Фейсбук сельского священника. #неудобное кино #книги #спектакли

20 июля 2015 года

Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына (2014)

Реж.: Андрей Кончаловский

Кенозерская одиссея

Вчера вместе с друзьями посмотрели фильм А. Кончаловского, получивший «Серебряного льва Святого Марка» на Венецианском кинофестивале. Разговор затянулся, как обычно, за полночь. И было, о чем поговорить. Фильм понравился всем, хотя и оставил разные впечатления: у кого-то ощущение мрака и безнадежности, у кого-то – света и надежды. Для меня это редкий случай, когда не хочется спорить и настаивать на своем, потому что в картине, как и в жизни, есть место и тому и другому.

Собственно, Кончаловский и хотел снять кино, максимально приближенное к жизни. Отсюда и отсутствие сюжета (сценарий рождается уже в процессе монтажа, то есть когда все уже отснято), и непрофессиональные актеры, и, конечно, естественный сеттинг, то есть место, время и среда, в которых происходит действие фильма. Сразу скажу, что среда неповторимой северной красоты, в которой разворачивается сюжет картины, многим из прихожан нашего храма очень хорошо знакома. Несколько лет назад мы в течение двух недель исходили Кенозеро и окрестности на байдарках вдоль и поперек и даже сняли там свое любительское кино про войну^[9]. И, кстати, наш домашний фильм и фильм мэтра Кончаловского сняты на одну и ту же тему – о «загадочной русской душе». Видно, у этого места такая аура, которая заставляет задуматься о самом главном.

Итак, режиссер хотел максимально приблизить свое кино к реальности, и, как всякий подлинный реализм, оно получилось глубоко метафоричным. «Реализмом в высшем смысле», ярким представителем которого был Ф. Достоевский, пронизана вся русская литература XIX века, а в российском кино такой «реалист», конечно, А. Тарковский, рядом с которым и начинался творческий путь А. Кончаловского.

Вот как об этом реализме пишет исследователь творчества Ф. Достоевского К. Степанян: «Метафизическая реальность, именно реальность, просвечивает сквозь происходящее; люди живут в мире, центром которого является Бог, и в котором реально, бытийственно (а не символически) присутствуют Христос и Богородица, апостолы и святые, духовные силы различных уровней»^[10].

А вот что пишет уже сам Достоевский в подготовительных материалах к роману «Бесы»: «Вся действительность не исчерпывается насущным, ибо огромною своею частию заключается в нем в виде еще подспудного, невысказанного будущего Слова. Изредка являются пророки, которые угадывают и высказывают это цельное Слово. Шекспир – это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну о человеке, душе человеческой»^[11]. Отметим, кстати, что в финале картины на экране возникают слова сына неаполитанского короля Фердинанда из шекспировской «Бури»: «Откуда эта музыка? С небес? Или с земли? Теперь она умолкла».

Именно ответы на эти вопросы (а есть ли музыка? умеем ли мы ее слышать? откуда она? кто дирижер невидимого оркестра?) выстраивают те координаты, в которых проходит несколько дней жизни вполне реального почтальона Алексея Тряпицына из деревни Костицыно, что на Кенозере. Тем самым режиссер, который вообще в своем творчестве склонен к эпической форме (вспомним «Сибириаду», «Одиссею»), недвусмысленно намекает нам, что говорить он хочет не столько об умирающей или о неумирающей русской деревне, сколько о «тайне человека, о человеческой душе».

К этой тайне мы еще вернемся, но сначала несколько слов о том, что бросилось в глаза всем, что невозможно не заметить. Я говорю о сильном, причем совершенно без всякого педалирования, контрасте между красотой кенозерской природы и жизнью людей, оказавшихся в этом райском месте. И дело не только в покошенных заборах, убогих хатах, грязных клеенках, но в общем ощущении какой-то разрухи, неустроенности, потерянности. Не только строения, но и сами люди какие-то помятые, перекошенные, и это не работа художника-постановщика, не декорации. Такова реальность. Сам, что называется, видел. Почему? Почему у нас не так, как в соседней Финляндии, где точно такие же пейзажи, а вот люди живут иначе? Мы долго обсуждали этот вопрос, и я не думаю, что мы нашли ответы. Хотя говорили и о том, что русский человек на протяжении всей своей истории не имел собственности, будучи полурабом, как при царе, так и при советской власти. И как же выработается навык обустраивать свой мир, свой быт, если он фактически тебе не принадлежит? Говорили и о стихийном «буддизме» русской души, в том смысле, что зачем, мол, тратить силы и время на обустройство жилья, если все равно мы здесь на земле временно, как постояльцы в провинциальной гостинице? Не думаю, что и у Кончаловского есть ответы на эти вопросы, но то, что он их ищет, – очевидно.

На обсуждении возник вопрос, в какой роли выступает режиссер, когда ищет в фильме ответ на мучительные вопросы. Делает ли он это с любовью, болью, тоской, как сын, хоть и ушедший из дома отца, но не теряющий какой-то живой, животной связи с этим домом?

В связи с этим вспоминаются слова поэта:

 
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые, —
Как слезы первые любви!
 

Или он, скорее, этнограф, долго живущий среди каких-нибудь пигмеев и по-своему тоже их любящий, любящий их быт, нравы и обычаи, скрупулезно их фиксирующий, но ни на минутку не забывающий, что сам-то он из другого племени? И здесь у нас с друзьями были разные мнения, хотя, мне кажется, вернее – вторая точка зрения. Что, кстати, никак в моих глазах не компрометирует автора картины, хотя самому мне ближе первая позиция.

Бросается в глаза еще и то, что на фоне этой, как сказал Бродский, «антропологической катастрофы» не все потеряли человеческий образ, и даже те, кто, казалось бы, потеряли, – потеряли не до конца. Речь, конечно, идет о главном герое Алексее и мальчике Тимке. Ну, с мальчиком понятно, он еще не успел стать как все. А как же почтальон? Как-никак, а почти 50 лет он прожил, многие не доживают и до этого возраста. Как он сохранил в себе эту простоту, даже детскость? Пацану хорошо рядом с ним, ведь у почтальона Тряпицына есть умение видеть красоту и тайну окружающего его мира, и не просто видеть, но мучительно вдумываться в эту тайну. Очень талантливо это дает нам понять оператор картины А. Симонов.

Как же почтальон Тряпицын сохранил, а может быть, приобрел доброе, отзывчивое сердце? Как он смог бросить пить два года тому назад, еще до происходящих в фильме событий? И почему ему все равно так тоскливо, неуютно, одиноко, и о чем он думает, вставая каждое утро со своей постели? Ответы на последние вопросы, казалось бы, очевидны. Одиноко, потому что он один; тоскливо, потому что ему скучно; неуютно, потому что быт неустроен и т. д. Найти бы хорошему человеку родственную душу, и все будет хорошо. И, вроде бы, и человек такой есть – одноклассница Ирина, да как-то не складывается, не в нем она видит свое счастье, а рвется в город, на большую землю.

Так в чем же «тайна человека» по Кончаловскому? Тайна в том, что человеком не рождаются, человеком надо стать. Надо найти путь к себе домой, к себе самому. Подобно Одиссею, который 20 лет возвращался на свой остров, претерпевая всевозможные искушения и преодолевая множество препятствий, каждому из нас нужно найти свою Итаку.

Теперь о метафорах, которых так много в картине.

Помните сирен? В гомеровской «Одиссее» они изображаются как девы чудной красоты, с очаровательным голосом. Звуками своих песен они усыпляют путников, а затем раздирают их на части и пожирают. Не то же ли делает с людьми чудо ХХ века – телевизор, который работает круглосуточно? И только тот, кто, слушая, не слышит, подобно почтальону, способен избежать его чар.

Кошка, которая сначала является в полусне Алексею, а в конце фильма обретает реальность, – образ его души, или самости, которую он ощущает сначала скорее интуитивно, как бы тоскует по ней, а в конце фильма наяву встречается с ней.

На протяжении всего фильма главный герой постоянно преодолевает те или иные искушения, подобно Одиссею. Украли мотор, а это не шутки. Как жить дальше? Что делать? Где искать? Государство помочь не хочет («пиши заявление»), знакомый генерал занят серьезными делами (ракеты надо запускать, может быть, для них и понадобился мотор Алексея?), сестра тоже ничем не может или не хочет помочь. Типичный пример фрустрации, выход из которой, как известно, – или в агрессии, или в апатии. И то и другое пробует Алексей. И с тем и с другим удается справиться, преодолеть. Водка уже была налита, но в последний момент Алексей выбирает пломбир. И кулак уже занесен, но вот мы видим героя, лежащим на земле со взглядом, устремленным в северное небо, подобно князю Андрею Болконскому, и драка затихает. Из состояния фрустрации можно еще просто убежать, «эмигрировать», но Тряпицын быстро понимает, что не место ему в каменных джунглях, где уже давно не верят ни в каких кикимор, ибо сами стали похожи на них.

Вот он, ответ на загадку русской души – она изначально, исторически, фрустрирована. Вот почему у нас так много агрессии, апатии и пьянства (внутренней эмиграции). Это способы борьбы с фрустрацией. И вот почему последний фильм Кончаловского мне кажется все-таки скорее светлым и дающим надежду, чем мрачным и безысходным. Ведь Алексей все-таки нашел свой дом и себя, и свидетельством этого стал серый кот, который теперь живет в его доме. Это, конечно, еще ничего не значит, «пьеса не окончена», и невольно вспоминаются саркастические слова из дневника Ю. Нагибина: «Что у нас хорошо? То, что не может быть так плохо, чтобы не стало еще хуже». Но не хочется о грустном. Как написано в одной из рецензий на этот замечательный фильм: ««В России возможно все», – говорит Христофор в «Дворянском гнезде», экранизированном Кончаловским в конце 1960-х. Действительно, всё: из трагичной, безрадостной человеческой доли рождается вдруг свет и лирическая музыка – за кадром звучит «Реквием» Дж. Верди. Откуда эта музыка? Кто дирижирует невидимым оркестром?

3 ноября 2015 года

Солнце неспящих (1992)

Реж.: Теймураз Баблуани

Фильм необычный и очень подходит для киноклуба, но такое авторское кино лучше смотреть вместе. Есть очень удачные сцены: самое начало (про потерявшуюся бабушку), смерть отца, финал, который трогает до слез. Но в целом, мне кажется, фильм несколько сыроват, хотя и снимался 7 лет. Он, конечно, не про 1990-е, хотя бы потому, что снимался в 1980-е, но очень верно эту атмосферу 1990-х предсказывает. Думаю, режиссер делал свою картину, сознательно избегая примет времени, это своего рода притча о том, как выжить в мире, где ничего человеческого не осталось. Мир рушится и нравственно, и просто наглядно, фактически, отсюда такая картинка – ветхие дома, допотопные машины, разбитые дороги, почти нет живой природы, не светит солнце, а ведь это Грузия. Эту атмосферу разложения передать удалось хорошо (и то, как герои картины с этим борются, тоже).

Один (папа-доктор) уходит в донкихотство, живет в своем мире, сражается с ветряными мельницами, желая то ли прославиться, то ли спасти человечество, а скорее всего, и то и другое вместе, не замечая, что вокруг рушится мир, в том числе мир его семьи.

Сын выбирает другую тактику. Он активно сопротивляется этому распаду, пуская в ход направо и налево то кулаки, а то и пистолет. Вот такой Сашка Белый из «Бригады» 1990-х, но совсем не Данила Багров из «Брата» – у того была идея, а здесь просто желание выжить. Они такие разные – отец и сын, но друг друга очень любят. Что стоит за этой любовью? Крепкие кавказские семейные узы или что-то еще? Отец просто ничего не видит вокруг себя, он одержим идеей, а для сына отец – олицетворение дома, семейного мира, который надо защитить с автоматом в руках от моральных уродов вокруг.

Есть еще мать. Она то ли святая, то ли полуживая. Сестра, на мой взгляд, – самая симпатичная в этом семействе, хотя и самая юная. В эпизоде с продажей креста она ведет себя наиболее адекватно. Но именно она делает самый страшный поступок – разрушает лабораторию отца и выпускает его крыс, в надежде, что это поможет ему вернуться в жизнь. Надежда тщетна, жить по-другому он не умеет и не хочет, но у него появляется время (крысы разбежались) заняться собой (давно болит живот), и он решается сам вырезать себе аппендицит (кругом же одни враги и недоучки по сравнению с ним). Во время операции из-за невольной оплошности сына он заражается и затем умирает.

Смерть должна изменить сына, таков закон жанра. И вроде все к этому идет. Но в конце сын случайно встречает в городе своего тюремщика, очень нехорошего человека, и опять хватается за пистолет и все же… не убивает злодея, ведь того и так Бог наказал. В финале сын плачет, может быть, первый раз в жизни. Что же стоит за этими слезами? Сможет ли он жить в этом мире без кулаков и пистолета? Ответа нет, и это хорошо.

У меня претензия к фильму только одна. Да, саспенса маловато, но это простительно для авторского кино. Главное, он меня эмоционально не задел, герои эти мне не близки, чудак-отец вызывает жалость, сочувствие, но не более того, его сынок-бандит вызывает страх и отвращение. Говорить о семейных взаимоотношениях на примере такой семьи, мне как-то не приходит в голову, уж очень эта семья своеобразная. Фильм снят не просто как драма, но как трагедия, а катарсиса нет (у меня, по крайней мере). И еще, наверно, совсем по-другому я бы его посмотрел в начале 1990-х (фильм вышел в 1992 г.), тогда был очень актуален вопрос – как выжить в этом мире, который разваливается буквально на глазах.

Если более точно перевести название фильма, то получится «Солнце усопших». И вот такое у меня ощущение, что не затронул меня этот несомненно талантливый фильм именно потому, что он не про живых людей, они то ли из странного прошлого, то ли придуманные какие-то, потому и солнца у них нет и живых чувств по отношению к ним не возникает.

28 декабря 2015 года

Молодость(2015)

Реж.: Паоло Соррентино

Взявший главный приз на последнем Каннском кинофестивале фильм молодого, но уже очень известного режиссера, которого записали в наследники Феллини. Фильм из разряда тех, которые я не стал бы смотреть один, а вот в кругу хороших людей, да еще если и поговорить потом, то – с удовольствием!

Безусловно, «Молодость» – очень качественное кино. Картинка великолепна, музыка выше всяких похвал, актерский ансамбль просто гениальный, есть что-то вроде сюжета, но, по большому счету, я не понимаю, зачем я это посмотрел. Постараюсь разобраться.

Начну немного со стороны. В нашей культуре понятие «молодость» содержит явно положительные коннотации. Молодость прекрасна, она востребована, желанна. Я уже совсем не молод, и, может быть, поэтому мне близки слова о. Александра Шмемана из его «Дневников»: «Христос нам явлен как ребенок и как взрослый, несущий Евангелие, только детям доступное. Но Он не явлен нам как молодежь. Мы ничего не знаем о Христе в 16, 18, 22 года! Детство свободно, радостно, горестно, правдиво. Человек становится человеком, взрослым в хорошем смысле этого слова, когда он тоскует о детстве и снова способен на детство. И он становится плохим взрослым, если он эту способность в себе заглушает. В детстве никогда нет пошлости. Человек становится взрослым тогда, когда он любит детство и детей и перестает с волнением прислушиваться к исканиям, мнениям и интересам молодежи»^[12]. А в другом месте тех же «Дневников» мы встречаем слова о. Александра, которые могли бы стать своего рода эпиграфом к этому фильму. Поскольку «молодость не знает о смерти, не знает она и жизни»^[13].

Такое впечатление, что в этом фильме никто не знает о смерти, ее просто нет в этом «прекрасном и дивном мире», но получается, что и жизни тогда в этом мире тоже нет. И только тогда, когда смерть все-таки забирает одного из двух друзей-стариков, второй делает шаг по направлению к жизни. Конечно, это только на мой взгляд.

Кому-то может показаться, что персонажи этого фильма находятся чуть ли не в раю. Затерянный в горах швейцарский спа-курорт, покой, здоровая пища, всевозможные водные и не только процедуры, развлекательная программа по вечерам, девушка легкого поведения в холле и мисс Вселенная (обнаженная) в бассейне, горы, леса, поля и луга, коровки с колокольчиками… Чем не парадиз?

Честно говоря, я не очень понимаю, почему картина, центральной темой которой является старость, а точнее, увядание, упадок (декаданс), называется «Молодость», если, конечно, не видеть в этом своего рода иронию. Впрочем, иронии и правда в фильме достаточно много. Это постоянное соединение возвышенного и низменного, красивого и безобразного. Соединения, надо сказать, настолько искусного, почти гармоничного, что невольно ловишь себя на мысли: может быть, это и не ирония никакая, а так и должно быть? Мир просто вот такой разный, и в нем есть место всему, а ты просто не дорос до такого просвещенного взгляда.

На протяжении всего фильма меня не покидало чувство, которое лучше всего передает английское слово «сплин». Какая-то хандра, что-то очень тоскливое и неприятное, и именно потому, что все так красиво, но как-то бессмысленно и даже несколько пошло, не агрессивно, а как-то обыденно, банально. Может быть, несколько резковато, но, мне кажется, достаточно точно об этом написал кинокритик Денис Рузаев: «Если “Молодость” высмеивает мир глянца его же средствами, то надо признать: глянец побеждает, укатывает, как в асфальт, и Феллини, и Соррентино с его доходящим здесь до мизантропии цинизмом. Финальный концерт все же состоится, Гитлера никто не заметит, молодость сменится старостью, а самым живучим образом из сотни смикшированных здесь всеядным итальянским ерником окажется задница мисс Вселенной. Все-таки у Соррентино цели со средствами расходятся чуть ли не самым чудовищным в современном кино образом – только он может навести великую (до боли в глазах) красоту, чтобы сложить из нее слово “ж…”» ^[14].

Банально говорить, но в этом фильме мы видим мир, где давно умер Бог. Остались Его следы, и мы их видим – прекрасные альпийские пейзажи, волшебная музыка, старинная архитектура, а люди в этом безбожном мире пытаются не просто жить, но еще и хотят быть вечно молодыми. И неважно, что они для этого делают – пытаются омолодить свои дряхлеющие тела, пользуясь чудесами современной медицины, оживляют свои воспоминания, несмотря на почти отсутствующую память, погружаются в работу, создавая очередной «шедевр» или, наоборот, наотрез отказываются работать, пытаются воспитывать уже взрослых детей, так и не сумев их просто понять… Удастся ли поймать эту птицу счастья – молодость? Ответ очевиден. Но если это так, то какой же выход? Собственно, режиссер на примере двух главных героев показывает нам два варианта. Один из персонажей кончает жизнь самоубийством, а второй возвращается к дирижерскому пульту, и звучит прекрасная музыка. Да, Бога нет, смысла нет, молодость недостижима, но осталась прекрасная музыка, а она вечна.

Ну а почему же все-таки так грустно? Какое мне дело до этих буржуйских стариков с их простатитом, тщеславием и комплексом неполноценности? Дело в том, что «Молодость» не просто рассказ о двух престарелых западных интеллектуалах, проводящих лето на спа-курорте в швейцарском Давосе. Это картина сегодняшней Европы, и картина эта печальна.

Неслучайно действие фильма происходит в тех же местах, а может, даже в том же отеле, где разворачиваются события романа Т. Манна «Волшебная гора». Тогда, 100 лет назад, немецкий писатель пытался понять, что происходит с Европой, куда она идет.

Не думаю, что Соррентино сознательно ставил себе похожие задачи, но пройти мимо этих параллелей трудно.

Уверен, кто-то, увидев такую печальную картину декадентской Европы, только с удовольствием потрет руки, приговаривая: «мы же говорили, предупреждали», а мне грустно и страшно. Как было грустно и страшно уже почти 150 лет назад и Ф.М. Достоевскому, писавшему в «Дневнике писателя»: «О, знаете ли вы, господа, как дорога нам, мечтателям-славянофилам, по-вашему, ненавистникам Европы – эта самая Европа, эта “страна святых чудес”! Знаете ли вы, как дороги нам эти “чудеса” и как любим и чтим, более чем братски любим и мы великие племена, населяющие ее, и все великое и прекрасное, совершенное ими? Знаете ли вы, до каких слез и сжатий сердца мучают и волнуют нас судьбы этой дорогой и родной нам страны, как пугают нас эти мрачные тучи, все более и более заволакивающие ее небосклон?»^[15]

С тех пор тучи стали еще мрачней, но Европа все еще жива, и это вселяет надежду. Конечно, и этот итальянский фильм – неокончательный вердикт современной Европе, она очень разная, но все-таки это тенденция. Я уверен, что просто красивое кино, без изъянов, не получит в Каннах золотую пальмовую ветвь. Почему так случилось? Почему они (мы) дошли до жизни такой? У меня нет ответов, но вот на днях, читая «Цитадель» великого европейца Антуана де Сент-Экзюпери, я наткнулся на такие строчки: «Пища необходима, но она куда опаснее, чем голод».