Вскоре молодой человек вальяжно подчалил к нашей компании. Вид у него был по-прежнему надменен и самолюбив, но я-то знал, что буквально через несколько секунд эта самодовольная улыбка надолго покинет его ухоженное лицо.

– Сколько вы заплатили за эту коллекцию? – начал я сдержанным тоном, и ни один мускул не дрогнул на моем лице. К моменту появления модного пижона мне удалось полностью овладеть собой.

– Около десяти миллиардов евро! – кичливо произнес франт. Упоминание стоимости коллекции, заставило его просиять. Казалось, что одна эта цифра должна была повергнуть окружающих ниц перед его находкой. Но меня цифрами удивить было сложно. Я мог бы похвастаться, что видывал суммы и по более, но, не намереваясь растрачивать время впустую, поэтому, смерив фигляра насмешливым взглядом, произнес едкое:

– Вы выкинули деньги на ветер!

Франт самодовольно улыбнулся, собрался возразить что-то колкое, но я, предвосхищая его насмешку, опередил фигляра с ответом:

– Все эти картины – подделка!

***

Последние десять минут Жанна, помощник директора музея пыталась меня урезонить. Эта женщина – именитый и известный во всем мире искусствовед являлась главным экспертом в вопросе установлении атрибуции музейных экспонатов и поэтому естественным образом приняла все мои нападки близко к сердцу. «С какой это стати этот выскочка поучает знаменитых искусствоведов Франции!» – наверняка размышляла она, отправляя в мой адрес свои аргументы. – Проще всего было бы незамедлительно выставить нахала!». Впрочем, стоит отдать ей должное, элементарные правила приличия и профессиональная этика не позволили ей сделать это без должного объяснения.

Мое озарение вряд ли кому-то пришлось здесь по вкусу. Собравшиеся в комнате великие искусствоведы Франции ранее уже сделали свой выбор, признав найденные картины подлинниками, и сейчас были вынуждены отчаянно защищать свои позиции. Светочи французского искусства, которые с такой легкостью определяли атрибуцию иных музейных работ, были, впрочем, не в состоянии определить сейчас, стоит ли перед ними безумец или человек достойный внимания. Их вводила в замешательство моя самоуверенность и то обстоятельство, что перед ними оказался не абы кто, а глава отдела научной резурекции – в узких кругах личность весьма известная и уважаемая. Кроме того, мне казалось, что каждый из них и сам подспудно ощущал нереальность происходящего: в нормальном мире такого просто не происходит – чтобы вот так вот фактически из неоткуда вдруг появилась коллекция подобной ценности и масштаба. Возможно именно это ощущение эфемерности происходящего сыграло свою роль в начале нашего знакомства – меня не прогнали сразу, а затем, используя общее замешательство, я довольно быстро овладел вниманием аудитории.

Собрание жаждало доказательств, но мне было незачем погружаться в детали, я был абсолютно уверен в своей правоте и страшно гордился своей прозорливостью. В отличие от всех этих людей, мне, простому обывателю, хватило всего нескольких минут, чтоб отделить зерна от плевел. В сложившейся ситуации меня могла беспокоить только одна нерешенная загадка: стоят ли сейчас передо мной мошенники, провернувшие грандиозную аферу, или жертвы, которых искусно обвели вокруг пальца.

– Мы проверяли их рентгенофлуоресцентным анализатором, химический анализ полностью соответствует данному периоду! – тем временем возбужденно говорила Жанна. – Кроме того, в краске нет никаких состаривающих элементов!

– Это подделка! – я стоял на своем.

– Вы знаете, что инфракрасный спектрометр пробивает краску до эскиза? – Жанна не собиралась сдаваться без боя. – На этом уровне всегда можно определить, как работает мастер: набрасывает, стирает и снова рисует, меняет ракурсы и линии горизонта. Так вот, по рисункам там точно рука Леонарда!

– Есть ли в ваших архивах хоть какие-то данные по этим картинах: упоминания о том, что они выставлялись где-то еще или когда-либо содержались в чьих-то коллекциях? – я сходу нанес удар по самому слабому месту ее защиты.

– Поймите, мы обнаружили древний тайник, – лицо Жанны слегка помрачнело. – Все эти картины из него. Они пролежали там пять столетий, поэтому сведений о них за этот период попросту не существует.

– А до этого? Где они были до этого?

– Согласно нашим сведениям, до этого они хранились в частной коллекции дома Борджиа. Но, стоит заметить, совсем недолго! – Жанна все больше распалялась. – Когда сын Папы Римского Александра VI Чезаре был вынужден бежать из Италии, у него не осталось иного выбора как спрятать свою коллекцию до поры до времени в надёжном месте. Прошли годы, Чезаре не суждено было вернуться на родину – он умер на чужбине, а с его кончиной тайна местонахождения клада отправилась с ним в могилу.