Полная история Белого движения

Tekst
1
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Поражение

Антибольшевистское движение находилось на территории Дона в постоянной опасности. И для этого было три причины: во-первых, рабочие Дона, страдающие от поражения своего восстания, которое они потерпели в Ростове; во-вторых, неудовлетворенные казаки, которые пренебрегали приказами Каледина и хотели создать собственное правительство; и в-третьих, Красная армия, одержавшая победу на Украине и теперь направляющаяся в Донскую область. Любая из этих группировок численно превышала Добровольческую армию и казаков, на которых мог положиться Каледин. Скоординированная атака трех составляющих неизбежно уничтожила бы Белое движение. Только недостаток дисциплины и взаимного сотрудничества между этими силами спас Добровольческую армию от неминуемой гибели. Красные командиры недооценили антибольшевистское движение, эта ошибка была непростительна.

Судьба Добровольческой армии на Дону неразрывно связана с тем, что Каледину удалось сохранить власть. Большевики захватили бы Донскую область гораздо легче и быстрее, если бы не Добровольческая армия. Красная армия преуспела на Украине гораздо больше, чем на Дону, но малочисленная Добровольческая армия не могла бы защитить Дон без помощи казаков.

Создание равноправного правительства не изменило поток недовольства, направленного против режима Каледина. Равенство существовало менее двух месяцев при неблагоприятных условиях, и этого короткого времени не хватило, чтобы изжить ненависть и недоверие казаков и иногородних, существовавшие многие десятилетия.

Проект Учредительного собрания Донской области так и не воплотили в жизнь, частично из-за того, что северная часть Войска была во власти большевиков и туда не удалось послать делегатов, частично из-за того, что на встрече иногородних в Новочеркасске 11 и 12 января большинство враждебно отнеслось к идее равноправного правительства и к Каледину. Иногородние сражались с большевиками с большой неохотой, так как боялись, что это в будущем поспособствует становлению казацкой диктатуры. Прекрасно характеризует настроение иногородних то, что сорок из пятидесяти делегатов были большевиками, а социалисты братья Мазуренко, главные кандидаты в правительство, так и не были выбраны, поскольку их сочли людьми слишком умеренных взглядов. Встречи эти были невероятно бурными. Делегаты от большевиков постоянно прерывали речь Каледина и Богаевского криками: «Убийцы!» и «Заодно с контрреволюционерами!». В результате уступок казаков (главной из них было обещание 3 миллионов десятин для иногородних и общей амнистии) большинство делегатов все-таки признали необходимость борьбы с большевиками. Тем не менее ни Каледину, ни Богаевскому не удалось предотвратить растущую неприязнь к Добровольческой армии.

Несмотря на то, что обе стороны – казаки и иногородние – желали сотрудничества, план не работал. Главной причиной неудачи было то, что министры нового правительства были лидерами без последователей; они ничего не могли сделать, чтобы заставить иногородних и казаков сражаться с большевиками. Собрания правительства были больше похожи на политические сборища, чем на обсуждение дел. Делегаты иногородних были ответственны за радикальный электорат, и по многим пунктам их мнение расходилось с мнением казацких министров. В свою очередь казаки воспринимали это как саботаж. Перед каждой сессией обе стороны – казаки и иногородние – решали, какие позиции они займут по тому или иному пункту. Так как у министров иногородних было меньше политического опыта, то получалось, что казацкие министры проводили все важные решения.

Постепенно правительство теряло контроль над происходящим. Большевики спокойно могли находиться даже в Новочеркасске. А в середине января в столице были организованы революционные комитеты, имеющие связь с другими красными силами. Дошло даже до того, что большевики смогли выпускать собственную газету «Майдан» без препятствий со стороны правительства.

Каледину пришлось признать, что существование казацких объединений с большевиками больше напоминало передовые отряды, нежели реальную защиту. Правительство по-прежнему имело 60 отрядов, но они были бесполезны. Когда солдаты начали продавать свое оружие, причем иногда даже большевикам, самым мудрым решением было бы распустить созданные части.

Единственной организацией, которая оставалась верной правительству, была группа партизан, состоящая, как и Добровольческая армия, из офицеров и юнкеров. Самым лучшим партизанским отрядом, состоящим из 150 человек, считался самый первый, сформированный есаулом В. М. Чернецовым 13 декабря в связи с восстанием большевиков в Ростове. Раньше Чернецов вел партизанские отряды, действовавшие в тылу врага во время Первой мировой войны. При Временном правительстве он командовал казачьим отрядом, брошенным на подавление восстания шахтеров Донецкого бассейна. Так как его отряд был главным орудием Каледина, его недолгие действия были очень активны. Он посылался во все уголки Войска, где нужно было защитить авторитет правительства.

Практически уже бессильное правительство Каледина могло существовать только до тех пор, пока не встретило хорошо организованную оппозицию. Подгоняемые приближением советских войск, антикалединский казачий отряд, а также северные казаки из беднейшего района Войска 23 января решили создать Военно-революционный комитет в станице Каменской, где был сосредоточен 21 отряд, и провозгласили правительство Каледина свергнутым. Главой Военно-революционного комитета был выбран Ф. Г. Подтелков, а заместителем М. В. Кривошлыков.

Новый революционный комитет не был большевистской организацией, так как оба – Подтелков и Кривошлыков – являлись левыми эсерами и не были связаны ни с Петроградом, ни с Красной армией. Их успех и популярность можно объяснить тем, что многие считали: раз контрреволюционный режим Каледина свергнут, а армия Корнилова выброшена с территории Дона, Советы и казаки могут сосуществовать. Интересен тот факт, что деятели революционного комитета были еще меньше последовательны в своих действиях, чем политики контрреволюции в Новочеркасске: в отличие от Каледина Подтелков ничего не говорил о том, что собирается отдать казацкие земли иногородним, а также не предпринимал никаких попыток одержать победу над иногородними и шахтерами в вооруженных столкновениях. Революционный комитет отказался от военной помощи, предложенной шахтерами, из-за того, что это могло оказать плохое влияние на казаков. С точки зрения большевиков, между Каменской организацией и правительством в Новочеркасске было лишь одно различие: Каледин отказывался признавать советскую власть.

Осознавая ослабление своих позиций, Каледин организовал переговоры с Военно-революционным комитетом, которые прошли 28 января в Новочеркасске. Подтелков, возглавляющий каменскую делегацию, требовал неограниченной власти, ликвидации Круга и партизанских отрядов, роспуска Добровольческой армии. В ответ атаман оспорил предупреждение комитета о том, что он будет представлять Дон, но пообещал переговорить с командованием надвигающейся Красной армии и попросил революционный комитет не нападать, пока эти переговоры не закончатся. Пока Подтелков, Кривошлыков и еще четверо их товарищей дискутировали с казацкими представителями правительства Новочеркасска, пришел доклад о том, что Чернецов заставил революционный комитет убраться из Каменской, а также занял железнодорожную станцию Миллерово. Так как две стороны договорились о прекращении огня в течение переговоров, делегация Каменской сочла поступок Чернецова предательством. Каледин не был человеком, способным нарушить свое слово, и было очевидно, что Чернецов поступил так без ведома атамана, но поскольку это все же произошло, дальнейшее сотрудничество стало невозможным.

Рост враждебности к революционному комитету способствовал образованию двух фронтов: донские казаки из отряда Чернецова защищали Новочеркасск на севере от войск революционного комитета и на западе – от войск Красной армии. Несмотря на присутствие белых на обоих фронтах, численное превосходство красных было таким значительным, что их просто невозможно было остановить. Корнилов и Каледин часто обращались друг к другу за помощью, каждый считал, что ситуация на его фронте более угрожающая.

Советские войска перехватили инициативу. После победы на Украине Дон стал для большевиков следующим местом боевых действий. В начале января Антонов-Овсеенко, завоеватель Украины, начал претворять свои планы в жизнь. Сначала он хотел объединить враждебно настроенные по отношению к Каледину группировки Дона, затем встретиться с небольшим красным отрядом под командованием Петрова, находящимся немного южнее Воронежа; в конечном итоге он планировал повернуть на юг и присоединиться к 39-й пехотной дивизии, расположенной на Северном Кавказе. Эта дивизия находилась под влиянием большевиков, и Антонов-Овсеенко надеялся использовать ее в будущих сражениях. 8 января Антонов Овсеенко разделил советские войска на две группы: главные силы под командованием Сиверса повернули на юг, угрожая Ростову и Таганрогу, остальные под командованием Саблина пошли на восток, чтобы соединиться с Петровым.

Верховный главнокомандующий советскими войсками в 1918 г. Владимир Антонов-Овсеенко


Несмотря на невероятное численное превосходство Красной армии, захват Дона застопорился. Красные войска сражались без энтузиазма, а на одном фронте не сражались вовсе, как случилось в начале декабря с 39-й дивизией и 8-й казачьей дивизией. Казачий отряд в Черткове и солдаты Петрова договорились о перемирии, и ни большевики, ни казачье руководство не могли этого предотвратить. Среди красных отрядов лишь отряд Сиверса был все еще боеспособен.

Причиной возобновления фронтов можно считать образование Подтелковым Военно-революционного комитета и нарушение Чернецовым договора о перемирии. Сначала казаки Чернецова выступали блестяще. С помощью батареи Добровольческой армии Чернецову удалось избавить Военно-революционный комитет от начальников их штаба, а 31 января в Лихой он нанес серьезные удары по войскам Саблина. Но это было последней победой Чернецова. 3 февраля он был окружен, и 100 его партизан были вынуждены сдаться. В суматохе многим партизанам удалось сбежать, но сам Чернецов, с голыми руками напавший на красного командира Подтелкова, был убит.

 

После разгрома отряда Чернецова Саблин и Петров смогли объединиться без трудностей. Теперь у Каледина были лишь небольшие партизанские группы, и он больше не мог создать единую линию фронта. Новочеркасск остался без защиты.

Пока начальники штаба Добровольческой армии находились в Новочеркасске, командование армии действовало согласно принципам невмешательства во внутренние дела Дона. Перемещение в Ростов изменило эту позицию. В районе Ростова и Таганрога авторитет атамана был лишь формальностью, и здесь Добровольческая армия свободно избрала линию поведения, отличную от позиции Каледина. В то время как Каледин тратил все силы на то, чтобы примирить разные слои населения, Добровольческая армия решила прижать рабочие организации. Ничья политика не оказалась эффективной: рабочие и иногородние были враждебно настроены по отношению к Каледину, а Добровольческая армия не была настолько сильна, чтобы справиться с оппозицией. Отсутствие сплоченности между начальниками штаба и атаманом только усугубляли ситуацию.

Во второй половине января 10-тысячная армия Сиверса подошла к территории, контролируемой Добровольческой армией. В первом столкновении белые выиграли: 25 января на Матвеевом Кургане маленький хорошо дисциплинированный отряд полковника Кутепова заставил красные войска временно отступить.

Тем не менее, надежда Добровольческой армии удержать линию фронта была убита восстанием рабочих Таганрога 27 января. Так как заводы остановились и заработную плату прекратили выплачивать, атмосфера среди рабочих накалялась. Когда белый солдат убил рабочего Балтийского завода, похороны превратились в политическую демонстрацию с участием нескольких тысяч рабочих. Командование Добровольческой армии хотело предотвратить эту демонстрацию, но не хватило сил. Сражение, развернувшееся в городе, было не похоже ни на один бой с самого начала революции. Рабочие и солдаты стреляли друг в друга не по принуждению. Ожесточенность боев была первым проявлением природы Гражданской войны. О переговорах не шло даже речи. Когда у двенадцати рабочих закончились боеприпасы и они были захвачены, солдаты выкололи им глаза, отрезали носы и закопали живыми с мертвыми собаками. Другая сторона в долгу не осталась. Белые солдаты, окруженные в винном погребе, были сожжены живыми. Никому не удалось бежать.

Кутепов, противостоя Сиверсу, вынужден был послать подкрепление в Таганрог, но город все равно спасти не удалось. Добровольческая армия смогла выделить лишь 500 солдат, но этого было недостаточно, чтобы противостоять 5 тысячам вооруженных рабочих. Единственной надеждой армии было то, что боеприпасы врага закончатся, таким образом, судьба города зависела от исхода битвы за арсенал. Когда восставшие захватили арсенал, 200 выжившим добровольцам пришлось отступить. Таганрог оказался в руках бунтовщиков 2 февраля, а 3 февраля Сиверс продолжил свое наступление. Пять дней спустя отряд Красной армии и рабочие Таганрога объединились.

Катастрофическое развитие военных действий заставило командование Добровольческой армией подготовить эвакуацию Дона. Командование считало, что для освобождения России от большевиков не имеет никакого смысла приносить в жертву армию во имя защиты Ростова и Новочеркасска. Решение Корнилова и Алексеева было прямым следствием нападения 39-й дивизии на Батайск. Эта дивизия, находящаяся под контролем большевиков с начала Октябрьской революции, была замешана в восстании против кубанского казацкого правительства. В первой половине февраля она была достаточно сильна, чтобы представлять угрозу Батайску, то есть отрезать путь отступления Добровольческой армии.

Каледин видел ситуацию по-другому, не так, как генералы в Ростове. Он был горько разочарован, когда впервые услышал о том, что Добровольческая армия, возможно, будет отступать с территории Дона. Он попросил Алексеева и Корнилова приехать в его штаб и обсудить дальнейшие действия, но 8 февраля военная ситуация была настолько неопределенная, что никто из руководства не захотел покинуть армию, и взамен был послан генерал Лукомский. Каледин узнал от Лукомского, что окончательное решение уже принято. Делегаты Добровольческой армии напрасно пытались убедить атамана присоединиться к походу на Кубань. 12 февраля Каледин собрал свое правительство, понимая, что ситуация безнадежна, и отказался от должности. Два часа спустя Каледин покончил с собой выстрелом в сердце.

Возможно, самоубийство атамана впечатлило казаков, и в антибольшевистском лагере прокатилась новая волна энтузиазма.

Городская дума приняла на себя управление, но казаки станицы Новочеркасская вручили власть генералу А. М. Назарову, который, в отличие от Каледина, верил, что борьбу можно продолжать.

По графику Круг должен был собраться 17 февраля. К этому времени большая часть Дона была занята большевиками, о новых выборах не могло быть и речи. Так как на встрече присутствовали только те представители прежних Кругов, которые все еще находились в Новочеркасске, появилось название «малый Круг». Должен был состояться еще и съезд иногородних, но этого не случилось, так как ни один их представитель не приехал на встречу, идея равенства умерла вместе с Калединым. Круг продемонстрировал непримиримое отношение к большевикам на первой же встрече, объявил всеобщую мобилизацию и послал делегацию к Добровольческой армии, уговаривая ее остаться и помочь сражаться с большевиками, на пост атамана был назначен Назаров.

Когда 6-й казачий полк вернулся с фронта, все посчитали это чудом: отряд маршировал по улицам Новочеркасска хорошим строевым шагом, в нем не было создано ни комитетов, ни комиссариатов, а казаки горели желанием сражаться. Такая часть, воюющая с недисциплинированной Красной армией, могла принести спасение Дону. После долгих разговорив и празднований она была отправлена на фронт. Под влиянием нового всплеска энтузиазма Добровольческая армия отменила свое отступление и вновь послала генерала Лукомского, как своего постоянного представителя у казаков.

То, что многие восприняли как новые всплески жизни на Дону, являлось, по сути, лишь предсмертными конвульсиями.

Добровольческие организации, сформированные старыми казаками несколькими днями раньше, развалились. 6-й казачий полк, гордость войска, отправился на фронт 19 февраля, но двумя днями позже отказался сражаться. Круг, открытый вначале в таком бескомпромиссном настроении, вскоре послал делегацию Саблину, спрашивая, почему советские войска пришли на Дон, почему сражения продолжаются, хотя Каледин уже умер, а иногородние занимают посты в правительстве (хотя это было уже неправдой).

20 февраля Назаров сообщил Добровольческой армии, что казаки не в состоянии продолжать оказывать сопротивление. Корнилов решил эвакуировать свою армию в ночь на 21 февраля. Эвакуация прошла гладко: 23 февраля армия пришла через Аксай в Ольгинскую, где перегруппировалась. Принимать решение о том, куда идти, было не нужно, так как большевики оставили свободным лишь одно направление.

Лукомский пытался уговорить Назарова, как раньше пытался убедить Каледина присоединиться к походу Добровольческой армии, но атаман считал, что большевики не тронут нового представителя казаков.

Сиверс вошел в Ростов 23 февраля. Саблин мог бы взять город в тот же день, но ждал, пока войска революционного комитета сделают это. Пока Круг обсуждал ответ Саблина 25 февраля, солдаты Военно-революционного комитета под командованием Голубова оккупировали Новочеркасск. Председатель Круга Волошинов и атаман Назаров были арестованы и казнены шесть дней спустя.

Под предводительством атамана Попова полторы тысячи казаков покинули Новочеркасск и начали поход, который должен был продолжаться два месяца. Эвакуация происходила в большом беспорядке: многие казаки и офицеры, желающие присоединиться к походу, поняли это слишком поздно, когда маленькая армия уже ушла.

Занятием Дона большевики завершили завоевание страны: к концу февраля 1918 года советское руководство было признано на всей территории России. Выстрел крейсера «Аврора» заявил о начале Октябрьской революции; казнь Назарова и Волошинова означала ее завершение.

Ледяной поход

Время этого марша можно назвать героической эпохой Добровольческой армии. Успехи большевиков не прекращались, а Белое движение постоянно слабело, тем не менее несколько тысяч человек, покинувших Ростов в конце февраля 1918 года, оставались верны своей идее. Объединенные непримиримой ненавистью к врагу, они проявили чудеса военного искусства; мир видел немного таких малочисленных армий с таким боевым духом.

Несмотря на все лишения, которые пришлось переносить, несмотря на ненависть, которую к ним питало местное население, они были сплочены. Ужасные страдания и удивительные победы того периода быстро стали легендой, а позднее играли важную роль в развитии Белого движения, объединяя командование и давая гордость их солдатам. Даже в эмиграции русские белогвардейцы черпали силу, вспоминая моменты величайшего героизма.

В ретроспективе понятно, что большевики допустили огромный промах в том, что позволили Добровольческой армии покинуть Ростов. Город был окружен с трех сторон, а под лучшим командованием и с хорошей дисциплиной Красная армия могла бы полностью окружить город. В. А. Антонов-Овсеенко, главнокомандующий южными войсками, приказал 112 полку занять Ольгинскую, таким образом отрезая пути отступления Добровольческой армии, но вместо выполнения приказа полк направился в Ставрополь, где и распался. Полторы тысячи казаков, принадлежавших к войску атамана П. Х. Попова, также сбежали из Новочеркасска из-за недисциплинированности в стане врага. В. С. Голубов не подчинился приказу Военно-революционного комитета преследовать Попова. Так как Антонов-Овсеенко был больше обеспокоен немецким вторжением на Украину, он не мог уделить достаточно внимания уничтожению остатков белых сил. Он надеялся, что на Кубани будет установлен мощный советский режим, а Добровольческая армия, не найдя места для военной базы, вскоре распадется.

Основная часть Добровольческой армии покинула Ростов, направляясь на восток по северной стороне Дона, а отряд под командованием генерала Маркова пересек Дон в Ростове и пошел по другому берегу. Даже в самом начале похода армия не могла не заметить невероятно враждебного отношения к ней местного населения. Как первое место привала Корнилов выбрал станицу Аксайскую, и Деникину с Романовским пришлось договариваться с казаками в течение двух часов, так как, опасаясь ярости большевиков, они не хотели разрешить армии провести ночь в станице. Прежде чем разрешение было получено, генералы пообещали, что в станице не будут проходить боевые действия ни при каких обстоятельствах и что армия продолжит свой путь на следующее утро.

23 февраля армия пересекла Дон у станицы Аксайской. Красногвардейцы не преследовали их, но два аэроплана сильно беспокоили тоненькую шеренгу солдат, передвигающуюся по льду. Аэропланы летели очень высоко, и бомбы, которые они бросали, падали, не нанося вреда. Самую большую опасность представляли участки тонкого льда, но переход прошел благополучно.

Днем 23 февраля армия прибыла в станицу Ольгинскую. Настроение, которое было плохим во время ухода из Ростова, значительно повысилось из-за успешного форсирования реки. На данный момент можно было отдыхать в Ольгинской, не боясь неожиданных атак. Армия оставалась там четыре дня, дожидаясь казаков атамана Попова, планируя и организуя продолжение своего похода.

Казаки Ольгинской были очень богатыми, так как их еще не коснулась ни война, ни революция, и оказали армии радушный прием, в отличие от жителей Аксайской. Делегация из пяти старых казаков явилась к Корнилову и спросила, чем они могут помочь. Растроганный этим предложением, Корнилов поручил генералу Богаевскому поговорить с представителями станицы. Казаки пообещали сотню пеших и пятьдесят всадников. Это предложение все же нельзя было назвать щедрым, учитывая большое население станицы. На следующий день появилось двадцать с лишним детей примерно четырнадцатилетнего возраста, ни одного взрослого мужчины среди них не было. Богаевский спросил их, зачем они пришли:


«Ваши деды сказали вам, что вы отправляетесь в поход с кадетами и будете сражаться против большевиков? Нет, мы не согласны делать это [сказали они], и все они начали ругаться одновременно, счастливое выражение исчезло с их лиц. Ну [спросил Богаевский], у вас есть лошади, кто прислал их сюда? Напуганные, они перебивали друг друга, пытаясь объяснить, что они привели лошадей с водопоя. Они только что встретили старика, который сказал им прийти сюда, зачем, они не знают».

 

Как оказалось, дети думали, что будет проходить парад. Ни один казак станицы Ольгинской не присоединился к Добровольческой армии.

Корнилов объединил двадцать пять маленьких групп, некоторые из них состояли всего лишь из десяти человек. Он сформировал три полка и один батальон: Офицерский полк под командованием генерала Маркова, Корниловский полк под командованием капитана Неженцева и Партизанский полк, собранный в основном из остатков казацкого партизанского объединения под командованием генерала А. П. Богаевского. Генерал Боровский командовал батальоном, в состав которого входило несколько офицеров, зачисленных в Ростове. Кроме этих четырех групп, в которые вошла основная военная сила, у армии было несколько маленьких кавалерийских отрядов, состоящих преимущественно из донских казаков. Многие из этих казаков присоединились к армии здесь, в Ольгинской, сбежав из Новочеркасска. В Добровольческой армии также имелись артиллерийская батарея и технический отряд, состоящий из 200 чехов и словаков, присоединившихся к армии еще в Новочеркасске.

В добавление к 4 тысячам военных в армии присутствовала тысяча гражданских лиц. Это были политики (такие как В. Н. Львов, Л. В. Половцев, Л. Н. Новосельцев), журналисты, профессора, жены офицеров и медсестры. Эта большая группа, неспособная к военным действиям, сильно тормозила армию.

У солдат не было достаточно боеприпасов: у каждого было лишь несколько сотен патронов – примерно 600–700 патронов на восемь ружей. Отсутствие средств связи являлось причиной того, что армия была полностью отрезана от всего мира во время ледового марша. На генерале Эльснере, которому была доверена подготовка армии к походу в Ростове, лежала ответственность за некоторые ошибки. У него было много времени на организацию, и можно было бы взять с собой больше оружия и лошадей. С другой стороны, у Добровольческой армии было недостаточно денег. У генерала Алексеева было с собой 6 миллионов рублей, но армии приходилось платить, и платить много, за продовольствие, которое она получала у местного населения.

Очень сложно нарисовать четкую картину морального настроя армии. Все описание исходит от участников действия, в их воспоминаниях преобладают героические образы, а не ворчанье и потеря веры, как часть сурового испытания. Хотя нет причин сомневаться, что боевой дух армии был в основном высок, за исключением, быть может, нескольких дней после эвакуации из Ростова. Офицеры безоговорочно верили своим предводителям и ненавидели своих врагов. Большинство из них предпочитали смерть плену Красной армии; было несколько случаев, когда раненые совершали самоубийство, и такие происшествия поднимали боевой дух армии. С другой стороны, неопределенность планов генералов, нежелание некоторых офицеров служить в качестве рядовых и постоянные политические споры, должно быть, пагубно влияли на моральный дух.

Генералы не обсуждали со своими подчиненными решение, принятое в станице Ольгинской, о походе на Кубань. Поэтому ужасные слухи ходили о конечном пункте назначения; некоторые думали, что направляются в Сибирь, другие предполагали, что поворачивают в Центральную Россию, некоторые верили, что конечным пунктом будет Кавказ.

В армии было слишком большое количество руководящих кадров, в конце кампании распределение рангов было таким: 3 генерала, 8 генерал-лейтенантов, 25 генерал-майоров, 199 полковников, 50 подполковников, 215 капитанов, 251 штабс-капитан, 394 лейтенанта, 535 корнетов, 688 прапорщиков, 364 унтер-офицера, 437 юнкеров, 235 капралов, 15 моряков, 148 человек медицинского персонала и 118 писарей. Многие полковники и капитаны служили в качестве рядовых, но некоторые отказывались. Например, Марков доверил командование артиллерийским дивизионом полковнику Борисову, но тот посчитал командование дивизионом ниже своего достоинства и отказался от назначения.

Даже в этой пылкой антибольшевистской армии были политические разногласия, потому что неизбежно некоторые были более консервативны, чем другие. Алексееву пришлось вызвать к себе Деникина на второй день остановки в станице Ольгинской, чтобы попросить его предотвратить драку между студентами и офицерами, так как офицеры назвали студентов социалистами. Также были ссоры между военными по поводу того, можно ли винить императорскую семью в том, что Россия потерпела поражение в Первой мировой войне.

Главное руководство армии провело совещания, чтобы определить, в каком направлении стоит продолжать свой путь. Некоторые предлагали идти в Сальские степи, обогнув реку Сал по левому берегу Дона, другие хотели вести армию в Екатеринодар, столицу Кубани. Генералы прекрасно понимали, что судьба всего Белого движения, возможно, зависит от этого решения, тем не менее, как это часто бывает на войне, решение необходимо было принять на основе неполной информации. Никто не знал, как обстоит дело с правительством Екатеринодара, смогут ли Сальские степи обеспечивать продуктами питания 5 тысяч человек в течение неопределенного времени.

Корнилов, что для него было вовсе нетипично, не имел никаких конкретных мыслей. Сначала он склонялся к идее идти в Сальские степи, но решил пересмотреть ее. Направиться в Екатеринодар хотели Алексеев с Деникиным. Кубань казалась им более надежным местом, так как они надеялись, что казаки присоединятся к Добровольческой армии, а потом Екатеринодар мог стать базой для организации более мощного антибольшевистского движения. Они утверждали, что Сальские степи не смогут принять многочисленную армию, и напоминали об опасности быть окруженными большевиками, так как те контролировали не только северный берег Дона, но и железную дорогу Царицын – Тихорецкая – Батайск. Безусловно, для людей, командующих большими армиями лишь короткое время, перед этим получивших горький опыт мировой войны, окружение казалось катастрофой.

Разумеется, предпочтения Алексеева объяснялись его дальновидностью и благоразумием. Мы знаем из его писем, что в то время он был настроен достаточно пессимистично. Он говорил со своими товарищами об организации большой армии в Екатеринодаре, но сам, возможно, думал о том, что ее придется распустить. Он хотел привести своих солдат на Кубань, чтобы им было легче, а если худшие опасения подтвердятся, то можно уйти на Кавказ.

Генерал П. Х. Попов, который приехал со своими казаками 26 февраля и привез пять орудий, сорок пулеметов, настаивал на том, что его казаки не должны покидать свой родной Дон. Когда на всеобщем собрании было решено принять предложение Алексеева и Деникина, Попов отбыл на реку Сал. Это была большая потеря для Добровольческой армии, отряд Попова преимущественно состоял из всадников, в которых армия очень сильно нуждалась. 27 февраля армия и ее гражданская часть, 5 тысяч человек в общем, вышла из станицы Ольгинской. Они проходили от 25 до 35 километров в день. Дороги были грязные, идти было очень тяжело, но все, за исключением больных, продолжали путь. Очень часто армии не удавалось достать еду даже за деньги.

Маршрут армии пролегал через Ставропольскую губернию, большую часть которой контролировали Советы большевиков. Первое сражение произошло 6 марта в Лежанке, на границе Ставропольской губернии и Кубани. Местный большевистский отряд, поддержанный солдатами 39-й дивизии, столкнулся с Добровольческой армией. Марков со своим полком неожиданно пересек маленькую речку Егорлык, и этот бросок так шокировал врага, что ему пришлось отступить. Тем не менее, у Маркова не было кавалерии, и он не мог сразиться с большевиками. Большинство населения станицы должно было сочувствовать красногвардейцам, так как половине людей пришлось спасаться бегством от победной армии. В ходе сражения белым удалось взять в плен дюжину офицеров 39-й дивизии. Корнилов судил их военным судом, но суд отпустил их с условием того, что они пополнят ряды Добровольческой армии. Первая победа подняла боевой дух армии, и скорость передвижения значительно возросла.