VI
Умилителен и торжествен был вынос тела усопшего Цесаревича из виллы Бермон в Русскую церковь. Но еще трогательнее, еще торжественнее было, 16-го (28-го) апреля, шествие за печальною колесницею из церкви через весь город и потом вдоль моря до Виллафранки. Русское духовенство, в полном и богато-блестящем, по случаю пасхального празднества, облачении, стройное, величавое, умилительное пение наших пригробных молитв, Царь и все Семейство Его, следовавшие верхом, многие Русские, приехавшие из разных концов Европы на сей печальный обряд, представители разных иностранных дворов, все народонаселение Ниццы, частью следовавшее за печальным шествием, частью сомкнувшееся в живые стены по улицам и площадям, частью облепившее крыши домов, деревья, скалы, мимо которых тянулся загробный ход – все это представляло невыразимо печальную, но вместе с тем невыразимо живописную и величественную картину. Придайте к ней богатства природы и местоположение, которое служило прекрасною рамою сей мрачной картине: с одной стороны зеркальное море, которое ясностью и тишиною своею как будто сознательно готовилось принять на свое лоно драгоценный залог, вверяемый ему любовью Родителей и любовью России; с другой стороны – величавые скалы, чудная растительность, померанцовые рощи и сады, разливающие по чистому воздуху свои благоухания. При всем этом невольно возбуждалось в уме печальное недоумение: как может быть такое благолепие, такая благодать в природе и такая скорбь на земле? Ум безмолвствовал и преклонялся пред этим вопросом. Сердце, печалью разбитое, говорило: блаженни верующии. В продолжение медленного и долгого шествия солнце более скрывалось за легкими облаками; жар был умеренный. Но по приближении шествия к цели предназначенной, солнце вечерними и прощальными лучами вдруг озарило небосклон, море и корабли, стоявшие в пристани. Гроб приподнят был с катера, приставшего в фрегату «Александр Невский», несколько минут как будто носился по воздуху в цветочной корзине своей, опустился и сокрылся из глаз.