Но смекалистый ребёнок хорошо понимал игру, которую затеял крёстный.
– Дядя Джейкоб, чего ты боишься? – спросил он, чёрными глазами-бусинками глядя на высокого мужчину. – Неужели тебе есть, что скрывать?
Мальковский понимал, что нет смысла отнекиваться, и согласился – тем более что он тоже неплохо играл в настольный футбол. Но видимо, не настолько хорошо, как крестник, который через несколько раундов прилично оторвался от него. Мячик летал из одних ворот в другие, радостные возгласы разносились по комнате, но всё же недовольных стонов Мальковского было больше. Когда Крис забил последний гол, игра закончилась, и мальчик с довольным видом поднял руки.
– И победу одержал Крис Николсон! – с довольной улыбкой он провозгласил себя победителем.
Мальковский, переведя дух, – такой ловкости, как у крестника, ему действительно не хватало – сел на диван. Мальчик тоже поубавил свой пыл, который проявлялся только во время игры, забрался ему на колени и погладил его по щетинистой щеке.
– Ну, дядя Джейкоб, не расстраивайся, – улыбался он, обнажая свои двадцать идеально белых зубов.
Как приятно было смотреть на этого счастливого малыша, такого бодрого, смеющегося. Мальковский помнил, как полтора года назад они с Марком и Клариндой стояли у больничной палаты, сжав кулаки и молясь о его выздоровлении. Каждый из них готов был пожертвовать своей жизнью ради мальчика, но они были беспомощны. Только врач и Высшие силы могли ему помочь. Поэтому им оставалось просто верить. Они втроём тогда сидели на хлебе и воде, отдавая все свои деньги на лечение Криса. Теперь же этот мальчик дарил им столько любви, сколько мог дать лишь самый благодарный ребёнок. Он сиял для них яркой звездой, которая сама не понимала, насколько ценна была для родителей и своего крёстного.
– Дядя Джейкоб, – прозвучавший голос вывел Мальковского из задумчивости, – что насчёт приза? – довольно улыбался Крис.
– А разве у меня есть возможность отказаться? – ответил мужчина с улыбкой.
– Нет, дядя Джейкоб, – тон мальчика стал серьёзнее, – долг платежом красен, – многозначительно сказал он.
На мгновение в комнате воцарилась тишина. Солнечные зайчики путались в занавеске, пытаясь прошмыгнуть в комнату. Мальчик молча смотрел на крёстного, но его проницательный взгляд говорил лучше любых слов. Мальковский понял, что от глаз Криса не скрылась правда.
– Ты ведь знаешь, что я обо всём догадался, да, дядя Джейкоб? – тихо сказал он так, будто их мог кто-то услышать. – На твоих пальцах всегда серые следы. Но я замечал, что они совсем не пачкают. Я знаю, что ты их тщательно вытираешь платком, прежде чем зайти к нам, но следы на пальцах давно уже въелись. И я догадался, в чём причина, – улыбнулся Крис, радуясь своему смекалистому уму и прозорливому взгляду, подмечающему всё, что скрыто от глаз взрослых.
– Я много работаю в типографии, ты же знаешь, – пошёл на попятную Мальковский.
– Ты много печатаешь на своей машинке, это я знаю, – резюмировал Крис.
Они молча изучали друг друга взглядами. Крёстный смотрел на мальчика так, будто впервые его увидел.
– Дядя Джейкоб, не удивляйся, я уже давно всё понял, – серьёзно сказал Крис, – а когда прочитал «Малыша», мне и подавно всё стало ясно. Никто не мог знать о наших любимых играх, кроме тебя.
– Я думал, – запинаясь, произнёс Мальковский, – ты в них играл и с отцом.
– Нет, – улыбнулся мальчик, – с папой у меня другие игры, а с тобой только наши, секретные. Я специально их придумал, чтобы, наконец-то, разгадать твою тайну, – хитро заулыбался он.
Мужчина смотрел на ребёнка, впервые осознав, какой недюжий ум и талант сыщика в нём скрываются.
– Дядя Джейкоб, – довольно улыбнулся Крис, – ты обещал мне сказать правду, я же победил.
Отнекиваться уже не было смысла. Мальковский всегда учил крестника честности. Теперь он не мог преподать ему дурной урок.
– Хорошо, – произнес он, глубоко вздохнув, – задавай вопрос.
– Дядя Джейкоб, это ты писал книги для папы?
Мальковский обронил лежавшую на плече мальчика руку. Высокая фигура еврея поникла, плечи ссутулились и голова опустилась.
– Да, – устало проговорил он, уже не в силах скрывать правду.
Мальчик с полминуты обдумывал услышанное, посмотрел на свою маленькую ручку, которая аккуратно устроилась в большой шершавой ладони крёстного, а затем тихо, словно боясь нарушить тишину, произнёс:
– Это из-за меня?
Мальковского словно решетом холодной воды облили, он взял обеими руками голову мальчика и посмотрел в его полные боли и благодарности глаза.
– Эй, не из-за тебя, а ради тебя, ради всех нас. Ты же центр семьи, представляешь, что было бы с нами, случись что с тобой? – в голосе мужчины звучала безграничная любовь. – Мы все в тот период очень страдали, каждый пытался помочь, как мог. Твои родители продали всё возможное имущество и уже собирались заложить дом, я не мог стоять в стороне и смотреть на это, понимаешь?
– Я понимаю, дядя Джейкоб, – кивнул мальчик так, будто был не семилетним ребёнком, а возмужалым юношей, – но ведь ты поставил на карту весь свой бизнес, всё продал и теперь всё потерял.
– Глупый, – улыбался Мальковский, нежно гладя мальчика по голове, – вот какой у меня большой приз, – смеясь, произнёс он, крепко обнял крестника и защекотал его.
– Эй, хватит, – громко смеялся Крис, пытаясь вырваться из крепких рук.
Джейкоб сжалился над ребёнком и усадил его рядом с собой на диван.
– Можешь кое-что мне пообещать? – серьёзно сказал он. – Давай это будет нашей маленькой тайной?
– Дядя Джейкоб, ну, ты же понимаешь, что папа всё знает, зачем ты его мучаешь? Он же твой друг.
Голос мальчика проникал в самое сердце, и Мальковский понимал, что Крис прав. Но он боялся, что когда Марк узнает правду, то откажется печатать его книги под своей фамилией, а он не хотел сам становиться известным писателем. Всё, что ему хотелось – это тишины и покоя, а жизнь медийной личности не отличается спокойствием.
– Я поговорю с ним сам, но ты можешь пока ничего не рассказывать? – сказал он.
Мальчик тяжело вздохнул, но не мог отказывать крёстному, поэтому лишь кивнул, с трудом давая это обещание.
– Спасибо, – улыбнулся Мальковский, – я знал, что на тебя можно положиться. Пойду, посмотрю, что там с едой. Судя по аромату из кухни, обед уже готов, – подмигнул он, поглаживая себя по животу.
Мальчик улыбнулся в ответ, и, когда крёстный уже открыл дверь, тихо произнёс:
– Дядя Джейкоб, ты мой ангел-хранитель?
– Да, мой мальчик, – серьёзно посмотрел на него Мальковский, – такой же ангел-хранитель, как и ты. Каждый из нас может помогать друг другу. Для этого не нужны чудеса.
Рассказ Марка
Кафе «Неаполь» неспроста носил такое название. Нет, оно не находилось в одноимённом городе на юге Италии, а лишь позаимствовало его атмосферу. Расположившись на берегу моря, оно словно переносило гостей в солнечный Неаполь. Весь интерьер был выполнен в нежном средиземноморском стиле: плетёные мягкие кресла с голубыми подушками, стеклянные винтажные подсвечники, кашпо с цветами на стенах, со вкусом сервированные столы, на каждом из которых красовалась ненавязчивая цветочная композиция и, разумеется, пробирающий до костей аромат фетучини, ризотто, пасты и пиццы. Но главными атрибутами ресторана были шум морских волн, доносящийся с набережной, и приятная итальянская музыка в исполнении живых музыкантов.
Писатель, пообедав дома с женой и детьми, решил проигнорировать соблазнительные ароматы с кухни и заказал лишь один американо без сливок.
– Здравствуйте, недолго ждёте? – спросил подошедший высокий мужчина в кепке.
– Салют, – улыбнулся Николсон, – нет, только пришёл.
– Хорошо, – сказал собеседник, пожимая протянутую руку и усаживаясь в мягкое кресло.
– Спасибо, что нашли время. Я в долгу не останусь, – Марк указал на внутренний карман пиджака.
– Я нисколько не сомневаюсь в вашей порядочности, мистер Николсон, – ответил собеседник.
«В отличие от того еврея», – подумал он, вспоминая недавнюю сцену. Мужчина снял кепку, под которой оказалась копна белокурых кудрявых волос, и пригладил их рукой.
Марк, не тратя времени, перешёл сразу к делу.
– Вам удалось попасть внутрь и что-то выяснить?
– Нет, внутрь мы не вошли, – покачал головой мужчина, – этот еврей нам так голову заморочил, а потом захлопнул перед нами дверь, – проговорил он быстро, явно не желая выдавать оператора, забывшего запасной аккумулятор.
– Ясно, – Марк старался не выдать своего огорчения, – мне нужно узнать детали, будьте добры, – вежливо добавил он.
– Разумеется, мы сняли всё на камеру. Вот кассета, – произнёс журналист и достал из внутреннего кармана пиджака большой выпуклый конверт.
– Хорошо, – ответил писатель, положив на стол в свою очередь другой конверт, который был немного тоньше, – всё, как и договаривались, – коротко добавил он.
– Спасибо, сэр, с таким человеком, как вы, приятно иметь дело, – расплылся в довольной улыбке высокий мужчина с кудрявыми волосами.
«Чего не скажешь о вашем друге», – прочитал его мысли Марк и улыбнулся.
После ухода журналиста, он допил кофе, оплатил счёт и оставил официантам и музыкантам изрядную порцию чаевых. Вернувшись домой, Николсон быстро прошёл в свой кабинет, включил видеомагнитофон и вставил кассету. Он еле нашёл пульт, который затерялся на полке посреди книг и разных бумаг, опустился на небольшой мягкий диван и приготовился смотреть. Когда первые кадры появились на экране, им завладело нескрываемое волнение.
«Ого, шо, прям сюда говорить?», – прозвучал в комнате недовольный голос, и Николсон широко улыбнулся, увидев на экране своего старого доброго друга. Вид Джейкоба и его речь были настолько комичны, что громкий, весёлый смех Марка то и дело разносился по всей комнате. Он с большим удовольствием наблюдал разыгрываемую евреем комедию, широко улыбался, восхищаясь остроумным другом. Но когда на экране появилась последняя сцена, его глаза, не мигая, уставились в одну точку. Николсон так бы и сидел некоторое время, если бы его не отвлёк от размышлений звонкий смех детей, доносящийся со двора. После этого кадра, ответ на вопрос, мучивший его последние два года, был найден. Правда, которую всё это время пытался выяснить Марк, необходимые доказательства, наконец, были не миражом в пустыне. Теперь он не просто догадывался о жизни Джейкоба, но и увидел подтверждение своим догадкам. Сомнений уже не осталось, и писатель с улыбкой на лице выключил телевизор, взял бумагу и быстрым движением руки написал несколько строчек. Поставив свою подпись и печать, он положил один лист в портфель, а другой вставил в печатную машинку, которая всегда стояла на столе. Быстрые пальцы Марка, ещё не утратившие своей прыти, начали отстукивать ритм по чёрным клавишам, а те в свою очередь выводили ровные буквы на белой бумаге.
Спустя несколько часов непрерывной работы, писатель встал из-за стола и положил стопку только что напечатанной рукописи в портфель. Попрощавшись с женой и детьми, он дошёл до гаража, сел в машину и завёл мотор. Когда его любимый уже потрёпанный пикап оказался на дороге, Николсон взял курс на запад, к офису Питера Томпсона. Найдя его в своём кабинете, он с довольной улыбкой уселся в кресло у стола и протянул ему документ, который написал перед выходом из дома.
– Сейчас посмотрим, – сказал Питер, пробегая глазами по беглому почерку, не всегда ровному, но вполне разборчивому.
– Постарайтесь урегулировать всё до завтрашнего утра, – с деловой ноткой в голосе произнёс Марк.
Молодой мужчина лет тридцати пяти, верно служивший интересам писателя два последних года, несколько раз перечитал написанный текст, раза три-четыре недоумённо перевёл взгляд с бумаги на клиента, а затем неуверенно произнёс.
– Что это значит?
– То и значит, – коротко ответил Марк.
Во взгляде юриста читалось нескрываемое удивление. Многое он поведал на своём веку, в его нелёгкой профессии было достаточно случаев обмана, взятничества, стяжательства. Но с такой щедростью от реальных людей, а не от персонажей книг, он познакомился впервые.
– Но, сэр, вы же потеряете больше половины ваших накоплений, – запротестовал Питер. – На моей практике, а она длилась не много не мало десять лет, я ещё в жизни не встречал такого.
– Я потеряю половину, он же отдал мне всё.
Дав ещё несколько распоряжений, Николсон торопливо вернулся в свой пикап. Он добрался до типографии друга в весьма приподнятом настроении, свидетельством которого была широкая улыбка на лице. Припарковав машину, Марк выключил мотор и вышел из своего любимого автомобиля. Он громко постучал в дверь. Ответа не последовало. Тогда писатель постучал ещё раз, но уже более требовательно.
«Как всегда», – подумал Николсон. За два года сколько бы он не приходил в типографию, не мог застать там Джейкоба, который каждый раз отмахивался, говоря, что именно в это время был на обеде, на ужине, или ездил по каким-то важным делам. Так и не дождавшись ответа, Марк направился к дому друга. Пройдя два квартала, он остановился у небольшого трёхэтажного здания, на последнем этаже которого и находилась квартира Мальковского. К счастью, в окнах горел свет, поэтому сомнений быть не могло – хозяин дома. Николсон громко постучал. Когда дверь открылась, на пороге стоял высокий еврей в пожелтевшей от времени белой рубашке и в серых брюках прямого покроя.
– Не ждал сегодня гостей, – удивлённо проговорил Джейкоб, почему-то не желая впускать в дом друга.
– Я принёс тебе кое-что, – сказал Марк, пожимая протянутую руку, и открыл портфель.
– Неужели шоколадные трюфели? – улыбнулся Мальковский. – Они как назло вчера закончились.
– Трюфелей, увы, нет, – усмехнулся писатель, – но в следующий раз буду иметь в виду. На, вот, прочти, – он протянул стопку напечатанных час назад листов.
– Что это? – непонимающе уставился на неё Мальковский.
– Мой новый рассказ, – коротко ответил Николсон.
Еврей посмотрел на друга, вытер вспотевшие ладони о штаны, поправил майку и, не решаясь взять листы, спросил:
– Как, новый? Ты же показал мне его сегодня утром?
– Нет, это новый рассказ, я его написал только что.
Наступила неловкая пауза, и Джейкоб нерешительно взял рукопись.
– Ты написал? – замешкался он.
– А ты знаешь ещё кого-то, кто пишет под моим именем? – подмигнул Николсон и многозначно посмотрел на товарища.
Джейкоб не нашёлся, что ответить, и лишь помотал головой.
– Сможешь прочитать до завтра? – поинтересовался Марк.
– Постараюсь, – буркнул Мальковский.
На его лице запечатлелся след невысказанного удивления, когда он прощался с другом. Оставшись один, Мальковский уселся в единственное кресло и начал читать. А так и не тронутый чай потихоньку остывал. Зелёные листья лежали на дне заварочного чайника, отдавая тонкий, едва уловимый аромат. В комнате царила тишина. И только шуршание переворачиваемых страниц напоминало о том, что в маленькой квартирке Джейкоба кто-то есть.
Терпение приносит лучшие плоды
На следующий день, совсем рано, около шести часов утра, так рано Марк ещё не просыпался, зазвонил телефон, и писатель, нехотя поднявшись с мягкой подушки, ответил хрипловатым сонным голосом.
– Слушаю.
– Хорошо, что ты не спишь, – бодро проговорил Джейкоб.
– Ну, я как бы спал, – невнятно пробубнил Николсон.
– Через час буду у тебя, – быстро сказал Мальковский и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
Одним рывком он встал с кресла, с которого не сходил всю ночь, сначала читая рассказ, а потом заснув на нём беспокойным сном. Ночь в сидячем положении и резкий подъём дали о себе знать, и где-то в области поясницы защемило так, что Джейкоб поморщился от боли. Затем, еле выпрямившись, он сделал некоторое подобие зарядки: наклонился несколько раз вправо и влево, помахал руками, покрутил головой и попытался коснуться ладонями пола. Выполнение последнего оказалось невозможным из-за ноющей боли в пояснице, поэтому, еле вернувшись в исходное положение, Мальковский решил больше не испытывать спину и направился в ванную комнату. Он разделся, открыл ржавый кран, который ему так и не удалось отмыть, после не шибко тщательных уборок жены, и включил воду. Джейкоб быстро провёл все утренние процедуры: принял прохладный душ – он каждое утро законно уделял ему пять минут, насухо вытерся махровым полотенцем, тщательно почистил зубы – благодаря отсутствию денег на сладости они были крепкими – и расчесал светлые волосы. Выйдя из ванной комнаты, еврей сделал всего шаг, ведь его квартирка была действительно невелика, и оказался на кухне. Подойдя к хлебнице, он достал два кусочка затвердевшего хлеба, быстро их прожевал, запивая водой, и завершил церемонию завтрака. Очень простого – как вам, должно быть, показалось, – завтрака по-Мальковски.
Пройдя в комнату, Джейкоб открыл скрипучий шкаф, который смазывай не смазывай – всё равно скрипит, и снял с вешалки другие, менее поношенные, чем те, что на нём были вчера, чёрные брюки и вельветовую серую рубашку. Облачившись в это одеяние, еврей вернулся в гостиную, взял со стола рукопись Марка, положил её в портфель, который в отличие от портфеля друга выглядел не так хорошо, и направился к выходу. Дойдя быстрым шагом до дома писателя, точно, как и обещал, через час, Мальковский остановился и глубоко вдохнул. Набрав в лёгкие изрядную порцию кислорода, еврей тяжело выдохнул и постучал.
– Доброе утро, мистер Мальковский, – миловидная немка открыла дверь, – проходите, пожалуйста, хозяин ждёт вас, – затараторила мисс Крауберг с явно различимым гамбургским акцентом.
Джейкоб кивнул, следуя за горничной по длинному коридору к кабинету Марка.
– Проходи, дружище, ты сегодня ранёхонько, – выходя из-за стола, поприветствовал друга Николсон.
– Ага, ты виноват, – недовольно проговорил Мальковский.
– В чём же я на этот раз повинен? – голос Марка был спокойным, но в нём сквозили некоторые саркастические нотки.
– Что это за рассказ? Ты писать разучился? – напал на друга Джейкоб.
– Да разве я умел? – серьёзно ответил вопросом на вопрос писатель.
– Что это ещё за чушь? Что за Джейкоб Гуд 2 у тебя? Ты в своём уме? – словно не заметив предыдущей реплики, продолжил еврей.
– Главный герой, – как ни в чём не бывало сказал Марк, будучи готовым к разговору.
– А я и не понял! – саркастически воскликнул Джейкоб, разведя руками. – Да такую ерунду ни один адекватный редактор не напечатает!
– А это не для печати, мой друг, это для тебя, – не теряя самообладания, спокойно ответил Николсон.
От этих слов Мальковский опешил и, сбавив пыл, спросил.
– Зачем это мне?
– Я написал его для тебя, чтобы ты понял, что я всё знаю. Я знаю, что ты – мой хороший Джейкоб Гуд, который пожертвовал своими доходами, репутацией и, в конечном счёте, женой ради моей семьи, – Марк сделал выжидательную паузу и с улыбкой продолжил. – Когда ты отправил мне первый роман «Nicholson and son»3, у меня уже тогда появились подозрения, но я не знал, как это доказать. Ты себя не выдавал, а как только я заводил об этом речь, всегда отнекивался. Но после того как я получил «Mr. Husband and Mrs. Wife», я уже был абсолютно уверен, что именно ты отправил мне роман. Никто не мог знать нас с Клариндой лучше тебя. А после «Малыша» всё уже совсем стало прозрачно. Я пытался найти доказательства своим догадкам и, наконец, смог, – торжественно закончил свой монолог Николсон.
– Ты что же, действительно думаешь, что я писал за тебя? Да это чушь! – в сердцах проговорил Мальковсий. – На кой мне это надо?
– Ты и без меня знаешь, – ответил Николсон, чьё спокойствие, казалось, было непробиваемым.
– Откуда вообще тебе пришло такое в голову? – рассмеялся Джейкоб. – Ты что, перечитал сказки с сыном?
В комнате наступила тишина. Смех затих, и мужчины напряжённо смотрели друг на друга.
– Джейкоб, хватит скрываться, – обессилено проговорил Марк. – Когда заболел Крис, ты продал, как сказал, часть своего оборудования, хотя на самом деле оказалось, что всё. Поэтому ты всегда отказывался печатать мои заказы, тебе просто напросто было не на чем. Твои дела сразу упали, но ты не рассказывал о своих проблемах. Ты просто помогал нам. Ты написал роман и отправил его мне, поставил на нём моё имя, подписав себе приговор на нищенскую жизнь. Если бы не ты и твои книги, мы не спасли бы сына. Ты не хотел, чтобы мы чувствовали себя должниками, если будешь просто помогать нам финансово, поэтому ты проделал такую аферу и стал анонимно писать за меня! – воскликнул Марк.
Его пылкая речь на мгновение прервалась, он перевёл дух и продолжил изменившимся голосом, в котором сквозили раскаяние и печаль.
– Мы обеспечили себе жизнь, а тебе пришлось жить на пособия. И всё это ты делал ради Криса и нашей дружбы!
Вновь повисла недолгая пауза. Сверху уже послышались голоса и громкий топот младшего сына. По-видимому, ребята торопились на кухню съесть свой вкусный завтрак, который с любовью каждое утро готовила мама.
Шум вывел Джейкоба из оцепенения, и он, улыбнувшись, произнёс.
– Ты бредишь, друг. Я и двух слов не могу связать, а ты о каких-то романах твердишь. Не понимаю, что за муха тебя укусила.
– Поймёшь, – коротко ответил Марк, взял пульт, сел в кресло и включил видеомагнитофон.
Телевизор загорелся, и на экране крупным планом появилась дверь типографии Джейкоба. Глаза еврея напряжённо следили за происходящим, но сам он ничего не говорил. Следующий кадр ввёл его в такое оцепенение, что Мальковский, не отводя взгляда от экрана, медленно уселся в кресло рядом с другом, который улыбался, думая о своём.
– Ого, шо, прям сюда говорить? – с экрана раздался громкий голос Джейкоба.
– Откуда у тебя эта плёнка? – удивлённо спросил он.
– Потом объясню, – коротко ответил Марк.
Мальковский промолчал, уголки его губ поползли вниз, а в сердце закралось подозрение. Недовольное выражение не сходило с его лица во время просмотра.
«Вы, кстати, обедали? Хотите, я вас маслинами угощу?» – широко улыбался он с экрана. Эта реплика и немая реакция журналиста особенно подействовали на Николсона, и тот разразился громким смехом.
– Как ты их уделал, а! Бедолаги! – смеялся он.
Мальковский ничего не сказал, только пожал плечами. И лишь на той сцене, когда он открыл перед журналистом дверь, а оператор, который, как оказалось, ещё не выключил камеру, еврей опустил голову и несколько минут так сидел, не говоря ни слова.
– Так это ты ко мне отправил журналистов? – наконец, выдавил из себя он.
– Да, друг, я хотел вывести тебя на разговор и понять, что происходит. Что происходит, брат, скажи мне?
– Зачем? – не отвечая на вопрос, проговорил Джейкоб.
– А что, ты сам не понимаешь? По-другому я ничего бы не доказал. Я надеялся, что журналистам удастся попасть в типографию и застать тебя врасплох. Но последнего кадра хватило, теперь я знаю правду. Да и после твоего рассказа я ещё больше утвердился в своих догадках. Ты, как тот танцор, тоже обвёл нас вокруг пальца, столько лет писал и отправлял мне свои произведения анонимно.
– О, ну, и молодец же я! Ты хочешь сказать, что я писатель? Что за бред, да я и двух слов связать не смогу! – вышел из себя Мальковский и повысил голос. – Если так, то почему же я раньше не писал? Я бы неплохо зарабатывал, никаких там тебе больше маслин, – саркастически засмеялся он.
Николсон посмотрел на друга долгим проницательным взглядом, а потом, подойдя к письменному столу, сказал:
– Перестань паясничать, Джейкоб. Это ты мне отправил в тот день, – и Марк достал из первого ящика сложенный лист бумаги, который, как только его получил, показал другу, – не узнаёшь свои же слова?
Мальковский взял письмо, чьё содержание ему было хорошо знакомо. Он мельком глянул на текст, в котором чёрным по белому было написано:
«Уважаемый Марк Николсон, я не имею возможности представиться Вам, и Вы, в свою очередь, не ищите возможности узнать моё имя. Рукопись, которую Вы держите в руках, не подачка и не благотворительность. Это попытка помочь Вашей семье, а именно Вашему сыну. Не задавайтесь вопросом: кто я, и откуда знаю о болезни Криса. Лучше задайтесь вопросом, как роман, который Вы держите в руках, поможет спасти Вашего сына.
Я расскажу, как именно. Завтра Вы отнесёте этот роман в издательство. На обложке уже стоит Ваше имя, поэтому единственное, что Вам остаётся – отправиться к редактору и показать ему «Nicholson and son». Если всё сложится, как на то я рассчитываю, Вы получите приличные гонорары с этой книги и потратите их на лечение Криса, а также на помощь другим детям, больных раком. Эту важную благотворительную миссию я поручаю Вам и Вашей жене. Обратного адреса я не оставляю, поэтому у Вас нет возможности вернуть роман. Если вы не опубликуете это произведение, оно просто канет в лету, а ваш сын не получит необходимое лечение. Единственное, что Вам остаётся – поступить так, как я описал выше.
P.S. Как я уже сказал, не ищите способа найти меня, чтобы отблагодарить. Самая большая благодарность для меня – выздоровление Криса. Поэтому займитесь этим как можно скорее».
Подписи не было, как и обратного адреса. Джейкоб сложил лист бумаги и вернул его Марку.
– Ты мне уже это показывал, я тебе говорил, что это не я.
– Тогда ты сказал, что мне обязательно нужно выполнить просьбу благодетеля, тем более что никто не знает, кто он, и я не могу ему вернуть рукопись. Я даже подумать не мог тогда, что это ты, – обречённо вздохнул Николсон. – Я бы ни за что не согласился на это. Ты даже теперь, когда мне всё понятно, не можешь признаться? – он собрал последние силы, чтобы бороться с упрямством друга.
– Мне не в чем признаваться. Это был не я. Я бы тоже хотел такого благодетеля, – спокойно произнёс Мальковский после долгого молчания. Он хорошо понимал, что будет, скажи он правду.
Высокий, но уже прилично похудевший еврей налил себе в кружку горячий кофе, сделал глоток и уже собирался потянуться к подносу, на котором так привлекательно стояла тарелка с профитроли.
– Сложный же ты человек, Джейкоб, – выдохнул Николсон, качая головой. – Почему бы просто не признаться, что ты помог другу и его семье? Зачем продолжать скрывать это дальше? Ведь и так понятно было всегда, кто, как не его крёстный, хочет спасти Криса! – вновь повысил голос Марк.