил её себе на колени. Гомон гостей в трактире постепенно становился всё менее отчётливым; теперь он скорее напоминал монотонный убаюкивающий рокот, поглощающий все другие звуки. Беспокойство внутри меня улеглось, и я ощутил приятное тепло и тяжесть. Мои веки сомкнулись, и я начал судорожно моргать. Скрестив руки на столе, я опустил на них голову и предался потоку тяжёлых воспоминаний.

* * *

Я не мог точно сказать, когда это началось, но уже много лет меня не покидало ощущение, будто я потерпел кораблекрушение и оказался на чужом берегу среди дурных, неподходящих людей. Мне было негде укрыться от игр в войну, в которых я всегда проигрывал; от боёв на лошадях, которые я ненавидел; от игр в утопленников, в которых я чудом оставался жив. Я никогда не смог бы добиться расположения ни сводных братьев, ни отчима. Я был меньше и темнее, чем они, и походил на своего валлийского папу больше, чем на маму.

Я просил отчима разрешить мне объезжать лошадей вместе с ним, но он говорил, что я слишком мал для такой работы и к тому же он уже давно собирался поручить это дело Хальвдану. Тогда я попросил разрешения ухаживать за любыми другими животными, но отчим не позволил мне даже этого. Он отправлял меня рвать камыш, или рубить деревья, или чинить заборы вместе со слугами, которые и подавно не нуждались в моей помощи.

И я сбежал. Сбежал из дома в предрассветный час, холодным майским утром 1252 года от Рождества Христова, захватив с собой холщовую котомку с письмом из Уэльса, ясеневой ложкой в коробочке и маленьким острым ножом. Я умыкнул два пенни из-под половицы, где отчим прятал деньги; верну когда-нибудь потом. В погребе взял большой кусок сыра, несколько полосок солонины и лепёшку. Я надеялся, что этих припасов хватит до Бергена, где я рассчитывал найти корабль, отплывающий в Уэльс, и начать новую жизнь.

Я знал, что маме было бы легче, если бы я сообщил ей о своих планах, а не исчез посреди ночи. Но я боялся, что она начнёт плакать и отговаривать меня. А ещё мне хотелось чувствовать себя важным – ходить в походы с принцами и занимать достойное место в мире настоящих мужчин. Я решил написать маме позже, когда найду родственников отца.

Я шёл пешком до рассвета, а потом незаметно залез в телегу к меднику, следовавшему на юг. Ближе к полудню повозка остановилась у трактира, и я, соскочив с неё, перебрался в фургон аптекаря.

В середине четвёртого дня, преодолев сотни лиг пешком и сменив девять телег и фургонов, я наконец въехал в порт Бергена в повозке, запряжённой пони. Последний отрезок пути я прятался под заячьими и лисьими шкурами. Голова трещала от недосыпа, ноги были стоптаны и покрылись мозолями, а спина болела от тряски по грязи и колдобинам.

Я соскочил с повозки и отправился в гавань. Но ни один капитан не хотел брать на судно такого маленького юнгу, не имеющего никакого опыта. Мои припасы быстро закончились, а деньги стащил карманник. Я мог бы сдаться и с позором вернуться в поместье, но меня останавливало то, что на обратном пути я мог просто умереть от голода.

* * *

Приближающиеся голоса и топот сапог заставили меня отвлечься от воспоминаний. Я поднял глаза и увидел, что скамьи рядом со мной и напротив заняли пьяные моряки.

– Это наш стол, парнишка, – сказал один из них. – Если хочешь спать, поищи себе кровать.

– Но я пришёл первый! – возразил я.

Взрыв смеха. Толчок – и вот я на полу, устланном камышами.

Я подобрал котомку, закинул её на плечо и поднялся.

Толпа в трактире становилась всё более пьяной и неспокойной. Некоторые моряки по-прежнему танцевали, но даже не пытались двигаться в ритме музыки; они раскачивались, спотыкались и кружились. Я юркнул в сторону, чтобы не попасться на глаза жестокому головорезу, но тут же врезался в другого, ненароком выплеснув эль из его кружки. Моряк замахнулся и крепко выругался, а я поспешил раствориться в толпе.

Почему доктор не возвращался? Он ведь сказал «тотчас же». Сколько времени прошло с тех пор?

Я пошёл к лестнице, где в последний раз видел доктора. Пробираясь между моряками, я внимательно смотрел по сторонам и следил за тем, чтобы меня не толкнули и не затоптали. Почти дойдя до лестницы, я заметил знакомое лицо.

Хаук.

Он вернулся.

И другой – худой с фонарём – тоже.

Я вспомнил: Хаук отправляется в Лондон. А это значит, нам ещё, возможно, придётся с ним встретиться… но только не сейчас.

Я выскочил на лестничную клетку и побежал наверх. Лестница оказалась узкой и тёмной, с крутыми неровными ступенями и без поручней. На полпути я обернулся.

Никого. Отлично.

Лестница привела меня на второй этаж. В конце длинного тёмного коридора я различил приглушённый свет, исходивший из слегка приоткрытой двери. Голоса. Двое мужчин в комнате о чём-то горячо спорили, и, кажется, один из этих голосов принадлежал доктору.

Медленно, на цыпочках я приблизился к двери, чтобы расслышать их разговор.

– Я не могу просить его об этом! – сказал доктор.

– Почему нет-то? Если он уводит еду из-под носа у моих работяг-моряков, он должен её заслужить. И мне нужны доказательства, а не твоё дурацкое чутьё.

– Он ни за что не согласится, Рольф. Мы его упустим.

– Ну, тогда просто возьмём его. Не спрашивая.

– Так не получится. Если его принуждать, от него не будет никакой пользы. Он не только не успокоит, медведицу, но и разозлит ее ещё больше.

– Ха! Да он в отчаянии. Беглец, говоришь? Без пенни в кармане? Кстати, кому-то всё равно нужно будет застёгивать на ней шлею. Зверолов сказал…

Голос стал тише, и теперь я слышал только неразличимый низкий гул.

Я подкрался поближе и оказался прямо за дверью. Сердце бешено колотилось и как будто хотело выскочить из груди. Беги, беги, беги. Но я должен был дослушать.

– …может покалечить его, – заметил доктор.

– Что ж, если это произойдёт, мы будем знать наверняка, что мальчишка нам не нужен.

– Если она покалечит его, он не будет нужен никому.

Звучало не очень вдохновляюще. Я хотел было уйти, но тут ударился ногой обо что-то твёрдое. Это оказался ночной горшок. Он с грохотом покатился по коридору, и всё его содержимое расплескалось по дощатому полу.

– Кто там? – раздался командный голос.

Я побежал. За моей спиной послышались тяжёлые шаги. Я бы мог улизнуть, если бы не поскользнулся на мокрой дорожке, оставленной проклятым горшком. Чья-то рука ухватила меня за шиворот, и я больше не мог двинуться с места.

– Что ты здесь забыл, маленький поганец?

– А вот и ты, Артур.

Теперь это был доктор. Меня развернули, и я увидел: он стоял в дверном проёме.

– Вижу, ты уже познакомился с капитаном, – заметил он. – Проходи, парень, нам надо поговорить.

Глава 8
Волчье логово и крысиная нора

У меня не было выбора: капитан не стал церемониться и затолкал меня в комнату, громко хлопнув дверью. У него был длинный кривой нос, холодные пронзительные глаза и белёсые лохматые брови. За его спиной я разглядел узкую кровать и горящий камин.

– Ну? – требовательно спросил капитан.

Я не совсем понял, что он имеет в виду. Может, он хотел узнать, что я делал в коридоре? Или ждал объяснений насчёт медведицы?

Капитан вскинул кустистую бровь и повернулся к доктору.

– Пока не впечатляет! – воскликнул он. – Он говорить хоть умеет?

– Артур, – обратился ко мне доктор. – Капитан хочет лично убедиться, что ты справишься с медведицей, прежде чем взять тебя на борт. Нам нужно вернуться в амбар и…

– Чтобы она покалечила меня? И я был бы никому не нужен?

– Ах ты мелкий прохиндей! – выругался капитан. – Я сам тебя покалечу, к чёрту дрянного медведя!

Доктор примиряюще поднял руку.

– Никто не хочет, чтобы тебя калечили, Артур. Я уже говорил: тебе не придётся заходить в клетку. Просто постой рядом.

Капитан презрительно хмыкнул; доктор бросил на него короткий взгляд.

– Но если мы увидим, что ты можешь усмирить медведицу, – продолжил доктор, – мы возьмём тебя с собой в Лондон. Что скажешь?

– Слушай сюда! С чего я вообще должен давать ему выбор? – рявкнул капитан. – Давай просто потащим его туда и…

– Потому что иначе всё будет без толку, – раздражённо ответил доктор. – Забудь о шлее. Даже я не могу подойти достаточно близко, чтобы застегнуть её. Ты что, не видишь? Медведица не ест, не спит, целыми днями мечется по клетке. Кожа на её боках воспалилась, и она нападает на меня каждый раз, когда я пытаюсь ей помочь. Мы не можем допустить, чтобы она выглядела больной по прибытии в Лондон или ещё хуже – умерла в пути. Я уже говорил тебе…

– Да сотню раз или больше, – отмахнулся капитан. Мне показалось, в его голосе звучала ирония. – А теперь слушай меня…

– Она запугает всех матросов – и ты это знаешь! Если мальчик сможет её успокоить, нам всем будет лучше.

– Я только за, Гарт. Давай пойдём туда и посмотрим, что будет.

– Снаружи клетки. С его согласия. Если мы заставим его силой, медведица почувствует это… Не спорь со мной, я знаю этого зверя. Она почувствует – и тогда нам всем несдобровать.

Капитан вскинул брови.

– Это тебе несдобровать, – сказал он. – За медведя отвечаешь ты. Своей головой.

– Если что-то пойдёт не так, не думай, что король спустит тебе это с рук.

Я удивлённо уставился на доктора. Король?

«Я служу могущественному человеку».

Король? Так значит, это королевская медведица?

Капитан скрестил руки на груди и искоса посмотрел на меня.

– Ну, давай, скажи что-нибудь! Бестолковый мальчишка, – буркнул он себе под нос.

– Решай, Рольф, – сказал доктор. – Сейчас ты говоришь, что он бестолковый, а потом днём с огнём не сыщешь.

– Как ты смеешь так разговаривать со мной?

– Ну, мы ведь пока не взошли на борт.

Доктор сделал глубокий вдох и продолжил более миролюбивым тоном:

– Капитан, так будет лучше для всех нас. Мы будем спокойны за медведицу, а Артур сможет добраться до Лондона.

Лондон. И тут я всё понял. Доктор же говорил: «Подарок. Одного могущественного человека другому».

– Так значит, этот медведь – подарок короля Хокона… королю Англии? Королю Генриху?

– Ты что, сказал ему? – Капитан с досадой плюнул на пол. – Отлично, теперь это будут обсуждать все беспризорники и шпионы в Бергене.

– Я не говорил, но нас никто и не просил держать это в секрете, – ответил доктор. – Генрих уже осведомлён о подарке. Какая разница, кто ещё знает?

– Господи, избавь меня от дураков! Если станет известно, что на моём корабле королевский подарок, пираты полезут на нас из каждого волчьего логова и каждой крысиной норы.

Доктор вздохнул, а я по-прежнему думал о короле Генрихе. Мой отец воевал плечом к плечу с принцем Уэльским Давидом против него. Но Давид погиб, и его племянники заключили мир с Англией, так что теперь Генриху ничего не надо, даже от сына бывшего врага. Надеюсь.

– Что скажешь, Артур? – спросил доктор. – Давай сходим к медведице ещё раз. Даю тебе слово: ты будешь в безопасности. Тебе вообще не придётся заходить в клетку. И ещё, – добавил он, – помни: ты будешь выполнять важное поручение короля Хокона. Если с медведицей что-то случится, это будет плохо и для короля, и для Норвегии.

«Ну и пусть король найдёт кого-нибудь другого для своих поручений», – подумал я.

Я вовсе не был в восторге от этой медведицы. Более того: я чудом избежал смерти от её лап… хотя, должен признать, я ощутил с ней какое-то странное единство. Но я должен понимать: эти люди явно не собираются меня беречь. Пожалуй, доктор будет заботливее. Но капитан выше его по рангу, и доктор всё равно в первую очередь станет думать о спасении собственной шкуры.

А как я доберусь до Уэльса? Это ведь далеко от Лондона, а у меня нет денег ни на ночлег, ни на еду…

– Вы поможете мне добраться до Уэльса? – спросил я. – К моим родным?

Капитан закатил глаза, но доктор ответил со всей серьёзностью:

– Да. Если ты докажешь нам, что можешь усмирить полярного медведя, я обещаю помочь тебе добраться до Уэльса.

Теперь они оба смотрели на меня и ждали. Огонь в камине резко вспыхнул и разгорелся сильнее, и тени на их лицах заиграли, отчего они казались то зловещими, то мягкими и благодушными.

Я смогу потребовать принадлежащие мне по праву рождения земли. Объезжать королевских лошадей с принцами, как мой отец…

– Отлично, – согласился я.

Глава 9
Тихое сопение

Мы услышали медведицу раньше, чем увидели. Тяжёлая ритмичная поступь, глухие удары, лязг металла. Едкий запах рыбы в воздухе смешивался с мускусным запахом зверя.

Мы медленно продвигались вперёд по тёмному амбару – доктор, капитан и я, – пока я не различил в полумраке очертания большой белой фигуры. Доктор жестом попросил нас остановиться, и мы стали следить за зверем из-за ящиков и мешков. Медведица была ростом примерно с пони, чуть длиннее оленя, а в ширину – как два быка. Она расхаживала по клетке из стороны в сторону и мотала головой. Длинная шея и нос с горбинкой придавали её силуэту особое благородство. Я уловил запах медвежьей шерсти и вонь навоза. Меня охватил страх, и на мгновение мне показалось, будто мои кости и жилы размякли.

«Я не должен заходить туда, – бормотал я про себя. – Доктор пообещал. Я им нужен».

Медведица ходила по клетке шаркающей косолапой поступью. Её передние лапы были широкими и лохматыми. Упираясь в прутья решётки, медведица вскидывала голову и мотала ею из стороны в сторону, нетерпеливо пыхтя.

– Просто подойди поближе, – мягко сказал доктор. – На безопасное расстояние, но…

– Но достаточно близко, чтобы мы могли что-то увидеть, – мрачно перебил его капитан. – Мы не затем сюда пришли, чтобы смотреть, как ты прячешься за ящиками с треской и морским сухарём.

Внутри меня постепенно будто расползались темнота и холод. Я сказал, что справлюсь, но теперь я не хотел ничего делать. По правде говоря, я думал о том, что глупо было сбегать из дома. Мои ноги зудели; мне хотелось бежать без оглядки, пока я не окажусь в поместье, где не будет никого опаснее Балдура, Локи, спокойных, ласковых лошадей и овец.

Я оглянулся, посмотрел на ворота амбара и подумал, что могу просто уронить фонарь и сбежать. Но в ту же секунду доктор взял фонарь из моих рук.

– Артур, подумай о семье своего отца; подумай об Уэльсе, – сказал он. – Нам нужна твоя помощь. И я не стал бы просить тебя о том, что причинило бы тебе вред.

Можно ли ему верить? Я совсем не знал этого человека. И даже если сейчас он не подвергал меня опасности, это ещё не значило, что он поступит так же, когда мы окажемся в открытом море и мне некуда будет бежать.

Медведица издала странный, долгий и низкий звук. Наверное, это можно было бы назвать воем, но точно не рёвом. Что-то похожее на ворчание или стон, в котором чувствовались невыносимая грусть, жалоба и скорбь.

Я проглотил слюну и пошёл вперёд.

Когда я был уже на расстоянии вытянутой руки от медведицы, она обернулась и принюхалась. Я заметил расстёгнутую шлею, повисшую сбоку. Медведица снова издала тот же звук, а потом, судя по всему, увидела меня и остановилась. Она не шевелилась, только сопела, но я ощутил, что её гложет желание сбежать и это желание вызывает назойливое жужжание по всему телу.

«Я знаю, каково это, – подумал я. – Я знаю, что ты чувствуешь».

Я подошёл к ней вплотную. Монотонное жужжание внутри меня становилось всё громче. Медведица просунула нос между прутьев решётки и начала принюхиваться ко мне.

– Артур… – предупреждающе произнёс доктор.

Капитан фыркнул.

Я подошёл ещё ближе; настолько близко, что мог слышать зловонное медвежье дыхание и почти касался большого чёрного носа, который напряжённо принюхивался и искал меня. Возможно, медведица учуяла капли сока от кроличьей ноги, которой я её угостил, или запах подливки, которую ел в трактире, или моё желание сбежать. А может, она услышала то же жужжание внутри меня, что было внутри у нее.

Жужжание. Я вдруг понял, что сам издаю этот звук. Он не в моей голове. Я наклонился вперёд, между двумя железными прутьями, и медведица обнюхала моё лицо, вдыхая мой запах и ловя тихие звуки песни, которую я напевал себе под нос.

– Артур!

Я почувствовал, как доктор ухватил меня за плащ и попытался оттащить, но я вырвался и, продолжая тихонько жужжать, снова подался навстречу медведице.

Почувствовав тихое сопение около лба, щёк и губ, я увидел, что шлея вокруг шеи медведицы держится, а та часть, которая должна опоясывать спину, расстёгнута. Осторожно просунув руки между прутьев, я потянулся к застёжкам, которые должны были соединяться на груди. Мои пальцы нащупали детали, и, изучив их, я медленно и неуклюже застегнул ремни. Я немного поколебался, а потом робко погладил медведицу по загривку. Её шерсть была густой и жёсткой.

Она издала тихий рокочущий звук с вопросительной интонацией. Ворчание? Или приветствие? А потом медведица отвернулась и растянулась на полу. Опустив голову, она устало вздохнула и закрыла глаза. Но одна из её задних лап (размером с хорошего кобеля) высунулась из клетки и придавила мою ногу.

Я продолжал тихонько петь себе под нос. От медвежьей лапы на моём ботинке исходило живое тепло. Я перестал петь. Сделав несколько вдохов в тишине, я аккуратно вытащил голову из клетки и обернулся.

Доктор немедленно оттащил меня к себе.

– Откуда ты знал, что надо делать? – шёпотом спросил он. – Я имею в виду, петь?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Само получилось.

– Ну что ж, – сказал доктор и потёр глаза.

Он вдруг стал как будто очень уставшим.

– Что скажешь? – обратился он к капитану.

Капитан нахмурил косматые брови, внимательно изучая меня взглядом. В его холодных глазах читалось одобрение. Затем он посмотрел на медведицу и пожал плечами.

– Одному богу известно, как животное поведёт себя в неспокойном море. И только бог знает, сможет ли мальчишка успокоить её тогда. Но если ты считаешь, что он пригодится, я готов взять его на борт.