Директор очень ругался. Говорил, что люди в поселке «ушлые все, так и норовят с завода побольше содрать. И квартиры получили бесплатно, так неужели не могли сами раз в год к Пасхе скинуться на ведро известки и белить сообща?».
С Директором я была согласна. Но что же делать?
Директор поворчал-поворчал, но распорядился начальнику РСЦ (ремонтно-строительного цеха) организовать ремонт подъезда. Завод вел все строительные, ремонтные работы на территории поселка, даже в частном секторе. Такова была социальная политика руководства завода. Что уж там подъезд отремонтировать – копейки, по сравнению с другими расходами. Например, однажды в поселке загорелся деревянный двухэтажный дом. Три подъезда, по 4 квартиры в каждом. Когда я подходила к этому дому, дом уже догорал. Вокруг толпился народ и жильцы этого дома с некоторым скарбом. И вот что говорили про Директора. Он во время пожара был в это время в райцентре, ему позвонили и сказали дословно: «У вас горит дом». Директор, оказывается, решил, что горит его личный дом. Ведь фразу построили именно так. Не сказали «жилой», или «заводской», или «поселковый». Сказали: «у вас». (Директор все, что есть в поселке, считал своим. Так как обо всем заботился и все финансировал). По телефону ему не уточнили, какой именно дом горит, он решил, что горит его личный дом. И Директор ответил: « Ну и хрен с ним, пусть горит».
Деревня загудела. Эти слова Директора, как ядовитый газ, в секунды распространились по деревне.
Вернулся Директор. И отдал распоряжение людей-погорельцев поселить в одном крыле больницы, а также завтра же приступить к строительству нового кирпичного дома.
В 1998 году людям получить бесплатные новенькие квартиры – и это в то время, когда в стране бедствовали миллионы людей – годы-то какие были!
Вот такой был Директор.
Уже через несколько месяцев погорельцы въехали в новые квартиры.
Небось, тоже в подъезде не белят поныне, паутины развели….. «Ушлые люди», как выразился Директор.
Не ушлые, а просто неблагодарные. К сожалению.
Однако, вернемся в мой подъезд.
Подъезд отремонтировали рабочие РСЦ завода. Очень быстро. Побелили, покрасили, поменяли перила, окна и входную дверь.
Иду с работы. У подъезда сидят эти кумушки-голубушки, поборницы графика дежурств. Я им сказала: «Только попробуйте теперь даже намекнуть мне на дежурство в подъезде, в ближайшие 15 лет! Лично верну подъезду первоначальный (до этого ремонта) вид». Соседки миролюбиво закачали головами.
Так – под общий шумок войны с тараканами – стал чистым и подъезд. Здорово!
Часть 4
Владимир
2001 год
Квартиру во Владимире я сняла не по знакомству. Сорвала клочок бумаги с объявлением – на столбе у автобусной остановки.
Позвонила. Пришла на встречу с хозяйкой. Дородная тетя жила сама в доме над магазином «1000 мелочей», а квартиру своей покойной матери – в соседнем доме – решила сдать. Сказала, что квартира перейдет ее внучке, но той только 15 лет, замуж ей рано, так что живи – не бойся. Так она мне сказала.
Квартира была однокомнатная, на третьем этаже.
Квартира была абсолютна пустая. Ни табуреточки. Только стоявший на полу в комнате телефон. Я немного расстроилась из-за отсутствия мебели, так как мои вещи, мебель, холодильник, находились в другом городе, у родителей, а в тот момент привезти их не было возможности. После жизни в Анопино я некоторое время не работала – восстанавливала нервную систему – потому была «на мели». (Еще в поселке с нервами что-то случилось – я несколько месяцев постоянно плакала).
И вот я немного окрепла и устроилась на работу на кафедре менеджмента экономического факультета, в городе Владимире. Для меня это было очень важно, так как в этом году учиться на первый курс поступила моя дочь. В моих планах было помочь ей – я знаю, что первые три курса особенно трудно учиться. Потом становится уже полегче.
Снятая мной квартира внешне выглядела чистой. Явно, что там жила нормальная бабушка. Хотя, и признаков особого ухода за жильем не было – текли трубы, отходили обои, рамы оконные были далеко не первой свежести.
Я внимательно поискала признаки присутствия тараканов – не нашла.
Ну что же, решила я – надо обустраиваться. Принесла большие коробки – использовать как тумбочки. Набила гвоздей в стены – одежду вешать. В газете «Из рук в руки» нашла объявление о продаже бывшей в употреблении кровати. Я выбрала кровать подростка-девочки, продавали кровать в связи с приобретением новой мебели. Я такой вариант и искала – чтобы была детская кровать. А не взрослого человека. Боялась эманаций.
Семья продавцов, и сама девочка, мне понравились. Там плохие эманации были исключены – потому я и купила их кровать. Очень недорого. Новые сослуживцы помогли мне привезти кровать.
Начался относительно благополучный период моей жизни, особенно его первая владимирская часть. Он длился, пока я жила в этой квартире – возле магазина «1000 мелочей», и имела много возможностей дополнительного заработка. Потом, когда я съехала из этой квартиры в квартиру на Нижней Дуброве (окраина Владимира), заболела, а новое руководство ограничило всем на работе возможности заработать денег, счастливый период закончился. Но пока – впереди были три нормальных, хороших года.
Я много работала, читала много новой хорошей литературы, и по работе, и для себя, много шила и вязала, развела в квартире оранжерею (везде в учреждениях отщипывала листочки растений и выращивала из них новые растения), ездила на экскурсии, «погружалась в христианство» – православие и католичество, с посещением храмов и служб. А также я по пятницам ходила в театр. Владимирский театр всегда имеет аншлаг. Билетов не достать. Но ко мне быстро привыкли, пропускали на подставной стул в проходе за уменьшенную плату. В театре я проводила вечер каждой пятницы, даже если спектакль я уже видела. Этот период посещений театра был вторым этапом моих отношений с Владимирским театром драмы – первый совпал с проживанием в поселке Владимирской области. Он заслуживает отдельного рассказа.
За появлением тараканов я строго следила. Но их пока не было. Я не вела хозяйство. Первые полгода я вечером по дороге с работы покупала баночку ряженки и маленькую пачку готовых вареников. Все это съедала – и все, больше съестного в доме не было. И тараканы не приходили.
Но я все же поняла, в первые же дни, что тараканы придут. Вот как это было. В один вечер в дверь громко постучали. Хотя был звонок. И подошла к двери, заглянула в глазок, и поняла, что у двери стоит соседка из квартиры напротив. Я это поняла, так как дверь той квартиры была открыта настежь.
Соседка была примерно пенсионного возраста, но точнее было невозможно понять. Женщина была очень полная и не очень опрятная. Какая-то растрепанная.
Когда я открыла дверь, соседка радостно сказала: «Ты новенькая? А почему не заходишь знакомиться?». И буквально силой затащила меня к себе домой – знакомиться.
Квартира соседки была зеркальным отражением, по расположению, моей квартиры. Но одновременно она была полностью противоположным, по сути, жилищем. Ведь моя квартира была совершенно пустой, а тут я попала как в какой-то полутемный захламленный чулан. Настолько тесного жилья я не видела никогда. В коридоре, кухне и комнате было слишком много для такой площади мебели. А в каждом, незанятом мебелью пространстве, стояли коробки, шкатулки, бидоны, банки с солениями (один ряд, сверху досточка, затем второй и третий). Было понятно, что нижнему ряду солений уже несколько лет – по запыленности банок и мутности рассола. Вдоль стен выше человеческого роста располагались книги, журналы – по внешнему виду – все это копилось с 50-х годов. Окна были забиты – явно их не открывали несколько лет, даже форточки – это было невозможно, так как на подоконниках плотно стояли неухоженные комнатные растения, банки с чайным грибом, какие-то мелочи типа жестяных банок с пуговицами, ножницами, инструментами. А в комнате к тому же у окна стоял аквариум с печальными рыбами, плавающими в мутной воде. Рядом на какой-то захламленной этажерке дремал старый кот.
В коридоре одновременно можно было идти только одному человеку, и очень осторожно – чтобы что-то не задеть. Я шла и пыталась обернуться – посмотреть, как полная женщина протискивается в таком узком пространстве и как ей удается не нарушить эти нагромождения вдоль стены.
Мы вошли в комнату. В углу в кресле сидел пожилой мужчина. Тоже неопределяемого точнее возраста. Явно, муж хозяйки.
Меня усадили в другое кресло и сказали, что сейчас будем пить чай. Я испугалась, так как мне было очень душно в этом тесном и непроветриваемом помещении, и я хотела как можно быстрее оттуда уйти.
Я очень быстро, отдав долг вежливости, раскланявшись по-соседски и пообещав, что буду приходить к ним по вечерам смотреть сериалы (супруги ужаснулись, что у меня нет телевизора и я – О, ужас! – не смотрю сериалы), сбежала. И тогда я подумала – если все соседи в доме такие хозяйственные – то тараканы точно придут. Не могут не придти.
Буквально через несколько дней, я еще раз удивилась этим соседям. Они жили в такой тесноте в крошечной квартире – зачем они меня приглашали смотреть сериалы по вечерам? – выяснилось, что у них есть взрослая, лет двадцати, дочь, студентка, и живет она с ними. То есть, в такой тесноте они живут втроем. Ясно, что им и без меня нескучно! Но и это еще не все изысканные подробности – у дочери был ухажер.
И этот факт, что у соседей есть дочь и у нее – ухажер, были настолько хлопотными фактами для этой семьи, что мое присутствие в их доме по вечерам было бы нереально сложным излишеством.
Дочь соседей была настоящая русская красавица. Статная, очень полная, белокожая и с длиннющей темно-русой косой ниже попы. Эту девушку можно было бы снимать в кино – накинуть ей на плечи сергиево-посадский платок, посадить у самовара с баранками, и пусть чай пьет из блюдца.
Возраст девушки плохо «вязался» с возрастом родителей – то ли она была очень поздним ребенком, поскребышем, или просто родители выглядели значительно старше своих истинных лет.
А ухажер у девушки был – худой-худой, невзрачный паренек, со светло-русыми вихрями, лет 24-25.
Очень скоро я убедилась, что мне не нужен телевизор. По вечерам можно было развлекаться, время от времени выглядывая в глазок двери. Роман дочери соседей и ее ухажера был, мягко говоря, странным. Каждый вечер парень приходил в девушке и звонил в дверь. Девушка выглядывала в щель и что-то шептала – очень быстро и эмоционально. Первый раз я предположила, увидев эту сцену, что девушка говорит парню, чтобы подождал, она сейчас оденется, и выйдет. И они пойдут на свидание – погулять, или в кино, или еще как-нибудь так.
Однако прошло где-то около получаса, девушка не вышла, а парень сначала стоял у двери, а потом сел на лестнице. И ждал.
Еще через пол часа парень снова постучал в дверь. Опять выглянула молодая красавица и опять что-то эмоционально шептала парню.
Весь сюжет повторился еще раз. Потом парень ушел.
Часа через полтора-два я услышала стук в дверь соседей кулаком. Выглянула – этот парень, уже слегка поддатый, а стало быть, осмелевший, стучал в дверь и звал Лену. Лена выглянула, и уже не шептала – а громко прогоняла своего ухажера, не особенно елейничая. Это не помогало. Парень опять стучал и кричал. Тогда выглядывала мама, и с использованием идиоматических выражений, выгоняла ухажера дочери.
Парень уходил.
Еще часа через два, когда уже темнело и время близилось к ночному, парень возвращался. Уже, что называется, плохо вязал лыка, еле стоял на ногах. В дверь любимой девушки он стучал уже ногой и не кричал, а орал, вызывая свою Лену. Лена уже не показывалась в дверях. Пыталась урезонить парня только мать девушки. Через некоторое время перепалка матери и парня переходила в легкую рукопашную, и тогда мамаша начинала визжать, и на помощь прибегал папа. Когда парень успешно начинал отбиваться и от папы, и от мамы, то выскакивала Лена, и включалась в общую рукопашную схватку. Иногда мама истошно орала – звала на помощь соседей. Но парень, на вид такой щуплый, успевал отражать удары троих – девушки и ее родителей. Потом девушка или мама девушки, не дождавшись помощи соседей, убегали в квартиру и вызывали милицию.
Приезжала милиция. Долго милиционер беседовал на площадке с парнем. Иногда его увозили. И тогда пару часов в подъезде было тихо. Но парень неизменно возвращался. Уже устав от боев и от воспитательных часов, проведенных в отделении милиции, парень не стучал более в дверь, а просто сидел у двери и тихо подвывал: «Лена, Лена». Потом он спускался на один пролет лестницы вниз, там был «удобный» угол. Парень там сначала мочился – иногда осознанно, иногда прямо в штаны, и его почти всегда рвало (весь вечер у парня в руках присутствовала бутылка, и алкоголь постоянно вливался в организм дополнительно). Потом парень, изрядно намучившись за весь вечер, сползал по стенке, усевшись прямо в свои рвотные массы вперемешку с мочей, и засыпал.