Толкование на Ветхий Завет

Временные блага удаляют от благ вечных

Бог благ и всем источает благодеяния Свои. Он богат и всех питает туне (даром). Он преисполнен щедрот, и на всех простираются щедроты Его. Он милостив, и на всех изливается благость Его. Он милостиво врачует все недуги, не употребляя сечений. Вместо сильного и тяжкого врачевства, которое могло бы привести в трепет, у Него – милосердие и всех милующее благоутробие.

Мир – владыка наш; сластолюбие наше – повелитель наш; постыдная любовь наша – мучитель наш; лукавый наш навык – истязатель наш; все восстает против нас. Ум наш помышляет только об удовольствиях, плоть наша, вместе с нашей волей, берется за все худое.

Кто может доказать, что постоянна ты, тенеподобная обитель наша? Лукавый в глазах наших один мир заменяет другим и старается уверить нас, что мир земной – истинное наше отечество. Детскому неразумию нашему кажет (показывает) он тень, которая манит нас к себе и лишает нас Небесного Царства. Земными благами – этими временными цветами – похищает венцы у ратоборцев.

И на гладкой стезе доводит он до падения, и на чистом пути доводит до преткновения. И самым осмотрительным рассеивает множество преткновений, строит козни мужественному, которого не может преодолеть силой, и чем только может губит его. Так, ввел он в соблазн Давидово око, запял (заградил) язык Моисеев.

Кто подклоняет ему рамена свои, на того налагает тяжкое иго. На грешника налагает великое ярмо, на праведника – малую неправду, чтобы и того, кто соблазнит, по Писанию, единаго от малых (Мф. 10:42), ввергнуть в море, из которого невозможно спастись. В надменных утверждает он гордость, чтобы не освобождались от высокомерия.

Он соблазняет язык судей и слух их, чтобы не внимали доброму. И совершеннолетний говорит лукаво, и малолетний хвалит превратно. Многие годы молчало пророчество, потому что молчал и не обличал Исаия. И если праведник погрешил тем, что молчал, то сколь же преступен тот, кто хвалит неправду?

Иной внешне светел, как полдень, но имеет невидимую тьму множества сокрытых в нем тайных скверн. Светлым стоял Гиезий перед учителем своим, но в сердце своем тать (вор) сей утаивал сребролюбие. Проказа плоти возвестила о тьме, в какой пребывал дух его.

Два ученика, покрытых тьмой, у двух светоносных учителей. Малую тьму обнаружил в себе Гиезий перед Елисеем – малым светом, и светоносный рассеял тьму его. Искариот, которого тьма была велика, обличен светозарным Солнцем, Которое при конце поразит всякую скверну. Тать Иуда помнил, что Гиезий не мог укрыться от Елисея, который одного только Неемана очистил от проказы. И помнил также, что сила, какую тать сей вместе с прочими приял от нашего Господа, когда послан был творить знамения, превосходит Елисееву силу. И, подобно Гиезию, пришел обмануть.

О непостоянстве человеческой воли

Милостив будь, о Благий, к нашему злому изволению – этой вине всех бед. Мысли его – это болезни тайные, а дела – это болезни явные. От него произошло первое преступление заповеди, имевшее следствием все грехи и в протекшее доныне, и в последнее время. Ты, Чистый, очисти свободу нашу, сама по себе она – мутный источник.

Дивлюсь свободной воле нашей. Она сильна, – и однако низложена. Она властелин, – и стала рабой; имеет возможность побеждать, – и любит уступать над собой победу; хотя свободна, однако же сама отдается в рабство, как невольница, и своей рукой пишет согласие на свое невольничество. Подлинно безрассудный этот писец, который собственной рукой скрепляет рукописание долгов своих. Но благословен Тот, Кто хлебом Своим даровал нам свободу и Чашей Своей изгладил рукописание долгов наших!

Воля наша легко приходит в повреждение. Кто хочет свое сокровище положить на небесах, того отвлекает от этого смущающий всех завистник. У кого любовь не имеет чистоты, у того здравый смысл поддерживается только похвалой, как цветок росой, а при неодобрении – блекнет, как трава от зноя, вянет от палящего дыхания хулы и теряет весь вкус и запах. Хвала Твоей воле, Господи! Она непрестанно жаждет нашего покаяния.

Благословенной да будет память праведников, которые пребыли твердыми. Они не изменялись, как луна, но уподоблялись солнцу, свет которого всегда одинаков. Дух их не был подобен дождевым потокам, которые то полны, то вдруг иссыхают. Волны искушений всякого рода устремлялись на праведников, но они не изнемогли. Благословен Правосудный, прославивший венцы их подвигами!

И слава не надмевала праведников, и поношение не доводило их до изнеможения. Всегда были они одинаковы, никогда не терялось благоухание высоких их добродетелей. Каждый их помысел издавал благоухание любви. Добрый Торжник, обильно расточающий благоухание ароматов Своих, услаждает внемлющих праведникам, и они сообщают жизнь ученикам своим. Благословен Благий, Который из сокровищ Своих источает благоухание дел их! Как восставал Семей против Давида, так книжники восстали против Давидова Сына. Семей метал в Давида камни, сыпал на него персть (грязь) и проклинал его, чем и предызобразил собой народ Иудейский. Давид молчал, и молчание его было образом Сына его, когда вместо персти приял Он оплевание, вместо злословия – заушение по ланитам, вместо прообразовавших камней пронзен был гвоздями. Благословен Благий, потерпевший не от одного Семея, как Давид, но от целого народа!

О горькая хула! Кто захочет осквернить тобой язык свой? Разве только неверный входит в состязание со всеодолевающим Творцом и почитает возможным противостать Создателю своему. Поскольку лукавый прельщает его на зло, то выводит он заключение, что Всеблагий жесток. Но Кто примирил нас с Правосудным, Тот ужели не избавит от лукавого? Благословен Творец, Который не делает принуждения неверным, потому что получили они свободную волю!

Неужели Творец немощнее бессильного и не может причинить ему вреда? Или держит Его другая какая-либо сила и препятствует Творцу поступить с ними худо? То и другое предположение уничтожается одним словом. Кто сотворил голод и болезнь? Если Он Творец, то всемогущ; если благ, то и строг.

Об укрощении худых пожеланий

Рассмотрим, что лучше: тварью ли обладать или Самим Творцом? Соделаемся Его достоянием, чтобы и нам обладать Им. Человек, как и Творец его, возвышен над всем. Если не приобретем душу свою и Бога нашего, то, хотя бы и все имели, губим сами себя. Но кто прежде всего приобрел Бога, тот приобрел все.

Приятно ли кому, если противятся ему подвластные его? Как управляем другими, так научимся управлять и собой. К укрощению коня служит узда, к усмирению рабочего скота – палка. Так и в себе должны мы укрощать все беспорядочные движения. Но и вразумляющий жезл окажется бессильным, если останется в покое во время упорства.

Мореплаватели покоряют себе неукротимый хребет морей; звероловы покоряют себе высокие хребты гор; земледельцы покоряют себе хребет земли; люди укрощают зверей всякого рода. Ужели же Подчинивший нам все не покорит Себе нас? Не постыдно ли это для нас, что противимся мы Богу, Который покорил и сделал подвластными нам твари?

Рассмотрим, что лучше: душа ли наша или тварь? Положим, что покорили мы себе и мир, и все, что в мире. Но покорившая все душа остается и упорной, и необузданной. В таком случае больше нам вреда, нежели пользы от того, что стараемся все покорить себе. Не заботимся же исправить сами себя и покоряем воле своей то, чем владеем, а сам обладатель остается упорным и жестоковыйным.

Посмотрим, как человек укрощает зверей. У него есть искусство смирять и челюсти их, и хребет; жезлом поражает хребет, узду налагает на челюсти. Если же человек смиряет так зверя и овладевает им, то ужели Бог пренебрежет тем, чтобы обучить и приобрести Себе разумную душу?

Познаем, что как человек – властитель животных, так Бог – властитель душ. Мы властвуем, но и сами – в Его власти. Его мы достояние и сами по себе, но должны научиться быть Его достоянием и в том, чем обладаем. Вьючный скот наш покорен нашему жезлу. Душа наша должна быть покорна Его жезлу. Из того, что полезен нам жезл наш, уразумеем пользу Его жезла.

Рассудим, как это плохо, что худой человек обуздывает животных, а сам остается необузданным. Воспламеняется гневом, если не слушает его животное, а сам заграждает слух свой. Животных делает лучшими, а сам не исправляется, нередко поступает безрассудно и наказывает невинное животное. Но как только подвергнут наказанию собственное его безрассудство, – изрыгает хулу.

Остается сказать о том, что лучше для человека. Тот мудрец, кто прилежно наказывает плоть свою голодом и жаждой, чтобы приучить её к деятельности, кто душу свою исправляет и упражняет чтением Священного Писания. Тот прекрасен духом и телом, кто очищает себя в этих двух горнилах; чем больше очищает он себя в них, тем паче усугубляется красота его.

Деятельность плоти служит орудием к поддержанию здоровья и к преодолению лености. При ней и душа делается бдительной – укрощает и преодолевает в себе вожделения. Это угодно и Благому, Который печется о нас. Его вразумление да будет для всех нас как бы сильной пятой, попирающей все грехи наши.

Родители наказывают любимых ими детей. Самая горячность любви их подвергает детей наказанию; в видимом гневе на виновных кроется любовь. Если смотреть на одну наружность, то гнев сей неприятен, но внутренно он есть горячая любовь. У родителей и внутри, и вне одна любовь: внутренно она болезнует, наружно облекается гневом.

В образе наказывающих родителей видим Творца нашего; внутренно преисполнен Он щедрот, а наружно окружен страхом. Гнев Его на безрассудного вопиет о горячей Его любви. В самой ярости Его кроется любовь. Творец наш, когда и негодует, – не раздражается. Когда и угрожает, – остается спокойным. И возмущение Его – невозмутимо, и скорбь Его – радостна. Ни дыхания, ни вони гнева не примешивается к чистоте Того, Кто невозмутимо чист. Весь Он всецело чист, и все, что Его, подобно Ему. В Нем нет ничего такого, что возмущало бы Его. В Нем нет таких движений, которые бы укрощались с борением. Свободная воля существа Божия чиста без всяких к тому усилий.

Бог возгорается и пламенеет гневом, – но пребывает чист и спокоен. Знает, что наказывающему неприлично и не принесет пользы лицо веселое и улыбающееся, – и принимает на Себя лицо строгое, чтобы мы пробудились от сна и отложили свою беспечность, воспретили свободе своей оставаться в рабстве.

В жезле Божием сокрыто много премудрых целей. Он поражает для нашего спасения и щадит для нашей пользы; погруженного в сон пробуждает, бдительному доставляет торжество, во всем являет любовь. Он любит и поражает нас, чтобы этим принести нам большую пользу. Он милует и наказывает, чтобы мы бежали от низких страстей.

Сообразно премудрым целям Своим, для нашего спасения вещает Он то гласом гнева, то гласом любви, то гневается и угрожает, то ласкает и обещает, как врач, который всех и всем врачует; изрекает проклятие, чтобы получили мы благословение. Всякое проклятие, от Него исходящее, может послужить к приобретению благословения.

О хранении очей и языка

Написано: на кровле у тебя сотвориши ограждение, чтобы было оно как стража (Втор. 22:8). Так и лицо должно иметь ограждения скромности, чтобы взирающий на него не поползнулся внутренне и не упал. Если Давид, который так тщательно ограждал очи свои, впал в грех, то может ли остаться невинным беспечный, у которого взор блуждает всюду? Будем содержать в памяти Иова, у которого очи были так же целомудренны, как и сердце его.

Написано: если видишь, что гибнет скот ближнего твоего, да не презриши его (Втор. 22:1). А если гибнет сам владетель, то добродетельным надлежит прилагать о нем великое попечение. Если Всевышний и о погибающем тельце позаботился в Законе, то кольми паче печется Он о нашем разуме и о нашей воле, короче же сказать, о драгоценнейшей душе, когда она блуждает и теряет свое достояние. Благословен Тот, Кто, дав закон о животных, показал в нем любовь Свою к душам!

Аще увидиши осля… падшыя, хотя бы оно принадлежало и врагу, возставляя да восставиши я с собою (Втор. 22:4). Если же сам человек, а не вьючный скот его, падет в невидимый ров, то могут ли при этом праведные оставаться равнодушными? Если бы, подобно иерею и левиту, прошли они мимо, то Господь наш указывает нам образец в Самарянине, который перевязал раны пострадавшему от разбойников и посадил его на своего осла и заплатил за него (Лк. 10:30–31). Благословен Снисшедший к язвленному человечеству! Его щедроты уврачевали нас вином и елеем.

В другом месте написано: у кого бодливый вол и не держит он его запертым – да умрет (Исх. 21:29). Оставит ли Праведный без внимания похитителя, который бодет (колет) целый день? У вола два только рога, у богатого семьдесят семь. Горе тебе, упитанный вол, похищающий и пожирающий труд волов истомленных! Благословен Телец упитанный, пришедший и Себя заклавший в жертву за людей!

Истязают ближнего своего лихоимец, любитель свар и завистник, но более всякого целый день истязает слушателей пытливый исследователь. Если вол, нанесший смерть одному человеку, без милосердия побиваем был камнями вместе с его владельцем, то как оправдается дерзкий, который словами своими наносит смертельные раны многим? Соделай его, Господи, учеником истины Твоей, и да возделывает он нивы под ярмом Твоим.

Кто ископает яму, – да покроет её, чтобы не упал кто и не умер (Исх. 21:33). Всякое слово неверного, как скоро отверзает он уста свои, подобно скрытой яме. Если же Бог дал закон закрывать видимую яму, то не тем ли паче требует этого в рассуждении уст, которые всегда отверсты и слушающих через грех ввергают не в яму, но в геенну? Благословен Тот, Кто заградил невидимый ров, куда лукавый низринул Адама!

Написано: если у кого непокорный сын и злословит отца своего… смертию да умрет (Исх. 21:16). Если и тот, кто противится земным родителям, терпит такую страшную смерть, то во сколько раз более тяжкого наказания достойны те, которые так дерзки, что хулят устами своими благого Отца? Благословен Правосудный, Который благ и к неверным, хотя они хулят Его!

Адам и Ева

1

Велик был Адам, – и стал унижен. Начало его – высокая степень славы, конец его – глубокое уничижение. Начало его – в раю, конец его – во гробе. Он создан прежде Евы, плоть его была совершенна и еще нераздельна. Во образ будущего взята от него кость. Кость сия была Ева, и она вскоре стала виной грехопадений; кость сия вскоре сокрушила эту стену – Адама. Евой утрачена прекрасная и вожделенная слава; Марией возвращена сия слава, погибшая для Адама и Евы. В помощницы Адаму дана была Ева, – и послужила ему преткновением; дана была для того, чтобы разделить с ним бремя, но соделала его виновным. Слабейшая поработила его себе, подчиненная низложила, немощная сокрушила его. Из ревности не допустила, чтобы муж вкусил первый; захотела стать выше Адама, занять первую степень, Адаму же предоставить вторую. Поскольку пожелала поработить себе мужа, то Господь обличил её тайны и сказал ей: той тобою обладати будет (Быт. 3:16). Еще не обвинил их Благий, как осудила их собственная их воля, обвинила собственная совесть, низложила собственная гордыня, погубило собственное вожделение. При всех сокровищах обнищала владычественная свобода; в раю сладостей при мудрости ума обольстилась красивым древом.

Преступление заповеди умертвило человека, однако он продолжает пренебрегать заповедью. Совет лукавого подверг человека осуждению, однако он продолжает исполнять волю лукавого. Мир погибает, но человек не вразумляется. Он велемудр; подвергает исследованиям и море, и сушу; изведывает качество стран и различные свойства всякой вещи; знает семена и растения, сведущ в искусствах и рукодельях; известны ему вещи видимые, исследованиями доходит до познания вещей невидимых. Если потеряно у него вьючное животное, ищет его. Не ищет только души своей. Что касается преходящего, – то он сведущ и опытен, а что касается обетований, – то он совершенный невежда. Разумен в приобретении временного, готов на дела бесполезные, а в деле необходимом – ленив. Все многотрудное – для него легко, все затруднительное – удобно. Трудным ему кажется приобрести спасение, а смерть находит он без труда.

Много способов к погибели человека, но есть у него и средства ко спасению. В этом вспомоществует (помогает) ему сама природа, служит ему опорой и Писание. Отец облекает его в оружие, Сын дает ему щит, Дух споборает во брани. Да и делать худое много ему препятствий: в трепет приводит его меч судей, мучением угрожает закон царя, устрашают Писания и книги, в содрогание приводит имя геенны.

Человек – не дитя по своим познаниям, не помрачено его разумение, не мала мера его сведений. Он – источник изобретений, всю тварь покоряет себе. Но по малости своей он – тля, по бессилию – моль, по низости – саранча и в Царевом саду все точит, как червь.

Производит он разыскания в горах, похищает сокровища у рек, испытывает морские глубины, проникает в сокровенности лесов и пещер, делает в них свои разыскания; рассекает внутренности дерев и от сообщенной им влаги получает плоды; обрезывает излишние побеги на виноградной лозе; удобряет и умягчает землю, собирает с нее сокровища. Он – Божий образ в мире: извлекает воду из глубин и своими построениями, как облаками, подъемлет её на великую высоту, чтобы и в этом уподобиться Творцу. Вместо творческой силы у него есть способная все сделать рука и ведение, достаточное для того, чтобы все привести в исполнение. Кто исчислит сокровища его? В красильном деле дошел он до составления всякого рода цветов, в ткачестве – до производства всякого рода тканей. Сколько изваяний вышло из его горнила? Сколько истуканов – из-под его резца? Кто определит, сколько изобретено им благовонных мастей, сколько различных вкусных снедей, так что трапеза его, подобно Едемскому раю, исполнена всякого рода наслаждениями? Но если читаешь и говоришь ему о Суде и воздаянии, то овладевает им совершенная леность, нападает на него нерадение, как будто во сне слушает он слова твои. И как только оставишь его, весь приходит в движение, начинает заботиться о прибытке, о данном взаем и о лихве. Весь ум его занят тем, чтобы не убыло кодрантов его. На все простерта рука его. На присных тяготеет иго его, на чужих – владычество его. Не знает он сытости в торжничестве. Всякая страна ему близка; и море, и суша – у него под руками; только церковь стоит от него как бы вдалеке. Рука его длинна, когда берет, и коротка для подаяния милостыни. Если показывает он себя невинным младенцем, не верь ему, потому что обманывает тебя, представляясь простым. И Всеведущий, говоря: лице небу и земли весте искушати (Лк. 12:56), обличает того, кто с помощью своих наблюдений постиг перемены в мире и предсказывает, когда будет зной, когда – дождь, когда – ясная погода.

Но всего горестнее то, что человек ведением своим хочет стать выше Творца, покушается исследовать Творца, как тварь, и Ему назначить пределы. Адам хотел стать выше Творца, вкусив древесного плода, и потомки Адамовы домогаются этого своими исследованиями. Каково начало, таков и конец. При дверях уже пришествие Господне. Ты, Боже, умилосердился (смиловался) над Адамом и дал ему возможность покаяться, отверзи дверь и нашему покаянию. Благословен Прощающий грехи наши! Благословен Умножающий сокровища наши!

2

Лукавый вовлек нас в исследования о Том, Кто всегда и вовсе неизследим (не может быть исследован) и непостижим и Кого можно постигать только верой. Удобопознаваема лепота Его, но она неопределима, а мы в своей немощи думаем, что подобен Он тварям.

Лукавый ослепил умы Адамовых потомков, чтобы не разумели козни, какую устроил он через змия. Если бы еще в раю обман его подвергся горнилу искушения, то там же обнаружилась бы и вся гнусность его.

Если бы Ева испытала змия, которого не знала и по имени, то уразумела бы, каков он, и как далек от ведения тайн, заключавшихся в древе, утаенном от Ангелов и ведомом простым.

Как только сердце исполнено любви к чему-нибудь, – нет в нем места совету и разумению. Воля человека всецело устремлена к одному; при всяком случае человек старается об одном, – выполнить вожделение сердца своего.

Иной скажет: «Если бы Адам знал, что гибельно для него вкусить древесного плода, то и не приблизился бы к древу». Но это значит обвинять Праведного Судию, будто бы несправедлив суд Его, каким поразил Он преступного и предал его на мучение.

Кто говорит в защиту Адама и утверждает, что он согрешил, потому что не знал, того можно спросить, почему же сам он грешит, хотя знает, что грешит? Таким образом сам собой и сам на себе уразумеет он, что и Адам знал, когда согрешил.

Если бы справедливым было то, что человек никогда не стал бы грешить, узнав, как нечестиво прогневлять Бога, то справедливым оказалось бы и то, что Адам, вкушая, не знал, подобно неопытному младенцу, что совершает грех.

Змий смеялся над Адамом, когда он грешил. Правосудный осудил его по содеянии им греха. Как бежал и скрылся он, познав наготу свою, так скрывал и то, что вкусил похищенный плод.

И мы подобны Адаму, как и он подобен нам. Адам таил, таим и мы. Таил Каин, таил Ахар (Ахан), таил Гиезий, таил Иуда. Благословен Судия, осуждающий нас!

Облеченная славой Ева не захотела найти возражения на сказанное презренным, не стоящим внимания змием, хотя слово его требовалось исследовать и ввергнуть в горнило искушения, хотя ей принадлежала слава, а змию – безславие.

Подивимся Марии, которая не устрашилась изъявить свое недоумение перед великим Ангелом, не убоялась вопрошать его. Ева не хотела вопросить презренного змия, когда Дева возражала Гавриилу.

Мария вопрошала не с тем, чтобы входить в исследования о Сыне Присноживущего; она спрашивала, потому что не познала мужа. Мария спрашивала, когда сказанное Ангелом было удобоисполнимо; Ева поверила ручавшемуся в неисполнимом.

Неблагоразумная матерь стала для нас источником бедствий, а благоразумная сестра – сокровищницей радостей. Змий, которого надлежало допросить, не был подвергнут испытанию, а Христос, Которому должно веровать, делается предметом пытливых исследований.