Он мог прибежать к Льву с книгой или каким – нибудь растением, чтобы начать долгий расспрос. В плодоносном саду была специальная грядка, предназначенная для нужд семьи. Дабы не собирать травы в лесу, покупать у Золотарёвых или вовсе посещать Птицыно, ещё Зар Орлов велел насадить в дальнем уголке сада все необходимые для отваров травы.
Та грядка не могла не приковать внимание Петра, и как – то Лев всё утро объяснял ему для чего предназначено каждое растение. А уж как Пётр любил подвал. Иногда уводить его оттуда приходилось за руку. Он обходил его по кругу несколько раз, разглядывая все имеющиеся склянки, пучки засушенных трав и мешочки с ягодами, всё ещё крепкую клетку, деревянных идолов на постаменте, котел в очаге, большой стол с зазубринами, и стопку ветхих книг, требующих к себе уважительного отношения.
– Твоя бабушка тоже часто любила проводить здесь время, – поделился как –то Лев с Петром.
– Чем она здесь занималась?
– Всяким, – немного замялся мужчина, вспоминая химеру, ухо, которой до сих пор хранил в шкатулке, как трофей.
Иногда Лев жалел Петра, думая, что всё детство пролетит мимо, а тот даже не заметит, исследуя старый подвал. Но лучше бы и его братья обладали рвением к учёбе, чем желанием лазить по крышам курятников. Хорошо, что Иван сломал всего лишь ногу, а не шею. Но и это оставило его в одиночестве на целый месяц. Никто из детей не задерживался подолгу в его комнате, и мальчик от скуки увлекся рисованием.
Льву было его жаль, и он пообещал привезти из столицы пигменты, во время продажи излишек с плодоносного сада. Но ему не посчастливилось попасть на встречу брата с графом Краевским.
– Присоединяйся, – позвали его.
Друзья уже были на веселе, и возражений Льва никто слушать не стал. Знай, чем это обернётся тут же бы приложил все усилия для отказа, но причастность к мужской кампании не смогла оставить его равнодушным. А на утро алкоголь сыграл с ним злую шутку, и похмелье было меньшим из его бед.
Первые несколько мгновений он никак не мог понять, где открыл глаза. Перед взором плясали цветные мушки и кружилась голова. Над ним нависал потолок с подтёками, а обшарпанные стены ходили ходуном. Лев повернулся на бок и обмер. Рядом с ним кто – то лежал. Приподнявшись, по очертаниям он понял, что это женщина. Лицо было скрыто короткими тёмными волосами, а хрупкая фигурка напоминала… О великий Род, он давно должен был забыть эту женщину и не искать её в других.
Лев сразу понял кто перед ним. Он не помнил заплатил ли он за прошедшую ночь вчера или нет, но стоило подстраховаться, чтобы в дальнейшем не поползло никаких слухов. Никто не должен об этом знать. Особенно Мария. Найдя в кармане довольно приличное количество монет, Лев оставил ей все, и поспешил покинуть этот покосившийся домик с маленькими комнатками.
Андрея он нашел дома, изнемогающего от похмелья.
– Мы выпили совсем чуть, чуть. За встречу, – объяснял он, не имея сил подняться с софы в гостиной. Но стоило ему услышать, где проснулся Лев этим утром (о женщине он умолчал), как тут же вскочил. – Птицыно? Что ты там делал? Никто не видел, как ты выходил оттуда?
– По-моему нет, – Лев бухнулся в кресло, ожидая, пока камердинер и ему принесет отвар из шиповника и перечной мяты.
Вдруг Андрей рассмеялся.
– Надо же, – охнул он, от боли, пронзившей его голову. – Далеко же ты забрёл.
Лев усмехнулся. Эта ситуация действительно была похожа на глупый анекдот, который можно услышать в каком – нибудь трактире. Прошлая ночь не отпечаталась в памяти. Стоило запрятать поглубже и сегодняшнее утро, и просто жить дальше.
Так бы всё и было, если бы в конце марта в Сиреневый Сад не вернулся Андрей. Дети были очень рады визиту отца, он приехал домой впервые за этот месяц. Во время приветствия Андрей смотрел на Льва, словно у него для брата была припрятана очень уморительная хохма. Вечером после ужина, братьям удалось остаться наедине, тогда старший из них, протянул младшему помятый лист дешевой бумаги.
– Признаться, сначала я хотел его сжечь, – сказал Андрей, пока глаза Льва бегали по строчкам. – Но подумал, что ты тоже захочешь посмотреть на этот абсурд.
Письмо было передано именно Льву, писала женщина. Её звали Нинель, она в подробностях рассказывала о вечере, со времени, которого минуло уже восемь месяцев. Но Лев ничего не помнил. Письмо заканчивалось объявлением, что она со дня на день родит его ребенка, и адресом, где её можно было найти.
Вся насмешливость слетела с Андрея, как только он увидел потерянное выражение на лице Льва.
– Да быть не может, – изумился он.
– Я не совсем уверен, – замялся Лев. – Может быть я смогу сказать, как только увижу ту женщину.
Андрей застонал, потирая виски:
– Если этот ребёнок твой, – брату не до конца верилось в происходящее. – Ты не можешь его оставить.
– Разбрасываться драгоценной кровью настоящее кощунство, – согласился Лев. – Придётся принять его в семью.
– Я, конечно даже не думаю тебя осуждать, – заверил брата Андрей. – Но что скажет Мария? Её гордость будет сильно задета, как бы она тебя не покусала, – хохотнул Андрей, а затем вновь стал серьезным. – Ладно, это было не к месту. Но нужно, что-то думать. Не можешь же ты жить на две семьи, или вовсе привести сюда эту нищенку, – Андрей брезгливо поморщился.
– Если это, – он смял письмо и бросил его в пылающий камин, – окажется правдой, то я поговорю с Машей.
Но разговора с женой не вышло. Женщина, написавшая ему, действительно оказалась той самой, с которой он провёл ночь, но живой её Лев не застал. Она умерла при родах, оставив на этом свете здорового мальчика. Вода показа, что он действительно сын Льва, и тому ничего не оставалось, как забрать его с собой.
По началу, появления ребёнка в Сиреневом Саду было воспринято с удивлением, все окружили его, охали и вздыхали: «– Ну что за прелестное дитя. Чей он?». И не желая разрушать столь благотворную атмосферу принятия, Лев даже подумал соврать, сказав, что это вовсе не его сын, а чужой. Ребёнок остался сиротой, но альтруизмом Лев никогда не страдал, а не один колдун не посмел бы отказаться от своего ребёнка, не имеет значение, желанного или нет. Не сейчас, когда их так мало. И собрав всю волю в кулак, он с тяжелым сердцем, признался Марии тем же вечером, что принес в дом своего сына.
Она кричала и бранилась, отвесила супругу несколько пощёчин, и не переставала сыпать в его сторону преувеличенными обвинениями.
– Я никогда не приму это отродье! Слышишь? Никогда! – вопила она, заливаясь слезами.
Лев ничего ей не говорил, распалять её ещё больше он не хотел. Марии стоило выплеснуть все свои эмоции и пережить случившееся. Да, он виноват, Лев этого не отрицал, и жгущие щеки удары он заслужил. Нужно было только перетерпеть истерику жены, а там он сможет её задобрить. Сводит Марию на охоту, купит ей новое ружье, закажет в Подлесье новые сапоги из кожи полоза. Всё, что угодно, лишь бы заслужить прощение доброго друга.
– Ну, как прошло? – спросил брата Андрей.
Они сидели в его кабинете, медленно потягивая коньяк у очага.
– Видеть меня не желает, – вздохнул Лев.
– Что ж, теперь тебе придется крупно потратиться, – усмехнулся Андрей, он выглядел бледным и измотанным.
– Сейчас она успокоиться, а позже я подарю ей новые сапоги и свожу на охоту, – Лев окинул брата внимательным взглядом. – Не важно выглядишь.
– Работа в канцелярии не знает выходных. Если ослабить над ней контроль, то страшно представить, чем всё это может обернуться. А ведь раньше я даже не представлял по насколько хрупкому льду мы ходим.
– Предпочитаю об этом не думать, – Лев дал знак, что стоит сменить тему.
Время шло – дети росли. В этом году Александр закончил Императорский университет, Владимиру остался только год в его стенах, тройняшки же наоборот только в него поступали, а Алексей и Константин в следующим году заканчивали пансионат имени Красноярцева.
Дни стали длиннее. Дом полнился голосами и движением. Чай теперь пили под прохладным покровом беседки на берегу пруда. Лев ходил на охоту с Алексеем и Владимиром по три раза на недели. Возвращались они всегда с добычей, и даже принесли, как – то живого зайца, чтобы показать его девочкам, они гладили его, дергали за уши, и выждав момента, когда хватка Владимира ослабнет, косой вырвался и бросился наутек.
Жаркий день сменялся прохладой ночи, на небе появлялись луна, и звезды начинали водить вокруг неё хороводы. В ночной мгле были слышны лишь стрекотание сверчков, да тихий шелест листьев вяза.
Той ночью всё было так же. В доме погасили свечи, и надев легкие сорочки, домочадцы легли в постели, чтобы поддаться чарам Дрёмы, как кто – то заголосил у главных ворот, пытаясь достучаться до хозяев. Андрей был в столице по делам, поэтому дворовой пришёл к дверям спальни Льва.
– Кто там? – подскочила в кровати Мария, стоило раздаться стуку в дверь.
– Хозяева, не гневайтесь, – глухо раздалось из –за двери. – Прибыл камердинер графа Краевского, говорит, что срочно. Он ждёт внизу. Говорит, что ему жизненно необходимо с Вами встретиться.
После таких новостей, сонливость уступила место подозрениям. Лев накинул халат, и спустился в зелёную гостиную. Там в кампании подсвечника находился камердинер, прискакавший к Орловым на лошади в столь поздний час. Глаза у него были шальные, бледное лицо покрывала испарина, парик он, видимо, потерял по дороге, ладони и камзол были все в грязи. Увидев Льва со свечкой в руках, он стремительно подскочил к нему, и начал сбивчиво тараторить:
– Сударь, поедимте со мной. Там твориться невесть что.
Камердинер потянул его в сторону двери, свет от свечи выхватил его трясущиеся руки и одежду. Лев с ужасом понял, что принял за грязь кровь.
– Что случилось? – охнул он. – Тебя пытались убить?
– Не меня, – замотал он головой, и надрывно воскликнул. – Прошу, скорее, иначе он всех перестреляет.
– Постой. Объясни же, – недоумевал Лев.
– Сударь Краевский схватился за ружье, он намерен убить всех, кто находиться в поместье, даже детей. Мне чудом удалось бежать, выпрыгнув со второго этажа. Оправившись, я сел на лошадь и поскакал сюда.
– Чья же на тебе кровь? – Лев никак не мог поверить в происходящее.
– Сударя Кириваткина.
– Кондрат, седлай коня! – крикнул Лев дворовому. – Да поскорее.
Но даже ветер уже не мог поспеть за событиями. Когда Лев подъехал к поместью Краевских, раздался последний выстрел. Он на мгновение замер, словно сам был им поражен. Но покрепче сжав в руках ружье направился внутрь. Дверь оказалась заперта, и пришлось приложить усилия, чтобы её выбить.
У основания главной лестницы с разбитой головой лежал Павел. Его сердце билось тихо в почти бездвижной груди. Рядом с ним лежал топор
– Поезжай за Золотарёвыми, – велел он камердинеру. – Да накинь плащ, не тревожь других. Непосвящённые не должны ничего заподозрить.
Тот кивнул, и исчез в дверях, вскоре послышался топот копыт по дороге. Не став трогать Павла, чтобы не нанести ему еще больших повреждений, Лев осторожно проследовал на второй этаж. Все мышцы были натянуты, будто струна. Он ожидал, что в любое мгновение ему на встречу выйдет обезумивший Ларион. Но поместье было окутано безмолвием, не лаяли даже собаки. Тишина лишь сильнее действовала на нервы. Лев напрягал, слух и зрение, любой скрип или шорох, заставлял сердце в груди неприятно сжиматься.
Облегчение и обреченность пришли рука об руку. Лев нашел супругов Краевских в спальне. Сначала Ларион застрелил жену, затем застрелился сам. Платье бедной женщины было разорвано. В уголках её заплывших глаз остались капельки слёз, а светлые кудри разметались по кровати. Возможно, она молила о пощаде. Двоюродный брат Лариона лежал в кабинете, где было выбито окно, видимо отсюда спрыгнул камердинер. Ему выстрелили в грудь. Его глаза были широко раскрыты, словно всё случилось внезапно, и он даже не успел понять, что его подстрелили.
Хвала великому Роду, дети были целы. Но только физически. Лев даже представить себе не мог сколько времени они провели, затаившись под кроватями и в шкафах, сколько раз они перебегали из комнаты в комнату, стараясь найти выход, но все окна и двери были заперты. Они словно заточенные в клетке зверьки, метались по дому, роняя слезы и боясь лишний раз вздохнуть. У старшего из них – Павла, был топор, возможно мальчик был готов противостоять графу Краевскому, но тот столкнул его с главной лестницы.
Напуганные дети не могли оставаться в пропахшем кровью поместье, и посоветовавшись друг с другом, братья Орловы приняли решения, забрать их в Сиреневый Сад. Лев занялся документами на землю. У Краевских были обширные поля и несколько деревень в распоряжении. Пока кто – то из наследников не станет взрослым всё это переходило под собственность Орловых.
Было понятно, что случившееся в Тихих Холмах не пройдет для детей Краевских бесследно, но ожидалось, что со временем они смогут пересилить случившееся. К сожалению, это желание оказалось не достижимым: Анастасия замолчала, Никиту по утру не редко находили под кроватью (мальчик прятался от собственных кошмаров), а Павел и вовсе лишился рассудка в следствии черепной травмы.
После увещеваний Марии, подкрепленных слезами Семёна, Льву пришлось отослать Павла в Истрину, где содержали ему подобных, а Никиту по совету Веремида Золотарёва в пансионат имени Красноярцева.
– Там может быть иногда шумно, – говорил Лев мальчику, которого нашёл в платяном шкафу. – Не нужно прятаться и убегать. Если так случится, попробуй думать, о чем – то одном. Хорошо?
– Можно мне никуда не ехать? – спросил он бледными губами.
Лев тяжело вздохнул, не было ничего тяжелее, чем отказывать ребёнку, смотрящему на тебя, глазами полными надежды.
– Это пойдет тебе на пользу, – пытался увещевать Лев.
Нижняя губа Никиты задрожала, и первая слеза сорвалась вниз. Он глубоко вздохнул и вымолвил дрожащим голосом:
– Тогда я умру.
– Отчего ты так думаешь? – смешался в удивление Лев.
– Я слышал, – всхлипнул ребенок. – Это сказал дядюшка Андрей, у меня в голове.
Утерев слёзы ребенку, Лев ободряюще улыбнулся.
– Люди часто думают о пустом. Не тревожься и поезжай в лицей. Тебе больше ничего не грозит.
В день, когда карета с Никитой внутри, выехала за кованные ворота поместья Орловых, на пару дней домой вернулся Андрей. Он был бледен, и устало смотрел на домочадцев. Когда Лев вечером зашёл к нему в кабинет, Андрей даже не курил свою излюбленную трубку. Брат заходился кашлем и Лев припомнил, что тот ничего не съел за ужином.
– Что с тобой? – спросил Лев. – Неужели подхватил, какую – нибудь заразу?
Откашлявшись, Андрей хлебнул коньяка.
– В горле запершило, – ответил он.
– А когда ты думал о смерти детей Краевских, это у тебя помутилось в голове? – нахмурился Лев. – Не надо делать из меня дурака. Прибереги все свои грязные игры для канцелярии. Сначала Горячев, теперь Краевский. Люди из твои приятели с не завидной регулярностью падают в объятия Морены. Я знаю тебя не первый день и могу сказать, что ты знаешь ответы на мои вопросы.
Повисло молчание. Андрей спокойно смотрел на брата. Отпив из бокала ещё раз, он тихо и уверенно произнес:
– То как они жили их дело. Все Краевские слабы разумом. Помнишь матушку, когда Варя?.. Не имеет значение. А Аврор пил, каждый раз, как последний. У кого от такого печень выдержит?
– А у тебя что? – едко заметил Лев. – Выглядишь, словно вот – вот отправишься за ними.
– Чушь, – огрызнулся брат. – Я здоров. Уходи, не хочу с тобой ссориться.
– Не знаю, что вы натворили, – и обернувшись в дверях добавил. – Но надеюсь, ваши ошибки не коснуться детей.
И то ли Андрей его услышал, то ли все предыдущие трагедии действительно были случайностью, но произошло то, на что в доме Орловых давно перестали надеяться – Анастасия заговорила.
Ромашка – такое простое слово, но сколько радости оно в себе таило. Наконец – то, у Льва появилась возможность устроить её жизнь.
На роль мужа Анастасии он искал тихого, не жестокого человека, живущего в глуши и обладающего своим хозяйством. Можно небольшим, главное, чтобы на всё хватало. Среди предложенных свахой кандидатур под эти требования, как раз и подходил помещик Садулин.
Ему было около тридцати, в более молодые годы, будучи занятый сначала службой, а затем налаживанием сельского хозяйства на своих скромных землях, жены он не завёл. Кроме дворовых никто не разбавлял его будни. Человек он был не кампанейский, и близкими друзьями обзавестись он так и не смог.
Он был согласен взять заикающуюся Анастасию в жены, и увезти её в свой тихий уголок, где, возможно, завести детей и мирно состариться. Ему больше был нужен близкий друг, с которым можно было высказаться, чем возлюбленная. И Лев решил, что лучшей пары для Анастасии не найти. Вскоре после знакомства Анастасии с помещиком, справили их свадьбу.
После этого Андрей совсем занемог и передал все дела Тайной канцелярии своему старшему сыну Александру. А сам, позвал к себе Золотарёва, и убеждал всех, что болен лишь временно и не пройдет и пары месяцев, как он сможет встать на ноги.
Когда от Алексея из университета пришло письмо, Лев понял, что сын стал совсем взрослым. Он писал о том, как скучно ему на уроках, и как сильно ему не хватает времени на фехтование. Но главное – он стал тесно общаться с Ионом Пунцовым. И, как подозревал Лев, не просто так.
Он хорошо запомнил Василия Пунцова. Всё дело было в настойчивости графа с которой тот пробивался в близкий круг общения братьев Орловых. У Льва он вызывал раздражение своим поведение, Андрей же его терпеть не мог по политическим причинам:
– Думает, что лестью можно многого достичь, – усмехался он бледными губами. – Святая простота. Он до такой степени унижается, что смотреть отвратительно.
Поэтому в письме сыну, Лев просил Алексея осторожнее заводить знакомства и сильно не сближаться с Пунцовым. И зная, что сын не станет пренебрегать его словами, Лев спокойно дал разрешения на поехать к Пунцовым. Василию на политической арене Империи всё равно ничего не светило.
Отправляя в пансионат Семёна, он наставлял его, как и всех других детей:
– Сдерживайся. Никому не дай знать, что ты, чем – то отличаешься. Весной, осенью и особенно зимой носи теплую курточку, даже, если она тебе не нужна. О доме много не рассказывай, и о семье тоже. Попытайся делать всё, как все остальные.
Семён внимательно слушал и кивал. Не смотря на непоседливость младшего сына, у Льва не возникло опасений по поводу его пребывание в пансионате. Семён был мальчиком дружелюбным, и сойтись с кем – то из сверстников ему не представляло труда. Но именно это убеждение сыграло со Львом злую шутку.
Через месяц после его поступления в пансионат, письма от учителей стали приходить чуть ли не каждый день. Темы были самыми разнообразными: то Семён мешает проводить уроки, то перечит учителям, то нарушает комендантский час, то не делает домашнее задание, то разбил мячом окно, и ещё множество разных хулиганств. Льву казалось, что кто – то просто перепутал адреса, и все эти жалобы предназначались вовсе не ему.
Конечно, Семён иногда, что – то мог сломать дома или сделать по своей наивности какую – нибудь глупость. Но всё это было не специально, и вешать на него звания плохого ребёнка в следствии этого было не обязательно. Он был добрым мальчиком и никогда бы не опустился до грубости и членовредительства. Неужели другие дети не шепчутся между собой после отбоя и случайно не задевают хрупкие предметы?
Лев только и успевал приносить извинения и обещать разобраться. Он написал Семёну множество писем с разъяснительными беседами, и сын клялся, что не делал ничего плохого, но в конце октября его всё равно выгнали из пансионата.
– Вот, – злорадствовала Мария. – Я же говорила, что этот щенок не умеет себя вести. Это дома он боялся, а как уехал, так сразу почувствовал свободу. Отвези его лучше в Птицыно, там ему самое место.
Лев оставил нападки жены без внимания. Сначала нужно было забрать сына из пансионата, а уже затем решать, что делать со сложившейся ситуацией. Там его уже ждали.
– Хорошо, что вы приехали сами, – сказал директор лицея, смотря на него взглядом полным сожаления. На его рабочем столе тикали непривычные глазу часы. – Признаться, я был обескуражен, когда мне стали поступать жалобы на вашего сына, так как на детей из семьи Орловых никогда не было нареканий. Даже, если вспомнить вашего старшего сына, у которого давайте всё же признаем, крутой нрав. Я могу понять, если ребята дерутся, в таком возрасте у мальчишек чешутся кулаки, но попытка убийства.
Из единственного окна было видно хмурое низкое небо. Атмосфера в кабинете казалась гнетущей не столько из – за картин с религиозным сюжетом, помещенных в тяжелых рамах, и громоздкого книжного шкафа, сколько из – за сочувствия и осуждения во взгляде директора пансионата.
– Уверяю вас, – от услышанного Лев смешался, но постарался сохранить невозмутимость. – Семён добрый мальчик, он бы никогда не причинил другому вред.
– Это ваше мнение, – категорично ответил директор. – А у меня факты. Это произошло несколько дней назад. Другие дети видели, как он толкнул соученика с лестницы. На глазах у всех. Понимаете?
Лев чувствовал себя нашкодившим ребёнком, которому объясняли, что он сделал неправильно. Чувствуя, куда ведёт разговор, Лев утратил всякое желание его продолжать. Пусть, эти слепцы остаются при своем мнении, а он заберёт сына домой, где всё дышит жизнью.
– Беря во внимание положение вашей семьи, я не буду распространять новость о случившимся на широкую публику. Но Семёна вам все же придется забрать.
– Я вас понял. Всего доброго.
Больше они не обменялись ни словом.
У парадного крыльца, Льва уже ждал Семён, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами, в свои пожитки. Рядом с ним стоял дядька, которого пришлось рассчитать за ненадобностью. Вокруг не было ни одной лишней души, в это время дети и учителя были на уроках. Как только дядька оставил их наедине, Семён вскинул голову, и глядя на отца влажными карими глазами, отчаянно стал оправдываться:
– Я только хотел помочь. Честно. Мне приснилось, что он упадёт, и я…
Лев опустил ладонь на его голову, обсуждать случившееся на крыльце лицея ему совершенно не хотелось.
– Поехали домой, – тихо сказал он сыну, и тот понурив голову медленно побрёл по ступенькам вниз к подъехавшей карете.
Лев был рад тому, что, хотя бы у старшего в университете ладилось. Но и это заключение оказалось преждевременным – Лёшу вместе с Костей чуть не отчислили. Приступив императорский указ, они оказались замешаны в дуэли, то ли как секунданты, то ли как соучастники. Всё это уже было известно главной сплетнице Империи – княжне Рябцовой, и попав сначала в её салон, разлетелось по всем остальным.
Дело влекло за собой два трупа, поэтому полицмейстерская канцелярия взялась за него основательно, но звучащие в нём фамилии были столь громки, что делопроизводство тут же встало, а затем и вовсе сошло на нет. Грозовые облака, вдруг сгустившиеся над головой старшего сына, развеялись.
С наступлением холодов стало ясно, что Андрею не выкарабкаться. Теперь он не покидал кровать и сидеть мог только, обложившись подушками. Венимид Золотарёв никаких прогнозов не делал, только говорил:
– Молитесь богам и надейтесь на чудо. Иначе… – он красноречиво отвел взгляд в сторону.
Каждый в доме вознёс хотя бы одну молитву. Варвара молилась без устали, правда не тем. Но в этот раз небесные цари были глухи к молитвам смертных и в начале мая мучения Андрея прекратились.
В ту сумбурную ночь никто не спал, словно ожидая приближения неизбежного. Лев и Екатерина сидели с Андреем. Супруга держала его за руку, пытаясь побороть собственную дрожь от ледяных пальцев мужа.
Просьбу о последней воле для сына он вымолвил с трудом разомкнув губы. По случаю, Александр был дома. Андрей хотел поговорить с сыном наедине, и всем прочим пришлось покинуть комнату. Лев и Екатерина стояли рядом с дверью, из – за которой не было слышно ни шороха. Прошли считанные минуты, прежде, чем Александр молниеносно покинул комнату. Племянник прошёл мимо, не обронив и слова. Екатерина ворвалась в комнату и беспомощный крик сорвался с её губ. Андрей сомкнул очи на веки.
Александра Лев застал в дверях его спальни. Он был взвинчен и сжимал в руке темную книгу для записей. На его плечах был плащ, и Лев сразу почувствовал не ладное.
– Что тебе сказал батюшка?
– Позже. Мне нужно ехать, – Александр обогнул его и устремился к выходу из поместья.
– Куда? Ночью? – недоумевал Лев, пытаясь поспеть за ним следом. – Дождись хотя бы утра.
– Дядюшка, – нервозно сказал Александр, приостановившись всего на мгновение. – Время на исходе. Я должен ехать прямо сейчас. Просто знайте, что я вернусь.
Алексей поспешил дальше, оставляя теряющегося в догадках Льва позади. Единственная, имеющая место быть, версия, это исполнение последний воли Андрея, которая, возможно, связана с Тайной Канцелярией или делом её задевающим. Иначе, подобная спешка была странной и не оправданной. Из глубоких раздумий его выдернул крик Екатерины. Она звала сына всё снова и снова.
Лев устремился к парадному крыльцу подъезда, чтобы увидеть, как Александр срывается на вороном коне в ночь, а Екатерину поддерживают дворовые, чтобы она совсем не осела на колени.
– Ну что ты, – подбежал он к ней, чтобы попытаться успокоить. – Он ведь не навсегда уезжает. Вот увидишь, завтра или позднее, но Алексей вернётся. Что же ты так надрываешься, словно и он почил?
– Не вернётся, – мотала она головой. – Мой мальчик больше не вернётся.
– Отведите её в дом, уложите в кровать и подайте чай с валерьяной, – велел он дворовым. Эта майская ночь обещала быть длинной.
После чая, Екатерина смогла немного успокоиться, но невидящим взглядом смотрела в потолок до утра. Всё это время с ней сидела Вера, озабоченная состоянием матушки.
Лев же велел мужикам сколотить гроб, а покойника омыть и одеть в черный камзол без лишних элементов. Владимиру он поручил сообщить новость о трагедии по семейным часам и начать писать приглашение на похороны всем семьям старого дворянства. Только к утру приготовления были закончены, молоток стих, а приглашения отправились по адресатам.
Владимиру самому предстояло разобраться с документами, до возвращения Александра. Лев проверял его несколько раз, и как успел заметить, племянник с ними отлично управлялся. Возможно, так он справлялся с горем после смерти родителей.
Сам Лев не долго возился с вещами покойного брата. Тот не имел привычки натаскивать лишнего. Все снадобья из шкафа в его кабинете, были перенесены в подвал. Один из них вызывал недоверие у Льва, золотистый, как солнечный луч, и не подписанный. Проверять на себе содержимое данного пузырька, Лев не стал, и решил отложить до определенного времени. Так же проверив все ящики, он понял – не хватает большой суммы денег.
За четыре дня старому дворянству пришлось дважды собираться на похороны. Прощаясь с братом, Лев жалел лишь о том, что в юности он так мало проводил с ним времени, а под конец жизни Андрея, отношения между братьями и вовсе охладели. Какое горе, что осознание совершенных ошибок приходит так поздно.
Когда через несколько дней после похорон Екатерины, из Царь – Града приехал гонец с вызовом в Тайную Канцелярию, стало понятно, что Александра в столице нет. Но выбора у них не было, и кому – то нужно было ехать. Тогда Лев подозвал Владимира к себе.
– Послушай, – сказал он, подавая племяннику стакан с коньяком. – Я уже стар, да и все эти интриги не по мне. Пока Сашка не вернётся, займись канцелярией.
Владимир колебался, подобная работёнка ему тоже была не по душе.
– Лишь на время, – добавил Лев, и чувствуя, что больше не кому, Владимир согласился.
О том, что Александр сбежал и неизвестно стоит ли ждать его возвращения, Лев узнал от племянника первым. Но памятуя слова щепетильного в работе Александра, Лев всё же надеялся, что у того на побег были причины. Задумываться о его мотивах, он мог сколько угодно, но куда больше его занимал Пётр, который и после смерти родителей покидал подвал только ночью, и то не всегда. На приёмы пищи его звала Надежда, напору которой он не мог противиться.
Как – то раз, Лев решил сам заглянуть к нему. Там был жарко натоплен камин, и Пётр в одной рубахе, что – то варил в котле. Книга с рецептами, была открыта на странице с ядами.
– Петя, – окликнул Лев племянника, медленно помешивающего отвар в котле.
Тот не отозвался.
– Петя, – более настойчиво повторил Лев.
Но тот вновь оставил его слова без внимания. Подайся к мужчине, Лев развернул его к себе, и чуть не наступил в очаг. Глаза Петра заплыли белым туманом, а губы были искусаны в кровь.
Он вздрогнул, деревянный черпак выпал из ослабевших пальцев и забренчал по каменному полу. Пётр моргнул и обратна вернулась привычная голубая радужка. Он смотрел на Льва растерянно, и видимо хотел, что – то спросить, но зашипел и схватился за искусанные губы.
– Где мои очки? – сипло спросил Пётр.
Они разбитыми нашлись в углу. В котле булькала и шипела отрава. Пётр сам не знал, для кого она предназначалась.
– Я спустился сюда после обеда, – объяснял племянник, натягивая сброшенные в беспамятстве камзол и парик. – А потом мне, словно погасили свечу. Я очнулся только, когда вы позвали меня.
– Не болен ли ты? – спросил Лев.
Пётр покачал головой.
– Я устал. Мне тяжело с ними справляться, – племянник действительно выглядел изнеможенным. – В последнее время духи так и вьются вокруг меня, и даже прогулка через брод не может отогнать их надолго.
– Раз такое дело, то навести Яковенко, – предложил дядюшка Лев. – Они смыслят в таких вещах больше нашего.
– Всё это неправильно, – нахмурился Пётр. – Я Орлов.
– Конечно Орлов, – кивнул Лев. – Но такое может случиться, и ты здесь не имеешь вины. Съезди к ним. Я уверен, тебе в помощи не откажут.
И следующим утром карета с родовым гербом на дверцах, выехала из Сиреневого Сада в направлении столичного дома семьи Яковенко. После отбытия племянника, Лев спустился в подвал и как следует всё там осмотрел. С клетки и цепей пропала ржавчина, и вся конструкция стала крепче, идолов стало больше, прибавилось трав, и появилась корзинка с ядовитыми грибами, а в сундуке Лев нашел, пылающее светом, перо Жар – Птицы. Где Пётр его только взял? Или лучше спросить кто нашел его, одолжив тело племянника?
По возвращению от Яковенко, Пётр был молчалив и больше не желал спускаться в излюбленный подвал. А после нескольких дней предложил Льву построить оранжерею для не совсем обычных растений. И Лев, надеясь, что племяннику станет лучше, дал добро. Что же касается пера, которое Лев нашел в сундуке, то Пётр едва ли мог объяснить его появления. Скорее всего оно появилось, когда он пребывал в состоянии беспамятства.