Одна и дети. Как вырастить детей и воспитать себя

Полноценная одиночка
(детство, 2+)

Ему два года

У меня есть мальчик. Он мой сын, но я почему-то стесняюсь применять это слово к моим отношениям с ним. У меня есть мальчик, и мне он кажется самым хорошим. Когда он спит, у меня появляется время на любовь к нему. Особенно я люблю смотреть на него в тех случаях, когда перед сном мне удается отмыть его ноги и руки как полагается, практически до первоначального состояния. Факт, что я видела, какими они были в самом первоначальном состоянии, меня до сих пор удивляет. Я смотрю на него и знаю, что в семь утра он придет досыпать на мою подушку, в восемь вскочит, и я скажу с надеждой: «Еще поспим?» – и он очень бодро скажет: «Неть».

Мой мальчик плачет, когда я прошу его доесть. Сядет и сидит, если я говорю, что надо снять пижаму. Или просто рисует, когда я опаздываю. И я его тяну, обуваю, он орет… Дети такие ранимые. Опытные бабушки говорят: «Что ты к нему пристала со своей едой? Почему ты не разрешаешь ему ходить по лужам? Зачем ты заставляешь его пи́сать? Ты его подавляешь!» Я подавляю? Я не хочу, чтоб он сидя засыпал от усталости и ходил сопливый после радостного купания в луже. Но детская несложившаяся личность, ее так легко поломать. Детская психика, она такая неровная.

Я разговариваю с ним, как со взрослым, и когда он бежит ко мне в слезах за утешением, я с трудом подавляю в себе желание обернуться. И все жду, что за моей спиной появится женщина – спокойная, благополучная, уже заслужившая его. Я делаю его жизнь невыносимой, но он ничего, держится, сохраняя активную жизненную позицию и отрываясь на бабушках.

Все вместе здорово усиливает ощущение, что я не заслуживаю такого мальчика. Но мне кажется, скоро я сделаю что-то, что даст мне возможность оправдать свою нынешнюю несостоятельность, стать умницей и ощутить права на все, что дано мне авансом. А пока я не могу дать ему себя, у меня просто нет этого с собой.

Светлана Комиссарук

В традиционной семье ответственность за ребенка делится на двоих – муж отвечает за защиту, жена за заботу. Но самостоятельным мамам (не люблю выражение «мать-одиночка») разделить ответственность не с кем, им приходится брать на себя и заботу, и защиту. В этот момент женщина попадает в психологическую ловушку. То есть, с одной стороны, ей нужно быть мягкой, понимающей, и когда сын бежит к ней за утешением, как в этом эпизоде, нежно обнимать и целовать его. А с другой стороны, она должна быть для него надежной опорой – сильной и уверенной.

В нашем случае женщина объединяется в этих ролях с сыном, отношения тут более партнерские, чем классические мать – сын. Они заботятся друг о друге и защищают друг друга.

В этой маленькой семье мальчик с раннего возраста демонстрирует заботу, ждет маму с работы и вечеринки, спрашивает «ты где?», контролирует, даже делает замечания. Но это не потому, что мама инфантильная или не справилась с ситуацией. А потому, что, когда папы нет рядом, единственный способ для мамы остаться нежной и заботливой – разделить заботу пополам, установить партнерские отношения с ребенком. В противном случае мама либо становится строгой, жесткой, выполняет в семье только мужскую функцию защиты, либо остается в своей мамской ипостаси, то есть только заботится. Тогда часть функции защиты перекладывается на плечи малыша.

Если мама взяла на себя больше защиту, чем заботу, она превращается в авторитарную фигуру, тяжелый локомотив или даже ту самую лошадь, которая тянет все. Такая мама вместо любви может вызвать у ребенка необходимость подчиняться и угождать.

И если заглянуть чуть дальше, есть вероятность, что он станет подкаблучником и в жены возьмет такую же сильную женщину, которая будет его жалеть и презирать.

Анна Быкова

Если есть чувство, что ничего не можешь дать своему ребенку, – с этим надо идти на психотерапию. И работать даже не с тем, что «ничего не могу дать малышу», а шире, с откуда-то взявшимся ощущением «никчемности». Потому что это крайне редко касается какой-то одной жизненной сферы и обычно идет в связке с другими установками: «Ничего особенного из себя не представляю», «Ничего полезного не делаю», «Не заслуживаю внимания».

День рождения на двоих

В три ночи, когда начались схватки, я была такая уставшая, что легла спать прямо так – дома. До этого весь день готовилась к четвертому дню рождения сына, подарки покупала, потом торт пекла трехэтажный. Остудила коржи, обмазала безе, увидела, что все кругом сахаром и мукой обсыпано, взялась мыть полы «руками», тут и началось. Но я подумала – нельзя рожать невыспамшись. И уснула. А когда проснулась, процесс был в разгаре. Перерывы между схватками совсем короткие.

Ася появилась внезапно, вошла в нашу жизнь решительно, родилась быстро и навсегда врезалась в день рождения Гаса, сделав его и своим. Ее сразу положили мне на живот, и она бодро, хотя и с закрытыми глазами, поползла к моей правой груди, проверочно перекусила и удрыхла. Я могла спокойно брать в руки телефон, принимать поздравления с двойным днем рождения. Некоторые из звонивших не знали, что он уже двойной, а через час я устала этому удивляться («Да, оба в один день, представляешь»), всех удивлять, а также выслушивать научные и житейские версии «как так получилось». Самая очевидная – что мои либидо и фертильность бешено расцветают в октябре.

Спустя год Гас понял, что его день рождения словно бы ополовинен. Что теперь это не только его день, что он вынужден делить его с сестрой, пусть даже торты и подарки отдельные и индивидуальные. Недовольство прошло, когда оба подросли и стали праздновать отдельно.

А в самом начале я опасалась, что Гас будет ревновать, но его интересовали в основном технические подробности: «Останется ли у мамы дырка в животе? Будет ли сестренка всегда жить с нами, нет ли вероятности, что она вернется обратно в живот?»

Сынок резко повзрослел – все-таки отпраздновал четырехлетие и на фоне новорожденной стал казаться совсем большим. В момент появления Аси он с облегчением почувствовал послабление в мамином контроле за его передвижениями. Так что Гас прекрасно проводил то лето. Сейчас сложно представить, но мне казалось вполне естественным, что сын гуляет во дворе самостоятельно, с друзьями. Успокаивало, что двор был закрытый, не сквозной, а все соседи знакомые и свои.

Воспоминания о дворовых приключениях 4+ до сих пор греют сынино мальчуковое сердце. О многих из них я узнала сравнительно недавно, ужаснулась, схватилась за голову, а поздно, мать! Из разряда «если бы родители знали обо всех проблемах своих детей и о том, как они с ними справляются, они бы перестали считать их несамостоятельными». Поняла, что хорошо, что я не знала тогда о его приключениях типа прыганий с гаража, таскания лимонада со свадьбы в банкетном зале за углом, выяснения отношений, драк. Значит, тогда он справился.

Тем летом, когда Ася только родилась, Гас забегáл домой, только чтобы поесть, заглядывал в кроватку и, помню, спрашивал: «А лялька уже выросла?»

Еще помню, как я его вечером купала, а по дну ванны грязь текла – с рук, ног и щек. Я говорила – «будто КамАЗ мою». А он обижался, и тогда я его целовала, извинялась и смеялась. Как ни странно, в то лето я была счастливой и беззаботной.

Сын

Я пришла в четыре утра. Дети спят. При свете ночника я начинаю собирать по комнате карандаши. И фантики. И детали конструктора. Бумажки. Осколки от вазы.

Полночи он звонил мне, спрашивал, когда я приду. Говорил, что Ася разбила вазу и ему пришлось сметать осколки. Веником. И что он мыл ей попку! Я ужаснулась и сказала, что она сама прекрасно все может. А он сказал, что не прекрасно, что она это делает некачественно. Потом спросил, раскладывать ли кровать? Я сказала – нет, спите так… А он спросил, а куда ж ты тогда ляжешь, когда придешь? А я в баре, я не хочу об этом думать, мне все равно, я вообще не хочу сегодня спать. В своей кровати тем более. Но раз спрашивает, пришлось подумать, вздохнуть и сказать – раскладывай.

Ночью он сердито бормотал-бормотал (тут ему снилась Ася), а потом отчетливо сказал:

– Нет. Я тебя подожду.

Я думаю, мне.

И вот следующее утро. Вернее, два часа дня. За окном что-то метет. Сделала ему яичницу, хотя он любит омлет. Но яичницу проще. Сварила себе кофе. Сижу и думаю, как начать этот день, хоть бы он никогда не начинался. Надо включать комп, открывать «Мои документы» и почту, вводить пароли.

А он мне что-то давно рассказывает, не могу понять что. Оказывается – пересказывает все что было без меня. Все-все. Включая передачу про историю оружия от первобытного топора до автомата Калашникова. Очень подробно. Какие копья? Какие наконечники? Пришлось признаться, что прослушала. Он не обиделся. Спросил, с какого места начать. Оказалось, надо вернуться к каменному веку.

Анна Быкова

Нет, это не про маму в загуле и не плохой пример.

В здоровом варианте «мама» – это лишь часть личности, одна из идентичностей. Не первая и не самая важная в комплекте «Я – человек», «Я – женщина», «Я – подруга», «Я – любимая», «Я – профессионал» и т. д. Поэтому логично, если другие идентичности тоже хотят быть проявлены, тоже хотят «пожить». Маме важно давать себе возможность выгуливать остальные части личности. Иначе они затоскуют и утянут маму в тоску.

 

Мама как человек имеет право на «загул», но при этом у ребенка остается потребность в ней как в функции. Вот эту родительскую функцию желательно кому-то на время делегировать. Няня, бабушка и т. п. Тогда возвращение женщины в идентичность «Я – мама» будет происходить без чувства вины и без фантазии про плохой пример. Потому что это хороший пример – чувствовать свои потребности, уметь обеспечить себе отдых так, чтобы дети при этом не чувствовали дискомфорта.

* * *

Покупала Гасу развивающие книжки, английский магнитный алфавит, иллюстрированные словари, сказки и мультики на английском… с рождения. И вот он в третьем классе спецшколы, где английский с первого класса, читает мне вслух без признаков произношения, будто на чистом русском:

– Инглиш бой Фил в рот…

– Что-что?

– Фил писал.

С изменившимся лицом я выбегаю из комнаты.

* * *

– Ты знаешь, что у бабушки скоро день рождения?

– Да?

– Что дарить собираешься?

– (Мгновенно, ни капли сомнений.) Рисунок!

– В твоем возрасте уже несолидно рисунки дарить.

– А что тогда? Нюхи?

– Что?

– Нухи?

– Духи!

* * *

– У каждого человека есть что-то, что он делает лучше других. И у тебя… Ты знаешь, что это?

– Нет. Но я знаю, что этим надо гордиться.

Ася тут

Мой друг Тима, человек деликатный и воспитанный, первые пятнадцать минут нашей встречи обращался к Асе терпеливо и нежно.

– Маленькая! – говорил он, когда она пыталась оторвать приваренный к полу стул в Макдональдсе. – Давай я помогу.

Я хотела намекнуть: мол, плюнь, не обращай внимания, она сама тебе в чем хошь поможет. Но понадеялась на чудо. А зря. Терпения хватило приблизительно на час дружеского общения: сначала Тима с ужасом наблюдал, потом рычал: «Убери ее оттуда». Потом прикрывал глаза и говорил гениальную фразу:

– Я не могу смотреть, как она бежит ЛИЦОМ ВНИЗ!

– Кажется, грызет ограждение, – сказал он, наблюдая уже спокойно и не сделав попытки оторвать ее от железяки.

Ну а под конец плюнул на вежливость, в категорической форме отказался сесть с нами рядом в метро и явно обрадовался, когда вспомнил, что уши можно заткнуть наушниками. Так и сделал. И смешался с толпой.

А что я могу сделать? Когда моя девочка мирно бежит по двору, она не просто перебирает ногами, но и орет, поет, машет руками, палками в руках, плюс дергает головой и еще хвостом! А вы говорите – цветы жизни.

Воспоминание о море

 
Итак, мы с Асей
выходим
на длинный-предлинный
пустой,
нет, пустынный
заштормленный пляж.
В пальто.
«Зима —
на море
твидовый сезон», —
поет Богушевская.
Там дальше
про то,
 

 
как ее парень
был пьян
и так нежен…
Мне нравится,
но щас не об этом.
Я в кепке,
она в шапке с кисточкой.
 
 
В сравнении с морем
ее темперамент,
пожалуй, проигрывает.
И я облегченно вздыхаю.
Море-таки
достойный противник.
При виде волны
ее светлые радужки
сразу буреют,
ровные бровки
соединяются,
и она кричит
уважительно морю:
«Какая громадина!»
И собирается с морем
подраться.
 
 
И раздается
ужасное:
«Свистать всех наверх!»
Я вздрагиваю
и оборачиваюсь.
Матросы будто бы
топают рядом,
возможно, что даже
уже поднимают
паруса.
И что там еще?
Драят люки?
Она успокаивается.
Ничья.
Бакланы,
замершие было
по колено в прибое
и собиравшиеся помедитировать,
смотрят с ужасом
и отворачиваются,
дав понять,
что мы им все
безнадежно испортили.
 

Дочка

Дочка – это хорошо, дочка. Многие хотят сыновей, но дочка тоже бывает очень нужна. Такая, как моя, не сильно спокойная, не сильно аккуратная, не сильно хозяйственная.

Сильно топочущая, занимающая много пространства и времени, как вода – все занимающая собой, своим голосом, своими делами, делишками, вещами, вещичками, альбомчиками, карандашами, ненастоящей помадой… Все это перетаскивается с место на неместо, с места на неподходящее место, и никогда не перетаскивается обратно…

Шнурки развязываются, в куртке жарко, любые шапки сползают на затылок, любые кофты задираются и заголяют спину, любые брюки сами расстегивают пуговицу на животе, любые сумки волочатся по полу.

Ее заколки занимают больше места в шкафу, чем моя одежда. Немалая их часть сидит непосредственно на голове, но она все равно всегда лохматая. Как и все ее куклы, которых тоже одеваю я, а она только раздевает, причем очень быстро. Все просыпающая, проливающая, опрокидывающая, писающая мимо горшка моя дочка.

Гас еле пробивает это энергетическое поле, чтоб завладеть моим или чьим-то еще вниманием. Но ему приходится при этом напрягаться, а ей нет.

Каждый день полный гардероб запихивается в стиральную машинку. Каждый день под кроватью конфетные бумажки и пустая коробочка сока «Фрутоняня», а между шкафом и стенкой обертка от пачки печенья.

Каждый день она обещает помыть посуду до моего прихода и каждый день начинает ее мыть, когда я вхожу в квартиру. Помоет и тут же бьет. Потом нетщательно подметает. И садится пить какао.

Но когда я, покормив всех, поздно вечером сижу на кухне, смотрю на стенку и ничего не вижу, одной рукой пью чай, другой держу щеку – она может подойти и крепко прижать к себе мою дурную голову. И побаюкать. И молча поцеловать. Хоть что-то она может молча.

А недавно, очень усталая, я долго шла пешком в какой-то травмпункт, а потом оказалось, что Гас забыл свой полис, хотя я ему мильен раз напомнила, и потом мы долго шли назад, я замерзла и разозлилась.

Мы вошли с ним в подъезд, он побежал вперед, вскоре наша дверь хлопнула, а я поднималась очень медленно и часто останавливалась в пути (пятый этаж без лифта). И тогда почему-то она спустилась за мной, в тишине, в моих больших тапочках, лохматая, перемазанная сметаной, взяла за руку и стала меня поднимать. Говорю:

– Ты что вышла?

– Не знаю, просто.

Нет, дочки – это надо. Это люблю.

Сказки на ночь

Когда у Аси нормальное настроение, перед сном она рассказывает мне сказки. Сначала я сопротивлялась, но теперь так привыкла, что сама прошу, спать ей не даю. Сначала она спрашивает, про кого я хочу, и перечисляет: про зверей, рыб, насекомых…

Начинается, к примеру, так:

– Жил-был комар и была у него дочка (Помолчала.) – муха! (Ну конечно.)

А заканчивается, к примеру, так:

– Они полетели, высосали у человека, тебя, например, всю кровь, слили в бутылочку, принесли домой и сварили компот!

С рыбами полная путаница – у дельфинихи муж все время кит. Мои замечания, что кит и дельфин несовместимы, она отражает аргументом:

– Вот я – белая, а ты – черная, но ты ж – моя мать!

Полноценная одиночка

Как говорят в брачных агентствах – иностранцы не рассматривают наличие у женщины детей как недостаток. Они воспринимают их как бонус или даже очевидный плюс: искал жену, а получил полный семейный комплект. В ситуации «невеста с ребенком» прагматичный западный человек радуется, что ему не нужно покупать памперсы и питание в баночках, что бессонные ночи с орущим кульком в руках ему не грозят и можно приступать непосредственно к общению. Выяснив, что биологический отец на ребенка не претендует, иностранец начинает прилежно его выращивать, не парясь генными проблемами. Социологические опросы и жизненная практика показывают, что у нас в стране мужчины хотят сохранять свой неповторимый генофонд, размножать свою уникальную династию – все хотят своих детей! Даже чтобы потом этих своих бросить. Но иногда, сидя где-нибудь в компании, у огонька, взгрустнуть и прохрипеть: «А ведь у меня там где-то сын растет… Хулиган, весь в меня…» И новая девушка утешающе положит руку на плечо.

Шутки про детей, разбросанных по миру, «о которых я не знаю» (подтекст: с кем не бывает, и вообще, вот такой вот я секс-гигант и сеятель), позволяют себе даже самые интеллигентные звезды информационного пространства.

За новой девушкой у биологического отца дело не станет. Другое дело – биологическая и фактическая мать, которой надо и ребенка растить, и личную жизнь устраивать. И не факт, что эта «личная жизнь» станет фактическим отцом недоукомплектованного семейства. Далеко не факт. А общественное мнение-то давит – «дети не знают, что такое нормальная семья». А мама говорит: «Ты себе там еще никого не завела?» Но это все ерунда по сравнению с внутренним давлением на мать – со стороны собственно безотцовщины.

Мне моя «личная жизнь» очень нравилась, и светить ее перед детьми я не собиралась. Я выбегала на свидания и возвращалась счастливая, и все шло хорошо. Когда вечером 14 февраля мой девятилетний сын окинул меня критическим взглядом, то сказал: «Надпись-то на маечке у тебя подходящая, а вот мужика что-то не видать». На майке было крупными буквами написано LOVE. Я, как обычно, ответила, что не его дело и чтоб не беспокоился. И пошла посуду мыть, а сама думаю: «Рекламы майонеза насмотрелся». Но он был настроен об этом поговорить. «Я, между прочим, не о тебе беспокоюсь! А о себе!»

Я аж развернулась от раковины:

– В смысле?

– Мне нужен отец!

– У тебя уже есть отец, и с этим ничего не поделаешь.

– Поделаешь-поделаешь!

С тех пор началось. Ася присоединилась к дурацкой агитации и поискам кандидатов. «Ты вообще собираешься жениться?» – периодически спрашивают меня дети. Я объясняю, что не очень. Что нельзя так – бац! – и пойти жениться. Что надо встретить хорошего, доброго человека… И вообще… Но они меня не слушают. Обозревая круг моих друзей и знакомых, они без стеснения рассматривают их с точки зрения «подойдет – не подойдет». «А почему бы тебе не остановится на … он хороший!»

– Он мне не нравится!

– А нам – да!

Я объясняю, что это не главное, но, видимо, неубедительно.

Когда они заболели, новый очкастый участковый стал ходить к нам как на работу.

«Ну? Как он тебе? – спросили меня дети. – Вроде ничего – добрый! Ты говорила, надо доброго встретить…»

Вы б видели того участкового! Когда однажды на глазах у очереди он зашел в кабинет в поликлинике, многие заволновались: что это за мальчик проскочил? Почему без очереди?

– Я тебя прошу, – сказала я старшему серьезно, – перестань пристегивать меня ко всем мужчинам, которых видишь рядом. Они мои друзья, и они женатые.

– Что? Все?

– Ну конечно!

Единственное, чего я добилась, – теперь он довольно громко спрашивает про каждого, кто поцелует меня при встрече или на прощание: «И у этого жена, ребенок?» То есть я еще целуюсь, а он уже спрашивает. Тогда я начинаю рычать.

Это просто удивительно, как дети шести и уже десяти лет сохранили в себе готовность принять и полюбить любого, ну или почти любого, хорошего на вид человека. Умилительно и понятно, когда малыши в слюнявчиках притаскивают к ногам понравившегося дяди все свои игрушки. Но когда взрослый мальчик за ужином говорит гостю: «Чего там! Оставайтесь у нас!» – тут уже не до умиления. Или это новый тренд – дети сами подбирают себе отцов? Активная жизненная позиция, отброс стереотипов и комплексов, нацеленность на результат, а?

Теперь начались ролики. В смысле, мы катаемся в парке. И все время что-то случается. Например, падения. Стоит проезжающему мимо роллеру остановиться и протянуть мне руку, как Гасик уже оценивающе смотрит на него с хитрым прищуром. Я быстро отряхиваюсь и еду дальше, отчитывая сына на ходу. На него это не производит впечатления. Он думает, что я стесняюсь. И завязывает знакомства.

Однажды мы поехали кататься втроем с моим другом.

– Он что, тебе нравится? – конечно, спросил сын, как только мы с ним отъехали на безопасное расстояние. Хорошо еще, что подождал.

– Не все, кто катается вместе, – парень и девушка. Иди лучше поворот разучи.

– Ок. А вон тот, глянь, на соседней скамейке, прикольный. Он меня кока-колой угощал. Познакомить?

– Ты че! Он с подругой сидит!

– Мама! Не все, кто катается вместе, парень и девушка…

Недавно наступило отрезвление. Причем неожиданно. Смотрим видео, типа, юмористическое. Мизансцена: девушка приводит парня в дом знакомиться с родителями. Девушкина мама говорит ему: «Чувствуйте себя как дома!» Тогда он отбрасывает пиджак в одну сторону, снимает штаны и кидает за кресло, остается в трусах, включает телик и плюхается на диван (почесывая яйца).

Ася сказала:

– Ужас! А я еще папу хотела.

Гасик посмотрел на нее серьезно, ничего не сказал, но было видно, что он готов отказаться от планов на обзаведение папой.

Откуда такая аналогия? При чем тут образ папы? С чего она взяла, что все себя так ведут? Наши, всех троих, общие воспоминания об отцах можно обозначить образным выражением «кот наплакал». Ни я, ни дети не помним, как папы ведут себя дома. Откуда ж нам знать, где их брать?

Как там кричат акушерки на рожениц? «Надо было думать, когда трахалась!», «Тогда не больно было?» Ну, что делать, действительно, не думала. И я ж не одна была в этот момент. Но что уж теперь говорить…

Одна многодетная знакомая как-то жаловалась на мужа. Что жадный, что ворчит, что с детьми не занимается. Вздохнула и говорит: «Нет, надо нового находить!» Я аж подпрыгнула! И от того, как кардинально она решает проблемы, и от постановки задачи. Она не сказала «искать», она употребила законченную форму глагола – «находить!» И, кстати, нашла. И не раз.

Так вот, находить хочется, а искать нет. Причем искать кого-то «для детей», «чтоб был», «им нужен отец», «им нужен отец», «им нужен отец». А счастливая мать им не нужна?

Светлана Комиссарук

Одинокой маме совсем не обязательно выходить замуж, тем более абы за кого, только потому, что «ребенку нужен отец». Не любой отец ему нужен! И не обязательно отец.

Чтобы получить представление о мужской функции в семье – функции защиты, мальчику вполне достаточно иметь в своем окружении мужскую фигуру. Это может быть авторитетный дядя, дедушка, двоюродный старший брат, сосед, с которым он рыбачит, тренер… Главное, чтобы на него можно было «опереться». Мужчина может оставаться образцом или прямо участвовать в жизни семьи – главное, чтобы перед глазами у мальчика была, как говорят психологи, «ролевая модель».

Когда общественное мнение транслирует стереотипный посыл: «Детям нужен отец!» – дети начинают искать мужа маме. А я на это скажу: «Счастливая мать гораздо важнее».

Социальный психолог Эрик Фромм написал потрясающую книгу «Искусство любить», где приводит примеры самых разных отношений, в том числе любви матери и ребенка. Так вот, Фромм утверждает, что детям не так важно, есть ли рядом отец и какой достаток в семье. Для них важней всего – эмоциональный настрой матери! Ребенок смотрит на мир ее глазами, особенно первые годы, когда у него нет других каналов поступления информации, в том числе эмоциональной.

Мама – самая первая и главная привязанность в жизни человека. Для формирования здоровой психики, особенно в первые месяцы, очень важно, чтобы эмоциональная связь с мамой была надежной, ровной, наполненной теплом. Если же мама тревожная, если постоянно расстроена, подавлена или чего-то боится, для малыша это и есть сигналы, получаемые от мира. Тревожные. Пока он вырастет и поймет, что существуют другие обстоятельства, другие способы воспринимать и реагировать на события, пройдет много времени. А у ребенка уже сформировалась тревожность и недоверие к жизни.

Если обстановка в семье нервозная, если маме с папой плохо, он ведет себя агрессивно или врет, исчезает, отстраняется – это намного хуже, чем когда мама одна, но при этом спокойная, а в доме светлый, максимально добрый фон.

В семье должны быть свои маленькие ритуалы, шутки, праздники, моменты отдыха, веселья. Полезно практиковать здоровый пофигизм – иногда заказать пиццу вместо полезного супа, а вместо уборки покидаться подушками.

Еще раз: самое главное для малыша – чтобы рядом была мама, по настроению, словам и тону которой совершенно ясно: в этом мире все нормально!

Когда отношения мамы с папой в полной семье создают напряжение, если мама часто раздражена, чувствует себя нелюбимой, заброшенной, одна «тянет на себе» всю семью, не факт, что такую семью нужно сохранять. Прошли времена, когда верили, что «нужно жить для детей». Не нужно и даже нельзя.

Исключать отца из жизни детей нельзя тоже, но и «сохранять брак ради детей» – вредоносная идея.

Папа может приходить, забирать к себе, общаться – это уже организационные моменты. Маме необходимо способствовать общению отца и ребенка, но не жить вместе только для этого. Отдельная больная тема: русскоязычные папы после расставания с мамой частенько вовсе исчезают из жизни детей.

Другая важная задача мамы – постараться не переносить на детей негатив, возникший в процессе отношений с их отцом. И не создавать образ отца-подлеца. Для психологического благополучия ребенка необходимо, чтобы он знал, что его отец нормальный человек, не урод, не идиот (сравнения «ты весь в отца» не должны звучать оскорблением!). А если папы не видно на горизонте, все равно стоит поддерживать неплохое, хотя бы нейтральное мнение о нем. Как бы ни было сложно. Не придумывать папу-летчика, а объяснять, что ну вот так получилось… Лучше совсем мало говорить об отсутствующем отце, чем рассказывать много неправды. Говорить, что папа уехал далеко, но он тебя любит – вот что важно.

Анна Быкова

Папа – это не обязательно мамин муж. Но если за пределами брака его тоже нет, т. е. биологический отец никак не участвует в жизни детей, то тогда возникает вопрос: что скрывается за формулировкой «детям нужен отец»? В чем именно потребность у конкретных детей? В некой модели идентичности? В общении с мужчиной, у которого можно чему-то учиться, на которого можно равняться? Эта потребность может быть удовлетворена через общение с другим представителем противоположного пола: мамин друг, дедушка, дядя, тренер, учитель.

Или отец нужен не как функция, а как формальность, для устойчивой позитивной самооценки? «Со мной все в порядке, у меня, как у всех, есть и мама, и папа». Тогда важно работать над формированием нового убеждения: «Со мной все в порядке, наличие или отсутствие отца не делает меня лучше или хуже».

Или с фигурой отца связаны какие-то ожидания? «Вот если бы у меня был отец, тогда бы мы с ним…» Реальный человек не всегда оправдывает ожидания. А желаемое мы можем получить не только предполагаемым образом. Фантазия «мы бы с папой ходили в поход» легко разбивается примерами знакомых, у которых отцы в походы не ходят. Но если очень хочется в поход, можно сходить в поход с туристическим кружком.

«Полнота» семьи еще не является гарантией обеспечения полноценного развития и психического здоровья. Бывают «полные» семьи алкоголиков, бывают абьюзивные отношения. При соло-родительстве сложнее прежде всего самому родителю. Потому что ему приходится трудиться на этой ниве за двоих. Но такое, к сожалению, можно встретить и в браке, если второй родитель присутствует в нем только номинально и символически.