Чужие. Охота на жуков: Антология

– Но зачем? – спросила Роджерс.

– Чтобы не допустить что-то внутрь? – предположил Теллер.

– Я понимаю. Но что?

– Понятия не имею.

* * *

Прикрывая друг друга, бойцы продвигались через темные внутренние помещения гигантской машины. Внутри была полная пустота без единого признака жизни. Не было видно даже мусора или каких-нибудь обломков. Свет фонарей выхватывал из тьмы голый металл решетчатых палуб, некрашеные стальные стены, острые углы внутренних переборок. Роджерс наткнулась на стеллаж с тяжелым противопогодным обмундированием, но крюки для защитных костюмов были пусты – на полках остались только некрашеные шлемы, наплечники и пряжки от снаряжения.

– Кому может понадобиться костюм без шлема? – удивилась она.

– Может, кто-то просто замерз? – предположил Белфи.

Роджерс сняла с полки один из шлемов. Сперва ей показалось, что тяжелый лицевой щиток сделан из металла, но перевернув шлем, она обнаружила, что щиток был из стекла, словно покрытого изнутри слоем какого-то серебристого матирующего вещества. Смягчающая подкладка отсутствовала, остались только пряжки и пружинные штифты для лучшей подгонки шлема. Все было покрыто тонким слоем пыли, которая выплыла облачком, когда Роджерс перевернула шлем.

– Мы можем что-нибудь сделать с электричеством? – спросил Теллер.

Готлин порыскала вокруг, нашла на стене распределительный щит и попыталась подключить переносной генератор, но безуспешно.

– Контакты в нормальном состоянии? – поинтересовался Теллер.

Готлин посветила внутрь фонариком:

– Контакты в отличном состоянии, сэр. Даже лучше, чем на «Монторо».

Теллер заметил, что металлические детали электропанели блестят под лучом фонаря, словно хромированные.

– Погоди, посвети-ка туда снова, – сказал Теллер, и Готлин повела фонарем, освещая стену вокруг щита. Электропроводка отсутствовала. Не было ни кабелей, ни подсоединенных к панели проводов, ни кабельных каналов. В одном месте на стене виден был старый грязный след от электрокороба. Остались только металлические контакты для проводки.

– Они срезали всю проводку? – спросила Готлин.

– Может, провода понадобились для какого-то ремонта? – предположил Белфи.

Теллер покачал головой:

– Не похоже, чтобы провода срезали. Такое впечатление, что они просто исчезли.

* * *

Морпехам пришлось разрезать замки еще четырех люков, прежде чем они добрались до пульта управления комбайна. За третьей дверью луч фонаря Белфи внезапно выхватил из тьмы несколько небольших металлических предметов на полу.

– Что там такое? – спросил Теллер.

Белфи присел на корточки и собрал детальки в ладонь:

– Сэр, здесь пряжка от ремня. И обручальное кольцо. И еще… даже не знаю, что это…

Теллер глянул повнимательнее: маленькие металлические предметы казались странно знакомыми, но вне привычного контекста память не сразу подсказала ответ:

– Это эглеты.

– А что это такое?

– Металлические наконечники для шнурков от ботинок.

* * *

В контрольной рубке было темно; десантники осторожно пробирались между многочисленными рабочими консолями и креслами.

– Это что у них, окна? – спросила Роджерс, направляя луч фонаря на стену.

– Должно быть, да, – ответил Теллер.

– Сержант! – позвала Роджерс. – Посмотрите, нельзя ли поднять штормовые защитные щиты с окон?

– Слушаюсь, – отозвался Бозе.

– Смотрите, здесь с проводами все в порядке. И кабели, и проводка на месте. Рабочие станции на вид почти как новые, – заметила Готлин.

– Попробуй включить хоть одну, – обратился к ней Теллер. – В первую очередь нас интересует архив, бортовой журнал и канал связи.

Готлин принялась за работу.

– Лейтенант? – донесся голос Бозе.

– В чем дело?

– Нам удалось поднять защитные панели с окон.

Теллер и Роджерс прошли в переднюю часть помещения к окнам. За окнами была полная чернота, как будто противопогодные щиты по-прежнему были на месте.

– Вы уверены, что подняли их? – спросил Теллер.

– Абсолютно, – последовал ответ Бозе.

– Неужели так темно из-за урагана? – удивилась Роджерс.

– Нет, похоже, что-то случилось с самим стеклом, – ответил сержант.

Теллер отцепил свои очки от шлема и посветил фонарем на стекла: антибликовое покрытие исчезло. Внешняя сторона линз была шершавой, как будто ее потерли наждаком, и из-за огромного количества микроцарапин стекла казались почти матовыми.

– Это что, из-за пыли? – спросила Роджерс.

В этот момент зажегся один из экранов и послышалось металлическое пощелкивание: Готлин удалось подсоединить переносной источник питания и включить одну из рабочих станций.

Теллер подошел к ней:

– Ну, что тут у нас?

– Практически ничего, сэр, – ответила Готлин. – Память или стерли, или забэкапили где-то, куда у меня нет доступа. Бортовой журнал отсутствует.

– Как насчет связи? – спросила Роджерс.

– Сейчас попробую восстановить, – Готлин вернулась к работе.

– Попробуй проверить автоматический журнал выполнения работ, – подсказал Теллер. – Комбайн должен вести учет маршрутов и заданий для подтверждения выполнения квот.

– Отличная идея, – отозвалась Готлин. –  Эти записи полностью автоматизированы и практически не поддаются уничтожению.

Она напечатала несколько команд, и по экрану поплыли столбцы данных. Видимость была плохая. Роджерс попыталась было протереть экран и обнаружила, что дело не в скопившейся пыли: монитор был затерт так же, как стекла очков.

Готлин пристально вглядывалась в экран:

– Ага, здесь записи о маршруте комбайна. А здесь временные показатели по дням и по часам. Так, а это что такое?.. Данные об объеме собранного урожая. Боковая шкала – это координаты, мы можем ориентироваться на них. Похоже, за последние три недели никаких данных нет. Вообще ничего, информация о перемещении агрегата отсутствует. Судя по всему, последние три недели этот красавчик с места не двигался.

– А что в последней имеющейся записи? – спросила Роджерс.

– Сейчас гляну… это было три недели назад… запись неполная, как и за предыдущие девять недель. Комбайн находился в движении, но уборка урожая не производилась. Или не регистрировалась. Погоди-ка, здесь есть какой-то дополнительный код. Сейчас разберусь, только подберу к нему ключ. Код предваряет каждую запись за эти девять недель. Ага, поняла. Код означает «уклонение от запрограммированного курса».

– Ты хочешь сказать, что все девять недель «Конс» двигался не по курсу? –  уточнил Теллер.

– Это совпадает с данными, полученными Компанией, – ответила Роджерс. – Комбайн сошел с рабочего курса, и никто не знает, почему.

– Нужно глянуть на данные в самом начале этих девяти недель, – подсказал Теллер. – А это что такое?

Плотный поток цифр и кодов заполнил экран. Готлин принялась печатать команды:

– Здесь как раз данные о неисправности.

– То есть о событии, с которого начались все проблемы, – прошептала Роджерс.

– Подробности есть? – спросил Теллер.

– Хм… сейчас посмотрим… ага, вот оно! Похоже, «Конс» с чем-то столкнулся. Комбайн убирал урожай и налетел на что-то в поле. Режущие лезвия получили легкие повреждения, ничего серьезного. Но то, с чем он столкнулся, было довольно больших размеров. Здесь есть прикрепленный файл.

– Открывай! – скомандовал Теллер.

– Слушаюсь! – усмехнулась в ответ Готлин.

На экране появились фотографии. На размытых снимках, сделанных сверху беспилотником, был виден комбайн и бескрайний океан зерна вокруг него. Погода тогда явно была получше – снимки были сделаны до прихода ураганов.

Прямо перед комбайном виднелось что-то темное, массивное, полускрытое высокими колосьями.

– Можно увеличить изображение? – попросил Теллер.

– Увеличить не получится, но в файле есть пара крупных планов, – ответила Готлин и открыла дополнительные изображение.

– Вот черт, что это вообще такое? – удивился Теллер.

* * *

Ураган как-то внезапно улегся. Канетти, сидящий в кабине пилота, неожиданно понял, что за окном становится светлее. Черная грязевая взвесь медленно редела, уступая место странному желтоватому полумраку. Ветер слабел, и вибрация прекратилась.

Пилот глянул наружу через обзорный иллюминатор. В воздухе все еще плавала пыль, и свет был тусклый, словно лучи солнца проходили через завесу дыма. Но теперь Канетти мог видеть что-то за пределами ангара. Он даже видел землю – голую и серую.

Пилот включил связь:

– Канетти на связи. Ураган прекратился, и видимость улучшается.

– Вас поняла, Канетти, –  голос Роджерс потрескивал в наушниках.

– Что у вас там делается?

– Все еще пытаемся разобраться, что здесь произошло, – ответила Роджерс.

– Может, мне выйти и оглядеться здесь снаружи? А то из кабины много не увидишь.

– Хорошо, но будь осторожен. И перед выходом свяжись со вторым отрядом.

– Понял, – Канетти переключил канал связи. – Второй, Второй, вызывает Первый. Второй отряд, вы меня слышите? Вызывает Первый. Как слышите?

В ответ не было ни звука, кроме тихого посвистывания атмосферных помех.

– Второй отряд, второй отряд, прошу ответить капитана Брума. Второй отряд, доложите обстановку. Вам удалось добраться до «Деметры»?

Молчание. «Наверное, дело в помехах и в погоде», – подумал Канетти. Он оставил канал открытым, переключил шлем на мобильную связь и отстегнул ремни безопасности.

Снаружи налетающие порывы легкого ветра тянули его за одежду. Тонкая как мука пыль висела в воздухе, и мир за пределами ангара был залит янтарным светом. Мертвое пустое небо висело над мертвой землей, запорошенной мелкой пылью. Пилот прикинул, что видимость была около двух километров, дальше все опять терялось в дымке.

Все прерии Земли казались крошечными перед равнинами планеты LV-KR 115. Огромные, абсолютно плоские, без гор и неровностей, они представляли собой идеальное место для массового выращивания зерновых культур.

«Вейланд-Ютани» терраформировала почву, насытив ее азотом, после чего равнины северного и западного полушарий были засеяны высокоурожайным генномодифицированным самовоспроизводящимся сортом пшеницы. Компания с гордостью объявила, что равнины LV-KR 115 будут приносить несколько урожаев в год, и пройдет не менее девяноста лет, прежде чем планете понадобится новый цикл терраформирования и внесения азотных удобрений в почву.

«А где же пшеница?» – подумал пилот. «Конс» сошел с курса и находился в районе, где систематический сбор урожая еще не проводился. Но насколько хватало взгляда, вокруг была только голая черная земля.

– Что это за яма? – спросила Роджерс.

– Это натуральное образование? – поинтересовался, в свою очередь, Бозе. – Типа провала?

Теллер еще раз глянул на снимки:

– На природное явление не похоже. Точнее, это что-то органическое. Как будто оно кем-то построено.

Углубление в почве, о котором они говорили, было метров пятьдесят в ширину. Края отверстия покрывали странные складки, вызывавшие неприятное впечатление органической ткани. Все в целом напоминало гортань или схожую часть живого существа.

– Такое впечатление, что комбайн наехал на эту штуку и снес всю верхушку, – сказала Готлин. – Так сказать, вскрыл ее.

– И выпустил что-то наружу, – добавила Роджерс.

– Что, черт побери, ты хочешь этим сказать, Роджерс? – спросил сержант.

– То, что все это напоминает гнездо.

– Что, снова предстоит охота на жуков? – раздраженно отозвался Белфи. – Вот черт, только не говорите мне, что это жуки.

– Пока ничего еще не понятно, – Теллер отозвал Роджерс в сторону. – Слушай, ты знаешь что-нибудь наверняка?

– Я знаю, что Канетти не удается связаться с «Деметрой» или со вторым катером, – ответила та.

– Понятно. Но я не это имел в виду.

Роджерс пожала плечами:

– Я родом с юго-запада и знаю, как выглядит гнездо термитов или муравейник.

– Отлично, но здесь…

– Термиты могут десятилетиями оставаться в спячке, – прервала его Роджерс.

– Ты говоришь про саранчу.

– Какая разница – один и тот же принцип применим к разным видам. Если это гнездо, то его обитатели могли спать, пока «Конс» не срезал верхушку и не разбудил их. А если у них есть какой-то цикл кормежки, то, благодаря Компании, к их услугам оказалась целая планета зерна.

– Но «Вейланд-Ютани» должна была обнаружить что-то подобное во время разведки и терраформирования планеты.

– Да, конечно, – язвительно заметила Роджерс. – А то они раньше не делали ошибок. «Конс» явно разбудил какую-то форму жизни, и она объедает все дочиста: органику, одежду, любые материалы, включая изоляцию проводов… даже ботинки.

Теллер внезапно побледнел:

– И людей. Посмотри, на комбайне все съедено до голого металла. Команда спасалась, закрываясь в помещениях все ближе к центру управления. Тем временем, эти существа съели все внутри машины, пока не уничтожили системы управления, после чего комбайн просто замер.

– Ты хочешь сказать, они заперлись в центре управления? Но где же они тогда? – Бозе невольно схватил Теллера за плечо.

Теллер огляделся:

– Гляньте-ка сюда.

В самом конце помещения находился ряд металлических запирающихся шкафов. Бозе и Белфи попытались было их открыть, но пришлось воспользоваться плазменным резаком, потому что дверцы были заварены изнутри.

Одному богу было известно, какая судьба постигла остальных членов экипажа комбайна, но последние четверо умерли здесь, в этих шкафах, словно в гробах, которые они сами закрыли за собой.

Теллер смотрел на иссохшие останки внутри шкафа. «Голод, – подумал он. – Голод и жажда».

– Но почему они не вышли наружу? – Глаза Готлин были расширены от ужаса. – У них же были резаки.

– Потому, что не знали, безопасно ли снаружи, – ответила Роджерс. – Они боялись.

– Сворачиваем операцию! – приказал Теллер. – Всем немедленно вернуться на катер.

Бозе попытался было возразить:

– Но если это опять жуки, мы могли бы…

– Мы ничего не можем сделать, – твердо сказал Теллер. –  Если гипотеза Роджерс верна, то мы имеем дело с внеземным хищником огромных размеров. К тому же это не единая цель, а организм, состоящий из бесчисленного множества мелких особей. Вы отличный стрелок, сержант, но сколько у вас с собой патронов? И каковы ваши шансы в стрельбе по стае космической саранчи?

– Вот дерьмо, – Бозе помрачнел.

– Компании придется засыпать планету бомбами с ядохимикатами, – заметила Роджерс.

– Всю планету? – уточнил Белфи.

– И эта странная погода, – задумчиво продолжала Роджерс. – По-моему, катастрофические возмущения в атмосфере это результат перемещения громадного роя.

– Ты это серьезно? – ужаснулся Патор.

– Сам подумай. Эти космические жуки годами спят, а потом просыпаются для цикла кормежки. Скорее всего, в прошлом они начисто объедали все на равнинах, после чего опять впадали в спячку в ожидании момента, когда восстановится растительность. Обычный жизненный цикл. Но Компания засеяла планету быстрорастущей, высокоурожайной и самосеющейся пшеницей. У жуков появился нескончаемый источник пищи. А теперь представь себе, до какого размера может вырасти рой, если ничто ему не препятствует?

– Господи Иисусе, – прошептал О’Дауд.

– Получается, что при посадке это был не ураган, – заключил Теллер. – Это была воздушная волна от прохождения роя.

* * *

Канетти подошел к краю погрузочной платформы и вытянул шею, чтобы глянуть на боковую поверхность комбайна. Он ожидал увидеть ярко-желтую краску, какой были выкрашены машины на всех фотографиях в рекламной брошюре, но поверхность машины в призрачном желтоватом свете выглядела, как неокрашенный металл. Он протянул руку и дотронулся до стены. Голый металл был шершавым, словно обработанным пескоструем.

Внезапно его накрыла тень, и Канетти глянул вверх.

Ураган возвращался. Небо почернело, видимость быстро падала. Внезапно налетел сильный порыв ветра. Стена тьмы мчалась через равнину по направлению к комбайну.

Несущееся облако мрака поднимало перед собой облака пыли и сухой грязи. Сама надвигающаяся стена представляла собой кипящую, клокочущую черную массу с редкими проблесками чего-то блестящего.

Шатаясь под порывами ветра, Канетти вернулся к трапу катера и вцепился в стойку, боясь, что ураган свалит его с ног. Воздух был полон песка и грязи. Пилот еще раньше снял маску с очками, и теперь почувствовал, что его руки и лицо иссечены до крови. Дышать было невозможно.

А потом черный вихрь накрыл комбайн.

У человека не было даже времени вскрикнуть. Миллиарды мелких черных существ заполнили все пространство вокруг пилота, и он исчез, словно искромсанный бесчисленными лезвиями. На палубу ангара свалился наплечник от брони.

Потом металлические детали наушника связи.

И до блеска отполированная металлическая пряжка от ремня.

* * *

Морпехи бежали к входному люку, когда комбайн внезапно вздрогнул и покачнулся, как от удара. Огромная машина тряслась и вибрировала. Завывающий вихрь проник через люки, которые они вскрыли, и мчался по коридорам им навстречу.

– Назад! – закричал Теллер. – Все назад!

– Куда?! – закричал в ответ Бозе.

Лейтенант не знал, что ответить.

– К шкафам?! – Роджерс пришлось кричать, чтобы перекрыть вой ветра.

Ужасная, непереносимая мысль. Но все понимали, что сейчас это единственный шанс на спасение.

Шанс, в любом случае, чисто теоретический, потому, что центр управления остался двумя этажами выше, а черная ревущая масса, мчащаяся по коридорам, уже почти добралась до людей.

Без всякой надежды они повернулись и побежали обратно.

Все, кроме сержанта Бозе, который навел плазменную винтовку на приближающийся рой и открыл огонь.

Это было все, что он мог сделать. Последнее, что он мог сделать. До последнего дыхания оставаться морпехом и прихватить с собой как можно больше врагов.

Он продолжал стрелять и кричать что-то до того мгновения, как рой поглотил его.

Сломанный
Рэйчел Кейн

– Включен.

Это были его первые слова, когда он открыл глаза. Они функционировали безупречно, но поток информации, полученный через оптические рецепторы, буквально затопил его, и ему понадобилось мгновение, чтобы обработать полученные данные. Это заняло примерно наносекунду, а потом он моргнул, поскольку, когда лубрикант увлажнял поверхность его глаз, они выглядели совершенно как человеческие.

Он знал, что он не человек. Знание было заложено в его систему вместе с различными терминами, описывающими его сущность. Андроид. Синтетик. Робот. Искусственный человек.

Он решил, что последний термин ему подходит, улыбнулся стоящему перед ним человеку и произнес:

– Здравствуйте.

Стоящая перед ним женщина не обратила на его слова ни малейшего внимания, продолжая что-то набирать на планшете. Внезапно он понял, насколько громко работает ее организм, и отрегулировал свои рецепторы, снижая чувствительность до приемлемых уровней, чтобы пульсирующий рокот сердца, шум текущей крови, звуки, издаваемые ее пищеварительной системой и легкими, не отвлекали его. Теперь он слышал только постукивание ее пальцев по экрану планшета, легкий гул электронных приборов вокруг, тихий шорох воздуха в вентиляционной системе. Информация поступала со всех сторон, но его мозг обрабатывал, идентифицировал и складировал сведения без малейших затруднений.

Женщина – первый Настоящий Человек в его жизни – слегка нахмурилась, и он быстро сверился с базовыми данными, чуть расширил глаза согласно запрограммированным параметрам, понизил тембр голоса до более теплого участливого тона и спросил:

– У вас какие-то неприятности? Могу я чем-то помочь?

Женщина подняла на него взгляд, и он внезапно почувствовал странный всплеск в системе, что-то вроде сбоя контура. Что это было? Мгновением позже аналитическая система выдала ответ и обозначила испытываемое ощущение как эмоцию. Женщина была раздражена, а он… он сожалел об этом. Внезапно ее плечи напряглись, и теперь ее поза выражала… что? Подозрение?

– Номер Эйч-Эс-Семнадцать-Би-Сорок-восемь-Икс-Джи-Пять-Ди-Пять, ты будешь отзываться на имя Бишоп. Понял?

Ее голос представлял чудесное сочетание сложных обертонов, и он оставил для себя запись, чтобы проанализировать ее позднее. Но необходимо было ответить на заданный человеком вопрос, что он немедленно и сделал:

– Я понял, доктор Сасаки. Рад с вами познакомиться.

– Я не называла своего имени, – женщина нахмурилась еще сильнее.

– Прошу меня извинить, доктор Сасаки, я прочитал его на вашей именной табличке. Надеюсь, это не проблема? – он снова улыбнулся. Улыбка казалась наиболее подоходящей реакцией в данной ситуации, и он выбрал вариант «обеспокоенная» из имеющихся в базе данных. – Я сделал что-то не так?

Она надолго задумалась, не отрывая пальцев от рабочего экрана, потом покачала головой:

– Нет, Бишоп, все в порядке. Ступай к остальным.

Она указала на дверь в противоположной стене комнаты. Комната была белая и пустая, кроме доктора Сасаки здесь больше никого не было. Доктор Сасаки тоже была одета в белое – в облегающий комбинезон, капюшон которого полностью закрывал ее волосы. Единственными пятнами цвета в окружающей его белизне были черные буквы на табличке с ее именем и выпуклым значком компании «Вейланд-Ютани», ее кожа – янтарного оттенка – и ее глаза, цвет которых в базе данных был представлен как темно-коричневый. Даже ее рабочий планшет, по крайней мере, та сторона, которую он мог видеть, был такого же стерильно-белого цвета, как и все вокруг.

Продолжая анализировать обстановку, Бишоп повернулся и взглянул, куда она показала. Позади него была дверь, а за ней – еще одно помещение.

Вместо того чтобы шагнуть в том направлении, Бишоп наклонил голову и посмотрел вниз, потому что поверхность, на которой он стоял, резонировала по-другому, чем весь пол. Под его ногами был круглый люк, состоящий из двух створок, под которым ощущалась пустота.

– Что это такое, доктор Сасаки? – спросил он и, поняв, что сформулировал вопрос неточно, добавил: – На чем я стою?

– А ты любопытный, – ее голос изменился, и он занес изменения тона в память для дальнейшего анализа. – Это предохранитель. Синтетик твоего типа при активации может проявить признаки… нестабильности. Вероятность подобного очень мала, но она существует.

– Я понимаю, – Бишоп не отрывал глаз от створок. – Люк открывается. Куда он ведет?

– Шахта ведет вниз, к машине, которая разбирает дефектный экземпляр на составные части для повторного использования.

Бишоп стоял над помещением для уничтожения таких, как он.

Он сошел с люка. Это не было сознательным решением, но его процессор – его мозг – отдал приказ в интересах самосохранения. Искусственный орган, отвечающий за циркуляцию гидравлической жидкости в его теле, увеличил скорость потока.

Он не хотел умирать.

– Благодарю вас, доктор Сасаки, – сказал он со всей запрограммированной вежливостью и прошел в соседнюю комнату, слыша, как за его спиной она глубоко вздохнула и дрожащим голосом прошептала фразу на языке, значащимся в базе как японский.

«Мне стоило бы отправить его на переработку».

Он ощутил еще один всплеск эмоции, теперь уже другой.

Печаль.

В соседней комнате сидели четверо синтетиков. Они были одеты в серые комбинезоны с логотипом корпорации «Вейланд-Ютани» на воротнике, и это было их единственное отличие от стоящего перед ними Бишопа, на котором не было ничего, кроме его искусственной кожи.

– Добрый день, – поздоровался он. – Меня зовут Бишоп.

Остальные встали с безупречной синхронностью движений. Они обменялись информацией на недоступной для человеческого уха – но слышимой ему частоте – и один из них сказал:

– Я Рук.

Остальных звали Касл, Кинг и Найт.

– Кто-то здесь любит шахматы^[4], – Бишоп улыбнулся, потому что испытываемое им ощущение осознавалось как веселье. За ним последовало беспокойство, поскольку никто из четверых не ответил на его улыбку. Они молча смотрели на него, клинически анализируя и препарируя информацию.

– Нам дали имена, соответствующие названиям шахматных фигур, – произнес Найт. Это был тот же голос, голос Бишопа, но интонации звучали плоско и мертво. – Я не понимаю, почему это должно означать, что кто-то любит шахматы.

– В этом я не могу тебе помочь, – Бишоп продолжал исследовать окружающую обстановку. Комната была белой, как и предыдущая, но здесь отсутствовал предохранительный люк в полу, зато стояли два жестких белых дивана, рассчитанных на троих каждый. На низком столике в середине комнаты – столик тоже был белый и Бишоп внезапно понял, что этот цвет начинает ему приедаться, – лежал аккуратно сложенный комбинезон, точно такой, какие были надеты на его собратьях. Мог ли он называть их братьями? Он развернул комбинезон, быстро и аккуратно натянул его поверх своей искусственной кожи, застегнул молнию и спросил:

– Что теперь?

Остальные четверо синхронно сели. Он слышал общий для всех поток информации и команд, но вместо того, чтобы присоединиться к ним, Бишоп предпочел остаться стоять, скрестив руки на груди.

Четыре идентичные пары глаз смотрели на него – коричневые, но светлее, чем у доктора Сасаки, – пока он изучал абсолютно одинаковые, чуть усталые черты их лиц. Бледная кожа, высокий выпуклый лоб, густые каштановые волосы. Глубокие морщины, идущие от носа к уголкам рта.

Глядя на сидящую перед ним четверку, он видел чужие лица, а не собственные отражения.

Все четверо синхронно повернули головы к двери в дальней стене комнаты. Бишоп тоже услышал активационный код, но специально дождался, пока дверь открылась, и только тогда посмотрел в ту сторону.

Молодой, плотного сложения мужчина – настоящий человек, раздраженный и скучающий – заглянул в комнату:

– Выходите. Вам пора на отправку.

– На отправку куда? – спросил Бишоп. Его вопрос явно удивил человека и тот нахмурился, в точности как доктор Сасаки. «Мои реакции выходят за рамки стандартных параметров, – подумал Бишоп. – Но не настолько, чтобы отправить меня на смерть в ту камеру под люком. Что это значит? Я странный? Дефектный?»

«Другой, – подумал он следом. – Я просто другой». Дождался всплеска эмоции и идентифицировал яркую вспышку как… удовлетворение.

– Заткнись и шагай, – приказал человек, и Бишоп выполнил приказ, намеренно делая более длинные шаги и двигаясь не в такт остальным четверым, шагавшим абсолютно синхронно.

Другой.

* * *

– Мать твою, смотри, куда стреляешь! – рев лейтенанта Ларсена был адресован рядовому Пикскиллу, положившему очередь слишком близко к вопящей в ужасе группе местных жителей. Гражданских было много, они сидели, пригнувшись, или лежали вокруг; по меньшей мере пять мертвых тел распростерлись посреди исклеванного пулями пола, прямо под разбитым стеклянным окном в потолке.

Безоружный Бишоп скорчился за колонной рядом с Ларсеном. Остальная часть взвода, включая Пикскилла, оказалась на противоположной стороне большого зала, который служил местом для собраний, а заодно и торговой площадью для недавно основанной колонии Хаарса. Бетонные колонны переходили в изящные арки, противоположную стену зала украшала прекрасная стеклянная мозаика, сильно пострадавшая от пуль и осколков. Хаарса планировалась, как показательный образец работы Отдела терраформирования компании «Вейланд-Ютани». Бишоп припомнил, что местное население состояло из сорока семи колонистов. По его подсчетам, по крайней мере половина из них к настоящему моменту была мертва, что сулило неприятные результаты в квартальном отчете о прибыли и убытках.

– Извини, Лью! – прокричал в ответ Пикскилл и открыл огонь по нависающему над залом балкону. Пули вгрызались в бетон, дерево, стекло и сталь над их головами, разнося на мелкие осколки витрины магазинчиков и заставляя искры сыпаться из перерезанных электрокабелей. Бишоп уменьшил чувствительность слуховых рецепторов, но даже после этого услышал другие звуки, когда пули нашли живую цель, разрывая плоть, кости и внутренние органы.

– Пикскилл уложил одного из них, – доложил Бишоп лейтенанту Ларсену, что впрочем, было и так понятно по победному воплю Пикскилла на другом конце зала.

Бишоп продолжал прислушиваться.

– Остальные отходят, сэр. Не думаю, что нам удастся выкурить их отсюда подобными методами, к тому же, у нас мало времени. Корпорация не собирается рассмотреть вопрос о выкупе?

В данный момент колония Хаарса была захвачена преступниками, называвшими себя «Группой Эф». «Группа Эф» пополняла свои ряды из числа бывших солдат, Колониальных морпехов, наемников и вообще всех, чья алчность и отсутствие моральных стандартов соответствовали духу группы. Пираты высаживались на колонизированных мирах, захватывали мирное поселение, убивали столько заложников, сколько было необходимо, чтобы компания-владелец поняла серьезность их намерений, после чего выставляли финансовые условия корпорации «Вейланд-Ютани» или ее конкурентам, в зависимости от того, кто владел данной колонией. Получив требуемое, налетчики исчезали до следующего грабежа. Бишоп подумал, что подобную тактику быстрой наживы объективно можно было назвать блестящей.

Но в этот раз все пошло не так просто потому, что подразделение морпехов под командованием лейтенанта Ларсена по прозвищу «Везунчик» оказалось меньше чем в дне полета от планеты. И корпорация «Вейланд-Ютани» решила, что хватит платить «Группе Эф».

* * *

– Чтоб его… – с отвращением проворчал Ларсен. – Бишоп, сколько еще живых в «Группе Эф»?

Лейтенант был невысок и крепко сложен. Длинный, похожий на неровный шов, шрам рассекал его лицо почти посередине, слегка съезжая вбок на носу, левую сторону шеи покрывали грубые рубцы от ожогов. Понятно было, почему подчиненные прозвали своего лейтенанта Везунчиком.

– По моим подсчетам должно быть около тридцати, за вычетом последнего, которого уложил рядовой Пикскилл. У них одиннадцать заложников, включая четырех детей.

«Группа Эф» любила брать детей в заложники, полагая, что это ускоряет решение вопроса с выкупом. Бишоп подумал, что испытываемое им ощущение называется даже не гнев, а скорее отвращение.

– Слишком много, своими силами нам их отсюда не выкурить, да и приказ у нас другой, – как показалось Бишопу, лейтенант был непривычно мрачен. – Ладно, пора уводить тех, кого сможем. Бишоп, собери всех, кто способен передвигаться, отведи к челноку и отвези на корабль. Проверь всех раненых, которые годятся в заморозку, но не забывай, что у нас только двенадцать запасных криокамер.

– Слушаюсь, сэр, – Бишоп встал, но, несмотря на четкий приказ, не спешил отправиться выполнять задание. – Сэр, если мы не собираемся преследовать «Группу Эф», то как мы освободим заложников?

– Никак, – ответил Ларсен. – У нас приказ: взорвать центральные конвертеры и эвакуироваться с планеты.

– Сэр, я не понимаю. Если мы взорвем центральные конвертеры, основные помещения колонии окажутся заполненными газом «Превокс». Погибнут все, у кого не будет масок, – Бишоп мог бы добавить: «погибнут мучительной смертью», но не стал. Ларсен и так знал, как действует «Превокс», поскольку нестабильный и опасный газ являлся одним из основных компонентов, необходимых для процесса терраформирования.