Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

 
A sainte eglise a Dieu doné
Tel vertu et tel poesté:
Saint Pierre son commandement
Redona tout comunalment
As menistres de sainte eglise;
Seur eus en a la cure mise.
 
 
[Святой церкви Бог дал
Такую силу и такую власть:
Святой Петр свое правление
Передал всем вкупе
Пасторам Святой церкви;
На них возложено попечение о ней (ст. – фр.)].
 

Смысл этих стихов для нас яснее, чем он оказался для нашего прозаика; ибо он передает их так:

«Эту власть дал Господь наш святой Церкви, а управлять пасторами дал святому Петру».

Вот еще похлеще. В стихе 473 Робер де Борон написал:

 
D’ileques Joseph se tourna,
Errant à la crois s’en ala,
Jhesu vit, s’en ot pitié grant
 
 
[После чего Иосиф повернулся,
Ушел и направился к кресту,
Увидел Иисуса, проникся к нему великой жалостью
(ст. – фр.)].
 

Затем, обращаясь к страже у тела, Иосиф говорит в стихе 479:

 
Pilates m’a cest cors donné,
Et si m’a dit et comandé
Que je l’oste de cest despit…
 
 
[Пилат мне отдал это тело
И сказал мне и повелел,
Чтобы я снял его с этого поругания…(ст. – фр.)]
 

И далее, в стихе 503:

 
Ostez Jhesu de la haschie
Où li encrismé l’ont posé.
 
 
[Уберите Иисуса с этой пытки,
Которой его подвергли злодеи (ст. – фр.)].
 

Не вообразил ли наш прозаик, что слово despit (позор, поругание) из стиха 482 – это особое наименование для креста? «Тогда повернулся Иосиф и пошел прямо к кресту, который назывался поруганием… И он приказал, чтобы тот шел к Поруганию и снял с него тело Христа».

В стихе 171 поэт говорит, что смерть Иисуса Христа искупила грех сладострастия, в который впал Адам:

 
Ainsi fu luxure lavée
D’ome, de femme, et espurée.
 
 
[Так была отмыто сладострастие
Мужчины и женщины, и очищено (ст. – фр.)].
 

Может быть, прозаик прочел espousée вместо espurée, что привело к чудовищной нелепости: «Так Господь наш очистил сладострастие мужчины и женщины, отца и матери бракосочетанием». Но бракосочетание, будучи установлено прежде Адамова грехопадения, ничем не обязано богочеловеку Иисусу Христу, и Борон ничего подобного не говорил.

И опять-таки по ошибке прозаик присваивает титул графа Монбельярского мессиру Готье, который никогда не был пожалован этим уделом, постоянно отходившим в пользу его старшего брата. Было бы излишне приводить другие примеры, чтобы отличить исходный текст от его переложения в прозе. Кроме того, я боюсь слишком долго задерживать читателя сухой материей, набирая аргументы в пользу вышеизложенных утверждений. Скажу только, что упорное исследование позволило мне проникнуть во многие закоулки того пространства, которое мне предстояло пройти. Полагаю, что я установил хронологический порядок повествований, форму и объем каждой версии, часть, принадлежащую каждому из авторов, назвавшему себя или анонимному. Я убежден, что ступаю по твердой почве и что за мною можно следовать с доверием; если только мне не придется краснеть потом, когда удастся разрушить силу доводов, на которые я опираюсь.

Дополнение к стр. 85, по поводу слова Graal

Следует отметить, что форма, приписываемая всеми рукописями сосуду, куда была собрана кровь Спасителя, соответствовала форме чаши и что слово graal, grael, greal, или greaux [pl.] подходило в этом смысле для блюда или широкой тарелки. Также и Элинан счел нужным сказать: de catino illo, vel paropside [из миски или блюда]; затем: Gradalis dictur gallice scutella lata et aliquantulum profunda in qua pretiosœ dapes cum suo jure divtibus solent apponi [Gradalis у галлов называется широкая чаша небольшой глубины, в которой обыкновенно подают богатым драгоценную свежесть их напитка]. Как тогда допустить, что нашим романистам пришла сама по себе идея наименовать блюдом или плоской тарелкой тот сосуд, явно закрытый, который нес Иосиф? Следует предположить недоразумение и смешение двух различных значений. С одной стороны, история реликвии была записана в graduel, или богослужебный сборник валлийцев. С другой, обиходное слово, соответствующее латинскому gradualis, было также greal, graal или grael. Долго говорили о Граале, или литургической книге валлийцев как заключающей драгоценные и таинственные сказания, в том числе и о чаше Иосифа Аримафейского, и в конце концов этой чаше, принесенной в Англию, дали имя graal, поскольку легенда о ней находилась в уэльском gradale, или graduale. Тайна, которую валлийское духовенство делало из этой литургической книги, и любопытство, которое она возбуждала, в равной степени находят свое оправдание в боязни осуждения официальной церковью и в надежде найти там откровение о судьбах бретонского племени.

Grael, или gradual, – это сборник молитв и песнопений, которые поют перед ступенями (gradus) алтаря. Беда в своем трактате de Remedio peccatorum [Об исцелении грешников] перечисляет книги Церкви: Psalterium lectionarium, antiphonarium, missalem, gradalicantum и т. д. В одной грамоте 1335 года, в пользу часовни Бленвилля, значится: «Я, сир Бленвилля, одарил эти часовни [книгами] messel и grael, по одной для обеих часовен». – «GRADALE, GRADUALE, id est responsum vel responsorium; quia in gradibus canitur. Versus gradales [GRADALE, GRADUALE – это рефрен или респонсорий, который пели на ступенях. Стихи для ступеней]». – А Амалер в одиннадцатом веке пишет: «Notandum est volumen, quod nos vocamus antiphonarium, tria habere nomina apud Romanos. Quod dicimus graduale, illi vocant cantatorium, et adhuc juxta morem antiquum apud illos in alionibus ecclesiis uno volumine continetur» [Следует отметить, что том, который мы называем антифонарием, имеет у римлян три названия. То, что у нас зовется graduale, они называют кантаторием, до сих пор в иных церквях у них, согласно древнему обычаю, содержащим один том] (Дю Канж). Словом grael, или graal, называли дневную службу, в противоположность вечерней. Так, мы видим у Робера де Борона, что Иосиф каждый день назначает своим спутникам встречу в Третьем часу и указывает им, чтобы эту службу называли службой грааля. Смысл этих стихов становится более ясным в старинном переводе: «Et ce non de graal abeli à Joseph; et ensi venoient à tierce, et disoient qu’il alloient au service du graal. Et des lors en çà fu donnée à ceste histoire le nom de Graal [И это имя грааль было по нраву Иосифу; и вот они пришли в Третьем часу и говорили, что идут на службу грааля. И так с тех пор этой истории было дано имя Грааля (ст. – фр.)]» (манускрипт Дидо). Но романисты, поэты и прозаики, уже не зная истинного происхождения слова, хотели объяснить его и сообщить нам о нем больше, чем они знали. Кто теперь не признает в изначальном смысле слова graal дневную службу, обедню? Латинско-французский словарь двенадцатого века содержит следующее: GRADALE, greel, книга для пения мессы. В Catholicon armoricum grasal, grael, книга песнопений: latiné gradale. Пожалуй, довольно, чтобы обосновать наше объяснение Грааля.

Значение блюда, тарелки, по-латыни catinus, приданное этому слову, также старинное, и, без сомнения, образовано от «кратера», cratella, так же как от patera происходит patella, paelle, pelle [лопата, заступ]; от crassus – gras [жирный] и gros [толстый], и т. д. Но, повторяю, почти невозможно, чтобы закрытый потир, в котором Иосифу было доверено хранить божественную кровь, с самого начала получил бы наименование блюда, миски или грааля. Те, кому первым рассказывали легенду о сохраняемой крови, спрашивали, откуда это взялось: – Из Грааля, отвечали им, который хранится в Солсбери или в Гластонбери. – Тогда сосуд, который усомнились бы назвать чашей, был назван Грааль. А когда понадобилось дать объяснение этому слову, то придумали, что слово было принято, потому что сосуд нравился, был приятным [agréait (фр.)] и появлялся по воле [a gré] тех, кто причащался к его благодати.

Книга первая
Роман в стихах об Иосифе Аримафейском Робера де Борона

Иосиф Аримафейский

перевод Т. К. Горышиной

Да будет известно грешникам, что, прежде чем сойти на землю, Иисус Христос устами пророков дал знать о пришествии Своем и горестных страданиях Своих. Дотоле всем, баронам и нищим, правым и виноватым, уготована была дорога в ад вослед за Адамом и Евой, за Авраамом, Исайей, Иеремией. Дьявол притязал на владычество над ними, возомнив, что право его непреложно; ибо должно вершить вечный суд. И надобно было, чтобы за праотца нашего дано был искупление теми, кто в единстве и подобии Своем явили божественную Святую Троицу. Едва Адам и Ева приблизили к устам своим запретный плод, как, узрев наготу свою, впали во грех нечистоты^[102]. И тотчас пропало счастие, коим они наслаждались. Ева зачала в скорби; и сами они, и потомство их сделались смертны, дьявол же вознамерился отторгнуть их души во владение свое. Дабы спасти нас от ада, Господь принял рождение из чрева Девы Марии. И когда Он пожелал быть окрещен святым Иоанном, Он сказал: «Каждый, кто уверует в Меня и примет святую воду крещения, вызволен будет из кабалы дьявола, покуда новые грехи не ввергнут его в прежнее рабство»^[103]. И более того сделал для нас Господь: подобно второму крещению, учредил Он исповедь, с коей всякий грешник, явив свое раскаяние, прощен будет и за новые прегрешения.

В те времена, когда Господь обходил земли, проповедуя, страна Иудеев частью своею была подвластна Римлянам, а наместником от них был Пилат. Один добродетельный муж, по имени Иосиф Аримафейский, вел пятерых всадников на службу Пилату. И стоило Иосифу узреть Иисуса Христа, как он возлюбил Его великою любовью, однако выказать ее не смел, страшась злобных Иудеев. Что до Иисуса, учеников при нем было немного; к тому же один из них, Иуда, был нечестив по природе своей. В доме Иисуса Иуда служил управителем и брал за то поборы, называемые десятиною, со всего, что приносили в дар Учителю. И вот случилось так, в день Тайной Вечери, что Мария Магдалина пришла в дом Симона, где Иисус сидел за столом с учениками; она пала ниц к ногам Иисуса и омочила их слезами; и после, отерев их прекрасными своими волосами, умастила тело Его чистым и драгоценным елеем. Тотчас наполнился дом сладчайшими благоуханиями, но Иуда, оставаясь безучастен к ним, сказал:

– Эти благовония, должно быть, обошлись в три сотни динариев; меня же ввели в убыток, лишив доли в тридцать динариев^[104].

И с той поры он стал искать, как возместить этот урон.

Проведал он, что в доме первосвященника Каиафы собираются Иудеи, измышляя, как им погубить Иисуса. Он направился туда и предложил им выдать своего Учителя, если они согласны дать ему тридцать динариев. Один Иудей тотчас вынул их из своего пояса и отсчитал ему^[105]. Иуда назвал день и место, где можно будет им схватить Иисуса.

– Только, – сказал он, – не берите вместо Него Иакова, Его двоюродного брата^[106], очень с Ним схожего; для большей верности, вы возьмете того, кого я поцелую.

Назавтра в четверг, в доме Симона, Иисус велел принести большую купель, сказав Своим ученикам погрузить туда ноги; Он омыл их все вместе и осушил их. Святой Иоанн спросил у Него, почему употребил Он одну воду для всех.

– Вода эта, – ответил Иисус, – становится нечистой, как нечисты души всех, кому Я подношу ее; равно очищаются и последние, и первые. Сие назидание оставлю Я Петру и пастырям Церкви. Грязь от грехов, им самим присущих, да не воспрепятствует очищению грешников, что придут исповедоваться им^[107].

Туда в дом Симона и вошли Иудеи, дабы схватить Господа нашего. Иуда, поцеловав Его, сказал им:

– Крепко держите Его, ибо Он на диво силен.

И увели Иисуса, и рассеялись ученики Его. На столе же была чаша, с коей Христос творил Свое таинство^[108]. Один Иудей заметил ее, взял и унес ко двору Пилата, куда уведен был Иисус; и когда наместник, будучи уверен, что нет в Нем вины, испросил воды, желая устраниться от приговора, то взявший чашу Иудей подал ее Пилату, и тот, умыв в ней руки, велел убрать ее в надежное место^[109].

И когда Иисус был распят, пришел к Пилату Иосиф Аримафейский и сказал ему:

– Господин^[110], не первый год я привожу вам по пяти всадников, не получая за это награды; ныне я пришел просить за моих солдат тело распятого Иисуса.

– С радостью соглашусь, – ответил Пилат.

Тотчас Иосиф бросился к кресту; но стражи преградили ему путь.

– Ибо, – сказали они, – Иисус похвалялся, что воскреснет на третий день; если говорил Он правду, то, сколько раз Он воскреснет, столько раз мы снова умертвим Его.

Иосиф возвратился к Пилату, и тот, дабы сломить упорство стражей, послал на помощь ему Никодима.

– Вы так любили сего Человека, – промолвил Пилат. – Вот вам чаша, в которой Он в последний раз омыл руки Свои; храните же ее в память о праведнике, коего я не мог спасти.

На деле же Пилат не хотел упреков, будто он присвоил то, чем владел приговоренный им^[111].

Вдвоем с превеликим трудом преодолели они противящихся стражей. Никодим пошел к кузнецу, и после, взяв у того клещи и молот, они поднялись на крест и сняли с него Иисуса. Иосиф взял Его на руки, положил бережно на землю, расправил как подобает члены Его и омыл их со всем тщанием. Отирая их, увидел он божественную кровь, текшую из ран; и, памятуя о том камне, что раскололся от крови, исторгнутой копьем Лонгина^[112], кинулся за чашей и собрал в нее капли, что лились с боков, с головы, рук и стоп; ибо полагал, что в ней их будут хранить с благоговением большим, нежели во всяком ином сосуде. Совершив это, он спеленал тело новым тонким полотном, положил его в каменную гробницу, что выдолблена была для него самого, и закрыл ее другим камнем, который мы называем надгробным.

Иисус же на другой день после Своей смерти спустился в ад, дабы освободить добрых людей^[113]; вслед затем Он воскрес, явился Марии Магдалине, Своим ученикам, еще и прочим иным. Многим мертвым, коих воззвал Он к жизни, дозволено было посетить ближних, до того как обретут место на Небесах. И вот среди Иудеев сделалось смятение, солдаты же, коим велено было охранять гробницу, устрашились быть призваны к ответу. Дабы избежать наказания, решили они схватить Никодима с Иосифом и умертвить их; а после, ежели спрошены будут, что они сделали с Иисусом, сговорились отвечать, что сии два Иудея приставлены были охранять Иисуса, только им и ведомо было, что произошло^[114].

Но Никодиму, загодя предупрежденному, удалось их избегнуть. Не то было с Иосифом, коего они застали на ложе и, едва дав облачиться в одежды, увели и побоями вынудили сойти глубоко в тайную темницу. И когда вход ее заложили камнями, ни к чему было более упоминать о нем.

Но истинный друг познается в нужде. Сам Иисус сошел в темницу и предстал пред Иосифом, держа в руке чашу, где собрана была Его божественная кровь.

– Иосиф, – сказал Он, – исполнись верою. Я Сын Божий, Спаситель твой и всех людей.

– Как! – вскричал Иосиф. – Вы ли тот великий пророк, рожденный Девой Марией, коего предал Иуда за тридцать динариев, коего распяли на кресте Иудеи, и коего тело якобы украл я?

– Да, и тебе, чтобы обрести спасение, довольно лишь уверовать в Меня.

– Ах, Господь, – ответил Иосиф, – сжальтесь надо мною; вот я заточен в сей темнице, и в ней я умру голодной смертью. Вам ли не ведомо, как я любил Вас; я не смел сказать Вам это, убоявшись неверия Вашего, ибо я водился с дурными людьми, коих стыдился.

– Иосиф, – сказал Господь, – я бывал среди друзей Моих и среди врагов. Ты был из сих последних, но Я знал, что при нужде ты придешь Мне на помощь; и еще, если бы ты не служил Пилату, то не получил бы в дар тела Моего.

– Ах, Господь, не говорите, что я достоин был получить столь великий дар.

– Я говорю это тебе, Иосиф, ибо Я таков с праведными, каковы праведные со Мною. К тебе пришел Я, а не к ученикам Моим, ибо никто из них не питал ко Мне любви, подобной твоей, и не знал о той великой любви, что питал Я к тебе. Не из тщеславия ты снял Меня с креста, но любя Меня втайне; и Я столь же радел о тебе, и оставляю тебе драгоценное о том свидетельство, вручая тебе эту чашу. Ты сохранишь ее до поры, когда Я научу тебя, как должно распорядиться ею.

И тогда Иисус Христос вручил ему священную чашу, добавив:

– Помни, что хранить ее должны будут трое, один за другим. Ты первый примешь ее во владение, и, коль скоро ты заслужил добрых приверженцев, ни одно святое таинство не совершится без того, чтобы не помянуть, что ты сделал для Меня.

– Господь, – ответил Иосиф, – благоволите прояснить мне сию речь.

– Ты не забыл четверг, в который Я совершал Тайную Вечерю у Симона с учениками Моими. Благословляя хлеб и вино, Я сказал им, что с хлебом вкушают они плоть Мою и с вином впитывают кровь Мою. Так вот, память о столе Симона утвердится во многих дальних землях: алтарь, где будут приносимы святые дары, станет гробницей, в коей ты упокоил Меня; корпорал^[115] – плащаницей, коей ты обернул Меня; потир уподобится чаше, в коей ты собрал кровь Мою; наконец, патеной, водруженной на потир, означен будет камень, коим ты запечатал гробницу Мою.

И отныне все те, кому дано будет узреть чистым сердцем ту чашу, что Я тебе вверяю, будут Моими: они обретут довольство в сердце и радость нескончаемую. Те же, кто сумеет постичь и запечатлеть в памяти слова, что Я скажу тебе^[116], обретут более власти над людьми и более угодны станут Богу. Впредь не будут они опасаться утеснения в правах своих, и не будут неправедно судимы, и не сокрушены будут в битве, когда стоят за правое дело.

На том Иисус Христос покинул Иосифа, поведав ему, однако, что придет день, когда он будет вызволен из темницы. Более сорока лет пребывал в ней Иосиф, и никто уже не поминал его в Иудее, когда в город Рим явился странник, некогда бывший свидетелем предсказаний, чудес и смерти Иисуса. Хозяин, приютивший его, поведал ему, что Веспасиан^[117], сын императора, поражен ужасною проказой, отчего принужден он жить отдельно от всех живых. Он заточен в башню без окон и без лестницы, и каждый день в узкую бойницу подают ему пищу для поддержания сил.

– Ведомо ли вам, – добавил тут хозяин, – как найти средство от его недуга?

– Нет, – ответил странник, – но знаю, что в краю, откуда я пришел, в юные мои годы был великий пророк, который исцелял от всех болезней. Его звали Иисус из Назарета. Я видел, как он ставил на ноги хромых, даровал прозрение слепым, излечивал гниющих от проказы. Иудеи умертвили его; но если бы он был жив поныне, не усомнюсь, что ему под силу было бы исцелить Веспасиана.

Хозяин передал все это императору, и тот пожелал сам услышать странника. От него он узнал, что это случилось в Иудее, в римских ее землях, бывших под управлением Пилата.

– Государь, – сказал странник, – для прояснения дел пошлите туда мудрейших ваших советников; и если я окажусь лжецом, велите отрубить мне голову.

Посланники были отправлены с наказом, ежели речи странника окажутся правдивы, найти какие-либо из вещей, что могли принадлежать неправедно осужденному пророку.

Пилат, к коему они обратились, поведал им о детстве Иисуса, Его чудесах, ненависти к Нему Иудеев; о тщетных усилиях, что прилагал он, желая вырвать Иисуса из их рук; о воде, что требовал он, дабы отмежеваться от приговора, и о даре одному из всадников, получившему тело пророка.

– Не знаю, – добавил он, – что стало с этим Иосифом: никто мне не говорил о нем, и, может статься, Иудеи его убили, утопили или бросили в темницу.

Для дознания призвали Иудеев, которые подтвердили рассказанное Пилатом, и посланники осведомились, нет ли какой-либо вещи, оставшейся после Иисуса.

– Есть, – ответил один Иудей, – одна старая женщина, по имени Веррина, которая хранит лик Его; она живет на улице Школы.

Пилат велел привести ее и, хотя был правителем, встал невольно, когда она предстала перед ним. Бедная женщина, трепеща и опасаясь злой участи, вначале отрицала, что у нее есть образ; но когда посланники уверили ее в своих добрых намерениях и поведали ей, что желают найти лекарство от проказы для сына императора, она сказала:

– Ни за что на свете не продам я то, чем владею; но, если вы поклянетесь оставить его мне, я со всей радостью поеду с вами в Рим и доставлю туда сей лик.

Посланники обещали исполнить пожелание Веррины и испросили позволения увидеть драгоценный образ. Она открыла ларец, вынула из него платок и, накрыв его своим плащом, тотчас вернулась к посланникам Римским, и те встали перед нею, как встал ранее Пилат.

– Слушайте, – сказала она, – как я обрела его: вот с этим тонким полотном в руках я шла, когда мне встретился пророк, ведомый Иудеями на казнь. Руки его были связаны ремнем за спиной. Те, кто вели его, попросили меня отереть ему лицо; я подошла и приложила мой платок ему ко лбу, истекающему потом, а после шла ему вослед: при каждом шаге бичевали его, но не исторгли ни единой жалобы. Вернувшись домой, я взглянула на мое полотно и там узрела лик святого пророка.

Веррина отправилась с посланниками в Рим. Представ перед императором, она сняла с образа покров, и император трижды поклонился, хоть не было там ни дерева, ни золота, ни серебра^[118]. Дотоле никогда не видел он образа столь прекрасного. Он взял его и водрузил на бойницу в башне, где томился его сын, и Веспасиан, едва лишь остановил на нем взор, тотчас почувствовал себя в совершеннейшем здравии.

Не спрашивайте, были ли странник и Веррина вознаграждены сторицей за то, что они сказали и сделали. «Образ был сохранен в Риме как драгоценная реликвия; еще и ныне почитают его под именем плата Вероники». Что же до молодого Веспасиана, то прежде всего пожелал он выразить свою признательность, отомстив за пророка, коему он был обязан исцелением. Вскоре император и его сын явились в Иудею во главе огромной армии. Был призван Пилат, и, дабы предупредить смуту среди Иудеев, Веспасиан велел препроводить его в тюрьму, обвиняя в том, что он пытался оградить Иисуса от казни. Иудеи, будучи уверены, что их ожидает награда, принялись наперебой хвалиться, кто более приложил руку к смерти Иисуса. Сколь же велико было их потрясение, когда они увидели себя самих плененными и закованными в цепи! Тридцать из них, виновных более всего, император велел привязать к хвостам необъезженных коней.

– Верните нам пророка Иисуса, – сказал он Иудеям, – или мы сделаем то же со всеми вами.

Они отвечали:

– Мы оставили его Иосифу, с одного Иосифа и надо спрашивать.

Казни продолжались; многие нашли от них смерть.

– Но, – сказал один из них, – даруете ли вы мне жизнь, если я укажу, куда заключили Иосифа?

– Да, – сказал Веспасиан, – при этом условии ты избегнешь мучений и сохранишь свои члены.

Иудей привел их к подножию башни, где Иосиф был заточен сорок два года тому назад.

– Тому, – сказал Веспасиан, – кто исцелил меня, под силу было и сберечь жизнь своему верному слуге. Я хочу проникнуть в подземелье.

И тогда открыли подземелье, и он позвал; никто не ответил ему. Он велел принести длинную веревку и спустить его до самого дна; и вот он узрел сияющий луч света и услышал голос:

– Добро пожаловать, Веспасиан! Зачем ты пришел сюда?

– Ах, Иосиф! – сказал тут Веспасиан, обнимая его, – кто же мог сохранить тебе жизнь, а мне вернуть здоровье?

– Я скажу тебе, – отвечал Иосиф, – если ты согласен следовать его повелениям.

– Вот я готов их слушать. Говори.

– Веспасиан, Святой Дух сотворил все – небо, и землю, и море, стихии, и ночь, и день, и четыре ветра. Еще Он создал архангелов и ангелов. Среди сих последних нашлись дурные, полные гордыни, гнева, зависти, злобы, лжи, порочности и жадности. Бог низвергнул их с небесных высот; то был ливень, длившийся три дня и три ночи^[119]. Сии злые ангелы были трех родов; первые спустились в ад, и ремеслом их стало мучение душ. Вторые осели на земле; они преследуют женщин и мужчин, силясь погубить их и искушая восстать на Творца; они ведут счет нашим грехам, дабы ни единый из них не был забыт. Те же, что из третьего рода, пребывают в воздухе; принимая разные обличья, они орудуют стрелами и копьями, коими пронзают души людей, совращая их с пути истинного. Такова их родословная. Что же до ангелов, сохранивших свою преданность, они обитают на небесах и не подвержены более искушению злых духов.

Затем Иосиф поведал, как Бог, стремясь заполнить пустоту, зиявшую в раю после восстания ангелов, сотворил мужчину и женщину; как извечный Враг, не в силах этого стерпеть, склонил к падению прародителей наших и как он возомнил, что увлек их в ту же бездну, ибо рай не приемлет ни малейшей скверны. Но Бог послал на землю Сына своего, дабы принести искупление, требуемое Справедливостью.

– Он и есть тот Сын, кого умертвили Иудеи, кто искупил за нас муки ада, кто спас меня и исцелил тебя. Доверься же его наставлениям и признай, что Бог – Отец, Сын и Святой Дух – едины и суть одно и то же.

Веспасиан без колебаний уверовал в истины, ему открытые. Он поднялся наверх и велел разрушить темницу, откуда Иосиф вышел совершенно здоровый телом и духом.

– Вот Иосиф, которого вы требовали, – сказал он Иудеям, – а вы теперь верните мне Иисуса Христа.

Они не знали, что отвечать; и Веспасиан не медлил более, учинив над ними добротное и суровое правосудие. Было оглашено по его приказу, что он отдаст тридцать Иудеев за один динарий всякому, кто пожелает их купить. А того, кто указал темницу Иосифа, со всей семьею посадили на корабль без парусов, который и понес их по морю, куда Бог пожелал их направить.

Так отомстил Веспасиан за смерть Господа нашего.

А у Иосифа была сестра Энигея, замужем за одним Иудеем по имени Брон; узнав, что Иосиф еще жив, оба супруга примчались и стали просить у него милости.

– Не меня надо просить о ней, но Иисуса воскресшего, в коего вы должны уверовать.

Они согласились со всем, что он хотел от них, и склонили друзей своих последовать их примеру.

– А теперь, – сказал Иосиф, – если помыслы ваши чистосердечны, вы оставите свои жилища и свое добро; вы последуете за мной, и мы покинем эту землю.

Они ответили, что готовы идти с ним повсюду, куда он пожелает их повести.

И вот Иосиф увел их в дальние края; они пребывали там долго, укрепившись в своем добром учении. Они занялись возделыванием полей. Вначале все шло, как они хотели, и все у них процветало; но пришло время, и Бог как будто отступился от них; ни в чем более не сбывались их надежды. Хлебные злаки высыхали прежде, чем созреть, и деревья перестали приносить плоды. Такова была кара за порок разврата, коему предавались многие из них. В скорби своей обратились они к Брону, мужу сестры Иосифовой, и просили его дознаться от Иосифа, пусть он скажет им, происходят ли несчастья от его грехов или от их собственных.

Иосиф тогда прибегнул к священной чаше. Весь в слезах, пал он перед нею на колени и, сотворив короткую молитву, просил Святого Духа открыть ему причину всеобщих бедствий. Голос Святого Духа ответил: «Иосиф, грех исходит не от тебя; Я научу тебя, как отделить добрых от дурных. Вспомни, как за столом у Симона Я указал того ученика, что должен был предать Меня. Иуда устыдился и перестал беседовать с Моими учениками. В подобие Тайной Вечери накрой стол, вели Брону, супругу сестры твоей Энигеи, пойти ловить рыбу в ближней реке и принести то, что он поймает. Положи рыбу перед чашей, покрытой полотном, на самой середине стола. Сделав это, созови свой народ; и когда ты сядешь точно на то место, что Я занимал у Симона, то скажи Брону подойти к столу справа от тебя, и ты увидишь, что он оставит одно пустое сидение между вами двоими. Сие место будет означать то самое, что некогда покинул Иуда. Оно не будет занято никем иным, как только сыном сына Брона и сестры твоей Энигеи^[120].

Когда Брон сядет, скажи своему народу, что, если они сохранили веру в Святую Троицу, и если они следовали тем повелениям, что Я им передал твоими устами, то им дозволено занять место за столом и причаститься к благодати, коей Господь одаряет своих друзей».

Иосиф сделал все, что ему было велено. Брон отправился удить и вернулся с рыбой, которую Иосиф положил на стол, подле священного сосуда. Когда Брон, не будучи предупрежден об этом, оставил пустым одно место между Иосифом и собою, то и все прочие приблизились к столу, одни – чтобы сесть, другие – чтобы сожалеть, что не нашлось им места. И тотчас же те из них, кто сидел, прониклись неизреченным сладостным чувством, заставившим их забыть обо всем. Один из них, по имени Петр, спросил у оставшихся стоять, не чувствуют ли они того блаженства, что наполняет его.

– Нет, ничего, – ответили они.

– Это оттого, наверное, – сказал Петр, – что вы замараны мерзким грехом, за который Господь хочет наказать вас.

Тогда, пристыженные, они вышли из дома, кроме одного, по имени Моисей. Проливая слезы, вкушал он трапезу, гаже которой для него не было на целом свете. Иосиф между тем велел преданным ему приходить каждый день, дабы причаститься к той же благодати; и вот таково было первое свидетельство чудесной силы священного сосуда.

Те же, кто ушел из дома, не желали поверить в благодать, что наполняла столь великой сладостью сердца других.

– Что же это на вас снизошло? – говорили они, подходя к тем, – о какой благодати вы нам толкуете? Нам не видно было чаши, коей достоинства вы так превозносите.

– Потому что она недоступна взорам грешников.

– Так оставим же вас одних; но что мы скажем тем, кто спросит, отчего мы вас покинули?

– Вы скажете, что мы остались, плененные благодатью Бога-Отца, Сына и Святого Духа.

– Но каким словом назвать нам чашу, столь вам любезную?

– По ее истинному имени, – отвечал Петр, – вы назовете ее Греаль, ибо каждый, кому будет дано ее увидеть, примет ее всею душой^[121] и изведает блаженство не меньшее, чем рыба, когда из руки, ее держащей, она ускользает в воду.

Они запомнили имя, названное им, и повторяли его всюду, куда приходили, и с этого времени чашу называли только именем Грааль или Греаль. Каждый день, когда близился Третий час^[122], верующие говорили, что пойдут вкусить благодать, это значит – на службу Грааля.

А Моисей – тот, что не хотел быть разлучен с другими добрыми христианами и, полный злобы и лицемерия, соблазнял народ своим мудрым видом и показною скорбью, – Моисей этот начал настоятельно просить Иосифа позволить ему занять место за столом.

– Не я, – сказал Иосиф, – тот, кто дарует благодать. Сам Бог отказывает в ней недостойным. Если Моисей вознамерился обмануть нас, горе ему!

– Ах! Сир, – ответили ему другие, – вид его столь печален оттого, что он не с нами, нельзя ему не верить.

– Хорошо! – сказал Иосиф, – ради вас я спрошу Его. Он преклонил колена перед Граалем и стал просить для Моисея требуемой милости.

– Иосиф, – ответствовал Святой Дух, – настало время испытать то место, что лежит между тобою и Броном. Скажи Моисею, что, ежели он таков, каким представляется, то может уповать на милость Божию и садиться с вами.