– И всё же, хотелось бы знать, почему именно
я
, что во мне
особенного
, Вожак?
Он хрипло завыл, и стая подхватила его песню. Сначала от этих протяжных звуков кровь застыла в жилах, но, присмотревшись к фантастическим созданиям, я понял, что их влажные глаза странно сияют, а «песня» подозрительно похожа на…
– Или ты, Стив, окончательно сошёл с ума, или они над тобой
смеются
…
Это меня взбесило:
– Похоже, ребята, кому-то очень весело. Может, поделитесь, что вас так насмешило?
Вожак замолчал, и тут же наступила неприятная тишина: теперь вся стая не спускала с меня заинтересованных глаз. Огромный серебристый зверь встал, наверное, чтобы нахальный человек понял, что может целиком уместиться в его желудке, а не только по частям. На этот раз его голос звучал гораздо ниже и мало походил на милое контральто жены.
– А ты сам шутник, Стив… Говоришь,
простой музыкант
? Докажи…
У моих ног появился старенький скрипичный футляр. Я вытер руки о то, что ещё совсем недавно Тайра называла «стильной штучкой», а теперь годилось лишь в качестве пальто для огородного пугала, и открыл потёртый, побитый временем кожаный футляр. Она лежала там ― под стать ему, старая и потемневшая от времени, но, как прежде, восхитительная ―
королева скрипок
. Я знал, что это она, та единственная, о которой мечтает любой музыкант. Всё вокруг померкло, глаза видели только её, руки ласкали великолепные изгибы вишнёвого тела, устроившегося на плече, смычок взметнулся навстречу, мечтая затанцевать по старинным струнам…
Я не сомневался в том, какая мелодия должна была сейчас родиться ― та, что так нравилась любимой, та, что всегда вызывала во мне мысли о лишь о ней…
И старая скрипка запела «Муки любви» Крейслера, нежную и волнующую, грустную и одновременно весёлую мелодию нашей любви. Я играл, забыв об ободранной, кровоточащей коже рук, о том, что пальцы почти не гнутся от укусов вездесущих москитов, что от усталости и ран горят ноги, а тяжёлая голова едва удерживае