Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

XXXIV

На другой день госпожа Малеотская изъявила намерение снова выехать в путь. Она направилась в стан короля; но прежде чем покинуть Малеот, она велела своей кузине загодя приготовить все, что мог потребовать Бравый рыцарь. Чтобы поболее его уважить, девица уложила его в господскую постель и сидела в изголовье, пока он не уснул. Утром она пришла помочь ему облачиться в черные доспехи, а после долго провожала его взором.

Подъехав к реке недалеко от лагеря Бретонцев, он остановился, опершись на глефу и обратив свой взор на башню, где уложен был мессир Гавейн, где стояли во множестве дамы и сама королева. Вот уже воины короля Артура перешли брод и начали мериться силами с воинами Галеота; на обоих берегах множились схватки и поединки. А между тем Черный рыцарь оставался недвижим, неотрывно глядя на башню, словно ожидая некоего приказа. По его коню, по его черным доспехам госпожа Малеотская узнала его без труда; но, сделав вид, что ничего о нем не знает, воскликнула:

– Боже! Что это за рыцарь, от которого никому ни вреда, ни пользы?

Все взоры обратились на него, а Гавейн спросил, нельзя ли взглянуть и ему.

– О! – сказала госпожа Малеотская, – ваше ложе нетрудно передвинуть к окну.

И когда Гавейн посмотрел, он сказал королеве:

– Госпожа, не напоминает ли он вам давешнего рыцаря, что так же стоял опершись на этом самом месте и будто бы и не помышлял сражаться? Однако победителем ассамблеи вышел он; но доспехи у него было алые.

– Возможно, – ответила королева, – но к чему вы так говорите?

– Дай Бог, чтобы это был тот же самый рыцарь! Подобных подвигов я еще не видел.

Пока они так беседовали, король Артур выстраивал свои войска и разделял их на пять полков; первый он вверил королю Идеру, второй – Хервису Ринельскому, третий – Агизелю Шотландскому, четвертый – королю Иону, а пятый – Ивейну Уэльскому. Галеот последовал тому же раскладу; только вместо пятнадцати тысяч воинов в каждом его полку было двадцать тысяч или тридцать. Малакен, Король с Сотней Рыцарей, возглавил первый полк; Первопокоренный король – второй; король Долины Оан – третий; Кламадес, король Дальних островов, – четвертый; а пятый был доверен мудрому и осмотрительному Бодемагусу, королю Горра, отцу Мелеагана. Сам же Галеот не надел рыцарских доспехов; он удовольствовался куцей кольчугой и железной каской оруженосца, да еще толстой короткой дубиной в руке. Он был бы неотличим от прочих оруженосцев, если бы не рослый и красивый конь под ним.

– Госпожа, – сказала королеве дама Малеотская, по-прежнему занятая тайной, которую силилась разгадать, – не угодно ли вам передать этому рыцарю просьбу, чтобы он сразился ради вас?

– Дорогая моя, – ответила королева, – не о том мне приходится думать, когда монсеньору королю грозит утрата и земли, и чести, когда я вижу полуживым своего милого племянника. Просите у него все, что пожелаете; одна из моих девиц будет вашей посланницей; но у меня душа не лежит к таким причудам.

Госпожа Малеотская приняла услуги девицы, а Гавейн придал ей в спутники оруженосца с наказом передать от него Черному рыцарю два копья.

– Скажите ему, дитя мое, – велела госпожа Малеотская, – что все дамы и девицы госпожи королевы приветствуют его единодушно, и если он надеется на благосклонность одной из них или всех заодно, пускай так отличится в ратных подвигах, чтобы его было за что благодарить.

Девица и оруженосец подошли к Черному рыцарю; услышав имя монсеньора Гавейна, он спросил, где тот находится.

– В этой башне, сир, и с ним полно дам и девиц.

Он тотчас пришпорил коня, привстал на стременах и как будто вырос на полпье. Проезжая мимо башни, он на миг поднял взор на галереи, а затем ринулся на поле боя.

– Госпожа, – сказал мессир Гавейн королеве, – взгляните на этого рыцаря; бывал ли на свете кто-нибудь, кто умел лучше держать оружие?

Дамы приникли к зубцам и окнам, силясь получше его разглядеть. Он проносился от одного к другому, всех повергая на своем пути. Немало было молодых рыцарей из войска Галеота, кто вырывался вперед полков, стремясь испытать свою доблесть. Они набегали по десять, по двадцать; когда их набиралось поболее, Черный рыцарь поворачивал коня и сокрушал их. Между делом он бестрепетно дождался отряда в сотню латников, ринулся в самую их гущу, как голодный лев, опрокинул рыцаря, их предводителя, и проложил себе дорогу. Когда копье его сломалось, он устрашал всех одним обломком древка; затем повернул к оруженосцам, подхватил другую глефу и, преломив еще два копья, вернулся к реке на то же место, откуда выезжал, и снова устремился взором к башне. Мессир Гавейн сказал королеве:

– Госпожа, вы видели, что за набег учинил этот рыцарь; но напрасно вы не примкнули к нашему посланию. Ведь он остановился, явно думая, что вы его презрели.

– Он совершил все, – сказала госпожа Малеотская, – что полагал нужным совершить ради нас, и теперь не нам его просить; пусть просит, кто пожелает!

– Госпожа, – продолжал Гавейн, – разве я не прав?

– Э! милый племянник, так чего же вы ждете от меня?

– Я вам поясню. Доблестный воитель – великое дело; чего не добьется тысяча других, то один нередко доводит до счастливого конца. Пошлите приветствие этому рыцарю; заклинайте его прийти на помощь королевству Логр и монсеньору королю; и если он взыскует чести и славы, пускай совершит столько ратных подвигов, чтобы ему были благодарны и чтобы король не уступил Галеоту победу нынешнего дня. А я пошлю ему от себя десять остро отточенных глеф с толстыми и крепкими древками; к этому добавлю трех добрых коней, покрытых моими доспехами, и вы узрите чудеса храбрости.

– Как вам будет угодно, – отвечала королева, – отдаю это на полное ваше усмотрение.

Госпожа Малеотская слушала и едва могла унять свою радость: наконец-то она узнает то, чего так доискивалась. Девица, отвозившая первое послание, отбыла со свитой из шести оруженосцев, коим вверены были три лучших коня Гавейна и десять прочнейших его копий. Она подошла вплотную к Черному рыцарю, и когда он выслушал ее, то спросил, где королева.

– Там, сир, в той же башне, что и монсеньор Гавейн.

– Скажите моей госпоже, что все будет сделано, как ей угодно, и поблагодарите монсеньора Гавейна за его необычайную любезность.

С этими словами он препоручил трех коней оруженосцам, подхватил самое прочное копье и дал шпоры.

Мы не будем пересказывать его неисчислимые подвиги. Не дрогнув ни разу, он бьет, выносит из седла любого, кто отважится встретить железо его копья или сталь его меча; он видит, как все полегли, остается он один, да его конь, да еще три коня, дар монсеньора Гавейна; он ломает свои десять копий; двадцать раз полки и войско короля Артура, теснимые превосходящим множеством, увлекаются за ним и вновь берут свое.

Наконец, он сошел с последнего коня, израненного до смерти; окруженный плотным кольцом врагов, он оказался впереди самых доблестных своих соратников: сенешаля Кэя, Сагремора Шалого, Грифлета – сына До, Ивейна Побочного, Бранделиса и Гарета; а в это время принц Галеот, наслышанный о стольких славных подвигах, направил коня в гущу боя и пробрался к нему; и нашел его в кольце врагов, которых он к себе не подпускал.

– Рыцарь, – сказал он, – вам нечего бояться.

– Я это знаю, – гордо ответил тот.

– Я не велел своим рыцарям нападать на вас, пока вы пеший. Возьмите моего коня; на сей раз я желаю быть вашим оруженосцем.

– Благодарю вас, сир!

И тотчас, сев на коня, он вонзил шпоры; перед ним расступились, и он подскакал к Артуровым полкам; а они, завидев его, воспряли духом и вынудили полки неприятеля бежать в беспорядке. Галеот следил за Черным рыцарем в его бесчисленных маневрах: за все королевства мира он не пожелал бы, говорил он, чтобы с таким доблестным воином приключилось несчастье. Он удовольствовался тем, что придал отходу не столь плачевный вид; а когда закат солнца ознаменовал конец битвы, он поехал по следам Черного рыцаря, который, не желая быть узнанным, пустился по тропинке, вьющейся вокруг соседней горы. Галеот выехал навстречу, обогнув гору с другой стороны.

– Благослови вас Бог, сир! – сказал он ему.

Тот лишь молча приветствовал его в ответ.

– Сир, – продолжил Галеот, – не скажете ли мне, кто вы.

– Любезный сир, вы же видите, я рыцарь.

– Это я знаю; и притом лучший из рыцарей; тот, кому я готов воздать любые на свете почести. Я поехал за вами в надежде, что вы вернетесь со мною вместе.

– Кто вы, чтобы предлагать мне это?

– Сир, я Галеот, сын Великанши, предводитель всего воинства, против которого вы защищали честь короля Артура.

– Вы враг моего сеньора короля Артура, и вы приглашаете меня вернуться вместе с вами? Не надейтесь на это, любезный сир.

– Ах! сир, я привержен вам сильнее, чем вы полагаете; и если вы согласитесь пойти со мной, обещаю вам любой дар, какой вам угодно будет просить.

– Вот это прекрасные слова, – сказал Черный рыцарь, – могу ли я поверить, что они правдивы?

– Я дам вам любые заверения, каких потребуют ваши уста.

– Сир, я знаю, что вы слывете благородным мужем; не к вашей чести будет обещать то, что вы не намерены выполнить.

– Я не поступил бы так и за все королевство Логр. Клянусь моей рыцарской честью; не королевской, ведь я еще не король. Да, если я приму вас у себя нынешней ночью, то готов отдать вам все, что вы изволите требовать.

– Сир, уж если вы настаиваете на том, чтобы удержать меня на ночь, я соглашусь; обещайте, что я получу дар, который вы мне посулили.

Галеот подал ему руку. И так, держась за руки, они вернулись к шатрам.

Гавейн видел, как уехал Черный рыцарь, и если бы он мог встать со своего ложа, то пустился бы следом; он уже просил короля, чтобы тот сам выехал вдогонку, но тут, взглянув опять на поле, он увидел, как Галеот возвращается, приобняв Черного рыцаря за шею правой рукой, и вот-вот перейдет реку.

– Ах! госпожа, – сказал он королеве, – можете прямо сказать, что наших людей ожидает самое худшее; Галеот завладел Черным рыцарем.

Королева взглянула и в печали своей не проронила ни слова. А тем временем Черный рыцарь, прежде чем войти во вражеский стан, еще наставлял Галеота:

– Сир, я прошу вас вначале дать мне перемолвиться с двумя людьми, которым вы более всего доверяете.

Галеот тотчас призвал Короля с Сотней Рыцарей и Первопокоренного короля:

– Подойдите, – сказал он, – полюбуйтесь на богатейшего в мире человека.

– Как, сир, разве не вы богатейший человек?

– Нет, но я им стану, прежде чем отойду ко сну.

Короли легко узнали Черного рыцаря по доспехам, а он сказал им:

– Сеньоры, вы те двое вельмож, которых ваш государь почитает превыше других; он доверяет любым вашим советам. Он обещал мне дар, какой я ни пожелаю, если я соглашусь пробыть у вас эту ночь. Спросите его, верно ли я говорю.

– Да, – отвечал Галеот.

– Более того, – продолжил Черный рыцарь, – я прошу, чтобы эти два достопочтенных мужа были готовы покинуть вас, если вы нарушите слово, и пойти за мною повсюду, куда я их поведу, будь то даже вам во вред, а мне на пользу.

Галеот предложил им поклясться в этом.

– Не в вашей власти, – возразил Король с Сотней Рыцарей, – требовать от нас нечто подобное.

– Я знаю, что делаю, – ответил Галеот, – и что в моей власти.

Они не стали противиться и произнесли требуемую клятву.

– Теперь ступайте, – сказал Галеот, – оповестите моих баронов, чтобы они явились сюда в лучших одеждах; скажите им, что я достиг всего, чего только мог пожелать.

Первопокоренный король пришпорил коня и уехал, а Галеот между тем беседовал с Черным рыцарем. Вскоре собралось более двухсот вассалов государя Дальних островов, и в первых рядах – двадцать восемь королей.

Стан оживился, словно для праздника; со всех сторон слышалось: «Милости просим, цвет и краса рыцарства!» А тот, кому оказывали такие почести, пылал румянцем от смущения. Когда с него сняли доспехи, Галеот преподнес ему платье самого богатого и красивого шитья. В его покое были приготовлены четыре ложа: одно знатной высоты и ширины; второе размером поменьше; остальные два равновеликие, но еще меньшие. Наибольшее ложе было убрано со всевозможной роскошью; и когда настало время ложиться, Галеот сказал:

– Сир, это большое ложе будет ваше.

– А для кого будут два другие? – спросил Черный рыцарь.

– Для двух моих людей, которые останутся при вас. А я буду в соседнем покое, чтобы не так вас стеснять.

– Ах! сир, сделайте милость: не укладывайте меня выше своих рыцарей: мне оттого будет очень неловко.

– Сир, не просите у меня ничего такого, что могло бы умалить ваше достоинство.

Едва улегшись, Черный рыцарь, натруженный за день, уснул глубоким сном. Галеот вошел в его опочивальню тихо, как мог, и лег на второе ложе. Когда настало утро, он поднялся первым, чтобы его не увидели. Они вместе прослушали мессу, а затем Черный рыцарь спросил свои доспехи.

– Но для чего, сир? – сказал Галеот.

– Чтобы проститься с вами.

– Ах, дорогой друг, останьтесь еще; разве я не готов по-прежнему дать вам все, что вам угодно будет запросить? Быть может, вы и встретите где-либо соратника, более достойного вас, но более преданного – едва ли.

– Ну что же, сир, я останусь, ибо нигде не найду общества лучшего, чем ваше. И к тому же самое время поговорить о даре, который вы мне должны.

– Говорите, и вы его получите. Здесь оба короля, которых вы просили быть гарантами.

– Вот что я требую, сир. Как только на третий день у короля Артура иссякнут все силы и средства для обороны, вы придете к нему и сдадитесь ему на милость.

Галеота эти слова, казалось, застигли врасплох; некоторое время он безмолвствовал. Тогда заговорили оба короля:

– Что же вы колеблетесь, сир? Вы обещали, поздно теперь отступать.

– Вы полагаете, – сказал Галеот, – что я в этом раскаиваюсь? Я думал лишь о великих и прекрасных словах, здесь произнесенных.

И промолвил, обратясь к Черному рыцарю:

– Сир, вы получите этот дар; я не в силах отказать вам ни в чем, что вам угодно потребовать. Взамен я только прошу вас никогда не расставаться со мною ради любого другого содружества.

Черный рыцарь дал такое слово. А весть о скором мире моментально разошлась, и стан огласился песнями и взыграл весельем, тогда как в стане Артура царило отчаяние.

Назавтра, в день последней ассамблеи, Черный рыцарь облачился в такие же доспехи, как и его новый соратник, кроме шлема и кольчуги, чересчур просторных для его головы и плеч.

Король Артур не велел своим воинам выскакивать вперед и раззадоривать людей Галеота; но молодые башелье не посчитались с его указами, и скоро поединки стали множиться так, что вовлекли и целые полки. Расклад сил между сторонами долгое время был неясен: когда одна из них ослабевала, подходило подкрепление и выравнивало силы. Но когда появился рыцарь, облаченный в доспехи Галеота, воины Артура как будто вовсе пали духом, а мессир Гавейн, следя со своего ложа за всеми маневрами обоих войск, объявил во всеуслышание, что этот воин не Галеот, но тот самый рыцарь, что накануне был в черных доспехах. Это сказано было, с одной стороны, для тех, кто погнался бы за ним, с другой – для тех, кто мог бы избегнуть встречи. Бретонцы шаг за шагом отступали и вернулись к своему стану, куда за ними тотчас ворвались преследователи. Вот уже ограды снесены; и не осталось надежды избегнуть полного краха. Король Артур, покорясь участи, как видно, ему уготованной, велел подать ездового коня, чтобы королеву препроводили в Лондонскую башню; мессир Гавейн отказывался ехать на носилках вслед за королевой, не желая пережить, он говорил, утрату всей земной славы. В это время друг Галеота сдерживал победителей перед крайними шатрами; затем, оглянувшись вокруг, он дал знак принцу Дальних островов; Галеот подъехал.

– Сир, – сказал он ему, – этого довольно?

– Да; говорите же, что вам угодно.

– Чтобы вы исполнили наши соглашения; время пришло.

– Если такова ваша воля, я их исполню без сожалений.

И, вымолвив это, он шпорами направил коня к знамени короля Артура, а тот приготовился дорого продать свою жизнь. Он просит с ним переговорить; король, уже отчаявшись сохранить корону, делает несколько шагов вперед. Едва увидев его, Галеот покидает седло, преклоняет колено и говорит, сомкнув ладони:

– Сир, я пришел искупить перед вами мои злодеяния; я сожалею о них и отдаю себя на вашу милость.

При этих словах, столь неожиданных, король воздел руки к небу; ему почудилось, что это сон, и он не упустил случая склониться в свой черед перед победителем. Галеот его поднял, раскрыл ему объятия; они обменялись поцелуями.

– Поступайте со мною, как вам угодно, – сказал Гале-от, – я пойду, куда вы прикажете. Только дайте мне время распорядиться, чтобы мои люди отошли.

– Идите! – ответил король, – и не медлите с возвращением; ибо мне нужно многое сказать вам и узнать от вас.

И пока Галеот возвращался к себе, неся своим рыцарям весть о согласии, достигнутом между ним и королем Артуром, тот велел известить королеву, чтобы она вернулась обратно, поскольку мир заключен и честь спасена. Галеот распростился с союзниками и спросил своего соратника, доволен ли он:

– Я сделал все, что вы пожелали; король ждет моего возвращения.

– Сир, вы сделали для меня больше, чем я мог надеяться. Мне остается просить вас никому не говорить, где я нахожусь.

Галеот обещал, снял доспехи, надел одно из лучших своих платьев и вернулся в стан короля.

Уже и король Артур был без доспехов, и королева прибыла вместе с госпожой Малеотской и прочими дамами и девицами. Все вновь собрались в башне, где лежал монсеньор Гавейн; при виде Галеота тот приподнялся на ложе и любезно приветствовал его.

– Сир, – сказал он, – благослови вас Бог стократ! Вы тот, кого я более всего желал увидеть: как государя, по праву ценимого и горячо любимого своими подданными; как того, кто умеет распознать доблестного мужа среди всех, что мы воочию увидели.

Галеот осведомился, как он себя чувствует.

– Я был близок к смерти, но радость от нашего примирения меня исцелила.

Так они провели целый день; король, королева и Гавейн никогда бы не поверили, что смогут по-доброму принимать Галеота; о его друге Черном рыцаре они с ним не заговаривали. Вечером Галеот сказал тому:

– Король меня упрашивал вернуться к нему; но мне бы хотелось остаться с вами.

– Ах! Сир, сделайте лучше, как просит вас король; возможно, он будет уговаривать вас назвать мое имя; не пытайтесь его узнать, пока я сам вам его не открою.

– Уступлю вам с сожалением: это первое, о чем я попросил бы вас. Что же до короля Артура, это самый доблестный, самый верный из королей; и только об одном я сожалею – что не узнал его раньше: его самого, его племянника мессира Гавейна и госпожу королеву, самую отважную даму на свете.

Услыхав, что речь идет о королеве, Бравый рыцарь поник головой и забылся до того, что не сдержал слез. Галеот это заметил и постарался отвлечь его от мысли, угадать которую еще не мог.

– Дорогой сир, – сказал ему Бравый рыцарь, – ступайте снова к королю и монсеньору Гавейну; примечайте, что они будут говорить обо мне, и потом мне перескажете.

Галеот удалился, препоручив его Богу.

Когда настала ночь, он пришел в шатер короля; там ему было постелено рядом с ложами короля и монсеньора Гавей-на. Королева оставалась в башне вместе с госпожой Малеотской, которая так же бдительно все примечала.

Что же до Галеотова друга, не было такой почести, которой не воздали бы ему два короля, чьим заботам его вверили. Они уступили ему наибольшее ложе, а сами оставались в соседнем покое, готовые ему услужить. Всю ночь им были слышны его стенания, а когда рано поутру вернулся Галеот, он обеспокоился, увидев его с глазами красными и мокрыми от слез.

– Любезный друг, – сказал он, – у вас тайное горе; почему вы не хотите поведать мне его причину? Возможно, вас обидели; вам есть на кого пожаловаться? Одно ваше слово, и я употреблю все, чем владею, чтобы отомстить за вас.

– Ах! сир, – ответил тот, – поверьте мне, если бы меня что и тяготило, это невозможность вас отблагодарить за вашу милую и скромную любезность. У меня нет ни горестей, чтобы в них признаться, ни обид, чтобы за них отомстить; но у меня есть обыкновение во сне плакать и стенать помимо воли; не стоит об этом тревожиться.

Они пошли прослушать мессу; когда священник приготовлял три частицы тела Господня, Галеот, взяв своего друга за руку, указал на облатки, которые держал святой отец:

– Верите ли вы, – спросил он, – что это и есть тело Господа Нашего?

– Верю, разумеется.

– Тогда не бойтесь; ибо, клянусь этими тремя частицами плоти, видимыми вам в образе хлеба, никогда в жизни я не совершу ничего, что принесло бы вам ущерб.

– Премного благодарен, сир! Вы мне это уже доказали с лихвой, в сравнении с той малостью, какой я стою и какой могу отплатить вам.

Выйдя от мессы, Галеот вернулся ко двору короля Артура. После обеда, когда они вели беседы вокруг ложа монсеньора Гавейна, тот сказал Галеоту:

– Сир, если вас это не затруднит, я вас кое о чем спрошу. По чьему совету вы пришли заключить мир с монсеньором королем? Умоляю вас, скажите мне это во имя того, что вам дороже всего на свете.

– Сир, вы меня так заклинаете, что вам невозможно отказать. Этот совет подал мне один рыцарь.

– И кто он, этот рыцарь?

– Бог свидетель, я его не знаю.

– Не Рыцарь ли это в черных доспехах? – спросила королева.

– Полно вам, – возразил Гавейн, – вы могли бы нам сказать хотя бы это, если так уж хотите искупить свою вину.

– Я уже искупил ее, сказав вам, что это был рыцарь; да и того бы не сказал, если бы вы не заклинали меня тем, что мне дороже всего на свете. Вот кто мне всего дороже, тот и уладил этот мир.

– Но ведь это и есть Черный рыцарь, – сказала королева, – и вам никак нельзя отказаться представить его нам.

– Для начала мне нужно знать, где его найти.

– Перестаньте; он у вас в шатре; ведь это ваши доспехи были на нем вчера.

ГАЛЕОТ

Это правда. Но я даже не знаю, как его зовут.

АРТУР

Как! Вы не знаете Рыцаря в черных доспехах? Я думал, он из ваших краев.

ГАЛЕОТ Сир, это вовсе не так.

АРТУР

Сомневаюсь, чтобы он был из моих: среди моих рыцарей нет ни одного заслуженного, кого бы я не знал по имени и роду.

ГАВЕЙН

Не будем больше говорить об этом, сир; наши расспросы могут утомить монсеньора Галеота.

ГАЛЕОТ

Напрасно вы так думаете; но я бы задал королю другой вопрос: видел ли он в жизни своей рыцаря более отважного, более достойного похвал, чем обладатель черных доспехов?

АРТУР

Нет; и никого я так не жаждал бы увидеть и удержать у себя при дворе.

ГАЛЕОТ

В самом деле? Вот скажите мне вы, сир, и госпожа королева, и монсеньор Гавейн: что бы вы отдали, чтобы залучить его к себе?

АРТУР

Бог свидетель, я разделил бы с ним все, чем владею, кроме тела моей госпожи, коим я предпочитаю обладать нераздельно.

ГАЛЕОТ

Что ж, ваши условия недурны. А вы, мессир Гавейн, если бы Бог вернул вам здоровье, чем бы вы пожертвовали ради общества столь благородного мужа?

ГАВЕЙН

Если бы я вновь обрел здоровье, я желал бы быть первой в мире красоткой, при том условии, что он любил бы меня всю жизнь.

ГАЛЕОТ

Вот еще одно прекрасное желание, спору нет. А теперь вы, госпожа, что бы вы дали, чтобы всегда иметь к вашим услугам такого рыцаря?

КОРОЛЕВА

По правде говоря, мессир Гавейн предложил все, что могла бы предложить дама; после него мне нечего сказать.