****
Диалог с Пашей, как и всегда, сильно укоротил время нашего пути для моего восприятия. Перед нами стояла та самая улица, вызывающая только теплые чувства. Все те же выложенные буквой «Г» дома, в каждом из которых горел свет, и светились разноцветные гирлянды. Все те же гаражи по другую строну, откуда разносился звук попсовый музыки и дым от мангалов с вкусным мясом. И все та же старая безлюдная площадка, посреди этих баррикадных стен.
Одно лишь меня напрягала – дряхлый старый домишка, в котором уже как несколько недель ни горел свет, ни текла вода, ни тлел уголь в печки бани. В связи со смертью Ромы, его мать-одиночка больше не могла терпеть это места, поэтому и съехала к чертовой матери с этого дома, и перебралась в Иркутск. Только не было понятно, на что она там живет, ведь жили они не богато, а дом она продать так и смогла, ни нашлось людей желающих купить дом в этой деревни, да и кто купить уже почти развалившийся дом.
Бурные воспоминания нахлынули на меня… Опять… Было невероятно сложно жить с этими постоянно всплывающими кадрами из жизни недавней. Не хватало мне Ромы, слишком уж сильно я привязалась к нему. Я вспоминала его хотя бы раз на дню, и каждый раз настроение мое от этого падало, благо во сне хотя бы не приходит. Хоть у меня и есть человек, который почти точная его копия, все же Пашка Рому не заменит.
– Ты чего? – задал вопрос Паша.
– Да так… Рому вспомнила… – речь моя была наполнена печалью и тоской, – Гляжу я на его бывший дом, запустивший и уже почти развалившийся и как-то аж плакать охота…
– Опять этот Рома… Да уж, тяжко тебе приходится, ну ничего, через полгодика легче должно стать, а после года так и вовсе, будешь его уютными вечерами только добрым словом вспоминать и все. Без грусти и слез…
– Да… Ты прав, наверное… – неуверенно пролепетала я. Его слова в очередной раз подбодрили меня, – слушай, а давай снеговика слепим?
– Шутишь, что-ли? – озадаченно спросил меня Паша, – он же нелипкий совсем…
– Да ладно тебе! Хоть попытаемся! – внезапный прилив энергии наполнил мое тело, дав сил для веселого восклицания.
– Эх… Как скажешь.
Мы пошли вглубь этой улицы. Нужно было дойти до ее середины, там есть небольшая дорожка, по которой можно допрыгать до площадки. В других местах слишком много снега. Скорей, можно было бы утонуть в тех местах, хоть в снегу, хоть в воде, в которую этот снег позже превратиться.
Шли мы как-то молча, несмотря на мое вновь изменившееся настроение. Неужели у нас кончались темы для разговоров? Быть такого не может… «Паша же был точной копией умершего друга, он не может ни знать, что сказать дальше!» – подобные мысли юлой крутились у меня в голове. Но все же, Паша молчит… Мой взгляд непроизвольно опять упал на проклятый старый дом Ромы. Казалась, будто он вот-вот и выйдет из-за двери, окликнет меня и помашет рукой, в то время как резво побегу навстречу своему счастью. Мне кажется, что я совсем потеряла смысл своего существования после смерти Ромы, и не спасет от этого уже ничто, даже такой замечательный человек рядом со мной.
Идя за Пашей по узкой тропинке, я думала о смысле своего существование. Хотелось дальше жить, радоваться, встречать закаты и рассветы, но тот факт, что Рома погиб, словно тянул меня на дно замерзшей реки, в которой он же и утонул. Также, я еще заметила, наконец, сильные отличия Паши от Ромы во внешности, которые умело игнорировала. Все в его спине, затылке и руках отдавало совсем не Ромкиным духом, отдавало чем-то чужим… Может, рассказать Паше, о чем я думаю? Хотя бы о моей первой мысли.
– Ох ты ж, как замяло тут все! – кряхтя проговаривал Паша.
– Ну да! На самой площадке должно быть полегче с этим, она чуть приподнята на основным уровнем.
Мгновение спустя мы, наконец, выбрались на спасательный от сугробов остров. Площадка была все такой же с одной стороны ржавой устаревшей развалюхой, а с другой уютным и тихим местом. От сие пейзажа по сознанию хлынула орда теплых воспоминаний. Даже мурашки пробежали. Уголки моих губ с каждым мгновением возвышались и возвышались. В голове уже успела стать колом картина веселого времяпрепровождения с Пашей. На этой картине мы с улыбками до ушей безуспешно пытаемся воссоздать снеговик с картинок в интернете, а после дружно смеемся над нашей неудачей.
– Ну-с, товарищ, давайте действовать так… – я не смогла закончить свою фразу. Причиной этому послужила… даже не знаю, как это описать, кроме как чертово колдовство. Вместо Паши там уже стоял совсем другой человек, с другим лицом, одеждой и аурой, что исходила от него.
– Что такое, Даш? Тебя, что-то удивило? – незнакомец попытался повторить добрую интонацию Паши, но у него плохо получилось, так еще и лицо его отображало полную безразличность ко мне.
– Ты кто… кто ты такой, мать твою?! – злобно и с непониманием задал я вопрос этому человеку.
– Что ты такое несешь? Это я, Паша, – было ощущение, что стоящий передо мной человек и фальшивит, и говорит правду одновременно. Он был и не похож и похож одновременно. Его лицо наполовину состояло из черт лица Паши, а на половину совсем другого человека, светловолосого, светлоглазого, с более темной кожей и большим выпирающим лбом. Одежда, что была напялена на него, сочетала в себе и Пашину одежду, и одежду другого человека, например, в качестве штанов, у него теперь были синие джинсы, а на голове была тонкая шапочка, с длинным красным шарфом вокруг шеи. Про духовные отличия даже говорить не хочется… Это слишком сложно объяснить… Она просто была и Пашина, и не Пашина одновременно. Разве что, можно сказать, что от него чувствовалась опасность.
– Д-Да? – меня терзали сомнения, но все же я больше склонялось к тому, что это Паша. Ну не может за мгновение один человек встать на место другого. Скорей, это у меня какие-то проблемы…
– Конечно, а кто же еще? Что тебя так во мне смутило?
– … – мне было нечего сказать. Мозг отказывался нормально формулировать мысли, хотя даже если бы и мог, я бы не смогла ничего сказать, ведь в голове у меня не было ни одной цельной мысли.
– Ладно, может быть, начнем лепить снеговика? Ты же предложила, помнишь? А то может тебе память отбило, хе-хе, – Паша или его подобие неумело посмеялось. На его вопрос, я лишь сделала утвердительное движение головой, – что ж, ну тогда лепи нижнею часть, а я все остальное, – после этих слов, он развернулся и начал катать по земле маленький снежок, который с каждым оборотом немного прибавлял в размере.
Немного потупившись, я принялась лепить доверенную мне часть тела снеговика. Опершись на колени, я создала небольшой шар из снега и начала катать его по усыпанной снегом земле. Получилось не очень: маленькие снежинки хлипко прикреплялись к моему шару, а некоторая часть шара в то время напротив, бесшумно падала вниз. Я сильно удивлялось тому, с какой скоростью делает свою работу Паша… или его подобие? Этот вопрос стальным молотом ломал мне голову. Я пыталась логично объяснить себе его внезапное изменение, но все безуспешно. Этот случай не поддавался логике и здравому смыслу. Единственное к чему пришла, так это к тому, что передо мной стоит все же Паша. Ну не мог там оказаться другой человек, когда секунду назад там стоял Паша. Хотя такой логикой можно доказать и обратное, что передо мной стоит не Паша, ведь человек не может на ровном месте так сильно поменяться.
– Ну что ты там возишься так долго та? Давай помогу, – после этих слов Паша грубо отобрал у меня накатанный снежок и за несколько мгновений докатал его до состояния, когда тот уже был достоин называться нижней частью снеговика.
Мы быстро сложили этот нехитрый паззл воедино, добавив к нему две палочки в качестве рук. Получился достаточно большой и красивый снеговик. По идее, я должна была радоваться этому, но как-то на душе было пусто. Связано это было, естественно, с этой неожиданной сменой имиджа у Пашки. Я была в сильном смятении. Меня хватило лишь на фразу «классно получилось». Ответ Паши был таким же незамысловатым.
Моё внимание привлекла одинокая качели, стоявшая позади снежного построения. Помню, что очень любила после активных и выматывающих игр с Ромой, качаться на ней, впитывая холодный ветерок. В начале, активная игра, по типу догонялок, а после, спокойное умиротворяющее занятие – идеальная цепочка занятий на этой площадке. Мои ноги понесли меня до этого чудо-изобретения. Воспоминания и само сооружение словно гипнотизировали меня, отчего шла в сторону качели, не отвечая на вопросы Паши: «ты куда?», в тот момент они мне казались такими глупыми: «Что значит куда? Качаться на качели, конечно же».
Усевшись на качели, я почувствовала облегчение. Словно, я обрела полнейшую гармонию и теперь ничто не сможет вывести меня из себя, заставить сильно загрустить или испугаться. Чуть позже и Паша уже подоспел. Встав с боку от меня, он стал несильно качать меня, то назад, то вперед. Мне опять было хорошо. Если бы эту прогулку показывать в виде диаграммы, то линия будет вечно скакать вниз и вверх. В голову пришла замечательная идея. Я плавно опустила свои веки, прикрывая голубоватые шары посреди белого песка. Я представила, как рядом со мной стоит не Паша, а Ромочка. С добродушным выражением лица смотрит на мои закрытые очи и тихо покачивает меня туда-сюда, напитывая мое тело легким прохладным ветерком, а заодно и жизненной энергией, что будет меня заставлять работать и учиться, просто чтобы опять приходить сюда на пустырь и наслаждаться полным спокойствием. Для полноты картины надо было еще в деталях представить летний зной и голубое небо, по которому иногда пробегают облака причудливых форм, напоминающих то лесных животных, то фантастических тварей из голливудского кино.
Подобные мысли снова натолкнули меня на тоску по ушедшему другу, с которым мы сможем увидеться разве, что на том свете. Интересно, а тот свет – это что? Может быть, человек после смерти, как и говорит церковь, попадет в Рай или Ад? «Если это правда, то Рома должно быть сейчас в аду, ведь он всегда был атеистом» – это мысль, пронесшаяся по моему сознанию, здорово напугала меня. Даже несмотря на то, что это всего лишь мимолетная мысль, которую я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, мне стало страшно и жутко обидно за Рому. Хотелось попасть к нему, обнять, успокоить и забрать оттуда сюда, на нашу ржавую любимую площадку. Хотелось болтать с ним до полуночи, а дальше отправить домой… хотя нет! У него же дома нет никого, да и свет с водой и газом отключили давно, поэтому я поведу его к себе домой.
Мой лично сочиненный манямирок доставлял мне такое большое количество удовольствия, что мое лицо непроизвольно растянулась в счастливой улыбке. Из-за этого у Паши возникли соответствующие вопросы. Вопрос по поводу моей улыбки не на шутку разозлил меня, да так, что я чуть ли не нагрубила ему, но все же смогла удержать бушующею ярость. Только обхваченной мной железке стало больно от моего гнева. Почему-то меня сильно бесило, что он, вообще левый человек, влезает в наши отношения с Ромой.
После того как гнев мой спал, я посмотрела на Пашу. Он все еще терпеливо ждал ответ на свой же вопрос. Захотелось ответить, а то как-то некрасиво и невежливо получается, человек мне столько добра сделал, а я даже на вопрос не могу дать ответ, вместо этого гневно сжимая рукой металл. Плюс ко всему, мне самой захотелось поделиться своими мыслями, конечно, со сглаживающимися углами.
– Да так, думала о том, как круто было бы с Ромой встретиться, – вздыхая, ответила я, уставившись в одну точку на земле.