Маргарита Валуа: Прелестная ювелирша. Любовница короля Наваррского

IX

Капитану де Пибраку было около сорока пяти лет. Это был высокий худощавый человек с орлиным носом и маленькими глазами. Он был родом из Гаскони, и его детство прошло под полуразвалившейся крышей убогой хижины отца. Когда Пибраку настал двадцатый год, отец дал ему старую лошадь, заржавевшую шпагу, кошель с пятьюдесятью пистолями и сказал:

– Если у дворянина нет предков, то он сам должен стать своим предком!

Пибрак сразу оценил глубокомысленность этого совета и постарался выдвинуться своими средствами. Еще на родине он отличался выдающимися охотничьими способностями. При дворе французского короля Франциска II охота была в особенном фаворе, и молодой Пибрак сделал все, чтобы заставить говорить о себе. Наконец эти разговоры дошли до слуха короля, он приказал взять гасконца на следующую охоту, и там Пибраку сразу представился блестящий случай отличиться: собаки короля потеряли след зайца и беспомощно кружились на месте. Тогда Пибрак поймал след, довел всю компанию до старого дуплистого дуба, засунул руку в отверстие дупла и вытащил зайца за хвост.

– Клянусь честью, – воскликнул король, – это незаменимый субъект! Я хочу, чтобы он был при мне.

Пибрак был определен в личную гвардию короля и быстро начал подниматься по лестнице отличий. Умер Франциск II, ему наследовал Карл IX, который был еще более страстным охотником, чем старший брат, и очень любил поговорить с Пибраком об охоте. Однажды, когда Карл IX выражал свое восхищение интересным охотничьим эпизодом, рассказанным ему Пибраком, последний сказал:

– Эх, ваше величество, – если бы я был капитаном вашей гвардии, тогда я по долгу службы был бы постоянно около вас и мог бы рассказать вам много интересного!

– Черт возьми! – ответил король. – Ваши сказки становятся слишком дорогими для меня!

– Полно, ваше величество, – невозмутимо возразил Пибрак, – разве для короля может быть дорогим то, что действительно хорошо?

Король рассмеялся, и Пибрак стал капитаном гвардии.

Так совершилась быстрая карьера этого незначительного беарнского дворянчика, которому наваррская королева Жанна Д'Альбрэ поручила теперь своего сына и его спутника.

При входе принца Пибрак с трудом подавил возглас изумления, вызванного разительным сходством Генриха с его покойным отцом. Но тут был паж, а потому Пибрак ограничился любезным приветствием.

– Добро пожаловать, дорогие земляки!

Паж, отпущенный знаком руки Пибрака, ушел.

Тогда капитан сразу переменил обращение.

– Ваше высочество изволили прибыть как нельзя более вовремя, – почтительно сказал он.

– В самом деле? – отозвался принц.

– И если вам угодно, я покажу вам сейчас принцессу так, что она будет не в состоянии видеть вас. Но вам, мой юный друг, – обратился он к Ноэ, – придется подождать нас здесь!

– Жаль! Я тоже с удовольствием взглянул бы на принцессу! – ответил Ноэ.

– Это невозможно, потому что там, куда я поведу его высочество, двоим сразу не поместиться. Ну-с, пожалуйте сюда, – продолжал он, подводя принца к громадному шкафу, наполненному книгами и рукописями. – Это моя охотничья библиотека.

– Уж не собираетесь ли вы показать мне принцессу в обнаженном виде? – улыбнулся Генрих.

– Сейчас увидите, ваше высочество! – ответил Пибрак, открывая дверцу шкафа и раздвигая рукой несколько томов. В образовавшуюся щель он просунул руку, нащупал какую-то пружину, нажал ее, и книжные полки сразу развернулись в противоположную сторону, обнаруживая замаскированный ими проход.

– Однако! – воскликнул принц.

– Это еще одно из самых маленьких луврских чудес, – ответил Пибрак. – Впрочем, если бы королева Екатерина обнаружила, что мне известен этот проход, ей самой еще неизвестный, она давно приказала бы своему верному дружку Рене отправить меня на тот свет!

– Как же вам удалось обнаружить этот тайник?

– Совершенно случайно. Потом-то я вспомнил, что в этой комнате спал когда-то король Генрих Второй, а в комнате принцессы Маргариты жила Диана де Пуатье. Через этот тайник она по ночам навещала короля, о чем королева Екатерина, разумеется, ничего не должна была знать. Но обнаружить этот тайник было еще мало: надо было узнать, в какую часть комнаты принцессы он ведет и как его можно будет использовать. Я ухватился за первый удобный случай, чтобы проникнуть в комнату принцессы и тщательно осмотреть ее. Мне удалось обнаружить, что в резном распятии, помещенном у одной из стен, имеется небольшое отверстие. Исследовав затем тайник, я обнаружил отверстие и там. Оказалось, что тайник приходился как раз позади распятия. Отлично! Я расширил при удобном случае это отверстие и убедился, что через него можно свободно наблюдать за всем, что происходит в комнате принцессы. Конечно, я сейчас же приладил туда пробку, и теперь время от времени я прихожу и вынимаю ее, когда мне это бывает нужно.

– А, так это бывает нужно вам? – с тонкой улыбкой спросил принц.

– Еще бы! Королева часто приходит к принцессе и рассказывает ей о своих планах и делах. Однажды я услышал, как Екатерина выражала твердое намерение подсыпать мне в пищу какого-нибудь снадобья от Рене. Она сердилась на меня за то, что я похвалил двух собак, подаренных королю принцем Конде, злейшим врагом королевы. А король так любит охоту, что подаривший ему хороших собак сразу становится его лучшим другом. Что было делать? На следующий день я перед охотой силком заставил обеих собак надышаться серой, отчего они сразу потеряли нюх. Король обозлился, тут же прострелил головы обеим собакам и резко попросил принца Конде избавить его на будущее время от таких подарков. Дружба с Конде тут же кончилась, зато королева Екатерина стала обращаться со мной как с лучшим другом! Как видите, ваше высочество, это отверстие в распятии – преполезная штука. Ну да вы сами сейчас убедитесь в этом! – С этими словами Пибрак взял принца под руку и повел его по темному коридору, шепнув: – Только, бога ради, не делайте шума! Помните – стены в Лувре обладают большим резонансом. Принцесса в этот момент занимается своим туалетом, вы увидите ее в полном блеске ее божественной красоты.

Затем Пибрак осторожно вытащил пробку – при этом блеснул маленький луч света – и сказал принцу:

– Смотрите!

Генрих прижался глазом к отверстию и замер, ослепленный представившимся ему зрелищем. Маргарита Валуа сидела лицом к принцу перед большим зеркалом полированной стали. Две хорошенькие камеристки причесывали ее. Генрих слышал много рассказов о красоте Маргариты, но то, что он увидел, значительно превосходило все его ожидания. Принцесса показалась ему такой красивой, что в нем одновременно вспыхнуло два желания: одно – стать лицом к лицу с герцогом Генрихом Гизом, имея в руках шпагу, а в зубах кинжал; другое – свернуть шею этому болтуну Маликану, который делал столь компрометирующие намеки на отношения Генриха Гиза с этой дивной красавицей.

Появление нового лица в комнате принцессы отвлекло Генриха от созерцания красоты Маргариты. Этим новым лицом была женщина, которая казалась олицетворением страсти, энергии и властолюбия. То была сама Екатерина Медичи, пред которой, трепеща, склонялась вся Франция.

Видно было, что королева находилась в сквернейшем настроении.

Она кисло сказала дочери:

– Хорошо быть такой молодой и красивой, как вы, милочка! По крайней мере, можно не думать с утра до вечера ни о чем, кроме туалетов!

– Когда я стану королевой, – с очаровательной улыбкой ответила Маргарита, – тогда я буду вмешиваться в политические дела, а пока…

– Ты скоро станешь королевой, дочь моя!

Принцесса вздрогнула, улыбка сразу сбежала с ее лица.

– Но это еще не решено, надеюсь! – сказала она.

– Это решено, – возразила мать. – Так хочет политика!

Принцесса сильно побледнела и взволнованно сказала:

– Значит, мне придется выйти замуж за принца Наваррского? Да ведь это какой-то мужлан, недотепа, пастух, от которого разит чесноком и луком!

– Дурочка! – шепнул Генрих.

– Значит, придется жить в Нераке, – продолжала Маргарита, – в старом, развалившемся замке, где дует изо всех дверей и крыша протекает?

– На те деньги, которые принц получит в виде твоего приданого от короля, – холодно возразила королева, – он будет в состоянии заново перестроить замок!

– Жить в Нераке, среди неотесанного мужичья, слушающего проповеди! – продолжала отчаиваться принцесса.

– Тебе построят там хорошенькую католическую церковь! – возразила королева.

– А главное, я уверена, что этот наваррский остолоп совершенно не понравится мне!

– Ну, не скажи, милая! Если он похож на своего отца, то он очень понравится тебе!

«Черт возьми! – подумал Генрих. – Не хуже же я Генриха Гиза?»

– Я получила письмо от королевы Наваррской, – продолжала Екатерина. – Она пишет, что через пять-шесть недель приедет в Париж с сыном…

– Ваше величество! – сказала Маргарита. – Я подчинюсь политической необходимости, раз мой брак с принцем Наваррским кажется вам таковой. Но я буду очень благодарна, если до той поры вы не будете говорить со мной ни о наваррской королеве, ни о ее сыне, одевающемся, вероятно, в мужицкий камзол грубого сукна!

«Не беспокойся, милочка! – подумал Генрих. – Я разоденусь в шелка, а тогда… посмотрим!»

Дверь открылась, и вошел паж. Это был Рауль, который перед тем провел наших героев к Пибраку.

– Что тебе, крошка? – спросила его королева.

– Ваше величество, – сказал Рауль, – мессир Рене хочет видеть ваше величество.

Угрюмое лицо королевы сразу просветлело.

– Так он приехал? – радостно сказала она. – Веди его сюда, Рауль!

Паж приподнял портьеру, и вошел Флорентинец.

Рене был в ужасном виде: запыленный, истерзанный, весь какой-то помятый.

– О господи! – вскрикнула королева Екатерина. – Что с тобой, Рене? Откуда ты?

– Из тюрьмы, ваше величество!

– Из тюрьмы?

– Да, ваше величество, трудно поверить, что в сорока лье от Парижа два провинциальных дворянина и кабатчик осмеливаются напасть на человека, находящегося под вашим покровительством, осмеливаются свалить его на пол, обыскать, связать по рукам и ногам и бросить в погреб, где он чуть-чуть не умер от голода и жажды!

– Эти господа, вероятно, не знали твоего имени!

– Я назвал им себя, грозил вашим царственным гневом, но они ответили мне презрительным смехом и ударами.

– Ты можешь быть спокоен, Рене, – сказала королева, глаза которой вспыхнули пламенем злобы и ненависти. – Ты будешь отомщен, а эти господа повешены!

Принц не был трусом, но при этом обещании почувствовал, что волосы слегка шевелятся у него на голове.

X

Пибрак не мог даже подумать, что дворянами, о которых говорил Рене, были его гости. Но разговор королевы с Рене все же произвел на него удручающее впечатление, и он поспешил увести принца обратно в комнату.

Увидев их, Ноэ выразил желание полюбоваться в свою очередь на принцессу Маргариту. Пибрак объяснил ему, как надо пройти, и рекомендовал соблюдать величайшую осторожность, а Генрих, смеясь, крикнул вдогонку:

– Смотри повнимательнее, потому что ты увидишь там кое-кого, кто вызовет у тебя не очень-то приятные ощущения.

Пибрак взглядом попросил принца объяснить эти непонятные ему слова.

Тогда Генрих сказал:

– В то время как Ноэ будет любоваться принцессой, я расскажу вам приключение, случившееся с нами три дня тому назад между Блуа и Орлеаном. Дело в том, что этими провинциальными дворянами, о которых рассказывал королеве Рене, были я и Ноэ!

Пибрак даже подскочил от ужаса и изумления:

– Как, ваше высочество? Это были вы?

– Мы самые!

– Господи, да ведь вы пропали теперь! Ведь лучше восстановить против себя электора палатинского, императора германского, английского и испанского королей – всех вместе, чем одного только Рене Флорентинца!

– Полно! – небрежно ответил принц. – Королева Екатерина не обладает достаточной полнотой власти, чтобы повесить наваррского принца. А кроме того, она все же призадумается, прежде чем решится отправить на тот свет будущего супруга ее дочери!

– Все это верно, – упавшим голосом возразил Пибрак, – но только ровно ничего не доказывает…

Их разговор был прерван появлением Ноэ, который сказал:

– Черт! Я видел принцессу Маргариту, но видел также весьма гнусную фигуру, и вы были совершенно правы, Анри, когда сказали, что эта фигура вызовет во мне не очень-то приятные ощущения!

– Что вы наделали, господа! – продолжал Пибрак. – Ведь, имея своим врагом Рене, надо быть готовым ко всему! Если Рене встретит вас, он прикажет вас арестовать, а тогда вам волей-неволей придется раскрыть свое инкогнито!

– Черт! Об этом-то я и не подумал! Так что же вы посоветуете мне, господин Пибрак?

– Я посоветую вам надеть плащ, отправиться поскорее в гостиницу, где вы остановились, приказать оседлать лошадей и мчаться вон из Парижа!

– Значит, вы советуете мне вернуться в Наварру?

– Да, ваше высочество!

Генрих молчал, задумчиво опустив голову. Вдруг он встал, подошел к окну, распахнул его и сказал, показывая рукой на небо:

– Господин Пибрак! Вы второй беарнец, который говорит мне сегодня, что для меня было бы лучше отказаться от тех планов, ради которых я приехал сюда. Но взгляните вот на эту звезду! Я верю, что это моя звезда!

– Она всегда появляется на юго-западе, со стороны Наварры, ваше высочество!

– Да, с Наварры взойдет она на горизонте и засияет над Парижем! – Пибрак и Ноэ удивленно взглянули на принца, не понимая, что хотел сказать он этой фразой. А принц продолжал: – В моей душе слышится таинственный голос, который твердит мне: «Ты должен жениться на Маргарите Валуа не потому, что она прекрасна, не потому, что ты полюбишь ее или будешь любим ею, а потому, что благодаря этому браку великие события осуществятся, несмотря на все препятствия!»

Говоря это, Генрих гордо вскинул голову, и вся его фигура дышала таким царственным величием, что Пибрак и Ноэ были очарованы.

Воцарилось молчание. Первым его нарушил Пибрак.

– Ваше высочество, – произнес он, – мне нечего сказать на ваши слова. Я не знаю, какая судьба ждет вас, но читаю в ваших глазах, что вы будете великим государем. Вы говорите, что это ваша звезда так ярко горит на небе? В таком случае смотрите на нее, следуйте ей, не слушайте ничьих советов, кроме нее, потому что люди, верящие в свою звезду, – сильные, большие люди!

Опять наступило глубокое молчание. Видя, что Пибрак о чем-то глубоко задумался, принц спросил его:

– О чем вы думаете?

– Я стараюсь найти способ обезвредить Рене, – ответил капитан королевской гвардии. – Разумеется, укус змеи не всегда смертелен, но все же причиняет сильную боль. Раз вы не хотите раскрыть свое инкогнито, надо найти способ обуздать Рене.

– Но каким же образом? – спросил Генрих.

– Подлых трусов можно обуздать страхом, – ответил Пибрак. – Рене – фаворит королевы Екатерины, но если бы вы оказались под покровительством короля…

– Господи! – улыбнулся Ноэ. – Это было бы лучше всего! Но как может случиться, что король ни с того ни с сего возьмет под свое покровительство людей, которых не знает?

– Ну, вы должны знать, что у нас на родине счастливые мысли водятся в большем изобилии, чем деньги!

– Это правда, господин Пибрак!

– Вот мне и пришла в голову счастливая мысль. Сейчас вы вернетесь к себе в гостиницу, а через час к вам явится Рауль и доставит парадные придворные костюмы. Сегодня вечером в Лувре чествуют испанского посланника. Бал затянется на всю ночь. Знакома ли вашему высочеству карточная игра, называемая «ломбр» ^[5]?

– Еще бы! Его высочество считается первоклассным игроком! – ответил Ноэ.

– Тогда все обстоит благополучно. Подробности я сообщу вам вечером. А теперь возвращайтесь к себе домой и ждите.

Принц и Ноэ закутались в плащи, и Пибрак провел их по маленькой лесенке к потерне ^[6], выходившей к реке.

Отойдя на порядочное расстояние от Лувра, Ноэ сказал:

– Да, Анри, ваша женитьба на принцессе Маргарите грозит большими осложнениями. Почему вы всё настаиваете на этом браке?

– Да ведь принцы не женятся, подобно простым людям, только для того, чтобы иметь свой дом и семью! Мне приходится считаться с политикой, Ноэ!

– Политика – незрелый плод, Анри. Яблоко любви слаще!

– Но я и не отказываюсь от этого фрукта!

– А, так вы все еще думаете о красотке-еврейке?

– Еще бы! А кроме того, мне приходит в голову смешная мысль: хорошо бы влюбить в себя принцессу Маргариту, которая уверяет, будто я – неотесанный мужлан.

Они проходили как раз по мосту Святого Михаила.

– Ба! – сказал Ноэ. – Ночь очень темна, а этот бандит Рене, должно быть, все еще в Лувре. Надо заглянуть к нему в лавочку и повидать прекрасную Паолу!

– Но послушай, Ноэ, – сказал принц, – ты, видно, очень хочешь, чтобы нас повесили? После того как ты запер проклятого итальянца в погребе, ты еще хочешь обольстить его дочь?

– Обязательно, и именно для того, чтобы не быть повешенным, – ответил Ноэ и, не обращая внимания на принца, подошел к лавочке парфюмера.

Мост был погружен во мрак, но лавочка внутри была ярко освещена. Прекрасная Паола сидела за конторкой, перед ней стоял Годольфин в пальто и со шляпой в руках.

– Отойдем в сторону, он сейчас выходит! – шепнул принцу Ноэ.

Действительно, вскоре Годольфин показался на пороге лавочки и сказал дочери Рене:

– Вы сейчас же запрете магазин, Паола!

– Хорошо, – ответила девушка.

– Я скоро вернусь – только возьму от портного парадный камзол мессира Рене!

– Пожалуйста, не торопитесь, – насмешливо ответила девушка, – я не скучаю без вас, красавец Годольфин!

Молодой человек глубоко вздохнул и поспешно ушел.

Выждав, пока шум его шагов затих, Ноэ сказал:

– Вот что, Анри, давайте заключим союз.

– Идет!

– Я помогу вам в ваших шашнях с красоткой-еврейкой! А вы оставите меня сейчас наедине с хорошенькой парфюмершей. Идите в гостиницу, я скоро приду туда!

– Но послушайте, несчастный, – сказал принц, – ведь Рене может вернуться с минуты на минуту!

– Э, велика важность! – ответил Ноэ. – Под мостом течет Сена, в которой можно всегда спастись вплавь!

Паола приотворила дверь лавочки, чтобы подышать свежим воздухом, но, увидев, что к ней идет какой-то мужчина, отскочила назад. Этим и воспользовался Ноэ и смело вошел в оставшуюся незакрытой дверь. Теперь Паола узнала красивого дворянина, ссылавшегося утром на свое знакомство с ее отцом, и покраснела.

– Простите меня, сударыня, – сказал он, – я пришел слишком поздно, но я провинциал и плохо знаком со столичными обычаями… Брррр! Не находите ли вы, что сегодня стало холодно? – И с этими словами Ноэ затворил за собой дверь.

– Однако, месье… – начала девушка.

– Простите меня, – перебил ее Ноэ, – но я забыл здесь кое-что и пришел просить, чтобы вы отдали мне забытое!

– Но что же вы забыли? – растерянно спросила девушка, глядя, как он запирает дверь на засов.

– Свое сердце! – ответил Ноэ.

– Однако… – снова начала было Паола, пытаясь взять строгий тон.

Но Ноэ, не смущаясь, продолжал:

– Быть может, мне еще не скоро придется снова застать вас наедине, а потому я непременно теперь же должен сказать вам, что люблю вас! О, как вы прекрасны!

– Боже мой, – смущенно бормотала Паола, не зная, что ей делать. – Отец может прийти с минуты на минуту… Этого еще недоставало! – с тревогой крикнула она, видя, что Ноэ опускается пред нею на колени. – Ведь на окнах нет ставен, могут увидеть… Так идите хоть сюда! – с отчаянием сказала она, увлекая Ноэ в маленькую комнатку, смежную с лавочкой и обставленную с большой роскошью. – Знаете ли вы, сударь, – продолжала она, стараясь суровым тоном замаскировать ту радость, которая против воли вспыхнула у нее на сердце при виде того, как Ноэ снова опустился пред нею на колени и нежно обвил ее стан, – знаете ли вы, что ваше поведение переходит все границы?

– Я люблю вас! – ответил Ноэ, взяв ее руку.

– Но бегите же прочь, безрассудный! – сказала она, не отнимая, однако, своей руки у Ноэ.

Последний не успел ответить ей что-либо, как в дверь лавочки сильно постучали и чей-то голос крикнул:

– Паола! Годольфин!

– Боже мой! Отец! – растерянно шепнула Паола. – Если он застанет вас здесь, он убьет вас!

Она взволнованно оглядывалась по сторонам, разыскивая какую-нибудь норку, в которую можно было бы спрятать смелого влюбленного. Наконец, когда с улицы вновь послышался отчаянный стук, она втолкнула Ноэ в свою уборную и побежала открывать дверь, шепнув:

– Не шевелитесь, иначе вы погибли!

XI

Если бы Рене не был сам так расстроен, он непременно заметил бы, как бледна и взволнована его дочь. Но теперь он только сердито буркнул:

– Что ты, спала, что ли? Не можешь поторопиться…

– Я не спала, – ответила девушка, – просто я боялась, потому что Годольфина нет дома.

– А куда провалился этот бродяга, нищий?

– Он пошел к портному за вашим парадным платьем.

Рене бросил на прилавок плащ и шляпу и, пройдя в комнату дочери, сердито уселся там в кресло. Паола с бьющимся сердцем подвинула свое кресло к двери уборной.

– Черт знает что такое, – сказал Рене, угрюмо осматривая дочь. – Ты разодета, словно принцесса. Неужели надо разодеваться в пух и прах, чтобы торговать духами?

– Что же мне, нищенкой одеваться, что ли? – недовольно возразила Паола.

– Не нищенкой, но согласно твоему положению!

– Кажется, я – ваша дочь!

– А что я такое? Жалкий торговец парфюмерией.

– Полно, отец! Разве я не знаю, что вы очень богаты, так богаты, что давно могли бы бросить все это и зажить барином в собственном дворце. К тому же вы дворянин. И я совершенно не понимаю, что мешает вам жить согласно своему званию, придворному положению и состоянию, что мешает вам выдать меня замуж за знатного дворянина!

– Проклятие! – крикнул Рене. – Да ты хочешь, видно, убить своего отца, несчастная?

Паола с недоумением взглянула на отца, слова которого казались ей совершенно непонятными.

Рене сейчас же переменил тон и продолжал:

– Прости меня, милая девочка! Я кажусь тебе тираном-отцом, который жертвует счастьем своей дочери по непонятному капризу… А между тем Бог свидетель, что я страстно желал бы видеть тебя женой знатного дворянина, важной дамой, утопающей в довольстве и холе. Ведь ты прекрасна, Паола; кроме тебя, я никого не люблю на свете, и все-таки твое замужество невозможно!

– Но почему?

– Потому что в тот день, когда ты выйдешь замуж за дворянина, я умру! – Флорентинец привлек к себе дочь, посадил ее к себе на колени и спросил: – Веришь ли ты во влияние созвездий, в предсказания гадалок, в волхвование, осуществляемое путем наговоров и волшебных снадобий?

– Разумеется нет, – улыбаясь, ответила Паола. – Ведь я христианка!

– Я тоже христианин, – сказал Рене, – а все же верю в это… В юности я был уличным мальчишкой и зарабатывал свой хлеб разными мелкими поручениями. Спать мне приходилось где попало, прямо под открытым небом. И вот однажды мне пришлось столкнуться со старой цыганкой, которая в благодарность за какую-то мелкую услугу предсказала мне мою судьбу. Она сказала мне, что я буду обладать огромным состоянием, что я буду одновременно и купцом, и знатным барином, что масса людей будет трепетать предо мной. Но у меня будет дочь, и вот в тот момент, когда эта дочь выйдет замуж за дворянина, а я прекращу свою торговлю, я погибну трагической смертью. Теперь ты понимаешь, почему я не могу бросить торговлю и позволить тебе выйти замуж. Предсказание цыганки до сих пор оправдалось во всем, значит, оно оправдается и в этой части!

– Боже мой, боже мой! – с отчаянием сказала Паола.

– Будет хныкать! – крикнул парфюмер, ставший снова грубым и резким. – Ступай, молись и ложись спать!

Сказав это, Рене отправился по лестнице наверх.

Паола подбежала к двери уборной и хотела выпустить Ноэ, но в это время с улицы опять постучали. Это был Годольфин, вернувшийся с платьем Рене. Паола надеялась, что Годольфин поднимется наверх и отнесет платье хозяину, но Рене сам спустился вниз, надел новый камзол, пристегнул шпагу, взял шляпу и плащ и сказал Годольфину:

– Закрой ставни и ложись! На колокольне бьет уже десять часов!

Он ушел, а Годольфин пунктуально выполнил его приказание. Паола убежала к себе, заперла дверь своей комнаты на засов, опустила тяжелую портьеру и поспешила выпустить Ноэ из его тесного убежища.

– Уф! – сказал молодой человек, переводя дух. – Как там душно! Однако, кажется, судьба не хочет, чтобы я так скоро расстался с вами!

– Боже мой, а завтра вернется отец… быть может, он придет еще сегодня ночью… Боже мой, боже мой!

– Не беспокойтесь, – сказал Ноэ, – я выскочу из окна!

– Но вы расшибетесь насмерть!

– А не найдется ли у вас веревки?

– Ну конечно найдется! – с восторгом сказала Паола. – Там в лаборатории… – И быстро, словно вспугнутая козочка, она взбежала по лестнице и вернулась с веревкой.

– Веревка не очень толста, но кажется мне достаточно прочной, – сказал Ноэ.

Паола открыла окно. Молодой человек привязал веревку за болт ставней и произнес:

– А теперь, когда все готово для моего бегства, давайте поговорим!

– Да нет же, – испуганно ответила она, – умоляю вас, спасайтесь скорее! Я боюсь… Разве вы не слышали, что говорил отец? Он страшно суеверен.

– Ну что же, – ответил Ноэ, обнимая и целуя девушку. – Будем любить друг друга втайне, и вы увидите, что ваш батюшка не почувствует себя хуже от этого!

– Но послушайте, месье…

– Ах так! – капризным тоном перебил ее Ноэ. – Ну, так я вам вот что скажу, сударыня: если вы не дадите мне слова, что мы снова увидимся, я выброшусь из окна и разобью себе голову о перила моста!

– Да вы с ума сошли! Это безумие!

– Пусть безумие, но я сделаю так, как говорю: даю вам честное слово!

– Но я не хочу…

– Так вы позволите мне завтра навестить вас?

– Но вы окончательно сходите с ума! Ведь Годольфин будет в лавке!

– Господи, раз я могу выйти через окно, то могу и войти тем же путем! Слушайте: завтра я принесу с собой шелковую лестницу. Когда я буду проезжать в лодке под мостом, вы кинете мне веревку, я привяжу к ее концу лестницу, вы втянете ее наверх, привяжете к окну, и я поднимусь к вам так же просто, словно по луврской парадной лестнице! Ну, согласны вы? Так вы еще колеблетесь? Ну, так я считаю до трех. Если вы за это время не дадите мне своего согласия, я приведу в исполнение угрозу! Раз… два…

– Остановитесь! – с ужасом крикнула Паола. – До завтра!

Ноэ обнял молодую девушку, приник к ней долгим поцелуем, затем вскочил на окно, взялся за веревку и быстро спустился вниз. Достигнув конца веревки, он смело бросился в воду, на несколько секунд скрылся из глаз, затем снова вынырнул и спокойно поплыл к берегу.

– Бррр! – пробормотал он, вылезая на сушу и отряхиваясь. – Вода не очень-то тепла! И, сказав это, он бегом направился к гостинице, где его с нетерпением поджидал Генрих Наваррский.

Принц начинал уже беспокоиться, не случилось ли с Ноэ какого-нибудь несчастья, но в этот момент Амори появился в дверях. Сначала принц даже вскрикнул от радости, а затем не мог удержаться от смеха при виде приятеля, покрытого грязью и тиной.

– Откуда ты? Что с тобой случилось? – спросил он.

– Я купался в Сене. Вода холодна… бррр!

– Он тебя бросил в воду?

– Ну уж нет, черт возьми! Я сам избрал этот путь… Впрочем, разрешите мне сначала переодеться, а потом я расскажу вам все.

Ноэ ушел к себе в комнату переодеваться. Его переодевание заключалось в том, что он сбросил с себя мокрое платье и белье и закутался в одеяло. В этом живописном наряде он вернулся к своему царственному другу, который ждал его уже за накрытым к обеду столом. За едой он рассказал принцу все, что с ним случилось и что ему пришлось подслушать из своего убежища.

– Черт возьми! – сказал Генрих. – Не знаю, какое средство изобрел Пибрак для нашей безопасности, но если Рене действительно так суеверен, то я, кажется, и сам сумею предохранить нас от укуса этой ядовитой гадины!

– А именно?

– Я еще не выяснил себе этого вполне; потом расскажу.

В этот момент в дверь постучали.

– Должно быть, это Рауль, – сказал Генрих. – Войдите!

Но это был не Рауль, а тот самый юный приказчик, который утром проводил их к дому красотки-еврейки. При виде его Генрих почувствовал сильное сердцебиение.

Приказчик низко поклонился, подал принцу письмо, поклонился еще раз и ушел.

– Однако! – сказал Ноэ. – Неужели интрижка вашего высочества окажется такой же удачной, как и моя?

Генрих вскрыл письмо и прочел вслух:

– «Ваше высочество! Человек, который передаст Вам это письмо, предан мне душой и телом, я же настолько рассчитываю на Вашу порядочность, что верю, что это письмо будет сожжено сейчас же после прочтения. Понадобился очень сильный побудительный мотив, чтобы я решилась написать Вам это письмо в такой момент, когда муж может войти ко мне в комнату каждую минуту. Ваше высочество! Графиня де Граммон, поручая Вам письмо ко мне, не знала, какую жалкую жизнь я веду. Мой муж страшно ревнив, несправедлив ко мне, вечно мрачен и резок. Я живу узницей в собственном доме и окружена шпионами, подстерегающими каждый мой шаг. Я даже лишена возможности принимать у себя своих подруг! Вы спасли нас три дня тому назад от опасности худшей, чем смерть. И что же? Когда мы расстались, муж осыпал меня упреками, оскорблениями, ревнивыми подозрениями. Он уже ревновал меня к Вам! Небо было милостиво ко мне и направило Вас ко мне в дом в тот момент, когда мужа не было. Старый Иов постарался описать Вас и Вашего спутника как мог лучше, но муж не узнал Вас по этому описанию. Это еще большое счастье для меня, и я прошу Вас не появляться более на Медвежьей улице – это необходимо для моего спокойствия. Тем не менее мне необходимо сообщить Вам один секрет. Где и как могу я сделать это? Пока еще я не могу сказать Вам этого, но позвольте мне надеяться, что, если я назначу Вам место встречи, будь то днем или ночью, Вы явитесь в указанное место. Остаюсь покорной слугой Вашего высочества!

Сарра».

– Что ты думаешь об этом письме? – спросил принц, окончив чтение.

– Да думаю, что письмо Коризандры уже оказало свое действие.

– Ну вот еще! Неужели ты можешь думать это?

– Я уверен, что Самуил Лорьо вовсе не ревнив, а его жена ловкая особа, которая уже начала потихоньку опутывать наваррского принца тонкой паутиной!

Генрих собирался ответить приятелю что-то очень резкое, но в этот момент в дверь снова постучали.

На этот раз явился Рауль. Юный паж вошел в сопровождении дворцового лакея, несшего большой, тщательно увязанный пакет. Лакей положил свою ношу на стул и удалился по знаку пажа. Тогда паж сказал:

– Одевайтесь, господа! Господин Пибрак ждет вас!

Генрих и Ноэ оделись в мгновение ока, и Рауль, который при первой встрече не без скептицизма окинул взором их грубый провинциальный наряд, теперь должен был согласиться в душе, что знакомые господина Пибрака умеют справляться со всеми тонкостями модного платья и что придворный туалет во всей роскоши шелка, бархата и дорогих кружев далеко не чужд им.