Алекси Лайхо. Гитара, хаос и контроль в жизни лидера Children of Bodom

Глава вторая

в которой будущий гитарный герой обучается игре на фортепиано и скрипке. А также осваивает теорию музыки, владение которой до сих пор считается признаком настоящего музыканта. Мы узнаем про группу его папы, а также про мамины достижения в области классической музыки.

«Реквием» Вольфганга Амадея Моцарта и альбом Стива Вая Passion & Warfare производят потрясающее впечатление на ребенка. Алекси получает свою первую электрогитару Tokai Stratocaster и встречается с Яской Раатикайненом, который переезжает из Лаппеэнранты в Эспоо и становится для него самым близким другом, а также будущим барабанщиком Children of Bodom.

Мой папа играл на клавишных, в основном на электрооргане Hammond. У него в Соданкюля была своя группа, которая называлась The Beggars, и он, еще будучи подростком, играл в ней пару лет вплоть до своего совершеннолетия. В их репертуаре были песни The Rolling Stones и The Beatles и другие хиты того времени. Они слушали и разучивали новые песни благодаря радиопередаче «Поп-музыка вчера и сегодня». И схватывать новую информацию им приходилось с лету, так как ни у кого тогда не было записывающего оборудования. Вся группа раз в неделю собиралась у кого-нибудь дома перед радиоприемником и внимала горячим новинкам. Тогда это происходило немного иначе, чем в наше время.

The Beggars выступали на всевозможных школьных вечеринках, и однажды, победив на местном музыкальном конкурсе в Лапландии, они выиграли поездку с концертом в СССР. Было начало 1960-х годов, так что это оказалось шокирующим опытом. Парни из группы привезли свои усилители и другую аппаратуру, но электричество для выступления подавалось через какую-то странную, совершенно нелегальную и к тому же еще и опасную для жизни систему, состоявшую из кабелей и обломков досок. Вот таким был Советский Союз в 1964 году. Группа осталась под большим впечатлением.

В ту поездку папе было 16 лет, и, по его словам, он тогда впервые напился. Я в это не верю, но это неважно. Как бы там ни было, русские напоили весь коллектив до ужасного состояния. Папа рассказывал, что когда они возвращались на поезде в Рованиеми, то безостановочно бегали по очереди в туалет блевать. Звучит знакомо!

В молодости отец решил покинуть Лапландию и уехал учиться в университет Турку, но время от времени возвращался, чтобы поиграть со своими старыми друзьями. В то время, особенно в малонаселенных районах, была распространена следующая практика: приезжие хумппа-звезды (хумппа – жанр финской танцевальной музыки, – прим. пер.) выступали солистами в местных коллективах. Это было либо единичное выступление где-нибудь на танцах, либо мини-тур по провинции. Таким образом мой папа даже аккомпанировал самому Олави Вирта.

Мама же с детства играла на пианино и флейте, а также пела в хоре. Она некоторое время была участницей симфонического оркестра, но однажды кто-то из секции медных духовых инструментов под неудачным углом «выстрелил» звуком прямо ей в правое ухо. Этот удар серьезно повредил ей слух, и на какое-то время мама потеряла чувство равновесия. Совсем не безобидная травма. Но она продолжила играть на пианино и по сей день поет в хоре. Примерно до тех пор, пока мне не исполнилось три года, мама была домохозяйкой, а потом устроилась секретаршей в Hewlett Packard.

Сестра начала учиться играть на пианино в пять лет, и у нее чертовски хорошо получалось. Но в подростковом возрасте этот инструмент уже перестал казаться ей настолько крутым, и она забросила занятия. Однако недавно Анна купила себе цифровое пианино и по старой памяти играет на нем невероятно круто.

* * *

Когда мне исполнилось пять лет, я тоже отправился к учительнице музыки. Пожилая, хриплоголосая дама по имени Ама жила неподалеку от нас. Она курила сигареты Dunhill одну за другой, что в то время считалось нормальным явлением. Пепельница всегда стояла на крышке ее рояля, и невыносимый густой сигаретный дым наполнял всю комнату.

В какой-то момент Ама сообщила моим родителям следующее: «Ваш сын – очень музыкальный ребенок, но я думаю, что пианино – это немного не тот инструмент, который ему нужен».

Не знаю, кто и по какой причине тогда остановил свой выбор на скрипке, но в семь лет инструмент, на котором я учился играть, поменяли. И это было прекрасно, потому что музыкой в целом я действительно увлекался, но вот игра на пианино не приносила мне никакого удовольствия.

Я бы, естественно, с большим наслаждением перешел тогда на гитару, потому что после того, как я однажды услышал Марка Нопфлера, мое внимание было приковано именно к гитаристам. Но скрипка, безусловно, была шагом в правильном направлении. Почему-то она казалась мне куда более динамичным инструментом, чем пианино, и я играл на ней до двенадцати лет. Я сейчас, конечно, сам о себе это скажу, но получалось у меня довольно хорошо. Особенно учитывая возраст. Я был очень старательным учеником и закончил три практических класса, а параллельно с ними три класса по классической теории.

Потом я уже перестал слушать классическую музыку, но произведения Моцарта, в принципе, все еще поражают меня. Его «Реквием» совершенно уникален. Поистине гениальное и мрачное произведение. А вот современная камерная музыка мне не очень нравится. Атональность хороша лишь для разового эффекта, но все эти йонаскокконены (Йонас Кокконен – финский композитор, – прим. пер.) никогда по-настоящему не впечатляли меня.

Мы с сестрой почти никогда не исполняли музыку вдвоем. Дома было достаточно много места, чтобы я мог заниматься внизу, а Анна – играть на рояле в гостиной. Практические занятия на скрипке, а особенно изучение теории, невероятно пригодились мне в будущем. Я благодарен за то, что я стал заниматься всем этим в очень юном возрасте. Но многое из того, что было связано с музыкальным исполнением, в процессе занятий казалось мне ужасным принуждением. То же самое происходило позже в музыкальной школе Огели, однако я тогда так хорошо выучил все основы, что потом многое удавалось мне с легкостью.

Разумеется, вам не нужна теория для того, чтобы исполнять рок, но, с другой стороны, эта информация чертовски упростит вам работу. Я также твердо убежден в том, что вы должны знать что-то из теории, если в будущем хотите стать серьезным музыкантом. И никто не заставит меня поверить в то, что теоретические знания могут стать помехой для какого-нибудь исполнителя. Да, люди постоянно болтают о том, что парни из The Beatles даже ноты читать не умели – это сплошное бла-бла-бла, ведь никто из нас не Джон Леннон и не Пол Маккартни. Каким-то образом они умели создавать все эти крутые гармонии и по-особенному сочетать аккорды. Продюсеры, конечно, тоже сыграли свою роль в этой истории, но тем не менее. Немногие на такое способны.

Ни один вид спорта меня по-настоящему не привлекал, кроме, пожалуй, горных лыж и скейтбординга. Футбол не нравился мне даже в школе, он казался мне каким-то детским видом спорта. Очевидно, что я говорю сейчас не о профессиональном уровне. Иногда я с друзьями играл в хоккей. Но с мячом и без спортивной защиты, на открытом замерзшем поле в ближайшем парке. Это было круто.

Но в старших классах хоккей я тоже забросил. Когда подростковый возраст хорошенько ударил мне в голову, я совсем забил на уроки физкультуры. Какое-то время наш учитель просто наблюдал за тем, как я появляюсь у борта хоккейной площадки в ботинках и в кожаной куртке, но это не могло продолжаться бесконечно. И однажды он просто объявил, что Лайхо может пойти на школьный склад поперетаскивать стулья, пока все остальные играют в хоккей.

Было весело играть в баскетбол в спортзале, да и в гандбол тоже. А вот волейбол меня не зацепил. Может, потому, что там приходилось все время стоять на месте. Отец играл в теннис, и в детстве я часто тренировался с ним вместе. Я даже посетил пару базовых занятий. А еще мне удавалась и удается до сих пор игра в бадминтон, несмотря на то, что это невероятно тяжело. Пот лил с меня градом, когда я недавно, после долгого перерыва, снова попробовал поиграть. К концу бадминтонного матча ощущения у меня были как после долгой усердной работы.

Я до сих пор поддерживаю хорошие отношения с одним парнем, который в старших классах был моим лучшим другом. Энди перешел в нашу школу в девятый класс, а я тогда учился в восьмом. На спине его куртки-бомбера была нашивка Guns N’ Roses, и я сразу понял, что Энди – крутой чувак. Он был самым настоящим финном, но такое уж ему дали имя. Его семья много лет прожила в Гонконге. Мы с ним тогда сразу стали хорошими друзьями.

Если не считать ребят из группы, то Энди – единственный парень из той школьной эпохи, с кем я до сих пор остаюсь на связи. Если честно, я не чувствую необходимости искать своих старых школьных друзей где-нибудь на Фейсбуке. Я думаю так: если бы какой-нибудь чувак был мне особенно важен или, наоборот, я бы кому-то понадобился, связь сохранилась бы сама собой.

* * *

Теперь, когда мое лицо можно увидеть то тут, то там, в барах рядом со мной начали возникать персонажи из прошлого. Однажды ко мне подошел поздороваться бывший сосед из Манккаа. Это был забавный флешбэк. Внезапно передо мной оказался взрослый мужик, с которым мы вместе когда-то играли в песочнице. Крайне странное ощущение – видеть такого здоровяка и притом прекрасно помнить, как он выглядел, когда ему было десять лет.

Это избитая фраза, но моя жизнь переменилась, будто от удара молнии, однажды днем 1990 года. Папа, как обычно, приехал забирать меня из школы, но он не повез меня сразу домой, а направился к музыкальному магазину. Там-то мы и купили гитару Tokai Stratocaster и 50-ваттный комбоусилитель Marshall. Я так долго выпрашивал свою собственную гитару, и вот наконец-то она оказалась у меня в руках.

Родители ничего от меня не требовали, но были очень рады тому, что я сразу воспринял занятия на гитаре как что-то само собой разумеющееся. В глубине души они наверняка лелеяли надежду на то, что я поступлю в школу Огели. Я тогда учился в музыкальном классе, так что их ожидания были вполне естественны.

Я сразу, без промедления хотел научиться всему возможному, что было связано с игрой на гитаре. Особенно меня интересовала вселенная аккордов. Но я понимал, что в одиночку этот океан переплыть невозможно.

Именно благодаря моей увлеченности обучение потеряло привкус принуждения, знакомый мне по прошлым урокам. Эти ощущения вернулись чуть позже, когда мне пришлось разучивать джазовые песни, которые в то время казались абсолютно бесполезными, но это уже другая история.

Особенно сладким было понимание того, что гитара не была подарком на мой день рождения или на Рождество, а мы просто купили ее в самый обычный день. Наверное, это случилось тогда, когда папа понял, что по горло сыт моим нытьем.

Сначала я занимался вместе с ним дома. Папа играл на органе Hammond, а я –  на своей гитаре Tokai. Это было классно. Я еще год продолжал играть на скрипке, но, что вполне логично, вскоре мне пришлось оставить это увлечение в прошлом, потому что гитара стала занимать все мое время.

Я поступил в консерваторию Oulunkylän Pop & Jazz с первой же попытки, но для этого я чертовски серьезно подготовился к вступительному экзамену. К нему я очень тщательно выучил две композиции Джо Сатриани. К тому моменту я уже год играл на гитаре.

Однако на экзамене требовалось знать гораздо больше. Уже позднее я часто размышлял о том, что поступить в эту консерваторию было не так-то уж просто: нужно было и петь, и играть одновременно, а также выполнять различные упражнения по ритму и сольфеджио. Очень сложный экзамен. Так что это, конечно, не было решением вроде «давайте запихнем ребенка в музыкальную школу, пусть развлечется». И особенно сильно я волновался еще и потому, что был там самым младшим. А ведь когда тебе двенадцать лет, те парни, которые на три-четыре года старше, кажутся уже очень взрослыми! И у меня хватило мужества им всем, и самому себе, и преподавателям, и своим родителям показать, что у меня всё получится. Я как минимум хотел быть на том же уровне, что и все остальные.

* * *

К тому моменту родители, вероятно, уже поняли, что школа меня совершенно не интересует. Я часто попадал в неприятности, а как следствие – и на воспитательные беседы. Конечно, папа и мама были не в восторге от перспективы постоянной беготни со мной к кураторам, школьным психологам и ко всем прочим. И так как для родителей было совершенно очевидно, что эта борьба все равно не заставит меня учиться дальше, то они решили, что лучше поддержат меня в увлечении музыкой. У меня к этому была настоящая страсть. Они всё поняли и смирились с этим, как только увидели меня вместе с моим Tokai.

Ситуация улеглась, но мне поставили условие, что я пойду на работу сразу после того, как получу обязательное среднее образование. Мама даже писала в школьном журнале отсутствия какие-то сказки, когда я оставался дома, чтобы попрактиковаться в игре на гитаре. Но сначала она убеждалась в том, что я на самом деле остаюсь дома, у инструмента.

Действительно значимый поворот в моей жизни произошел, когда я услышал альбом Стива Вая Passion & Warfare (1990). Он произвел на меня неизгладимое впечатление и окончательно укрепил мое убеждение в том, что любых высот можно достичь, только неустанно практикуясь и накапливая новые знания. Такие мелодии, а особенно гармонии, никогда не возникнут на основе пьяного ора. Энергия, злость и сила панк-рока были и остаются хорошим фундаментом для сценического поведения, но в отношении музыки лишь знания и умения могут повести артиста вперед.

Относительно Вая отмечу одну крайне интересную деталь: когда вживую сталкиваешься со своими кумирами, то по какой-то причине обычно остаешься разочарованным. Но моя встреча со Стивом годами позже была действительно прекрасной. Он оказался спокойным и скромным парнем.

Еще один удар молнии пронзил мою жизнь в шестом классе, когда семья Раатикайнен переехала в наш город из Лаппеэнранты. И вместе с ними Яска. Яска – мой самый старый друг, с которым я до сих пор постоянно контактирую. И на то есть веские причины.

Когда они только приехали в Эспоо, Яска все еще играл на валторне, но однажды в музыкальном классе он просто замер на месте как вкопанный. Я тогда сидел за старенькой барабанной установкой, в самом углу зала, и оттачивал бит и тот единственный брейк, который на тот момент знал.

Эти умения я чуть раньше уже демонстрировал на ТВ. Мой одноклассник, парень по имени Юхана Каллио, однажды получил от своего учителя по фортепьяно ноты с музыкальной темой из телесериала «Секретный агент МакГайвер», а меня пригласили аккомпанировать ему на барабанной установке. Думаю, что никто, кроме меня, не понимал, как подыгрывать другому музыканту. Помимо этого мы также исполняли небольшой отрывок для детского телешоу «Pikku Kakkonen», и для радиопрограммы «Puoli kuuten», а потом еще для какой-то аналогичной детской передачи. Эти композиции мы также играли, когда со всем классом отправились во Францию. Это был какой-то обмен городов-побратимов, в котором поучаствовал и наш класс. Для этого мне пришлось научиться петь с хором композицию „Over the Rainbow“.

Яску настолько вдохновило мое скромное школьное выступление на ударных, что с тех пор он начал часто проводить перемены в музыкальном классе. Как только он открыл для себя игру на барабанной установке, то с валторной у него произошло то же, что и у меня со скрипкой. И вдруг оказалось, что за барабанами Яска чувствует себя так же круто, как и я с гитарой. Дэт-метал объединил скрипача и валторниста! Но я думаю, что он «заразился» всем этим еще в Лаппеэнранте, потому что там в то время была довольно активная метал-сцена.

Так или иначе, мы с ним сразу же крепко сдружились. И с тех пор были чертовски неразлучны. В период с шестого по седьмой класс мы очень сильно выросли как музыканты. Менее чем через год после нашей первой совместной репетиции уже началось создание собственных, новых песен. Поначалу мы играли каверы на Metallica и Guns N’ Roses, но довольно скоро я уже стал делиться своими риффами.

Условия стали получше, когда мы начали бронировать время на репетиционной точке, находившейся в подвале школы в Тапиола. Там были неплохие музыкальные инструменты, усилители, барабаны, достойная акустическая система и так далее. Некоторые из школьных приятелей иногда могли затусить с нами, но чаще всего мы находились там вдвоем с Яской. А вот басист, которого звали Самули Миеттинен, задержался с нами подольше. В младшей школе он учился со мной в одном классе и часть года проводил в США, у своего отца.

Самули, я и Яска – вот таким составом мы впервые отправились в студию. В ту самую студию в Мунккиниеми, где в то время записывали свои демо различные столичные группы.

Вокруг микшерского пульта и магнитофона суетился тогда Юкка Пуурула, который чуть позже будет играть в группе Don Huonot, и я думаю, что именно он повлиял на ход дальнейших событий. В итоге появилась кассета с нашим альбомом под названием Implosion of Heaven, а группа обрела имя.

Мы назвали себя IneartheD. Никакого глубокого смысла в этом имени не было, мы просто нашли эффектное слово. Нас в основном привлекали такие названия групп, как Entombed («Погребенный») и Possessed («Одержимый»). Мы с Яской просматривали различные словари, и на страницах одного большого тезауруса нашли выражение, означающее «заживо погребенный». То, что нужно!

На первых порах музыкальные партии у нас в коллективе распределялись по принципу «кто во что горазд», но в конце седьмого класса к нашей группе в качестве второго гитариста ненадолго примкнул Яни Пирисмаа, и это вскоре всё изменило. Лично меня кроме гитары интересовали еще и барабаны, и это потому, что Peer Günt была одной из немногих отечественных групп, которые, по-моему, чего-то да стоили, и во многом благодаря потрясающему барабанщику Твист-Твист Эркинхарью.

Важнейшим элементом для дэт-метала является двойная бас-бочка, и сначала Яска сам собрал себе двойной сет с помощью старого напольного тома. Звучало это сооружение довольно мощно, хотя Яске, конечно, было нелегко. Но он всё равно продолжал заниматься с дьявольским упорством. Так что к тому времени, когда он накопил нужную сумму для покупки кардана, он уже стал действительно хорошим, точным и быстрым барабанщиком. Было здорово и вдохновляюще наблюдать со стороны за его развитием.

Я же из тех карманных денег, которые выдавались мне на неделю, накопил столько, что купил две педали дисторшн. Первой была классическая оранжевая Boss DS-1, а второй – убогая черная пластиковая педаль Ibanez Powerlead. Сейчас, оглядываясь назад, можно сказать, что всё это – жуткое барахло, но в те времена для нас это были дорогие покупки. На школьной репетиционной точке тогда находился усилитель Fender, так что дома у меня был мой Marshall, а на базе я пользовался тем школьным. Или подключался прямо к колонкам. Иногда я использовал и басовый усилок. В целом, это, конечно, была просто роскошь, что мне не приходилось таскать свой усилитель из дома на репетиционную базу и обратно.

Почему-то в то время в большинстве школ, в домах молодежи и в других подобных учреждениях по углам всегда стояли комбо-усилители Fender Twin Reverb. Наверняка кто-то из государственного комитета официально одобрил эту модель на роль подходящего для молодежи оборудования. Поначалу казалось, что из Twin невозможно получить что-то кроме совершенно проволочного звука, напоминающего стиль Эсы Пуллиайнена, но потом я познакомился с этим устройством получше. И, когда я полностью выкрутил на ноль эффект эхо и врубил дисторшн, всё заработало именно так, как нужно.

Было несколько мест, где я встречал комбо-усилители Peavey, в которые был встроен вполне приличный эффект дисторшн. Уже потом мы приобрели басовый усилитель той же фирмы и пользуемся им до сих пор. Мы прозвали его Монстром, потому что при определенных настройках он выдает какой-то чертовски мистический дисторшн. Монстр хорошо работает вместе с педалью Powerlead. В результате можно получить вкусное дэт-металлическое звучание в стиле группы Entombed. Мрачное и рыхлое, но всё же резкое.

Примерно в то же время мы начали давать концерты. Помню, наша группа выступила во дворе перед местным рынком на каком-то крупном мероприятии в районе Тапиола, но самый первый концерт, по-моему, состоялся зимой 1993 года. В местном Доме молодежи тогда собралось примерно сто человек – на тот момент это было хорошим достижением. Годом ранее в том же самом месте я был на концерте группы Apulanta, они тогда еще играли бодрый панк-рок. Перед глазами тут же возникает картина: сигареты, выпивка и –  девушки. Полный набор. Я думаю, что почти везде это считалось нормой.

К тому моменту я уже расстался с девственностью. Это случилось, когда мне было 13 лет, вскоре после моего перехода в старшую школу в Тапиола. Моя первая так называемая подружка была очень популярной девушкой. Она училась на класс выше и почему-то запала на меня. Или я на нее, это не совсем ясно. Прибыв в новую школу, я, конечно, сразу же охотно продемонстрировал все свои музыкальные навыки, и, возможно, это как-то повлияло на ее выбор.

В любом случае, эта сделка была хороша по нескольким причинам. Восьмиклассница, идущая под руку со мной, была гарантией того, что никто не будет надо мной издеваться и что мне не придется общаться ни с одной из семиклассниц. Казалось, что все они еще только искали себя, и разница между ними и восьмиклассницами была просто сумасшедшей. А моя девушка уже чем только не увлекалась, и нам было очень классно вдвоем. Следующим летом я много времени провел вместе с ней и ее семьей – отчимом и мамой.

В нашей группе можно было выпить пива во время репетиций, но также у нас работало строгое правило, согласно которому употребление крепкого алкоголя и исполнение музыки не должны были пересекаться. Многие группы пили и на репетициях, и на концертах, но не мы. Мы, понятное дело, тогда были еще несовершеннолетними и по закону не имели права притрагиваться к алкоголю. Но, несмотря на это, мы наловчились добывать его в обход закона и потом уже могли достать выпивку где угодно.

К тому времени дома меня особенно не контролировали, потому что, к радости родителей, моя сестра поступила в колледж. Но она в том возрасте тоже была не подарок, и, насколько я помню, не прошло и года, как Анна начала хипповать. Потом она вернулась, завершила свое обучение на вечернем отделении колледжа, получила полное образование и профессию. Так что только я остался этаким бездельником. В любом случае, у Анны всегда оценки были выше, чем у меня. И она лучше, чем я, концентрируется и воспринимает новую информацию. Это основные качества моего отца, но мне они, по-видимому, не передались. Если меня что-то не особо интересует, то оно просто проходит мимо меня.

Мой аттестат об окончании девятого класса представляет собой печальное зрелище. Математику я завалил, но учителя от меня уже, видимо, настолько устали, что решили смотреть на это сквозь пальцы. У меня никогда не было проблем с повседневной математикой, но что-то более абстрактное меня не интересовало. Все остальные пятерки и шестерки (в Финляндии действует десятибалльная система оценивания, – прим. пер.) в моем аттестате я получил вполне честно. По музыке была десятка, а по английскому – девятка. В младших классах дела шли лучше – там я учился в основном на семерки. Но потом, в средней школе, я привлек к себе нежелательное внимание некоторых типов и учителей. Так что, к сожалению, приятных воспоминаний у меня почти не осталось, кроме как о паре преподавателей музыки.

Английский язык я учил в основном по текстам песен, компьютерным играм, фильмам и музыкальным журналам. Возможно, на каком-то подсознательном уровне я уже понимал: если хочешь как-то реализовать свое творчество за пределами Финляндии, то английский знать просто необходимо. Ну и поскольку эта тема была мне действительно интересна, обучение шло как по маслу.

Некоторые тексты песен мы с Анной изучали со словарем, потому что хотели знать, о чем в них поется.

Английский язык ассоциировался с таким количеством крутых вещей! Например, с рок-звездами и со звездами кино, так что его просто обязательно нужно было выучить. Как ни странно, со шведским у меня такого не произошло.

И, конечно, это только мое личное мнение, но я все же считаю, что для рок-музыки, и в особенности для металла, никакой другой язык, кроме английского, не подходит. Eppu Normaali – это совсем другое дело, но вот в направлении от хард-рока к более тяжелым стилям это однозначно так. Конец гребаной истории.

К счастью, здесь, в Финляндии, когда-то было решено, что все фильмы будут выпускаться с субтитрами, а не с дубляжом. Многое могло бы быть иначе, если бы на киноэкране или по телевизору Джейк и Элвуд Блюз (фильм «Братья Блюз», – прим. пер.) говорили бы по-фински –  да еще и с плохой синхронизацией. Или, например, Чувак в исполнении Джеффа Бриджеса в фильме «Большой Лебовски» (1998), который потом стал для группы чертовски важной частью гастрольных тусовок в тур-автобусе.

В общем, со школой всё сложилось так, как сложилось. Меня в то время даже география не интересовала – не то что сейчас. История тогда еще тоже не вдохновляла, хотя теперь во время гастролей нам без проблем доступны все места важнейших исторических событий. Но раньше это казалось мне скучным и далеким. Зато в моей группе и в других коллективах, с которыми мы гастролируем, есть люди, лучше меня разбирающиеся во всех этих картографических вещах, и я иногда тоже хожу посмотреть что-нибудь вместе с ними.

Даже рисование после окончания младшей школы меня не увлекало. У мамы чертовски хорошо получалось, а у папы – нет. И я тоже был плох в этом, но рисовать всё равно любил.

В младших классах я в школьных тетрадках всегда изображал что-то свое: нечто среднее между комиксами и компьютерными играми. Там были задания, решив которые можно было продвинуться дальше по сюжету. Я сам придумывал персонажей, а сценарий развивался как в древних платформерах.

* * *

К нам домой доставляли комиксы про Дональда Дака, а также я следил за приключениями Бэтмена и читал некоторые журналы по вселенной Marvel. Думаю, я был где-то в младших классах, когда по телевизору стали показывать тот древний сериал про Бэтмена с Адамом Уэстом в главной роли. Папа рассказывал, что он видел несколько серий, когда их впервые крутили по телевидению в Финляндии.

Я помню старые кинокартины про Человека-паука, которые у нас были на видео. Возможно, это еще была эпоха кассет Betamax. Фильмы тогда совершенно затмили собой чтение книг.

Конечно, когда я был совсем маленьким, кино мне разрешалось смотреть только с родителями. Однажды я увидел, что у нас есть VHS-кассета с последним фильмом про Джеймса Бонда с Роджером Муром, но я был на год младше нужного возраста и не мог его посмотреть. Конечно, я тогда сильно расстроился. Обложка была невероятно красивая, с прекрасной фотографией моста Золотые Ворота. Так что после просмотра фильма «Вид на убийство» (1985) я уже был достаточно взрослым, чтобы в первый раз и, так сказать, в нужное время увидеть Агента 007 в исполнении Тимоти Далтона. Долгое время это был мой самый любимый фильм.

С Фредди Крюгером я познакомился вскоре после кинокартин с Джеймсом Бондом. У соседей была пара кассет с «Кошмаром на улице Вязов», которые я иногда смотрел с одним моим другом. Конечно же, мы делали это тайком, потому что не были достаточно взрослыми для таких фильмов. Чертовски жесткое кино. Третью часть всегда приходилось досматривать до самого конца, потому что в финальных титрах играла песня „Dream Warriors“ группы Dokken. Это было потрясающе.

Вторая часть оригинальной трилогии «Звездные Войны» была у нас на видеокассете, и мы ее много раз пересматривали. И не имело значения, что первую я так и не видел. Всю серию фильмов «Фольксваген-жук» я смотрел множество раз, и «Индиана Джонс» тоже был чертовски хорош. «Братьев Блюз» (1980) я впервые посмотрел еще в младших классах. Этот фильм навсегда останется для меня в тройке самых лучших, он очень сильно повлиял как на мой музыкальный вкус, так и на интерес к автомобилям.

Некоторые из фильмов, снятых по мотивам произведений Стивена Кинга, произвели на меня такое же сильное впечатление, как и «Кошмар на улице Вязов». Мы с Анной, наверное, раз сто посмотрели оригинальную версию «Оно» (1990). Она как минимум на полчаса длиннее, но все сцены с клоуном невероятно впечатляли. И впечатляют до сих пор.

А по телику крутили «Рыцарь Дорог» и «Секретный агент МакГайвер». Сериал «Полиция Майами: Отдел нравов» был моим абсолютным фаворитом. Яска иногда мог с энтузиазмом рассказывать о сериале «Звездный крейсер „Галактика“», но меня все эти космические истории никогда не впечатляли. Я хорошо помню, что VHS-проигрыватели тогда уже были во многих домах, но таймеры записи в них появились уже позже. Поэтому, когда «Рыцаря Дорог» начинали показывать по телевизору, то все мальчишки мчались с ледяной горки домой. А может быть, и некоторые девчонки тоже.