Я вернулся домой. Хотелось сделать для Жаннет что-нибудь приятное, но не имелось абсолютно никаких идей, что именно. Может, купить ей новый стол? И пусть за ним её посещают новые гениальные идеи. Или отныне она будет ездить к ребятам и творить сообща с ними? Ведь, с её слов, они нашли общий язык и прекрасно ладят. А может, с музыкой теперь покончено так же, как в своё время с картинами, и потребность что-либо сочинять вообще отпадёт? Музыкантша выполнила обещание и позвонила за час до финала репетиции:
– Привет, ну как ты там?
– Привет, я там, ну, то есть тут, дома, хорошо. У тебя как обстановка?
– Всё замечательно, скоро прибуду. Не скучай.
– Понял, жду.
Снова почувствовалась некая печаль и отстранённость в её голосе. Но, даже если это так, что с того? Разве, в конце концов, она не имеет права погрустить? У каждого бывает меланхоличное настроение, и это абсолютно нормально. Пытаться его полностью исключить – значит не принимать жизнь целиком. В своё время данный аспект оказался настоящим открытием. Ситуация с настроением напоминает ситуацию с погодой: есть солнечные дни, а есть пасмурные. Без одних нет других. Более того, постоянное пекло рано или поздно приводит к засухе. Дожди же приносят с собой живительную влагу. Аналогично дело обстоит и с грустью – она тоже необходима. Хотя поначалу и не совсем понятно, для чего именно. Ну, как минимум для сравнения. Чтоб в момент, когда вернётся бодрый настрой, не оставалось ни единого сомнения – это именно он.
Вечером в ожидании я занимался ничем. Раздался звук возни в прихожей, после чего Жаннет прошла в спальню. По неизвестной причине она сняла верхнюю одежду только в комнате, легла рядом и положила голову мне на грудь.
– Всё хорошо? – спросил я.
– Да, всё восхитительно.
– Как прошла репетиция?
– Никак. Мы попрощались с ребятами. Я подкинула им несколько идей относительно дальнейших задумок, передала все авторские права на песни, а также оставила парочку написанных.
Неужели предположения подтверждаются, и с музыкой тоже будет покончено?
– Что случилось? Вы поругались?
– Нет. Думаю, с ними не возможно поругаться. Они бесконечно милые.
– Тогда в чём же дело?
– Пока больше не хочется заниматься музыкой.
Похоже, нужно прикидывать дальнейший план действий.
– Знаешь, Константин, кажется, я запуталась. Хваталась вот за картины – бросила. Потом за песни – и они надоели. Теперь опять тянет к чему-то, а к чему именно, понятия не имею.
Вернулась фаза самобичевания. Если бы раньше мне удалось выяснить через Вику, какие ещё способности хотели развить в Жанне родители, то сейчас возможно было бы дать чёткий ответ. И он, скорее всего, её бы вполне устроил. А пока она выглядит угрюмо. Так, наверное, выглядят многие творческие люди в момент ожидания их капризной музы. Хочется хоть как-то ей помочь, вернуть вдохновение, а вместе с ним и хорошее настроение. Во время поглаживания рукой её волнистых волос меня внезапно настигло глубокое осознание: изначальная цель сделать так, чтоб Жаннет ушла и больше никогда не возвращалась, незаметно растворилась в этой нескончаемой путанице. Творческий двойник моей девушки окончательно стал третьим в нашем союзе, и уже вряд ли удастся что-либо с этим сделать. Жаннет незаметно заснула. Я аккуратно переложил её голову на подушку, выключил свет и ненадолго покинул спальню.
Утром рядом со мной проснулась Жанна. Её бодрая болтовня за завтраком недвусмысленно давала понять: с настроением и состоянием у девушки полнейший порядок. Прикончив кофе с бутербродами и объяснив, что новая неделя начинается с решения множества дел – в частности, улаживания формальностей после объединения двух, а то и трёх автопарков, – она уехала на работу немного раньше обычного. Подхватив идею перестраховаться, я тоже отправился в офис загодя.
По моим прогнозам стремление Жаннет к самовыражению должно было пойти на убыль. На ближайшее время уж точно, ведь она успешно реализовала себя в амплуа художника и музыканта. Когда-то об этом очень мечтали её родители, но если рассказать им все подробности за последний год от начала до конца, думаю, у них самих случится нервный срыв. Мы же тем временем медленно, но верно продвигаемся дальше. С уверенностью в 95% можно заявить: с музыкой покончено, как и с картинами. И это, безусловно, отличная новость. Правда, остаётся вероятность, что в фазу Жанны Жаннет в своём мире начнёт заниматься чем-нибудь ещё. И последствия от этого скрытого процесса могут проявиться в весьма непредсказуемый момент при самых неожиданных обстоятельствах, как это случилось в прошлый раз после очередного затишья. Но теперь есть возможность взять это под контроль. Мне доступно в любое время организовать встречу с Жаннет и выяснить, чем она занимается. И таким образом пресекать любые скрытые процессы, которые происходят без моего ведома. Эпизод же интимной близости с ней, которую впредь я абсолютно точно не допущу, спишем на недоразумение, но оставим на моей совести. Искренне верю: всё к лучшему.
Мы вновь вернулись к спокойной и размеренной жизни. Мне удавалось придерживаться своего плана: периодически встречаться с Жаннет и отслеживать её активность. Эти встречи не были уж слишком частыми или долгими. Иногда я лишь узнавал, как у неё дела, и тут же спроваживал. С Жанной тем временем ничего подозрительного не случалось, и непредсказуемая метаморфоза больше не происходила. И это было, пожалуй, самым главным моим достижением. Вероятно, эта необычная схема взаимодействия с девушками – лучшее из того, что возможно было реализовать с учётом наших с Жанной, скажем так, особенностей: моей полигамности (если условиться, что Слава всё же прав на счёт этого) и её полиличности.
Незаметно прошло несколько недель. Всё выглядело так, будто наконец ситуация под контролем и цель достигнута. Осознание данного факта принесло долгожданное чувство облегчения. Несмотря на это, меня периодически посещали мысли о необходимости съездить в отпуск и немного развеяться. Год выдался непростым, и мы это явно заслуживали. К тому же в последнее время у Жанны часто случались перепады настроения. Свою взвинченность моя девушка объясняла тем, что на работе увеличился штат сотрудников, вследствие чего участились перепалки между коллегами и начальством. Однако обсуждать данные вопросы она наотрез отказалась, утверждая, что необходимо просто переждать это нелёгкое время. Убедила придерживаться того же самого принципа, что и при сезонном насморке: ничего не делать, и тогда проблема устранится без дополнительных мер извне. Иногда ситуация всё же настораживала, но каждый раз я успокаивал себя тем, что это очередные побочные эффекты после «терапии».
В перерыв одного из рабочих дней мне попалось несколько заманчивых предложений от туристических фирм. Так что уже ближайшим вечером планировалось обрадовать Жанну тем, что нам необходимо обсудить подробности предстоящего отдыха. Добравшись наконец до логова, я снял одежду, проследовал на кухню, но никого там не обнаружил. Лишь ворона, незаметно сидевшая на балконе, напугала своим карканьем. Следующим пунктом назначения была гостиная. Коридор привёл к закрытой двери. Мы запирали её только тогда, когда покидали квартиру надолго. Но в этот раз внутри горел свет, а сквозь декоративное стекло посреди комнаты виднелся неподвижный тёмный силуэт. Через приоткрытую створку взор выхватил картину, которая повергла в состояние ужаса. На полу валялась табуретка, а между ней и люстрой на телефонном проводе висела Жанна. Бессознательная реакция направила меня к ней, но что делать дальше, понимания не было. Бледно-синее лицо девушки сливалось с цветом блузки, а на шее из-под шнура виднелись синяки и кровоподтёки. Стройный стан ощущался твёрже и тяжелее в несколько раз при попытке обхватить за бёдра и приподнять её. Через штаны почувствовалась прохлада, а это означало только одно: слишком поздно что-либо исправлять. Пришлось медленно вернуть туловище в изначальное положение. Собственные ноги больше не держали меня, я зажмурился и рухнул в кресло. Из глаз хлынули слёзы. Через неопределённое время за спиной почувствовался какой-то предмет. Рука вытащила блокнот с логотипом фирмы такси. Внутри оказался конверт с письмом от Вики, вложенный меж страниц:
«Жанна, дорогая моя, здравствуй! Прочитай, пожалуйста, данное письмо до конца. Это крайне важно. Я, как и собиралась, уехала на семинар. Всё, что касается профессиональной сферы, замечательно. А вот дела в личной жизни летят ко всем чертям во все инфернальные миры. Познакомилась, значит, тут с одним мужчиной. Интеллигентный такой, обходительный. Сперва даже не верилось, что подобные экземпляры остались ещё. И, как оказалось позже, правильно, что не верилось! Поначалу всё шло хорошо. Немного смущали его частые вопросы, верю ли в любовь с первого взгляда. Опрометчиво списывала это на особенности менталитета – мало ли, как у них тут принято флиртовать и отношения выстраивать. В итоге из-за него пришлось остаться в стране дольше на полтора месяца. Желая максимально продуктивно и полезно проводить время, я нашла и оплатила ещё парочку семинаров. А позже выяснилось, что этот ублюдок собирается меня использовать. Представляешь?! Он часто спрашивал, где живу в России и есть ли возможность при необходимости остановиться у меня. Оказалось, этот человек тут кого-то очень сильно подставил. Вроде бы своих соучредителей бизнеса. А там деньги большие и дяди серьёзные. Разыскивают его, короче. Счёты хотят свести в прямом и переносном смысле. Вот он и искал варианты, чтобы затаиться и переждать опасные времена. Сбежать куда-нибудь далеко и жить легально – сомнительно. Найдут и там – по документам. Остановиться же у меня – затея явно лучше. И его план почти удался, если бы ложь не вылезла наружу. Не буду рассказывать, как именно. Важно другое. Чтобы подтвердить искренность своих чувств ко мне, он читал много различной информации о России. О том, что там происходит. Делал вид, что ему стала интересна наша родина. Меня этим впечатлить пытался. И вот, однажды он рассказал мне о нашумевшей выставке. Якобы девушка молодая, совсем неизвестная, написала несколько картин, и они имели ошеломительный успех. Даже журналы пригласили её для интервью. Мне самой стало интересно, отыскала я эту статью. А когда прочла, так и обомлела. Было не по себе, когда стало понятно, что это ты. Ну, то есть не совсем ты. Сейчас постараюсь всё доходчиво объяснить. Пару месяцев назад, когда я приезжала повидаться к вам на дачу во время твоей реабилитации, так сказать, всё было здорово. Ты выглядела хорошо. И позже, когда мы виделись в городе, тоже. Это успокоило. Решила, что у Кости и правда всё под контролем. Но эта выставка – чёрт знает, что такое! Возможно, у тебя и твоей субличности, которая проявлялась время от времени, имеется часть общих воспоминаний. Абсолютно уверена: то, о чём она рассказывала в интервью, происходило в нашем с тобой детстве и отрочестве. Ну не бывает таких совпадений! Да и приступы твои проявлялись в увлечении картинами. По крайней мере, Костя сказал мне именно так. Он вообще много чего рассказывал. Во всякие медицинские термины посвящал: психиатрия там, рецидив, альтер эго. Пообещал разобраться со всем этим. Сказал, что будет бороться с недугом всеми силами, а выяснилось – он ему потворствует! Не знаю, что у него там на уме. Но в одном уверена точно: этих мужиков близко подпускать нельзя! Все их благие намерения – лишь прикрытие эгоистичных и меркантильных целей! Итальяшка вот убежище у меня искал. А твой чего добивается? Даже не знаю. Может, заработать решил на твоей болезни. Короче, нет у меня больше к ним доверия. Переживаю за тебя очень. Решила пока не звонить: слишком много рассказывать. К тому же ты всегда говорила, что важную информацию на слух не воспринимаешь. Вот и стараюсь расписать всё максимально подробно и понятно. Попрошу знакомую мадам встретиться с тобой под нейтральным предлогом и передать письмо. Это никакая не шутка. Пожалуйста, отнесись ко всему с полной серьёзностью. Как только вернусь в город, сразу тебя найду. А пока будь предельно осторожна». Подпись: «С любовью, Вика».
Письмо Жанны для Жаннет оказалось написано уже на страницах блокнота:
«Привет. Даже не знаю, с чего начать и как представиться. Родители, безусловно, дали мне имя, но речь сейчас о другом. Прежде всего необходимо объяснить, зачем я всё это пишу. Умоляю, если ты нашла письмо, дочитай его до конца и постарайся понять. Это чрезвычайно важно. Ладно, начну издалека. Я Жанна. Молодая девушка. Молодая, но, судя по всему, не совсем здоровая. Когда-то в детстве у меня случился психический срыв, после которого следовало лечение в клинике. А затем продолжительное время пришлось стоять на учёте у врачей. Потом всё будто бы нормализовалось, но позже окажется – это заблуждение. Болезнь не ушла. Она словно затаилась на какое-то время, а вскоре случился рецидив. Меня снова затолкали в больницу и вновь поставили на учёт. После пришла очередная фаза облегчения. Я опять выписалась. Но к этому моменту доверия к врачам больше не осталось. Похоже, они и сами не знали, что делать. Прошло некоторое время, и началась третья фаза моего недуга: болезнь стала прогрессировать. Тогда я была в отношениях с моим парнем Костей, который обо всём этом и рассказал. Якобы иногда со мной случаются метаморфозы, во время которых я веду себя немного странно и неестественно. У меня же эти эпизоды просто пропадают из памяти, не помню их совсем. Поэтому проверить переданную информацию возможности нет. А позже во время этих приступов у меня по неизвестной причине появлялось желание писать картины. Впоследствии Костя показал одну из них. Такие новости окончательно сразили меня. Казалось, что это окончательный тупик. Но парень пообещал всё уладить и не оставлять одну в трудной ситуации. Пришлось довериться ему, ведь у нас всё шло замечательно. Я счастлива с ним, а он со мной. Иначе, думаю, Костя вряд ли бы пошёл на такое. Его предложением стало уехать на время из города и пожить вблизи природы. Якобы его друг, связанный с психиатрией, посоветовал поступить именно так. В клинику идти больше не хотелось. Не верила, что врачи помогут. Так что пришлось согласиться на его уговоры…»
На этом месте письмо обрывается. Может, Жанна не знала, писать дальше или нет. Либо же что-то отвлекло её. Следующие строчки были написаны более размашистым почерком и другим цветом пасты:
«Умоляю, дочитай письмо до конца. Полагаю, то, что я расскажу дальше, будет напоминать полнейший бред. Но в действительности же это крик о помощи. Итак, мы переехали на дачу и прожили там несколько месяцев. Моё самочувствие улучшилось. Провалы в памяти, а значит, и метаморфозы больше не случались. По крайней мере, Костя утверждал именно это. Но у меня есть нехорошее предчувствие, будто что-то пошло не так. Кажется, что приступы продолжаются, и во время них я становлюсь тобой, как бы странно это ни звучало. Ты – моя субличность. Или же я твоя. Возможно, болезнь осталась и мой парень что-то скрывает. Все подозрения можно было бы списать на паранойю или побочный эффект от реабилитации, если бы не одно “но“. Хорошая подруга рассказала про выставку, которую якобы организовала я, а после даже дала интервью некоему журналу. Помню лишь, как однажды мы с Костей ненадолго заезжали в одну галерею. К директору, фирма которого делает заказы у него в организации. Там мы мельком глянули пару картин и не более того. Пришлось отыскать статью с интервью, про которую упоминала моя знакомая, дабы докопаться до истины. В итоге не нашла в ней почти ничего общего с событиями моего детства и отрочества. Но есть момент, который по-настоящему смущает, – это имя той девушки. Жаннет. Данное письмо – последняя надежда во всём разобраться. Очень надеюсь, что ты дочитаешь его до конца. Дай ответ, пожалуйста. Конечно, если ты существуешь». Подпись: «Жанна».
Следующие пару страниц из блокнота были вырваны, а ответ написан каллиграфическим почерком:
«Здравствуй, Жанна. Трижды перечитывала ваше письмо и каждый раз трактовала посыл недвусмысленно. Любые попытки убедить себя в том, что это всего лишь чья-то несмешная шутка, тщетны. Даже не знаю, как на это всё реагировать и какую обратную связь вам дать. Также крайне сложно делать вид перед Константином, будто ничего не произошло. Да, я действительно живу с ним. Мы познакомились пару лет назад на одном мероприятий, и наша конгениальность оказалась очевидной с самого начала. Вслед за этим возникла и взаимная симпатия. Поначалу мы жили вместе в городе, а потом решили на время перебраться на дачу. Мне давно хотелось попробовать писать картины. А атмосфера того жилья и местности в целом весьма располагали к этому – довольно удачное совпадение. Потому всё получалось легко и непринуждённо. Идей и сил с лихвой хватило на целую выставку, которую мы впоследствии и организовали. Кстати, это была идея Константина. За что ему безмерно благодарна. Через некоторое время мы всё-таки решили вернуться обратно в город. Продолжили жить душа в душу в нашей прежней квартире. Позже захотелось попробовать себя в музыке. Константин помог мне и с этим: где-то отыскал толковых музыкантов. Совсем недавно мы с ними отыграли полноценный концерт, и всё прошло восхитительно. Но я чувствую, что это всё не моё. Мне по-настоящему хочется заниматься делом всей своей жизни – тем, что будет приносить истинное удовольствие. Но на данный момент у меня нет понимания, что бы это могло быть. Поэтому пока что прислушиваюсь к себе. Что касается госпитализации – не припоминаю подобные эпизоды в своей жизни. Случались лишь самые обычные плановые осмотры, и ничего более. Но ваше письмо меня сильно озадачило, так что проигнорировать его не получится. Если всё то, о чём вы написали, правда, и у меня действительно есть субличность, я в замешательстве. Подпись: «С уважением, Жаннет.»
Второе письмо Жанны Жаннет:
«Хвала всевышнему, ты мне ответила! Хотя не уверена, стоит ли этому радоваться. Ведь всё подтвердилось, и моя подруга ничего не перепутала. Твоё имя Жаннет? Чёрт побери… У тебя даже почерк другой… Не могу понять, как такое могло произойти. Костя обещал мне помочь. Уверял, что ему можно верить. А на деле выходит, что он как бы живёт с нами обеими? И с тобой общается не меньше, чем со мной. Раз вы вместе организовали выставку и концерт. Неужели Вика права, и он решил использовать мой недуг в корыстных целях? Не могу в это поверить…»
На этом месте письмо обрывается. И крупными буквами явно второпях написана фраза:
«Если ад до сих пор не существовал, надеюсь, его создадут специально для тебя, чёртов псих!!!»
Всё просто.
Если у вас возникают чувства по отношению к чему-либо, стоит ещё разобраться, вашей ли это души порыв, или всего лишь манипуляции извне.
***
Почти все вокруг придерживаются плана, который им любезно поведало умудрённое старшее поколение. Так или иначе. Каждый приблизительно представляет, что, зачем и когда примерно случится. Представляет и, в зависимости от возраста, ждёт. Ждёт первый класс школы после детского сада. Ждёт новых знакомств и первую любовь. Ждёт аттестат зрелости и поступление в колледж/институт. Ждёт новые приключения и события, которые позже должны стать воспоминаниями о старых добрых временах. Ждёт свадьбу, рождение ребёнка (возможно, не одного), повышение, семейную жизнь, соц. пакет, отпуск, растущий стаж, пенсию. Ждёт незатейливую активную старость и любящих одарённых внуков. Все категорически не ждут, если можно так выразиться, только одного – чувства сожаления на смертном одре о бессмысленно прожитой жизни.
Не помню, на каком именно этапе этой последовательности меня выбило из колеи. Зато прекрасно помню причину – подростковое бунтарство и претензии на экстраординарность. Когда наконец-то появилась возможность невозбранно баловаться, мы, юные человеки, активно и с радостью начали ей пользоваться. Всё это вкупе представляло из себя порывы казаться непомерно крутыми, запреты себе быть похожими на других (которые, в свою очередь, изо всех сил старались не быть похожими на других других) и непомерные усилия культивировать в себе инаковость. Большинство адептов такой позиции преследовали одну из главных целей – доказать оборзевшим авторам фразы «невозможно стать особенным, таковым можно лишь родиться» их неправоту. Тем самым отомстить за дерзкие попытки уязвить подростковое самолюбие и подорвать веру в собственную уникальность. Но если сжать всё многообразие проявления упомянутого бунта в одну фразу, выглядеть она будет примерно так: «все пошли вешаться, а нонконформист и враг системы (вставить (не)нравящееся имя) – топиться». Правда, тогда этого никто не понимал. Наоборот, желающих пополнить ряды и посодействовать такому «неодвижению» имелось предостаточно. Узнать же до невозможности ироничную новость нам предстояло ещё нескоро. Можно без преувеличения сказать, она – откровение самой жизни. И вот её суть: наше подростковое противостояние укоренившимся устоям тоже своего рода укоренившийся устой. Данная нам возможность почувствовать себя антагонистами невеждам и невежам – всего лишь игра, в которую нам любезно позволили поиграть эти самые невежи и невежды. И название этой игры – «переходный возраст». А она, как и любая другая, рано или не совсем рано должна завершиться. И по её окончании, когда дитятки наконец вырастут, они непременно прекратят дурачиться. Все они, ну, то есть мы, обязательно станем взрослыми и серьёзными. А пока этот момент ещё не настал, им, ну, то есть нам, разрешено пошалить под снисходительными взглядами, ибо малы ещё и глупы. Взрослым же сильно волноваться не стоит. Сами ведь через это прошли, и поэтому всё хорошо. А воспоминания в будущем об этой весёлой поре будут ещё лучше. И в скором времени все смогут в этом убедиться.
Однако степень свободы, предоставляемая глупым отпрыскам мудрыми родителями во время упомянутой игры, сильно варьировалась. Некоторые придерживались позиции «чадо может заиграться и “заварить такую кашу”, что худо будет всем». Потому они старались пресекать шибко разгульный образ жизни либо вовсе держать на коротком поводке. Эти взрослые надеялись на то, что их потомки быстренько остепенятся после опасного периода жизни или же с их «помощью» и вовсе перескочат его. Но, в любом случае, опосля не будут стыдить любимых предков перед другими своей незрелостью. Конечно, не будут. Ведь к тому времени уже смогут в полной мере испытывать неподдельное счастье и наслаждаться настоящими, проверенными веками ценностями для взрослых. Всё согласно тому плану, о котором уже шла речь. А заигравшихся же отпрысков рано или не рано завальцует под общие стандарты (прошу прощения, конечно же, направит на путь истинный) высокая мораль. Ну, или общественное порицание.
Поиск ошибок в происходящем того времени по истечении нескольких лет да ещё и с другим багажом жизненного опыта – плёвое дело. Это сродни возможности пилота видеть картину на поле боя целиком, пока он отстранённо над ним летает, против попыток мирных жителей разобраться в происходящем, когда они оказались в эпицентре военных действий. И эти «мирные жители» всё чаще и чаще сдавались в плен и отрекались от своей веры. Неохотно и порой откровенно неуклюже, но всё-таки примеряли на себя роль взрослых. Соглашались играть в их новые игры. Кривляться под их барабаны. Например, начинали встречаться с человеком противоположного пола, признаваться через некоторое время ему в любви и требовать того же обратно. Бонусом получали все сопутствующие атрибуты этого развлечения, такие как радость, экстаз, эйфорию, недопонимание, подозрения, томление, гордость. Более стойкие персонажи наблюдали за всем этим со стороны, порой крайне недоумевая, и продолжали сомневаться в целесообразности подобных затей. Но относились при этом к покинувшим ряды адептам неоднозначно: считали их не то предателями, не то счастливчиками; не то безвольными марионетками, которые не смогли противостоять натиску внешних обстоятельств, не то баловнями судьбы, которые поумнели раньше остальных и научились наслаждаться «настоящими» взрослыми забавами. Хоть многие староверы и предпочитали держаться в сторонке, вскоре подключалась природа и всё равно брала их в оборот, щедро заливая гормонами задатки их ещё здравого рассудка. После чего тот впадал в анабиоз надолго, а чаще – навсегда. Так растворялся последний шанс остаться вне чуждой, ещё пока, системы координат. А потому, почти каждого из тогдашнего окружения, так или иначе, коснулся данный аспект жизни. Но только не меня. Что-то внутри активно отталкивало всё это. Возможно, напускной нонконформизм. Возможно, неврозы и комплексы. Или ещё какие-то скрытые причины. Но в итоге все мои потуги разобраться с ситуацией лишь вылились в идею прикинуться, будто с игрой «переходный возраст» покончено. А затем пустить всем вокруг пыль в глаза, заявив о квазинамерении вернуться в общий строй, но только чуть позже остальных.
Так удалось хоть ненадолго пропасть с радаров и выиграть свободное время. Оно отныне целиком тратилось на поиск ответа к главному вопросу: как получить обещанное удовольствие от жизни, но на предложенные условия не соглашаться? Как достать малиновое варенье, но при этом не ходить в лес и не связываться с кастрюлями, плитой и сахаром? Как научиться ездить на велосипеде, не расшибив пол- (или полторы) сотни раз колени? Как обрести ладность, не пытаясь её купить или выменять на что-то? Этот вопрос логично возник после пристального наблюдения за происходящим. А происходило буквально следующее: большинство тех, кто действовал по предложенной схеме, ни на мгновение не казались людьми, которые достигли желаемого. Несомненно, они всё больше и больше привносили в свои жизни то, что, по утверждениям окружающих, обязательно притянет счастье. Они бежали к цели со всех ног. Они шли напролом, добиваясь многого. Но они так и не получали самого главного – удовольствия от собственного существования. Понурый настрой, плюгавый вид, желание кому-то доказывать состоятельность своей позиции – всё недвусмысленно намекало на это. А значит, их усилия проходят впустую. Все усердные стремления облагородить персональное житие вылетают в трубу. Неистовое желание владеть собой и своей судьбой привело лишь к тому, что нажитые вещи, статусы и перспективы овладели ими самими. Старожилы жизни с важностью античных мудрецов указывали на упущенные, по их мнению, моменты, а неофиты послушно корректировали бытие с учётом новых рекомендаций. Но всё тщетно. Барахло копилось. Счастье по-прежнему не проявлялось. Алхимия не работала. Красивый фантик начинал облезать, обличая фальшивку. Подделка, которую всучили так же нагло, как на базаре ушлые торгаши втюхивают зеваке некачественный товар, проявляла себя. И как бы обманутый ни кочевряжился, блефуя и выдавая кал за повидло, всё прекрасно читалось по выражению его лица в момент поглощения.
Все мои личные силы оказались яростно брошены на поиски непонятно чего, находящегося непонятно где. Полной загадкой оставалась также конечная метаморфоза, которая должна будет произойти в финальной точке «у сундука с кладом». Абсолютно очевидно было лишь одно: предложенная универсальная схема по осчастливливанию личностей не работает. Или работает очень плохо. Короче, не устраивает. Таким образом, не осталось иного выхода, кроме как «идти туда, непонятно куда, искать то, неизвестно что». Происходящее же далее ничуть не было похоже на добрую весёлую сказку, а скорее смахивало на комиксы, нарисованные шизофреником.
Первое, что пришло в голову, – искать ответ в книгах. Когда-то взрослые с важным видом повторяли «больше читай и станешь умнее», «книга – это вековая мудрость, увековеченная на бумаге», «расширяй кругозор, чтобы он был кругозором, а не точкой зрения» и прочие громогласные заявления. Хотя, судя по их же поведению и речи, сами они не особо придерживались собственных советов. А может, счастлив тот, кто умён? Это предположение вполне могло сойти за правду, ибо у тех, кто с головой ушёл в мир взрослых забав, времени на чтение практически не оставалось.
С жадностью ростовщика в голодные времена мною было прочитано колоссальное количество самой разнообразной литературы. Никогда прежде не доводилось читать так много и часто. Мне постоянно казалось, что вот-вот цель будет достигнута. Словно я уже на пороге дома, внутри которого в одной из комнат удастся найти ответы на все-все свои вопросы. Однако вместо этого литературные лабиринты всё вели меня куда-то. Дальше и дальше, глубже и глубже. За дверью появлялась новая дверь. За очередным углом оказывался другой. Ничего не прояснялось. Память лишь забивалась новой информацией, отчего загадок становилось больше. Писанина щедро делилась свежими идеями и шлифовала ценности. Стремительно очаровывала. А затем так же быстро разочаровывала, возвращая в состояние прострации порой пуще прежней. Написанное раскачивало и растворяло то, что ранее считалось несокрушимым. Оно отнимало последнюю надежду, затем давало новую, но в самый последний момент отбирало её вновь. И так бесконечно. Книги беспардонно стирали границы между чёрным и белым. Нагло делали неразличимым хорошее и плохое. Нещадно рушили убежища, гасили маяки, пускали святых коров на бифштексы. Душили богов, словно цыплят. И если в начале интенсивного чтения был хотя бы маленький проблеск надежды выбраться из дремучей чащи под названием «собственная жизнь», то в конце его выяснилось: какие-либо ориентиры окончательно утеряны из виду. Довелось забрести туда (даже Чёрт вряд ли знает куда), где не видно никого и ничего. Тому, кто отважится повторить подобное, потребуется немалая смелость, ибо в конце он останется только лишь наедине с собой. Много ли тех, кто уверен, что такая встреча пройдёт приятно?
Мне каким-то непостижимым образом удалось пережить всё это. Только дело тут не в достаточной отваге, а, скорее, в отсутствии выбора, ибо взрослые всё так же не воспринимали мои душевные метания всерьёз. Шли годы, но их совет оставался прежним, лаконичным и простым: «перестань дурью маяться». У ровесников же усугублялся гормональный психоз, отчего тех стремительно поглощала кабала капитализма либо же пресловутая зона комфорта. Посему ни те, ни другие не могли хоть как-то облегчить мой поиск ответов.
Пока у меня происходил персональный Армагеддон, внешний мир был ко мне предельно дружелюбен и добр. Скромные и не очень желания чаще сбывались, чем нет. Но главная проблема никуда не пропадала – хоть сколько-то продолжительное удовольствие от жизни по-прежнему отсутствовало.