«А я, английская королева!»
Даже самого терпеливого читателя может утомить этот до неприличия затянувшийся story [129] о походе профессора Камалова в собес за получением субсидий. Тот, кто в подачках государства не нуждается, то есть homo oligarchus, читать этот бред, разумеется, не будет, он и знать ничего не желает о том, через какие мытарства нужно пройти, чтобы заполучить какие‑то жалкие гроши. А тому, у кого испытания уже остались позади, то есть homo pauperus [130] напоминать о них снова было бы чересчур жестоко, так же, как наступать на еще не зажившую мозоль.
Поэтому будем гуманны и сразу перейдем вместе с Альфредом Булатовичем в кабинет инспектора, чтобы послушать, какой душераздирающий состоялся там диалог.
Однако прежде следует все же отметить: профессор к инспектору попал не сразу, его очередь все время отодвигалась на более поздний срок. Сначала – на 14:15, потом – на 16:45, затем – на 18:32 и наконец – на 20:39. Поток жаждущих госсубсидий нищеёбов не иссякал, о чем свидетельствовали также огромные горы различных справок, складировавшихся за недостатком места в канцелярских шкафах прямо на полу. Их не успевали обработать, компьютер регулярно зависал. Иногда это происходило из‑за низкой квалификации работников департамента, но чаще из‑за того, что программисты запустили бета–версию [131] своего программного продукта, который постоянно выдавал баги и глюки [132] Департамент социальной защиты Пролетарского района работал по законам военного времени: для посетителей прием был продлен до 21:00, сотрудников же перевели на круглосуточный режим, без праздников, выходных и обедов.
Сожалею, но вновь пришлось отвлечься! Опять не удалось быть кратким! Прошу набраться еще немножечко терпения, обещанное рандеву профессора с инспектором вот–вот состоится. Что там еще случилось? – может воскликнуть раздосадованный читатель. Ничего–с. Так, сущие пустяки–с. Осталось упомянуть об одной малюсенькой детали.
Сотрудницы собеса, чьи мужья не успели предусмотрительно обзавестись любовницами и пригрозили своим женам разводом, подбивали инспектора Пугачеву накатать жалобу в Страсбургский суд по правам человека. Однако Алевтина призналась, что уже отправила подобную жалобу в МОТ и посоветовала обратиться к Раиске Бичуриной, которая была большой докой по части составления различных кляуз и петиций. Та охотно согласилась, но предупредила, что без квитанции, подтверждающей оплату государственной пошлины в размере 500 евро, документ в Страсбурге не примут. (В скобках я обязан дезавуировать [133] данное заявление: подача жалобы в Европейский суд по правам человека госпошлиной не облагается – инспекторша СКСО то ли этого не ведала, то ли проявила элементарную корысть).
Вот теперь, когда читатель наконец узнал, какая эта сука, Раиска Бичурина, с чистой совестью можно перейти к описанию сцены в кабинете инспектора ССО. Тем паче, что до окончания приема осталась ровно 21 минута.
– Так, дедуля, а где копия 14–й страницы вашего паспорта? – строго посмотрела Алевтина Пугачева на Альфреда Булатовича.
Пока профессор искал запрашиваемый документ, инспекторша стала разговаривать со своей коллегой – дамой спортивного телосложения, сидящей за соседним столиком. Я включил «сканер»:
«Бэлла Туманова, 44 года, сотрудник СКСО Департамента социальной зашиты Пролетарского района. Общий государственный стаж – 5 лет. Не замужем, имеет любовника, которого постоянно склоняет к сентиментальным признаниям. Добра и отзывчива. Неподкупна и принципиальна. Выступала в школьном хоре. Любит детей и кошек.
Дополнительная информация: склонна к загулам и девиантному поведению [134]
– Представляешь, – рассказывала Пугачева, – был тут у меня недавно один клиент, так он выдрал 14–й лист из паспорта, когда с женой разошелся.
– Это еще что! – подхватила разговор Туманова. – Одна бабулька на 16–ю страницу шариковой ручкой вписала всех своих детей и внуков. Места не хватило, она еще и на 17–ю залезла.
Тем временем профессор отыскал паспорт во внутреннем кармане своего старого с потрепанным твидом пиджака. Но тут зазвонил телефон.
– Але, инспектор Пугачева на проводе, – небрежно молвила в трубку Пугачева.
Нам не было слышно, кто и о чем говорил на том конце провода, но о сути телефонной беседы не трудно было догадаться по характерным восклицаниям Алевтины:
– Никого без очереди я обслуживать не буду!
– Вы кто такой, что мне указываете!
– Вы замминистра?
– В таком случае, я английская королева.
– А я Утёк III, – поспешил я засвидетельствовать свое почтение столь высокопоставленной особе.
Однако лжекоролева не заметила моей протянутой руки, повернувшись в пол оборота, она слушала свою подругу:
– Сам замминистра звонил? – сокрушалась Туманова. – Ну, Аленка, ты попала… Ой, мамочки, что теперь будет!
– Да ничё не будет! – хорохорилась Алевтина, хотя было заметно, что душа ее уже добралась до пяток. – Отмажусь как‑нибудь, мало ли какая сволочь может позвонить и сказать, что он замминстра. Я их что, по голосу должна всех отличать!
Увидев, как уставший от ожидания профессор тычет ей под нос свой passport, инспекторша взорвалась, найдя на ком сорвать зло:
– Ну что вы мне суете, что вы мне суете! Я же вам русским языком говорю, требуется копия 14–й страницы – копия!!! – а не сам паспорт. Дурдом! Откуда только такие придурки берутся?
Опешивший профессор застыл, как мумия, словно проглотил ингибитор [135]
– Да, кстати, у вас также отсутствует копия первого листа, – уже более спокойным тоном добавила Пугачева, – я повторяю – копия, а также – оригинал трудовой книжки.
– У вас же есть ксерокс, снимите копии сами – я заплачу, – наконец обрел дар речи Альфред Булатович.
– Нам запрещено пользоваться копировальной техникой, – последовал невозмутимый ответ.
– Что‑то я не улавливаю, – по–возможности, спокойно и интеллигентно начал заводиться и Альфред Булатович, – объясните мне, пожалуйста, какая вообще может быть связь между трудовой книжкой и отопительной батарей?
Тут на помощь подруге подоспела инспекторша СКСО Туманова:
– Знаете что, не мы эти правила выдумали! – отрезала она и монотонным тоном школьного учителя стала зачитывать какую‑то инструкцию: – Предоставление субсидий малообеспеченным гражданам при оплате жилищно–коммунальных услуг предусмотрено Законом Республики Обасаран за № 4218–1/2 «Об основах обасаранской жилищной политики». Данным законом были введены понятия социальной нормы площади жилья, а последующими нормативными актами определен порядок компенсаций ЖКУ. В перечне необходимых документов черным по белому написано, что пенсионеры должны предоставлять трудовые книжки – оригинал и копии первого листа и последней записи о работе…
– Не нужно читать мне лекции, барышня! – раздраженно перебил инспекторшу профессор. – Я сам 50 лет читаю лекции в университете, я крупный ученый с мировым именем! А никакой не придурок! Извольте знать, в моей в трудовой книжке лишь одна запись – первая и последняя!
Почувствовав, что вдохновенная тирада профессора не производит на сотрудников собеса ни малейшего эффекта, я понял, что пришла пора вмешаться и мне.
Я предположил, что социальные работники не сильно отличаются от торговых. И оказался прав. Стоило мне сосредоточиться и сфокусировать императивный импульс в нужном направлении, как я это уже проделывал в отношении флешбайера и винно–водочных сэлз, – и всё пошло, как по маслу.
Инспекторши забегали, как ошпаренные, тут же сняли все нужные ксерокопии. Казалось, дело было в шляпе! Однако настырная и дотошная Алевтина обнаружила отсутствие еще одного документа – квитанции по оплате за газ и электроэнергию (за последние 6 месяцев).
– Да, ладно, Аленка, поставь галочку, чего уж там, – подтолкнула коллегу на должностное преступление Бэлла.
Или она была сензитивнее [136] своей подруги, или оказалась более подвержена суггестии [137]
– Вот, видите, как я поставил на место этих конторских мегер! – хвастал Альфред Булатович, выходя из опустевшего департамента. – С ними иначе нельзя, тут же на голову сядут – homo homini lupus est [138] Если бы я не был ученым с мировым именем, черта лысого они приняли бы у нас документы!
Я согласно кивнул головой, предоставляя профессору полную свободу упиваться своей victoria [139]